Записки

Вовка, домой!

Самое мое первое осознанное детское желание было связано – с книгой. В раннем детстве я хотел написать повесть о своих переживаниях и о страданиях, и хотелось, чтобы об этом узнали люди во всем мире. Такими сильными и тяжелыми казались мне мои мысли о своей детской жизни, что требовали выхода наружу.

Все потому, что я рос, как тогда говорили – безотцовщиной. У меня не была отца примерно до 5 лет, а потом появился отчим – дядя Женя.

Слева направо: Яковенко Евгений, Яковенко Владимир, Бубнова Лидия

Это был молодой, черноволосый парень с Украины, который приехал в город Балаково после службы в армии и здесь на комсомольской стройке познакомился с моей матерью. Мы в то время жили вдвоем с моей мамой в комнате в коммунальной квартире в Балаково на ул. Механизаторов. Комнату ей выделили на стройке, как матери-одиночке. Это был двухэтажный деревянный дом на три подъезда с централизованной холодной водой, водяным отоплением и с канализацией. У нас была 8-метровая комната и общая с соседями кухня. Соседями были еще две семьи, которые занимали другие две комнаты в квартире Помнится, как по вечерам мама читала мне детские книги, и сидя за шитьем, тихо пела песню композитора Г. Пономаренко:

«Все подружки по парам в тишине разбрелися,

Только я в этот вечер засиделась одна».

Дом по ул. Механизаторов, 4 (фото 2016 г)

Нам было хорошо с ней вдвоем, так казалось мне. Мы вместе с мамой ходили в кино, в гости к родственникам. И вдруг в нашей жизни появился новый человек – дядя Женя. Так я стал называть его тогда, хотя «дяде Жене» в то время было не больше 22 лет.

Вова Яковенко с мамой – Бубновой Лидией

Он был коренастого телосложения, с густой и темной шевелюрой волос, ходил в светлом модном плаще. Он недавно отслужил срочную службу в армии, в Германии и приехал в Балаково на комсомольскую стройку по демобилизации.

Яковенко Евгений (справа) с сослуживцем в годы службы в армии

Первое время, когда он стал приходить к нам в гости, он старался со мной обходиться внимательно. Переделал мой трехколесный велосипед на двухколесный и стал учить меня на нем ездить. Потом, когда он перешел из общежития к нам жить и принес все свои вещи, я с интересом рассматривал все то, что он принес. Из Германии он привез оригинальный складной бритвенный станок, складывающийся стаканчик, немецкий мыльный порошок в красивой пластмассовой баночке. Эти предметы меня так интересовали, что я их взял и тоже попробовал побриться, после чего у меня остался шрам на подбородке на всю жизнь.

Проводы в армию Яковенко Евгения (с цветком, слева от баяниста)

Практически после первых же дней его окончательного переезда к нам, дядя Женя как-то изменился в отношении ко мне. По всей видимости, ему очень хотелось стать для меня авторитетным отцом и он рьяно принялся за мое воспитание. Например, перед ужином я должен был не только помыть руки с мылом, но и показать ему их чистоту. Он проверял ее, потерев пальцем по тыльной стороне кисти, и если на руке появлялись какие-нибудь катышки, снова отправлял меня к умывальнику, не забыв дать затрещину за плохое мытье рук. Бывало, ставил меня на час постоять в углу за какую-нибудь провинность. Причем иногда приходилось стоять на коленях на предварительно рассыпанном горохе. Но со временем он уже перешел и к более жестоким наказаниям. Я думаю, что психологически он как-то сразу подавил мою мать своей авторитарностью и взрывным неуравновешенным характером. Его деспотизм стал распространяться на всю нашу жизнь и бороться с ним было невозможно. Моя мать пыталась вмешиваться в его методы моего воспитания, спорила с ним, но он делал все по-своему. Вскоре произошел первый случай, когда наш конфликт вышел наружу. Однажды я, покатавшись на двухколесном велосипеде вокруг дома, занес его не в квартиру, а в подъезд и убежал с ребятами играть во дворе. Гулял я недалеко от дома и посматривал на свой подъезд, чтобы никто не украл мой велосипед. Тащить его на второй этаж мне, шестилетнему пацану, было трудновато. Отчим в это время пришел на обед и увидел, что мой велосипед стоит в подъезде, а меня нет. Он вышел во двор и стал меня звать домой. Я понял, что сейчас буду наказан и, испугавшись, убежал со двора. Через некоторое время он выследил меня в парке и поймал около дерева за руку. Привел домой, бросил на кровать и впервые стал избивать своим солдатским ремнем с широкой медной пряжкой. Помню, что я сильно испугался, громко кричал от боли и унижения, но соседи были на работе и никто не вмешался. Отчим оставил меня лежать избитым на кровати, а сам ушел на работу. Выплакавшись в подушку, я ушел из дома к своей бабушке и дедушке, которые жили в другом районе города в частном доме.

Владимир Яковенко внизу, слева бабушка Стеша, справа – дедушка Сережа. Выше слева Владимир Бутусов с первой женой, далее Геннадий Бубнов с женой Лидией и детьми (мальчик умер в детстве от менингита)

Они увидели следы жестокого избиения на моей спине и заднем месте и все поняли. Меня успокаивали, кормили чем-то вкусным, потом дедушка поехал к матери на работу, чтобы рассказать ей о случившемся. Вечером моя мать приехала, ей уже все рассказали, она приняла решение остаться со мной у бабушки. Меня все жалели, ругали отчима и уговаривали мою мать расстаться с ним. Он появился на следующий день, плакал, просил прощения у бабушки с дедушкой и у матери, говорил, что больше пальцем меня не тронет. Мать ему поверила и вместе со мной вернулась домой, но через непродолжительное время отчим опять за что-то избил меня. Мать снова уходила, забрав меня, и потом все повторялось – слезы, обещания, прощение. Несколько раз братья моей матери – дядя Володя и дядя Гена даже колотили отчима за его неправильное поведение. Но он был неисправим.

Слева направо: Геннадий Бубнов, Владимир Бутусов

Не знаю, почему мать позволяла ему так себя вести по отношению ко мне, может быть она его сильно любила и хотела с ним лучшего будущего. Но чувство детской обиды на нее за то, что она сделала свой выбор не в мою пользу, у меня тогда было сильным. Хотя со временем это чувство у меня как-то сгладилось. Она пыталась всегда меня защитить от его избиений, но отчим тогда переключался на нее и ей доставалось тоже вместе со мной. Физически он был сильнее и не стеснялся ее ударить. Поэтому я стал жалеть больше ее, чем себя.

Помню еще, как отчим всегда хотел, чтобы я его называл папой, а я избегал это делать всякими способами. У моего соседского друга Тимки родители купили телевизор и я, чтобы пойти вечером к нему посмотреть вечерний мультик, должен был спросить у отчима разрешения словами: «Пап, можно я пойду посмотрю телевизор!» Во мне боролась ненависть к нему и страстное желание посмотреть мультик. Все же я заставлял себя подойти к нему на ватных ногах и тихо прошептать нужное слово. Как себя проклинал за эту слабость, но ничего не мог с собой поделать! Телевизоры были тогда в начале 60-х годов большой редкостью и их обладатели часто выносили драгоценную технику во двор, чтобы все соседи могли посмотреть какой-нибудь интересный фильм. Наверное, для меня просмотр телевизионной передачи было таким необходимым и интересным, потому что это был способ ухода от моей не очень веселой жизни.

Через много лет, сидя с отчимом за столом с рюмкой водки, я спрашивал его, почему он так жесток был со мной? Он начинал плакать, просил простить его и говорил, что у него плохой характер и его характер виноват в этом. Сейчас по прошествии стольких лет обида на него все еще помнится, хотя уже не стала такой острой и горькой. Он не смог стать мне настоящим отцом, но к его чести стал хорошим дедушкой для моих сыновей. Саша и Юра чувствовали от него любовь и заботу, когда они встречались с ним, звали его дед Женя, получали от него подарки.

Дед Женя с внуком – Сашей Яковенко

Дед Женя с внуком – Сашей Яковенко на своем мотоцикле

Дед Женя и бабушка Лида с внуком – Сашей Яковенко на мотоцикле

Но во времена моего детства мужской крик из форточки: «Вовка, домой!» заставлял меня вздрогнуть и съежиться. Именно с этой фразы я начинал в детстве писать повествование о своих переживаниях. Но дальше этих первых строк у меня, как у начинающего писателя так ничего и не получилось.

Я рано научился читать. В возрасте 5 лет я прочитал свою первую детскую книжку Н. Телешова «Крупеничка» и с тех пор полюбил чтение на всю жизнь. В раннем возрасте меня поразили повести Горького «Детство. Отрочество. Юность», рассказ Чехова «Ванька Жуков». Я читал и обливался слезами, сопереживая героям этих книг, сравнивая со своими горестями их страдания. После прочтения этих книг, видимо, и появилось у меня желание тоже рассказать людям о своих переживаниях. Мои переживания были вдвойне тяжелы для меня, потому что я ни с кем не мог поделиться ими. Дедушка и бабушка могли пожалеть меня, погладить по голове, но понять, как я каждый день переживаю одиночество, а иногда и унижение – этого, мне казалось, никто не поймет. И я стал замыкаться в себе, в своем внутреннем мире. Спасало чтение. Я стал читать более серьезные для своего шестилетнего возраста книги детских авторов Гайдара, Виктора Драгунского, Анатолия Алексина и других. Потом я пристрастился читать приключенческую литературу и фантастику: Майн Рид, Стивенсон, Жюль Верн, Герберт Уэлс. Думается, что во многом мое мироощущение тогда формировалось в результате большой любви к чтению.

Моя семья

Все мои корни по материнской и отцовской линии связаны с селом Широкий Буерак Вольского района Саратовской области. Эта деревня стала знаменитой после появления в 1930 году романа Ф. Панферова «Бруски», в котором рассказывается о коллективизации 1929 года. В мои школьные годы этот роман изучался на уроках литературы вместе с романом Шолохова «Поднятая целина». А село было основано беглыми крестьянами в начале 17 века.

И рассказывают, что Екатерина II, направляясь в гости к своей подруге Екатерине Дашковой в ее имение в селе Алексеевка Хвалынского района, проезжала через село Широкий буерак, который тогда не имел такого названия. Проезжая мимо оврага, Екатерина II удивилась и произнесла: «Какой широкий буерак!» Так и стали называть это село с тех пор.

Действительно в середине села расположен огромный овраг, протяженностью более километра, а буераками на Руси в то время называли овраги. Село располагалось на высоком берегу Волги к которому от Волги поднимались две дороги: Большой взвоз и Малый взвоз. Взвозами на Руси называются дороги, ведущие в гору. На берегу Волги была деревянная пристань, к которой причаливали пароходы и стояли, покачиваясь на волнах, многочисленные рыбацкие лодки. В конце 60-х годов после строительства Саратовской ГЭС произошло затопление Саратовского водохранилища и волжская вода поднялась и подступила почти к центру села. Высокие берега были затоплены, ушли под воду и знаменитые заливные луга на противоположном от Широкого Буерака берегу Волги. С тех пор в деревне перестали останавливаться пароходы, а многочисленные рыбаки лишились излюбленных мест для рыбной ловли.

Саратовская ГЭС (фото 1971 г.)

Саратовская ГЭС (настоящее время)

Но я до сих пор помню, как маленьким мальчиком встречал пароходы на пристани, как вместе с бабушкой поднимаюсь по Малому взвозу и мы здороваемся со встречаемыми людьми. По дороге в гору медленно идут подводы, запряженные лошадьми, изредка тарахтят полуторки. Мы несем рыбу, пойманную дедом, или какие-нибудь сумки с продуктами. На пристани всегда кипела жизнь и разная торговля. Сюда прибегали мужики из деревни, чтобы выпить пива в пароходном буфете, пока судно ожидало отправления. А деревенские бабы покупали в этом же буфете конфеты для детей или какие-то другие сладости. Открытые палубы парохода в качестве пассажиров занимали жители близлежащих деревень и сел, для которых это был единственный транспорт, позволяющий увезти в город Балаково на продажу молоко, мясо или яйца. Они сидели на открытой палубе на своих мешках и сумках, ели яйца, сваренные вкрутую, и запивали их горячим кипятком из жестяных кружек. Я вместе с бабушкой или дедушкой тоже заходил на пароход и, затаив дыхание, смотрел в машинном отделении на огромные лениво шевелящиеся шатуны паровой машины.

Много интересного можно было увидеть на судне и кроме машинного отделения: красивый ресторан, роскошный музыкальный салон с пианино, многочисленные пароходные блестящие медные патрубки и краны… Но вот важный капитан, в белой форменной одежде отдавал сигнал к отправлению и мы шли на берег, а пароход уплывал в неведомую для меня даль. Здесь же на пристани деревенские жители провожали на пароход и отправляли своих парней в армию с гармошками под пение частушек. Запомнились белые перевязи из носовых платков на плечах новобранцев. Наверное, это был тогда такой знак, чтобы будущий солдат в армии не забывал о своем доме, о своих друзьях. Потом, когда я вырос, я много раз плавал по Волге пассажиром на пароходах, и вместе с родителями и один. Судоходство тогда на Волге бурно развивалось, а хороших автомобильных дорог между городами и населенными пунктами было мало. Вот почему мы часто добирались из Широкого Буерака в Балаково и обратно только на пароходах и речных трамвайчиках.

Все мои предки по материнской линии, да и по отцовской тоже, жили именно в этом селе – Широкий Буерак. Моя мать, Бубнова Лидия Петровна 1935 года рождения после окончания 8-летней школы в Широком Буераке, поступила в зооветеринарный техникум в соседнем районном центре Терса (село Терса, Вольского района).

Вольский сельскохозяйственный техникум (1969 год)

Вольский сельскохозяйственный техникум (2019 год)

Бубнова Лидия в юности

На последнем году обучения в техникуме у нее случился роман с односельчанином по имени Владимир Пименов, но их отношения потом почему-то не заладились. Она, уже беременная, уехала по распределению в Оренбургскую область в совхоз Марксовский Белоозерского района работать зоотехником. Что между ними произошло я не знаю, говорят родители ее парня были против, может быть была какая-то другая причина. Но мать никому о своей беременности не рассказала и я появился на свет в Оренбургской степи в совхозе Марксовский, Белоозерского района в совхозной больнице.

Бубнова Лидия (внизу слева) в молодости с подругами

Я недавно нашел это место на карте и понял, что оно находилось в зоне радиоактивного поражения после проведенного испытания термоядерной бомбы на Тоцком полигоне в 1954 году. Никто тогда об этом не мог знать и моя мать вместе со мной получила свою дозу радиации, что скорее всего и вызвало потом все мои заболевания, да и она рано умерла тоже. Мои дедушка и бабушка через несколько месяцев узнали о моем рождении и дедушка Сережа приехал в совхоз и увез меня грудным младенцем вместе с матерью в Широкий Буерак.

Лидия Бубнова (2 курс техникума, 30.12.1952г.)

Вова Яковенко с мамой – Лидией Бубновой

Здесь мы все жили вместе в одном доме, расположенном в центре села рядом со столовой. Столовую эту в деревне все называли «Чайная», в ней всегда находились какие-то местные жители или проезжающие по дороге мужики, которые любили здесь выпить что-нибудь покрепче чая и закусить. Семья наша была большая: моя бабушка – Бубнова (Чашина) Стефанида Петровна и дедушка – Бубнов Сергей Максимович, их сыновья – Геннадий и Владимир (мои дядьки) и я с матерью.

Бабушка Стеша с детьми: Владимир Бутусов, Геннадий Бубнов, Лидия Бубнова

Дедушка Сергей, как я позже уже узнал, был мне не родной. Потому что мой родной дед – Петр Бубнов умер в молодости от заражения крови в 1936 году. Он с бабушкой плавал на пароходе по Волге. Тогда многие жители нашего села работали на речном флоте. Петр Бубнов плавал на пассажирском пароходе рулевым, а бабушка с детьми работала на пароходном камбузе. Рулевой – это была достаточно престижная для деревенского жителя профессия, видимо мой дед где-то учился этому. Бабушка Стеша рассказывала, что его очень уважали в команде за степенность и рассудительность. Однажды во время плавания Петр Бубнов неудачно проколол себе руку железным тросом, помогая при швартовке к берегу, и у него сначала поднялась температура, а потом началась гангрена. Пароход через несколько дней доплыл до Балаково, где Петра Бубнова на телеге отвезли в больницу речников, но было уже поздно и он умер от заражения крови здесь же, в этой больнице.

Петр Бубнов (первый муж бабушки Стеши)

Когда мне было 6 лет я тоже проколол себе палец железным тросом, катаясь на самодельной качели и у меня на следующий день распухла кисть руки и поднялась температура. Я помню, как испугались моя мать и бабушка, и повели меня в больницу к хирургу. Точно также я испугался за своего маленького сына Юру, у которого впервые вдруг распухла нога после укуса овода, и побежал с ним к врачу. Генетическая память!

Бабушка Стеша (Стефанида Петровна Бубнова)

Моя бабушка – Бубнова Степанида (Стефанида) Петровна после смерти мужа осталась с двумя детьми от Петра Бубнова. Звали ее все баба Стеша, а Стефанидой ее записали в церкви при крещении. Ее двоими детьми были моя мать – Лидия 1935 года рождения и ее старший брат – Геннадий 1933 года рождения. Но вскоре перед войной 1941 года бабушка вышла замуж за своего односельчанина – Бутусова Николая. Началась война и ее второй муж Бутусов ушел на фронт, где вскоре и погиб. От этого мужа у бабушки уже был третий ребенок – Владимир, 1940 года рождения. Войну их многодетная семья пережили в деревне тяжело, сильно голодали и выжить помогал урожай со своего небольшого огорода, как рассказывала моя мать. Домашнюю скотину в доме тогда не держали, потому что был большой налог на живность и бабушке было трудно с тремя детьми еще и управляться с домашней скотиной.

Уже после войны в селе появился двоюродный брат Петра Бубнова, того самого, который умер от заражения крови. Его звали Сергей Максимович Бубнов. Они поженились с моей бабушкой и очень дружно жили, хотя и не имели потом общих детей. Бабушка Стеша в 1968 году перенесла инсульт и у нее отнялась правая рука и нога. Дедушка Сережа ухаживал за ней до самой своей смерти в 1982 году, как за маленьким ребенком.

Дедушка Сережа и бабушка Стеша с правнуком Сашей Яковенко (начало 80-х гг)

Это и есть мой единственный дедушка Сергей, которого я знал и очень любил, звал его «дедя». Он был добрый и веселый человек. Меня, самого первого внука, он всегда выделял из других внуков и в раннем детстве я скакал на коленях у него, вместо коленей отца. Дедушка Сергей тоже был в молодости речником, плавал боцманом на самоходной барже.

Как он мне рассказывал, в 1937 году они перевозили на барже зерно и команда судна голодала. В Поволжье разразился тогда известный по истории России голод и дед, будучи боцманом на судне, разрешил на свой страх и риск взять для питания команды немного пшеницы из перевозимых мешков. За эту недостачу его судили и дали 10 лет, которые он отсидел в Средней Азии в колонии-поселении. Там он обучился специальностям плотника и бондаря и потом работал бригадиром на стройках.

Дедушка Сережа и бабушка Стеша

Дедушка Сережа и бабушка Стеша

Я очень любил своего деда Сергея и часто сидя у него на коленях, слушая его рассказы об удивительном городе Ташкенте, где он отбывал наказание. Дедушка обнимал меня и прижимался своей колючей щетинистой щекой к моей щеке. А мне было от этого тепло и приятное чувство растекалось по всему телу. Поэтому именно дед Сережа и захотел забрать нас с матерью из Оренбургской области и привезти в Широкий Буерак.

Здесь мы жили несколько лет большой семьей в одном доме. Но моей матери, по-видимому, все же не очень было комфортно находиться в деревне, поскольку всегда можно было встретить косые осуждающие взгляды односельчан. Родить ребенка вне брака тогда считалось большим позором, тем более в деревне, где все друг друга знают. И она первая поехала попытать счастье в городе.

В то время в соседнем городе Балаково начиналась Всесоюзная комсомольская стройка – Саратовской ГЭС, где требовалось много рабочих рук. Она устроилась учеником каменщика на стройку и через некоторое время ей, как матери-одиночке, дали отдельную комнату в коммунальной квартире и она привезла меня из деревни к себе.

Лидия Бубнова (слева) во время работы каменщицей

Это был новый двухэтажный деревянный дом с центральным отоплением и с холодной водой на улице Механизаторов в г. Балаково. Эти дома и сейчас еще стоят рядом с отделом милиции. На общей кухне размещались три обеденных стола по числу наши соседей. Так что все прелести жизни в коммунальной квартире мне хорошо известны. А тем временем в Балаково стали перебираться многие жители нашего села, в том числе и мои бабушка с дедушкой.

Я запомнил, как они переезжали в город. Трактор тянул по снегу большие сани, на которые был погружен весь домашний скарб и где сидел я, закутанный в шаль, рядом со столетней слепой прабабкой, которую тоже везли с собой. Не помню как звали прабабушку, знаю только, что она была матерью моей бабушки и она через два года умерла. Все остальные шли пешком за санями, потому что на них не было места. Между мной и прабабкой на санях еще поместили и привязали дойную козу. В Балаково мой дед Сергей тоже нашел работу на стройке, стал бригадиром отделочной бригады, купил участок земли в Балаково в поселке Сазанлей и стал строить большой кирпичный дом.