Распад СССР. 1991 год

Проект документа готовился людьми, знающими лишь понаслышке, чем занимаются военкоматы, являющиеся неотъемлемой частью Вооруженных Сил и завязанных в единую систему поддержания их боевой готовности. Вывод напрашивается сам собой: руководство РСФСР осознанно принимало решения, которые неизбежно вели к развалу Вооруженных Сил Союза ССР.

Конечно, далеко не все сторонники Ельцина в Верховном Совете РСФСР придерживались такой радикальной позиции. Так, генерал-полковник Д.А. Волкогонов считал, что создание Россией своей армии было бы «шагом к гражданской войне». 24 января он так и заявил на совместном заседании палат на третьей сессии Верховного Совета РСФСР: «Создание российской армии было бы большой ошибкой, шагом к гражданской войне». Вместе с тем бывший заместитель начальника Главного политуправления Советской Армии и ВМФ выступил за участие российских структур советской власти – от местных советов до Верховного Совета – в некоторых аспектах армейской жизни. Например, председателей соответствующих советов можно было бы включить, по его мнению, в состав военных советов объединений, дислоцированных на территории области, края или республики, а председателя Верховного Совета РСФСР – в состав Совета обороны СССР, что позволило бы обеспечить более активное участие в решении военных вопросов «выборной Советской власти».

Генерал Волкогонов, ставший постоянным советником Верховного Совета РСФСР по вопросам обороны и госбезопасности, и в дальнейшем выступал с весьма умеренных позиций. 8 февраля он заявил депутатам, что собственная армия России не нужна. «Политические мотивы здесь такие, – указал он. – Армия служит для внешней защиты. В Союзе таких противников у нас нет… Экономические мотивы выражаются прежде всего в затратах 30–35 млрд рублей на ее содержание. Выдержит ли это экономика?» Влияние РСФСР на союзную армию, по мнению Волкогонова, должно было осуществляться через координацию действий, по линии социальной защиты военнослужащих. А обеспечение внутренней безопасности России – с участием Комитета безопасности РСФСР с передачей ему всех организаций КГБ СССР, находящихся на территории России. Дмитрий Антонович сообщил тогда и о достижении договоренности между Б.Н. Ельциным и В.А. Крючковым на этот счет.

Позиция самого председателя Верховного Совета РСФСР Ельцина в отношении Вооруженных Сил СССР была весьма нечеткой и зависела от конкретной внутриполитической ситуации и категории лиц, перед которыми он выступал. События в Вильнюсе стали для него удобным поводом для наращивания усилий по подрыву позиций союзного Центра, который был обвинен им в использовании военной силы в политической борьбе. 14 января на пресс-конференции в Москве Ельцин открыто заявил о необходимости создания российской армии, что являлось с политической точки зрения вызовом верховным органам власти СССР, а с юридической – явным нарушением Конституции СССР. Отвечая на вопрос о защите суверенитета РСФСР, Ельцин сказал, что для этого необходимы три условия: быть бдительными каждый час, создать комитет безопасности России и российскую армию, без которой, по его мнению, «интересы россиян могут быть ущемлены». Журналистов ознакомили с обращением председателя Верховного Совета РСФСР к военнослужащим, призванным в армию на территории РСФСР и находящимися в республиках Прибалтики.

Правда, в первой половине февраля во время поездки в Калининградскую область Ельцин, встречаясь с военнослужащими Калининградского гарнизона, был весьма сдержан и демонстрировал готовность к конструктивному взаимодействию с военным ведомством. В своем выступлении он подчеркнул, что и ему, и российскому парламенту проблемы армии небезразличны. И прежде всего потому, что ее основу составляют россияне. Ельцин отверг обвинения в том, что де Россия хочет развалить армию. Напомнив, вопросы обороны и безопасности России делегированы Союзу, он отметил, что Россия не устраняется от решения оборонных задач и в республике создан специальный комитет, цель которого – взаимодействие с Министерством обороны. «Я никогда не заявлял и не заявляю, – несколько раз в своем выступлении почеркнул председатель Верховного Совета РСФСР, – что Россия будет создавать свою армию».

Особое место в своем выступлении председатель Верховного Совета РСФСР отвел проблемам социально-правовой защищенности военнослужащих, сообщив, что в стадии подготовки находится закон РСФСР о социальной защищенности военнослужащих на территории России. Отвечая на вопросы, Ельцин вновь вернулся к теме создания республиками своих армий. По его словам, армия должна быть единой. «Другое дело, – заметил он, – можно рассмотреть вопрос об организации в республике национальной гвардии или ополчения как первоначального этапа для дальнейшей службы в армии».

Вопрос о специальном комитете, который бы взаимодействовал с Министерством обороны, властями РСФСР был решен еще в январе. 31 января на заседании Верховного Совета РСФСР объявили, что президиум Верховного Совета РСФСР утвердил председателем новой структуры – государственного комитета по обороне и безопасности – народного депутата РСФСР генерал-полковника К.И. Кобца, занимавшего должность начальника связи Вооруженных Сил – заместителя начальника Генерального штаба. Вскоре, в августе 1991-го, ему будет суждено будет сыграть немаловажную роль в срыве планов ГКЧП.

В феврале генералу Кобцу предоставили возможность выступить в «Красной звезде». 20 февраля были опубликованы его ответы на вопросы корреспондента ТАСС. Одновременно позицию Министерства обороны излагал начальник Генерального штаба – первый заместитель министра обороны СССР генерал армии М.А. Моисеев. Кобец сразу же подчеркнул, что «образование комитета ни в коей мере не ставит своей задачей создание армии России». Реализацию своих полномочий он предполагает в рамках единых Вооруженных Сил СССР. «На мой взгляд, – продолжил генерал, – объективная необходимость такого подхода диктуется историческими, экономическими, политическими и чисто военными факторами. Сегодня правомерно говорить не только о необходимости и целесообразности, но и о выгодности единых Вооруженных Сил как для Союза в целом, так и для каждой республики в отдельности».

Полномочия нового российского госкомитета и аналогичных структур в других республиках должны, как считал Кобец, распространяться на организацию работы по выполнению на своей территории оборонных задач, за решение которых ответственны республиканские органы власти и управления, например: подготовка молодежи к военной службе, осуществление призыва, решение социальных проблем военнослужащих, руководство гражданской обороной.

С председателем российского Госкомитета по обороне и безопасности солидаризировался начальник Генштаба. «Республики, – сказал он, – теперь сами смогут обеспечивать подготовку граждан к военной службе, проведение призыва, оказывать содействие в работе военных комиссариатов, финансировать мероприятия в области обороны, возложенные на них законодательством Союза ССР. Они должны будут принимать меры по обеспечению потребностей воинских частей и учреждений, дислоцированных на территории республики, связанных с размещением и расквартированием, снабжением материальными средствами, предоставлением услуг, созданием необходимых жилищно-бытовых условий военнослужащим и их семьям. Для взаимодействия с Государственным комитетом России по обороне и безопасности и подобными органами в других республиках в Генеральном штабе Вооруженных Сил СССР создается специальный орган».

По мнению генерала Моисеева, компетенция союзных республик в вопросах военного строительства должна была выглядеть так: «Все республики участвуют в выработке военной политики Союза, осуществлении мероприятий по организации и обеспечению обороны, решении вопросов, связанных с дислокацией и деятельностью войск и военных объектов на территории своей республики, установлении единого порядка призыва и прохождения военной службы, организации мобилизационной подготовки народного хозяйства, а также в формировании оборонного бюджета Союза, определении объемов материально-технических ресурсов для нужд обороны».

Надо признать, что оба генерала – и Моисеев, и Кобец – представили весьма разумную и неконфронтационную точку зрения.

В большинстве союзных республик, за исключением Прибалтики и Закавказья, также весьма реалистично и без радикальных предложений высказывались относительно будущего Вооруженных Сил Союза ССР. 6 февраля в «Красной звезде» была представлена позиция Белорусской ССР. Ее изложил первый заместитель председателя Верховного Совета республики С.С. Шушкевич. Корреспондент поднял вопрос относительно разговоров о необходимости того, чтобы воины-белорусы служили в пределах своей республики. «…Во всем должны быть последовательность, взвешенность, – ответил будущий участник декабрьских беловежских соглашений. – Хотим мы этого или не хотим, но изменения в нашем обществе неизбежно отразятся и на армии. Однако некоторые военные руководители упрямо придерживаются закостенелых догм. В статье 10 Декларации о государственном суверенитете БССР сказано, что республика имеет право на собственные вооруженные силы, внутренние войска, органы общественной безопасности, подконтрольные Верховному Совету республики. Подчеркиваю, имеет право, но это же не означает, что нам надо немедленно создавать свои вооруженные силы».

Шушкевич указал, что 80 процентов молодых людей, призванных из Белоруссии, служат за ее пределами. «Понимаю, что кому-то надо служить и на Дальнем Востоке, и в Средней Азии, и на Курилах», – сказал он. Войска, оснащенные сложнейшей техникой, «без определенной категории специалистов не могут обойтись. Такие люди, видимо, будут направляться туда и из Белоруссии. Но почему бы не положить в основу принцип добровольности: заключать контракты, вводить льготы, заинтересовывать в дальней службе? Нужно ломать стереотипы», – подчеркнул представитель Белоруссии. Как видим, большинство республик, в том числе и РСФСР, придерживалось еще умеренной позиции по военным вопросам, и революционной ломки в оборонной сфере после подписания вырабатываемого тогда нового Союзного договора не предвиделось.

Реакция Министерства обороны СССР на новаторские предложения российских властей была внешне довольно спокойной. Этот вывод вытекал из выступлений в «Красной звезде» начальника Генштаба, а он в феврале был весьма активен медийно. 23 февраля, в День Советской Армии и ВМФ, Моисеев ответил на вопросы «Красной звезды». Касаясь первоочередных задач, решаемых Генштабом в сфере военной реформы, он подчеркнул, что военная реформа представляет собой не какой-то одноразовый акт и ее предполагается осуществить в несколько этапов. «Если попытаться подвести некоторые итоги, то начиная с 1987 года, когда в нашей стране была принята новая оборонительная доктрина, уже сделано немало, – заявил генерал Моисеев. – Это и вывод советских войск из Афганистана, и одностороннее полумиллионное сокращение наших Вооруженных Сил, и заключение и реализация Договора по РСМД, и вывод войск из стран Восточной Европы и Монголии. Сейчас в рамках военной реформы Генеральному штабу предстоит решать сложные задачи, касающиеся уточнения состава и создания принципиально новой оборонительной группировки войск в пределах границ СССР, придания Вооруженным Силам нового облика, повышения боевой и мобилизационной готовности войск, штабов и органов управления. Словом, всего комплекса вопросов, связанных с выводом наших войск из стран Восточной Европы, их обустройством и размещением, выполнением обязательств по Парижскому договору, решением социальных вопросов».

Сокращение численности, вывод войск, решение социальных вопросов… Новый облик армии, новые подходы к организации вооруженной борьбы не очень-то и просматривались. Впрочем, руководство Генштаба можно было понять – трудности государства с финансированием, внешняя политика уступок, срыв призывной кампании, незаконные вооруженные формирования и межнациональные конфликты на окраинах державы, необходимость учитывать позицию союзных республик…

Заметим, что выработку механизма взаимодействия с создаваемыми в республиках комитетами по вопросам обороны и безопасности генерал Моисеев выделил особо, назвав новой задачей, возникшей перед Генеральным штабом. «Здесь важно не допустить поспешности, необдуманных решений, четко определить, что входит в компетенцию центра, а что – республик. Что касается создания республиканских армий, то хочу подчеркнуть: в нашем едином государстве должны быть единые Вооруженные Силы, хорошо обученные, по-современному технически оснащенные, постоянно готовые к защите Родины от любых посягательств извне».

Судя по этим высказываниям, в Министерстве обороны до конца не осознавали, что армия вступает в новую внутриполитическую реальность, Союз ССР трансформируется в Союз суверенных республик, где полномочия центра будут определяться самими республиками, подписавшими новый союзный договор, а не центром. Право принятия судьбоносных решений переходило бы к республиканским лидерам.

Генерал армии Моисеев упомянул в вышеупомянутом интервью и о «комплексе вопросов, связанных с выводом наших войск из Восточной Европы». Решение этих вопросов было подлинной «головной болью» для руководства Министерства обороны. Войска на территорию СССР приходилось выводить фактически без предварительной подготовки – нередко чуть ли не в чисто поле. Горбачев в угоду своему престижу в Европе поспешно брал на советскую сторону обязательства, выполнение которых негативно отражалось на социальном самочувствии сотен тысяч военнослужащих и членов их семей.

Вот что писала «Красная звезда» 4 февраля о выводе войск из только что объединившейся Германии: «После того как Польша прекратила транзит через свою территорию частей и соединений Западной группы войск, они вынуждены возвращаться на родину Балтийским морем. Работы в Ростоке и Мукране ведутся практически круглосуточно… Однако, как считает начальник оперативной группы в Мукране полковник В. Косов, нереально вывезти всю Западную группу войск морем. План оперативных перевозок в январе выполнен лишь на 50 процентов. Если каждая уходящая советская дивизия будет отправляться в «круиз» сначала эшелонами на север Германии, оттуда морем в Клайпеду, а потом непосредственно к месту новой дислокации, то миллиарда марок, выделенных немецкой стороной на наши транспортные расходы, не хватит… Требуется прежде всего политическое решение по заключению соответствующих договоренностей с Польшей».

Очевидно, что Министерство обороны СССР таких договоренностей само достичь не могло. Требовалось личное участие президента СССР и министра иностранных дел в переговорах с Германией и Польшей, но их внимание в начале года было сосредоточено на Ближнем Востоке и отношениях с США…

Уместным будет пояснить, что представляла собой группировка советских войск в восточной части Германии: на момент начала вывода в 1990 году она имела в своем составе шесть армий: две танковые, три общевойсковые, одна воздушная. Всего 22 дивизии (восемь мотострелковых, восемь танковых, одна артиллерийская, пять авиационных), более 90 отдельных бригад и полков. Только танков свыше четырех тысяч, боевых бронированных машин более восьми тысяч, 105 тысяч единиц автомобильной и другой техники, 1374 самолета и вертолета. Около 340 тыс. военнослужащих, свыше 200 тыс. рабочих и служащих, членов их семей.

1991 год должен был стать решающим в выводе войск с немецкой земли. Предстояло вернуть на родину около 150 тыс. человек и до 30 тысяч единиц тяжелой боевой техники. «Заключительный этап советского военного присутствия в центре Европы связан с целым набором проблем, которые с течением времени становятся все острее, – писал 28 февраля постоянный корреспондент «Красной звезды» по Западной группе войск (так называлась к этому времени Группа советских войск в Германии) полковник В.А. Маркушин. – Вывод наших войск из Венгрии, Чехословакии, Монголии ни по масштабам, ни по специфике не может быть сопоставим с тем, что предстоит сделать здесь… Что же есть уход наших войск из Германии в более широком смысле слова, чем просто передислокация? 55 тысяч семей не имеют на Родине своего угла».

1 февраля состоялось очередное заседание комиссии ЦК КПСС по военной политике партии под председательством секретаря ЦК О.Д. Бакланова, являвшегося также заместителем председателя Совета обороны СССР. В принятой резолюции говорилось о том, что участники встречи разделяют озабоченность народных депутатов СССР неудовлетворительным социальным и бытовым обеспечением военнослужащих и членов их семей, прибывающих из групп войск, поддерживают их мнение об остроте данной проблемы и неадекватном характере мер, принимаемых правительством страны и местными органами власти. Было поддержано предложение комитета Верховного Совета СССР о целесообразности разработки государственной программы обеспечения вывода войск из стран Восточной Европы. Решение, конечно, правильное, но запоздалое. Социально-бытовыми проблемами личного состава выводимых соединений и членов семей военнослужащих следовало озаботиться сразу же, как стало ясно, что СССР будет выводить войска. Но такова уж печальная отечественная «традиция»: создавать себе проблему, а потом героически преодолевать ее. К тому же власти на Руси на протяжении столетий, как правило, весьма безразлично относились к тяготам свои «подданных».

Социальные проблемы военнослужащих копились даже в московском, относительно благополучном, регионе. 9 февраля в здании Моссовета состоялось собрание представителей бесквартирных военнослужащих столичного гарнизона, на котором присутствовал первый заместитель министра обороны СССР К.А. Кочетов и председатель Моссовета Г.Х. Попов. В Москве на начало февраля фактически на положении беженцев оказались свыше 10,8 тысячи семей бесквартирных офицеров. Многие из них не имели жилья уже четыре-пять лет. Подобная обстановка предопределила острый характер выступлений членов объединенного комитета военнослужащих Москвы по жилищным вопросам. Первый заместитель министра обороны оказался в положении оправдывающейся стороны, он призвал «не идти по пути конфронтации, а искать взаимоприемлемые решения». Им приводились призванные внушить оптимизм показатели работы военных строителей: с 1986 года объемы собственного строительства Министерства обороны возросли в три раза, в 1990 м году вместо плановых 94,5 тыс. квадратных метра жилья возведено 113,1 тысячи, на 1992 год предусмотрено строительство 126,7 тысячи квадратных метров.

В то же время Моссовет, контролируемый к тому времени «Демократической Россией», при задолженности перед военным ведомством (142,5 тысячи квадратных метров) выделил ему в 1990 году лишь 77 квартир. Попов, один из лидеров Межрегиональной депутатской группы, обещал поддержать «хорошие начинания и меры, направленные на облегчение жилищной проблемы военнослужащих», и предложил искать новые, «нетрадиционные подходы». Он сообщил, что достигнута договоренность с американскими фирмами о строительстве под Москвой завода по производству 15 тысяч коттеджей в год, из которых советской стороне будет выделяться около 10 тысяч – по крайней мере, две трети должны были пойти на удовлетворение жилищных нужд военнослужащих.

Бытовая неустроенность тысяч офицеров, падение жизненного уровня офицерского корпуса в целом не могло не сказываться на их политических настроениях. В России рос авторитет председателя Верховного Совета РСФСР Ельцина считался среди населения, да и в военных коллективах, энергичным руководителем, борцом с привилегиями номенклатуры. Так он позиционировал себя, будучи первым секретарем и Свердловского обкома, и особенно Московского горкома партии. Рост его авторитета в низовых партийных кругах, собственно говоря, и объединил всех его недоброжелателей в аппарате ЦК партии – как так называемых консерваторов, так и инициаторов перестройки из числа ближайших сподвижников Горбачева. В неприятии Ельцина, изгнанного ими совместными усилиями с партийного олимпа (в ноябре 1987 года его освободили с поста первого секретаря Московского горкома, а в феврале 1988 года – от обязанностей кандидата в члены Политбюро ЦК КПСС), они были едины.

В ведущих партийных и военных СМИ в начале 1991 года кампания по дискредитации председателя Верховного Совета РСФСР стала набирать обороты. Толчком стало публичное неприятие им жестких мер против сепаратистских кругов в Прибалтике, вылившихся в применение армии в Вильнюсе. 18 января в «Красной звезде» появилось открытое письмо Б.Н. Ельцину группы советских военачальников – ветеранов Великой Отечественной войны. Среди них были в частности, Маршал Советского Союза Н.В. Огарков, генералы армии И.Н. Шкадов, И.Г. Павловский, М.М. Зайцев, Е.Ф. Ивановский, П.И. Ивашутин, маршалы авиации И.Н. Кожедуб, Н.М. Скоморохов и А.П. Силантьев, адмирал флота Г.М. Егоров. Примечательно, что Маршалы Советского Союза В.Г. Куликов и В.И. Петров, как и генерал армии А.Д. Лизичев, это письмо подписывать не стали. От ветеранов-политработников стоит подпись лишь генерала армии С.П. Васягина. В письме отмечалось, что обращение председателя Верховного Совета РСФСР к военнослужащим, призванным в армию с территории Российской Федерации, «обострило и без того взрывоопасную обстановку в Прибалтике». «…Вы хотите заставить российских парней выступать в роли дезертиров и клятвопреступников, толкаете их на предательство своих командиров и боевых товарищей, на конфликт с законом и совестью», – писали бывшие военачальники.

«Атаки на Вооруженные Силы СССР начались не сегодня. Совершенно очевидно, что деструктивные силы нашего общества делают все, чтобы подорвать авторитет армии в народе, расшатать, разрушить ее изнутри. Деморализованная армия – цель тех, кто мечтает о развале Советского государства. Мы надеемся, что вы, Борис Николаевич, к числу последних не принадлежите, – увещевали авторы письма Ельцина, уже бесповоротно вставшего на путь борьбы с Горбачевым за власть. – Но ваши высказывания относительно создания своей российской армии – это не просто антиконституционный выпад, но и открытый призыв к растаскиванию армий по национальным квартирам. К чему это может привести, думаем, вы знаете не хуже нас. С одной стороны, к обострению межнациональных конфликтов внутри Союза, с другой – к окончательному подрыву обороноспособности нашего государства».

Звучало все, на взгляд инициаторов письма, видимо, убедительно. Но последующие события показали, что действенность таких форм идеологической борьбы в тогдашних условиях была невысока, в том числе и потому, что авторы подобного рода обращений уже не пользовались значительным авторитетом в массах военнослужащих, в том числе среди младших и старших офицеров.

Но сторонники жесткой линии в руководстве КПСС (они группировались вокруг члена Политбюро, секретаря ЦК О.С. Шенина, фактически третьего человека в аппарате ЦК после М.С. Горбачева и В.А. Ивашко) считали, что пришло время наступать. С начала года «консерваторы» последовательно наращивали свою общественно-политическую и медийную активность, импульс которой призван был дать объединенный пленум ЦК и ЦКК КПСС, состоявшийся в Москве 31 января. Спустя несколько дней, 6 февраля, было опубликовано выступление на нем члена ЦК КПСС, члена военного совета – начальника политуправления Сухопутных войск генерал-полковника Н.А. Моисеева. Оно, выражавшее консолидированное мнение руководства Министерства обороны и армейских политорганов, должно было активизировать работу партийных организаций в Вооруженных Силах, изрядно дезориентированных после примирительных заявлений Горбачева в отношении сепаратистских сил в республиках Прибалтики.

Знакомство с текстом выступления генерала Н.А. Моисеева оставляет двоякое впечатление. С одной стороны, ощущается серьезная озабоченность развитием ситуации в стране. «Становится все более очевидным, что наше общество переживает сейчас, пожалуй, самый глубокий и самый опасный по возможным последствиям кризис… – говорил с трибуны пленума начальник политуправления Сухопутных войск. – Высших пределов достигли политическое противостояние и конфронтация, хаос в экономике. Любой не до конца выверенный шаг может привести к неуправляемому социальному взрыву, насилию, кровопролитию. ‹…› Мы подошли к той критической черте, когда со всей остротой встал вопрос – быть или не быть обновленному Союзу, быть или не быть нашей партии, оптимизму, уверенности в будущем. Нам народ не простит, если партия в этой обстановке ослабит свои позиции, а тем более уйдет в сторону. Это только ускорит катастрофу».

Моисеев охарактеризовал как «крайне непростую» ситуацию, в которой оказались Вооруженные Силы. По его словам, «многие лидеры политических партий и движений, оппозиционных КПСС, фарисейски заявляя, что армия должна быть вне политики, делают все, чтобы навязать войскам свои взгляды и политические установки… Все чаще эмиссары тех или иных партий и группировок пытаются проникнуть в воинские части, непосредственно воздействовать на личный состав. Только за последние полгода в гарнизонах Сухопутных войск пресечено свыше полутора тысяч случаев антиармейской пропаганды, изъяты десятки тысяч экземпляров печатной продукции провокационного содержания». В выступлении Моисеева говорилось и о том, что «серьезное напряжение возникло в социальной сфере, особенно в обеспечении квартирами. Почти 200 тысяч семей офицеров и прапорщиков не имеют жилья. В связи с выводом войск из стран Восточной Европы обстановка станет еще более сложной».