Нахлебник
Егор (с некоторой расстановкой). Как вам доложить-с. Под кустарниками… овраги тоже есть… Ну, да вот под усадьбой… выгон тоже. (Оправившись.) Под покос идет-с.
Елецкий (играя бровями). А сколько именно?
Егор. Да кто ее знает-с. Земля не меряная. Разве на плане означено. Десятин, пожалуй что, пятьдесят набежит.
Елецкий (про себя). Всё это беспорядки. (Громко.) А лес есть?
Егор. Двадцать восемь десятин-с с осьминником.
Елецкий (громко с расстановкой). Стало быть, всего десятин эдак с пятьсот имеется?
Егор. С пятьсот-с? За две тысячи наберется.
Елецкий. Как же ты сам… (Останавливается.)Да… да… я… я так и хотел сказать. Понимаешь?
Егор. Слушаю-с.
Елецкий (весьма серьезно). Ну, а что, здешние мужики хорошо себя ведут? Смирны?
Егор. Народ хороший-с. Острастку любит-с.
Елецкий. Гм… Ну и не разорены?
Егор. Как можно-с! Никак нет-с. Много довольны.
Елецкий. Ну, я это всё сам завтра разберу. Можешь идти. Да, скажи пожалуйста, что это за господин тут живет – кто он такой?
Егор. Кузовкин, Василий Семеныч, дворянин. На хлебах-с проживает. Еще со времен старого барина. Они их, можно сказать, для потехи при себе держали.
Елецкий. И давно он здесь живет?
Егор. Давно-с. Со смерти старого барина двадцатый год пошел, а Василий Семеныч-то еще при жизни покойника у нас поселился.
Елецкий. Ну, хорошо… А что – у вас контора ведь есть?
Егор. Как без конторы быть-с…
Елецкий. Это я всё завтра осмотрю. Ступай. (Егор уходит.) А этот управляющий, кажется, глуп. Впрочем, увидим. (Встает и прохаживается.) Вот я и в деревне – у себя в деревне. Странно как-то. А хорошо.
(В передней раздается голос Тропачева: «Приехали? Сегодня?»)
Елецкий (про себя). Кто это?
Петр (входя из передней). Тропачев, Флегонт Александрыч, приехали-с. Желают вас видеть-с… Что прикажете доложить-с?
Елецкий (про себя). Кто бишь это такой… Знакомое имя. (Громко.) Проси.
Тропачев (входит). Здравствуйте, Павел Николаич, bonjour. (Елецкий кланяется с заметным недоумением.)Вы меня как будто не узнаете… Помните, в Петербурге, у графа Кунцова…
Елецкий. Ах, точно… милости просим, я очень рад… (Жмет ему руку.)
Тропачев. Я ваш ближайший сосед. Живу в двух верстах отсюда. В город езжу мимо самого вашего дома. Я знал, что вас ожидали… Дай, думаю, заеду, справлюсь сегодня. Но если я не вовремя приехал, вы мне, пожалуйста, скажите. Entre gens comme il faut[3] – вы понимаете, – что за церемонии!
Елецкий. Напротив, – я надеюсь, что вы останетесь обедать у нас… хотя я не знаю, что нам приготовил наш деревенский повар.
Тропачев (рисуясь и играя палкой). О боже мой, я знаю, у вас всё на большой ноге. Вы, я надеюсь, сделаете мне тоже честь отобедать на днях у меня… Вы не поверите, как я рад вашему приезду. Здесь так мало порядочных людей, des gens comme il faut. – Et madame? Как ее здоровье? Я знавал ее ребенком. Да, да, я знаю вашу жену, очень хорошо знаю. Поздравляю вас, Павел Николаич, от души поздравляю. Хе-хе. Но она, вероятно, меня нисколько не помнит. (Опять рисуется и гладит бакенбарды.)
Елецкий. Она будет очень рада… Она пошла гулять в сад с этим… с этим господином, который здесь проживает.
Тропачев (с пренебрежением). А – с этим! Ведь это, кажется, нечто вроде шута… А впрочем, человек он смирный. Кстати, со мной другой дворянин приехал… Он там в передней… Вы позволите?
Елецкий. Сделайте одолжение… Как же в передней…
Тропачев. Oh, ne faites pas attention.[4] Это так; это… это ничего. Тоже по бедности у меня проживает. Ездит со мной… Одному, знаете, в дороге скучно. Пожалуйста, не беспокойтесь… je vous en prie.[5] (Подходит к передней.) Карпачов! войди, братец. (Карпачов выходит и кланяется.) Вот-с, Павел Николаич, рекомендую-с.
Елецкий. Я очень рад.
Тропачев (берет Елецкого под руку и тихонько отворачивает его от Карпачова, который скромно отходит в сторонку). C’est bien, c’est bien.[6] Надолго вы у нас поселились, Павел Николаич?
Елецкий. Я взял трехмесячный отпуск. (Оба начинают ходить взад и вперед.)
Тропачев. Мало… мало. Ну, я понимаю, вам нельзя было больше. И то, я думаю, вас с трудом отпустили. Хе-хе. Надо вам отдохнуть. Что, вы охоту любите?
Елецкий. Я отроду ружья в руки не брал… Однако перед отъездом купил себе собаку. А что, здесь много дичи?
Тропачев. Есть, есть. Это уж, если вы позволите, я на себя возьму. Мы из вас сделаем охотника. (К Карпачову.) Что, у нас в Малиннике выводки есть?
Карпачов (из угла басом). Два выводка – а в Каменной Гряде три.
Тропачев. А, хорошо!
Карпачов. Федул-лесник тоже намедни сказывал, что в Горелом…
(Из сада входит Ольга с Кузовкиным и Ивановым. Карпачов умолкает и кланяется.)
Ольга. Ах, Paul, как наш сад хорош… (Останавливается при виде Тропачева.)
Елецкий (Ольге). Позволь мне тебе представить…
Тропачев (перебивая Елецкого). Извините, извините, мы старые знакомые… Ольга Петровна, вероятно, не узнает меня… И не удивительно. Я ее знал (показывая рукой на аршин от пола) Comme ça[7]. (Рисуется и продолжает с улыбкой.) Тропачев, Флегонт… Помните соседа Тропачева, Флегонта? Помните, он вам игрушки из города привозил? Вы были тогда такой милый ребенок – а теперь… (Значительно напирает на последнем слове, кланяется, отступает шаг назад и выпрямляется, весьма довольный собою.)
Ольга. Ах, м’сьё Тропачев, как же… Я теперь узнаю вас… (Протягивает ему руку.) Вы не поверите, как я счастлива с тех пор, как я здесь.
Тропачев (сладко). Будто только с тех пор?
Ольга (улыбается ему в ответ). Мое детство мне так живо вспомнилось… Paul, ты непременно должен со мною пойти в сад. Я покажу тебе акацию, которую я сама посадила… Она теперь гораздо выше меня.
Елецкий (Ольге, указывая на Карпачова). М’сьё Карпачов, тоже сосед.
(Карпачов кланяется и жмется в угол, куда уже успели забиться Кузовкин и Иванов.)
Ольга. Я очень рада…
Тропачев (Ольге). Ne faites pas attention.[8] (Громко и потирая руки.) Итак, вот вы у себя в деревне, наконец – хозяйкой… Как время-то летит, а?
Ольга. Вы, надеюсь, у нас обедаете?
Елецкий. Я уже пригласил… pardon… как вас по имени и по отчеству?
Тропачев. Флегонт Александрыч.
Елецкий. Я пригласил Флегонта Александрыча… Боюсь я только, что обед…
Тропачев. О, полноте!
Ольга (отводя немного Елецкого в сторону). Не вовремя приехал этот господин…
Елецкий. Да… Впрочем, он, кажется, порядочный человек.
Тропачев (отходит в сторону и, непринужденно покачиваясь и покусывая набалдашник своей палки, подходит к Кузовкину и говорит ему в нос). А, вот вы? Ну, как вы?
Кузовкин. Слава богу-с – покорнейше благодарю-с.
Тропачев (указывая локтем на Карпачова), Вы ведь его знаете?
Кузовкин. Как же-с… мы знакомы-с.
Тропачев. Так, так, так… (К Иванову.) А как бишь вас? И вы тут?
Иванов. И я-с.
Ольга (к Тропачеву). М’сьё… м’сьё Тропачев…
Тропачев (быстро оборачивается). Madame?
Ольга. Ведь я с вами, как с старым приятелем, – без церемонии, не правда ли?
Тропачев. Помилуйте…
Ольга. Вы мне позвольте пойти к себе… Мы только что приехали… Надобно посмотреть…
Тропачев. Сделайте одолженье, Ольга Петровна… Да и вы, Павел Николаич, будьте как дома, хе-хе. Мы вот здесь поболтаем немножко с этими господами…
Ольга. Притом – вы хоть и старый приятель, но всё-таки мне совестно… в этом дорожном платье…
Тропачев (ухмыляясь). Я бы не принял подобного… подобного предлога… если б я не знал, что для дам… туалет… всегда… так сказать… всегда приятно… (Запутывается, кланяется и рисуется.)
Ольга (смеясь). Вы злы… Я вас оставляю, господа… до свиданья. (Уходит в гостиную.)
Тропачев. Павел Николаич, позвольте мне еще раз поздравить вас… Вы, можно сказать, счастливый человек…
Елецкий (улыбается и жмет ему руку). Вы правы… Фаддей… Флегонт Александрыч.
Тропачев. Но, послушайте, я вас, может быть, удерживаю?
Елецкий. Напротив, Флегонт Александрыч. Знаете ли что?.. Вам, как хозяину, это не будет неприятно…
Тропачев (надвигаясь на Павла Николаича и прижимая его руку к своему желудку). Располагайте мною, Павел Николаич, прошу вас.
Елецкий. Хотите, мы перед завтраком сходим на гумно? Отсюда два шага – подле сада.
Тропачев. Enchanté![9] помилуйте.
Елецкий. Ну так берите вашу шляпу. (Громко.) Человек, кто там? (Входит Петр.) Завтрак вели приготовить.
Петр. Слушаю-с. (Уходит.)
Тропачев. Карпачов пойдет с нами, если вы позволите.
Елецкий. Очень рад… (Оба уходят. Карпачов идет за ними.)
Кузовкин (живо обращаясь к Иванову). Ну, Ваня, скажи теперь сам, какова наша Оля?
Иванов. Что ж, я не говорю, – хороша.
Кузовкин. А ласкова-то как, Ваня?
Иванов. Да – она не то, что он.
Кузовкин. А чем же он дурен? Ты, Ваня, рассуди: он человек важный, привык, знаешь, эдак себя держать. Он бы и рад, да ты понимаешь: нельзя. Оно у них так там требуется. А заметил ли ты, Ваня, какие у ней глаза?
Иванов. Нет, не заметил, Василий Семеныч.
Кузовкин. Я, брат, тебе после этого удивляюсь, – ей-богу. Это нехорошо, Ваня, право нехорошо.
Иванов. Может быть; что ж, я не говорю… А вот дворецкий идет.
Кузовкин (понизив голос). Ну что ж, что идет. Мы ничего.
(Входит Трембинский с Петром. Петр несет завтрак на подносе.)
Трембинский (выдвигая стол на средину сцены). Вот здесь поставь, да не разбей смотри. (Петр ставит поднос и развертывает скатерть. Трембинский отнимает ее у него.) Подай… Это я сам, а ты за вином ступай. (Петр уходит. Трембинский накрывает стол и сбоку поглядывает на Кузовкина.) Эка, подумаешь, иные люди – точно в сорочке родятся. Наш брат бьется, как рыба о лед, из-за куска хлеба, а им всё достается даром. Где после этого, позвольте спросить, справедливость на свете? Удивительное, право, дело!
Кузовкин (осторожно прикасается плеча Трембинского. Трембинский глядит на него с удивлением). Об стену… замарались…
Трембинский. Вот еще… велика беда… оставьте. (В ходит Петр с бутылками и вазой шампанского, которую ставит на маленький стол подле двери.) Ну, иди, поворачивайся. (Берет бутылки и ставит на стол.) Да шашки вон прибери… Вишь, когда вздумали господа играть… И что за игра? Дворянская это игра, что ли? (Петр убирает шашки.)
Иванов (тихо Кузовкину). Прощай, брат.
Кузовкин (тихо). Куда ты?
Иванов (тихо). Домой.
Кузовкин (тихо). Полно, останься.
Егор (выглядывая из передней, торопливо). Нарцыс Константинович, а Нарцыс Константинович…
Трембинский (оглядываясь). Чего?
Егор. Куда барин пошел?
Трембинский. На гумно. А вы что ж не с ним?
Егор. На гумно… Ах, батюшки…
(Хочет бежать, но тотчас же выпрямляется, закидывает руки назад и жмется к двери… Входят Елецкий, Тропачев и Карпачов.)
Елецкий (Тропачеву). Итак – vous êtes content?[10]
Тропачев. Très bien, très bien, tout est très bien…[11] A, Егор, здравствуй! (Егор кланяется. Тропачев треплет его по плечу.) Это у вас прекрасный человек, Павел Николаич… Вы можете смело на него положиться. (Егор опять кланяется и уходит.) А вот и завтрак. (Подходит к столу.) Э! да это целый обед! Comme c’est bien Servi![12] (Снимает серебряную покрышку с одного блюда.) Дупели… прошу покорно… хоть бы у Сен-Жоржа… Экая бестия этот Сен-Жорж!{2} А кормит славно. Я таки проел у него не одну сотню…
Елецкий. Сядемте – хотите? Человек! стулья…
(Петр подает стулья, Трембинский хлопочет около господ. Елецкий с Тропачевым садятся.)
Тропачев (Карпачову). Садись и ты, Карпаче… (Елецкому.) C’est comme cela que je l’appelle… Vous permettez?[13]
Елецкий. Сделайте одолжение… (Кузовкину и Иванову, которые все не выходят из своего угла.) Да вы что ж, господа, не садитесь… Милости просим.
Кузовкин (кланяясь). Покорнейше благодарим-с… Постоим-с…
Елецкий. Садитесь, прошу вас.
(Кузовкин и Иванов робко садятся за стол. Тропачев сидит, для зрителя, налево от Елецкого, Карпачов в некотором расстоянии направо, возле него Кузовкин и Иванов. Трембинский, с салфеткой под мышкой, стоит позади Елецкого, Петр возле двери.)
Елецкий (снимая покрышку с блюда). Ну, господа, чем бог послал.
Тропачев (с куском во рту). Parfait, parfait[14], – у вас чудесный повар, Павел Николаич…
Елецкий. Вы слишком добры! Итак, вы думаете, умолот хорош будет в нынешнем году?
Тропачев (продолжая есть). Я так думаю. (Выпивая рюмку вина.) За ваше здоровье! Карпаче, что ж ты не пьешь за здоровье Павла Николаича?
Карпачов (вскакивая). Многие лета достойному нашему хозяину… (выпивает рюмку разом) и всяких благ… (Садится.)
Елецкий. Спасибо.
Тропачев (подталкивая локтем Елецкого, Карпачову). Вот бы кого в предводители! а? Как думаешь?
Карпачов. Еще бы! Какого еще им рожна надобно?
Тропачев. А ведь в самом деле, Павел Николаич, если б не служба – какой удивительный сыр, – если б не служба, знаете, быть бы вам нашим предводителем!
Елецкий. Помилуйте…
Тропачев. Нет, я не шучу. (Кузовкину.) А что ж вы не пьете за здоровье Павла Николаича – а? (Иванову.) И вы тоже – а?
Кузовкин (не без замешателъства). Я очень рад…
Тропачев. Карпаче, налей ему… да полней. Вот так, что за церемонии.
Кузовкин (встает). За здоровье почтенного хозяина… и хозяйки. (Кланяется, пьет и садится. Иванов тоже кланяется и пьет молча.)
Тропачев. А, браво! (Елецкому.) Погодите… nous allons rire[15]. Он довольно забавен – только надо его подпоить. (К Кузовкину, играя ножом.) Ну, как вы поживаете, Имярек Иваныч? я вас давно не видал. Всё помаленьку небось?
Кузовкин. Помаленьку-с, как вы сказывать изволите-с.
Тропачев. Так. Ну, хорошо. А что, Ветрово достается вам, наконец, или нет?
Кузовкин (потупляя глаза). Вам угодно шутить-с.
Тропачев. Помилуйте, с чего вы это взяли? Я в вас участье принимаю. Я нисколько не шучу.
Кузовкин (со вздохом). Никакого еще решенья нету-с.
Тропачев. Будто?
Кузовкин. Никакого-с.
Тропачев. Потерпите, что делать! (К Елецкому, мигая глазом.) Вы, Павел Николаич, может быть, не знаете, что в лице г-на Кузовкина вы видите перед собою помещика, настоящего помещика, владельца – или нет бишь, наследника, но законного наследника сельца Ветрова, Угарова тож… Сколько бишь у вас душ?
Кузовкин. В сельце Ветрове по восьмой ревизии сорок две души состоит; но оно не всё мне достается.
Тропачев (тихо Елецкому). Он на этом Ветрове помешан. (Громко.) А в вашем участке сколько десятин?
Кузовкин (понемногу переставая робеть). Да за выделом седьмых частей и прочих законных треб – восемьдесят четыре десятины с лишком.
Тропачев. А душ сколько вам достается?
Кузовкин. Душ неизвестно сколько. Многие в бегах состоят-с.
Елецкий. Да отчего же вы не владеете вашим именьем?
Кузовкин. А тяжба-с.
Елецкий. Тяжба? с кем?
Кузовкин. А другие оказываются наследники. Казенные долги тоже есть, ну и частные.
Елецкий. И давно это дело завязалось?
Кузовкин (постепенно одушевляясь). Давно-с. Еще при покойнике-с, царство ему небесное! За мной бы осталось, да денег нет. Времени тоже мало. Следовало бы в город съездить, разумеется, попросить, похлопотать – да, вишь, некогда-с. Гербовая бумага одна чего стоит. А человек я бедный-с.
Тропачев. Карпаче, налей ему еще рюмку.
Кузовкин (отказываясь). Покорнейше благодарю-с.
Тропачев. Полноте. (Пьет сам.) За ваше здоровье. (Кузовкин встает, кланяется и пьет.) Ну, так как же вы? Эдак не ладно. Эдак вы, пожалуй, дело-то проиграете.
Кузовкин. Что делать-с! Вот уже более года справок даже не собирал… (Тропачев с укором качает головой.) Правда, есть там у меня один человечек… Я на него таки надеюсь – а впрочем, господь его знает?
Тропачев (поглядывая на Елецкого). А что это за человечек, можно узнать?
Кузовкин. По-настоящему нельзя – ну, да уж что́!.. Лычков, Иван Архипыч, изволите знать?
Тропачев. Не знаю; кто он такой?
Кузовкин. А как же… стряпчий уездный… то есть он прежде был стряпчим… правда, не здесь – а в Венёве. Теперь так проживает, больше торговыми оборотами занимается.
Тропачев (продолжая поглядывать на Елецкого, которого начинает смешить Кузовкин). И этот господин Лычков обещал вам помочь?
Кузовкин (помолчав немного). Обещал-с. Я у него второго сыночка крестил-с, так вот он и обещал-с. Я, дескать, тебе это дело устрою, погоди. А Иван Архипыч известный мастак-с.
Тропачев. Ой ли?
Кузовкин. По губернии мастак-с.
Тропачев. Да ведь он, вы говорите, в отставке и торговыми оборотами занимается?
Кузовкин. Оно точно-с; такая уж ему задача вышла-с, да человек-то он золотой. А я его таки давненько не видал.
Тропачев. А как?
Кузовкин. Да уж будет с год-с.
Тропачев. Эх, как же это вы так, как бишь вас! Нехорошо.
Кузовкин. Совершенную правду изволите говорить-с. Да что прикажете делать-с!
Елецкий. Да расскажите нам, в чем дело?
Кузовкин (откашливаясь и приходя в азарт). Дело вот в чем-с, Павел Николаич. Вы извините мою смелость… но, впрочем, вам самим угодно. Дело вот в чем-с. Сельцо Ветрово… Признаться, я отроду не говаривал перед сановником… вы меня извините, коли я что…
Елецкий. Говорите, говорите смело.
Тропачев (указывая Карпачову на рюмку, Кузовкину). А рюмочку? а?
Кузовкин (отказываясь). Нет, уж позвольте-с…
Тропачев. Для куражу?
Кузовкин. Разве для куражу. (Пьет и утирает лоб платком.) Итак-с, доложу вам-с, сельцо Ветрово, о котором вот теперь речь идет, сие сельцо досталось по прямой нисходящей линии от деда моего Кузовкина, Максима-с, секунд-майора, может быть, изволили слыхать, – родным братьям, Максимовым сыновьям, родителю моему, Семену, и дяде моему родному, Никтополиону. Родитель мой, Семен, с братом своим родным, а моим дядей, при жизни не делился; а дядя мой умер бездетным, вот что прошу заметить, – а только умер он после кончины отца моего родного, Семена; а была у них сестра, тоже родная, Катерина… и вышла она, Катерина, замуж за Ягушкина, Порфирия; а у Ягушкина Порфирия был от первой жены, польки, сын Илья, пьяница горький и бурмасон,{3} которому Илье дядя мой Никтополион, стало быть, по навету сестры Катерины, дал вексель в тысячу семьсот рублев, а сама Катерина тоже мужу своему, Порфирию, вексель в тысячу семьсот рублев определила и с отца моего родного чрез посредство заседателя уездного суда Галушкина тоже вексель… только в две тысячи рублев взяла, причем и Галушкинова жена участвовала… На этих порах отец мой – царство ему небесное – возьми да и умри. Пошли векселя ко взысканью. Никтополион туда-сюда: говорит… я не делился, имение сие мое вообще с племянником; Катерина – четырнадцатую часть, говорит, подай;{4} казенные недоимки тоже под тот случай подвернулись… Беда! Галушкинова жена вдруг хлоп вексель с своей стороны… Никтополион говорит: за то племянник, дескать, отвечает… а какой, извольте рассудить, с малолетнего ответ?.. а Галушкин его к суду. Полькин сын туда же, да еще и мачеху, Катерину, не пощадил… и ей, говорит, не спущу… она, говорит, у меня прислужницу Акулину опоила… Заварилась каша. Покатили просьбы. В уездный суд, в губернское, а из губернского опять в уездный с надписью… а после смерти Никтополиона совсем худо пошло. Я требую ввода во владение… а тут отдается приказ: по казенным недоимкам продать сельцо Ветрово сукционного торгу. Немец Гангинместер права свои заявляет… а тут, глядишь, мужики, словно куропатки, бегут, бегут, уездный предводитель мне в дверях выговор читает, под опеку, кричит, под опеку… а какое под опеку… Законный наследник не введен… на полькина сына Илью мачеха Катерина жалобу в самый Правительствующий сенат… (Остановленный всеобщим хохотом, Кузовкин умолкает и страшно конфузится. Трембинский, который все время подобострастно и не совсем решительно взглядывал на господ и почтительно участвовал в их веселости, с визгом смеется в руку. Петр глупо ухмыляется, стоя у двери. Карпачов хохочет густо, но не без осторожности. Тропачев заливается. Елецкий смеется несколько презрительно и щурит глаза. Один Иванов, который во время рассказа не раз дергал за полу разгоряченного Кузовкина, сидит потупя голову.)
Елецкий (Кузовкину сквозь смех). Продолжайте, зачем же вы остановились?
Тропачев. Сделайте одолженье, как бишь вас, продолжайте.
Кузовкин. Я… извините… обеспокоил, знать…
Тропачев. А, я вижу, в чем дело… вы робеете… не правда ли, вы робеете?
Кузовкин (погасшим голосом). Точно так-с.
Тропачев. Ну, этому горю помочь нужно… (Поднимая пустую бутылку.) Человек! дай-ка нам еще вина… (Елецкому.)Vous permettez?[16]
Елецкий. Сделайте одолжение… (Трембинскому.) Да нет ли шампанского?