Лермонтов в жизни
А. М. Меринский 1 .С. 301
Мы нашли его не прикованным к постели, а лежащим на койке и покрытым солдатской шинелью. В таком положении он рисовал и не соблаговолил при нашем приближении подняться. Он был окружен молодыми людьми, и думаю, ради этой публики он и был так мрачен по отношению к нам, пришедшим навестить его… Мой муж обратился к нему со словами привета и представил ему новую кузину. Он смерил меня с головы до ног уверенным и недоброжелательным взглядом. Он был желчным и нервным и имел вид злого ребенка, избалованного, наполненного собой, упрямого и неприятного до последней степени… В первый раз я увидела будущего великого поэта Лермонтова. Должна признаться, он мне совсем не понравился. У него был злой и угрюмый вид, его небольшие черные глаза сверкали мрачным огнем, взгляд был таким же недобрым, как и улыбка. Он был мал ростом, коренаст и некрасив, но не так изысканно и очаровательно некрасив, как Пушкин, а некрасив очень грубо и несколько даже неблагородно.
В. И. Анненкова.С. 128—129
У тебя нога болит, любезный Мишель… Что за судьба! Надо было слышать, как тебя бранили и даже бранят за переход в военную службу. Я уверял их, хотя и трудно, чтобы поняли справедливость безрассудные люди, что ты не желал огорчить свою бабушку, но что этот переход необходим. Нет, сударь, решил К[икин], что ты всех обманул и что это было единственно твое желание, и даже просил тетеньку, чтобы она тебе написала его мнение. А уж почтенные-то расходились! Твердят: «Вот чем кончил!.. И никого-то он не любит! Бедная Елизавета Алексеевна!..» Знаю, что ты рассмеешься, а не примешь к сердцу.
А. А. Лопухин – Лермонтову.
7 января 1833 г.
Напиши мне, что ты в Школе остаешься или нет, и позволит ли тебе нога продолжать военную службу.
А. А. Лопухин – Лермонтову.
25 февраля 1833 г.
Через год, то есть в начале 1834, я тоже прибыл в Петербург для поступления в Артиллерийское училище и опять поселился у бабушки. В Мишеле нашел я большую перемену. Он сформировался физически; был мал ростом, но стал шире в плечах и плотнее, лицом по-прежнему смугл и нехорош собой; но у него был умный взгляд, хорошо очерченные губы, черные и мягкие волосы, очень красивые и нежные руки; ноги кривые (правую, ниже колена, он переломил в манеже, и ее дурно срастили).
А. П. Шан-Гирей.С. 749
В то время в юнкерской школе нам не позволялось читать книг чисто литературного содержания, хотя мы не всегда исполняли это; то есть те, которые любили чтение, занимались им большей частью по праздникам, когда нас распускали из школы.
А. М. Меринский 1 .С. 301
Нравственно Мишель в школе переменился не менее как и физически, следы домашнего воспитания и женского общества исчезли; в то время в школе царствовал дух какого-то разгула, кутежа, бомблишерства; по счастию, Мишель поступил туда не ранее девятнадцати лет и пробыл там не более двух; по выписке в офицеры все это пропало, как с гуся вода. Молодость должна перебеситься, говорят французы.
А. П. Шан-Гирей.С. 749
С поступлением мальчика или, скорее, молодого человека в учебное заведение… внешняя обстановка жизни Лермонтова становится не только не поэтическою, но даже антипоэтическою. Дошедшие до нас школьные произведения поэта, острые и легко написанные, хотя по содержанию своему неудобные к печати, оставляют в нас чувство весьма грустное. Всякая молодежь имеет свой разгул, и от семнадцатилетних гусаров никто не может требовать катоновских доблестей, но самый снисходительный наблюдатель сознается, что разгул молодости лермонтовского времени был разгулом нехорошим.
А. В. Дружинин.С. 628
В 1834 году кому-то пришло в голову издавать рукописный журнал, получивший название «Школьной зари» и просуществовавший недолго; его вышло, кажется, не более 7 нумеров. Предполагалось издавать журнал еженедельно… Тут-то Лермонтов поместил ряд своих поэм, заслуживших ему известность «нового Баркова». Произведения эти отличались жаркою фантазией и подчас прекрасным стихом, но отталкивали цинизмом и грязью, в них заключающимися. Юнкера, покидая Школу и поступая в гвардейские полки, разносили в списках эту литературу в холостые кружки «золотой молодежи» нашей столицы, и, таким образом, первая поэтическая слава Лермонтова была самая двусмысленная и сильно ему повредила.
Когда затем стали появляться в печати его истинно прекрасные стихи, то знавшие Лермонтова по печальной репутации эротического поэта негодовали, что этот гусарский корнет «смел выходить на свет со своими творениями». Бывали случаи, что сестрам и женам запрещали говорить о том, что они читали произведения Лермонтова; это считалось компрометирующим. Даже знаменитое стихотворение «На смерть Пушкина» не могло исправить этой репутации, и только в последний приезд Лермонтова в Петербург за несколько месяцев перед его смертью, после выхода Собрания его сочинений и романа «Герой нашего времени», пробилась его добрая слава. Но первая репутация долго стояла помехою для оценки личности поэта в обществе, да и теперь еще продолжает давать себя чувствовать.
П. А. Висковатов. С. 176—177
Таких нумеров журнала набралось несколько. Не знаю, что с ними сталось; но в них много было помещено стихотворений Лермонтова, правда, большею частью не совсем скромных и не подлежащих печати, как, например, «Уланша», «Праздник в Петергофе» и другие. «Уланша» была любимым стихотворением юнкеров; вероятно, и теперь, в нынешней школе, заветная тетрадка тайком переходит из рук в руки.
А. М. Меринский 1. С. 298
И когда в одну из минут просветления он говорит о «пороках юности преступной», то это выражение – увы! – слишком близко к действительности. Я умолчу о биографических фактах, – скажу лишь несколько слов о стихотворных произведениях, внушенных этим демоном нечистоты. Во-первых, их слишком много, во-вторых, они слишком длинны: самое невозможное из них есть большая (хотя и неоконченная поэма) поэма, писанная автором уже совершеннолетним, и в-третьих, и главное – характер этих писаний производит какое-то удручающее впечатление полным отсутствием той легкой игривости и грации, каким отличаются, например, подлинные произведения Пушкина в этой области. Так как я не могу подтвердить здесь суждение цитатами, то я поясню его сравнением. В один пасмурный день в деревне я видел ласточку, летающую над большой болотной лужей. Что-то ее привлекало к этой болотной влаге, она совсем опускалась к ней и, казалось, вот-вот погрузится в нее или хоть зачерпнет крылом. Но ничуть не бывало: каждый раз, не коснувшись поверхности, ласточка вдруг поднималась вверх и щебетала что-то невинное. Вот вам впечатление, производимое этими шутками у Пушкина: видишь тинистую лужу, видишь ласточку и видишь, что прочной связи нет между ними, – тогда как порнографическая муза Лермонтова – словно лягушка, погрузившаяся и прочно засевшая в тине.
В. С. Соловьев.С. 362
Одно только произведение выходит из ряда эротических сочинений школьного периода, это «Хаджи Абрек». Лермонтов написал его под влиянием воспоминаний о Кавказе и внес в поэму мотивы и строфы из «Каллы», «Аула Бустанджи» и даже «Измаила-Бея», так что она скорее принадлежит прежним годам литературного творчества поэта. Николаю Юрьеву удалось как-то тайком от Михаила Юрьевича отнести поэму – вероятно, в сделанной копии – в «Библиотеку для чтения». Юрьев, хорошо читавший стихи, прочел ее Сенковскому, который остался доволен поэмой и поместил ее в следующем году в своем журнале за подписью автора. Это было первое явившееся в печати произведение Лермонтова, который, впрочем, был очень недоволен его помещением в журнале.
П. А. Висковатов. С. 178
Он, быть может, совершенно погряз бы в этом направлении, если бы внутренний инстинкт не оберегал поэта и не дал ему вполне подчиниться влияниям, которые способны были совершенно загубить его талант.
Из редакционной статьи.
Лермонтов М. Ю.Собрание сочинений: В 9 т. СПб., 1903. Т. 9. С. 365
Между тем кто из поэтов не писал нескромных стихотворений? Сколько их было написано Пушкиным в том же возрасте, в котором писал их Лермонтов? Пушкин начал их писать даже еще раньше. В пансионских и университетских тетрадях Лермонтова мы их не встречаем вовсе.
П. А. Висковатов. С. 177
Вчера провел я в городе последнее воскресенье, потому что завтра (во вторник) мы отправляемся на два месяца в лагерь. Пишу к вам, сидя на классной скамейке; кругом меня шум, сборы и проч.
М. Лерма – М. А. Лопухиной.
19 июня 1833 г.
Я не писал вам с тех пор, как мы перешли в лагерь, да и не мог решительно, при всем желании. Представьте себе палатку, 3 аршин в длину и ширину и 2 1/2 аршин высоты; в ней живут трое, и тут же вся поклажа и доспехи, как-то: сабли, карабины, кивера и проч., и проч. Погода была ужасная; дождь без конца, так что часто по два дня подряд нам не удавалось подсушить платье. Тем не менее эта жизнь отчасти мне нравилась. Вы знаете, любезный друг, что мне всегда нравились и дождь и слякоть – и тут по милости Божией, я насладился ими вдоволь.
М. Лерма – М. А. Лопухиной.
4 августа 1833 г.
Надо сказать, что юнкерский эскадрон, в котором мы находились, был разделен на четыре отделения: два тяжелой кавалерии, то есть кирасирские, и два легкой – уланские и гусарские. Уланское отделение, в котором состоял и я, было самое шумное и самое шаловливое. Этих-то улан Лермонтов воспел, описав их ночлег в деревне Ижорке, близ Стрельны, при переходе их из Петербурга в Петергофский лагерь. Вот одна из окончательных строф, – описание выступления после ночлега:
Заутро раннее светило
Взошло меж серых облаков,
И кровли спящие домов
Живым лучом позолотило.
Вдруг слышен крик: вставай, скорей!
И сбор пробили барабаны,
И полусонные уланы,
Зевая, сели на коней.
А. М. Меринский 1. С. 296
Люди, близко с детства знавшие Лермонтова, очень к нему привязанные, полагали, что с поступлением в юнкерскую школу начался для него «период брожения», переходное настроение, которое быть может поддерживалось укоренившимися обычаями.
П. А. Висковатов. С. 173
По вечерам, после занятий, поэт наш часто уходил в отдаленные классные комнаты, в то время пустые, и там он просиживал долго и писал до поздней ночи, стараясь туда пробраться не замеченным товарищами.
А. М. Меринский 1. С. 301
Лермонтов, с детства малообщительный, не был общителен и в Школе. Он представлял товарищам своим шуточные стихотворения, но не делился с ними тем, что высказывало его задушевные мысли и мечты; только немногим ближайшим друзьям он доверял свои серьезные работы. У него было два рода серьезных интересов, две среды, в которых он жил, очень не похоже одна на другую, – и если он старательно скрывал лучшую сторону своих интересов, в нем, конечно, говорило сознание этой противоположности. Его внутренняя жизнь была разделена и неспокойна. Его товарищи, рассказывающие о нем, ничего не могли рассказать, кроме анекдотов и внешних случайностей его жизни; ни у кого не было в мысли затронуть более привлекательную сторону его личности, которой они как будто и не знали. Но что этот разлад был, что Лермонтова по временам тяготила обстановка, где не находили себе места его мечты, что в нем происходила борьба, от которой он хотел иногда избавиться шумными удовольствиями, – об этом свидетельствуют любопытные письма, писанные им из Школы…
А. Н. Пыпин.
Цит. по: Висковатов П. А. С. 180
Должен вам признаться, с каждым днем я все больше убеждаюсь, что из меня никогда ничего не выйдет со всеми моими прекрасными мечтаниями и неудачными шагами на жизненном пути; мне или не представляется случая, или недостает решимости. Мне говорят: случай когда-нибудь выйдет, а решимость приобретется годами и опытностью!.. А кто порукою, что, когда все это будет, я сберегу в себе хоть частицу пламенной, молодой души, которою Бог одарил меня весьма некстати, что моя воля не истощится ожиданием, что, наконец, я не разочаруюсь окончательно во всем том, что в жизни заставляет нас двигаться вперед?
М. Лерма – М. А. Лопухиной.
23 декабря 1834 г.
Итак, в новой обстановке, в сфере петербургской жизни с самого начала поэт нехорошо себя чувствовал. Он приходил в восхищение, когда видел кого-либо из москвичей, даже только потому, что это приезжий из дорогого ему города.
П. А. Висковатов. С. 172
Лермонтов не был из числа отъявленных шалунов, но любил иногда пошкольничать. По вечерам, когда бывали свободны от занятий, мы часто собирались вокруг рояля (который на зиму мы брали напрокат); на нем один из юнкеров, знавших хорошо музыку, аккомпанировал товарищам, певшим хором разные песни. Лермонтов немедленно присоединялся к поющим, прегромко запевал совсем иную песню и сбивал всех с такта; разумеется, при этом поднимался шум, хохот и нападки на Лермонтова.
А. М. Меринский 1. С. 301
Теперь он еще больше уходит в себя, еще больше скрывает от товарищей свой внутренний мир, выказывая только одну сторону – отзыв на их затеи…
П. А. Висковатов. С. 166
Вам одной я могу говорить все, что думаю, и хорошее, и дурное; я уже доказал это своей исповедью…
Мне кажется, что если бы я не сообщал вам о чем-нибудь важном, что со мною случилось, то наполовину бы прошла моя решимость. Верьте не верьте, а это так; не знаю почему, но, получив от вас письмо, я не могу удержаться, чтоб не отвечать тотчас же, как будто я с вами разговариваю.
Лермонтов – М. А. Лопухиной.
Середина октября 1832 г.
В числе товарищей его был Василий Вонлярлярский, человек тоже поживший, окончивший курс в университете и потом не знаю, вследствии чего и каких обстоятельств, добровольно променявший полнейшую свободу на затворническую жизнь в юнкерской школе. В эпоху, мною описываемую, ему было уже двадцать два или двадцать три года. Эти два человека, как и должно было ожидать, сблизились. В рекреационное время их всегда можно было застать вместе. Лярский, ленивейшее создание в целом мире (как герой «Женитьбы» у Гоголя), большую часть дня лежал с расстегнутой курткой на кровати. Он лежал бы и раздетый, но дисциплина этого не дозволяла.
Н. С. Мартынов.Автобиографические заметки //
Русский архив. 1893. Кн. 8. С. 588.
(Далее цит. как: Н. С. Мартынов 2)
Лермонтов, Лярский, Тизенгаузен, братья Череповы, как выпускные, с присоединением к ним проворного В. В. Энгельгардта и составляли по вечерам так называемый ими «Нумидийский эскадрон», в котором, плотно взявши друг друга за руки, быстро скользили по паркету легкокавалерийской камеры, сбивая с ног попадавшихся им навстречу новичков. Ничего об этом не знавший и обеспокоенный стоячим воротником куртки и штрипками, я, ни с кем еще не будучи знаком, длинными шагами ходил по продолговатой, не принадлежавшей моему кирасирскому отделению легкокавалерийской камере, с недоумением поглядывая на быстро скользящий мимо меня «Нумидийский эскадрон», на фланге которого, примыкающем к той стороне, где я прогуливался, был великан кавалергард Тизенгаузен. Эскадрон все ближе и ближе налетал на меня: я сторонился, но когда меня приперли к стоявшим железным кроватям и сперва задели слегка, а потом, с явно понятым мной умыслом, порядочно толкнули плечом Тизенгаузена, то я, не говоря ни слова, наотмашь здорово ударил его кулаком в спину, после чего «Нумидийский эскадрон» тотчас рассыпался по своим местам, так же не говоря ни слова, и мы в две шеренги пошли ужинать.
В. В. Боборыкин. Три встречи с Лермонтовым //
Русский библиофил. 1915. № 5. С. 71
Лермонтов был довольно силен, в особенности имел большую силу в руках, и любил состязаться в том с юнкером Карачинским, который известен был по всей школе как замечательный силач – он гнул шомполы и делал узлы, как из веревок. Много пришлось за испорченные шомполы гусарских карабинов переплатить ему денег унтер-офицерам. Однажды оба они в зале занимались подобным tours de forse (демонстрацией силы. – Фр.), вдруг вошел туда директор школы, генерал Шлиппенбах. Каково было его удивление, когда он увидел подобные занятия юнкеров. Разгорячась, он начал им делать замечания: «Ну, не стыдно ли вам так ребячиться! Дети, что ли, вы, чтобы так шалить!.. Ступайте под арест». Их арестовали на одни сутки. После того Лермонтов презабавно рассказывал нам про выговор, полученный им и Карачинским. «Хороши дети, – повторял он, – которые могут из железных шомполов вязать узлы», – и при этом от души заливался громким хохотом.
А. М. Меринский 1. С. 301
Строились по ранжиру, тяжелая кавалерия впереди, и я по росту был в первой фланговой паре. За ужином был, между прочим, вареный картофель, и когда мы, возвращаясь в камеры, проходили неосвещенную небольшую конференц-залу, то я получил в затылок залп вареного картофеля и, так же не говоря ни слова, разделся и лег на свое место спать. Этот мой стоицизм, вероятно, выпускным понравился, так что я с этого первого дня был оставлен в покое, тогда как другим новичкам, почему-либо заслужившим особое внимание, месяца по два и по три всякий вечер, засыпающим, вставляли в нос гусара, то есть свернутую бумажку, намоченную и усыпанную крепким нюхательным табаком. Этим преимущественно занимался шалун Энгельгардт, которому старшие не препятствовали.
В. В. Боборыкин.С. 71
…В одно время с ними был в школе, в пехоте, известный потом остряк-повеса Костя Булгаков. Константин Александрович Булгаков, сын бывшего московского почт-директора, бывший наш школьный товарищ, обладал многими талантами. Всегда веселый, остряк, отличный музыкант, он в свободное время действительно группировал около себя всех нас, и к нам наверх приходили Лермонтов и другие юнкера. Во время пения, весьма часто разных скабрезных куплетов, большею частью аккомпанировал Мишель Сабуров, который, кажется, наизусть знал все тогдашние французские шансонетки и в особенности песни Беранже. Костя Булгаков, как мы его обыкновенно называли, был общий любимец и действительно примечательная личность. К сожалению, от слишком раннего и сильного разгула он рано кончил жизнь. Шутки и остроты его не ограничивались только кругом товарищей, он часто забавлял ими великого князя Михаила Павловича. В то время много анекдотов передавали о похождениях Булгакова. Вот с этою-то личностью соперничал в остротах Лермонтов…
А. М. Миклашевский.С. 591
В учебных и литературных занятиях, в занятиях по фрунтовой части и манежной езде, иногда в шалостях и школьничестве – так прошли незаметно для Лермонтова два года в юнкерской школе.
А. М. Меринский 1. С. 301
Пока говорю вам: прощайте! ибо не имею более ничего интересного сообщить вам. Я готовлюсь к экзамену и через неделю, с Божьей помощью, стану военным.
М. Лерма – А. М. Верещагиной.
5 декабря 1834 г.
Право, я до такой степени сам себе надоел, что когда я ловлю себя на том, что любуюсь собственными мыслями, я стараюсь припомнить, где я вычитал их, и от этого нарочно ничего не читаю, чтобы не мыслить.
М. Лерма – М. А. Лопухиной.
23 декабря 1834 г.
В то время Лермонтов писал не одни только шаловливые стихотворения, но только немногим и немногое показывал из написанного…
А. М. Меринский 1. С. 302
Я теперь бываю в свете… для того, чтобы доказать, что я способен находить удовольствие в хорошем обществе…
М. Лерма – М. А. Лопухиной.
23 декабря 1834 г.
Никто из нас тогда, конечно, не подозревал и не разгадывал великого таланта в Лермонтове. Да были ли тогда досуг и охота нам что-нибудь разгадывать, нам, юношам в семнадцать лет, смело и горячо начинавшим жизнь, что называется, без оглядки и разгадки.
А. М. Меринский 1. С. 302
Ах! я ухаживаю и, вслед за объяснением в любви, говорю дерзости. Это еще забавляет меня немного, и хотя это отнюдь не ново, однако же случается не часто!.. Вы думаете, что за то меня гонят прочь? О нет! напротив: женщины уж так сотворены. У меня проявляется смелость в отношениях с ними. Ничто меня не смущает – ни гнев, ни нежность; я всегда настойчив и горяч, но сердце мое холодно и может забиться только в исключительных случаях. Не правда ли я далеко пошел!..
М. Лерма – М. А. Лопухиной.
23 декабря 1834 г.
Певали иногда романсы и проч., которые для нашей забавы переделывал Лермонтов, применяя их к многим из наших юнкеров, как, например, стихотворение (ходившее тогда в рукописи), в котором говорится:
Как в ненастные дни
Собирались они
часто…
(и проч.)
Название этого стихотворения не помню, переделанное же Лермонтовым слишком нескромного содержания и в печати появиться не может.
А. М. Меринский 1. С. 302
Когда-то вы поддержали меня в большом горе; может быть, и теперь вы пожелаете ласковыми словами разогнать холодную иронию, которая неудержимо прокрадывается мне в душу, как вода просачивается в разбитое судно!
М. Лерма – М. А. Лопухиной.
23 декабря 1834 г.
Особенно дружеские отношения (у Лермонтова. – Е. Г.) установились с семейством Лопухиных, состоявшим из старика отца, сына Алексея и трех дочерей: Марьи, Варвары и Елизаветы. В письмах к старшей кузине, Марье Александровне, Лермонтов называет ее «наперсницей своих юношеских мечтаний» и с грустью вспоминает, как она облегчала самые сильные его горести.
Д. И. Абрамович.Т. 5. С. XXIII
Надо заметить, что вообще Лермонтов не любил давать списывать другим свои стихотворения, даже и читать, за исключением шутливых и не совсем скромных, появлявшихся в нашем рукописном журнале. Составителями нумеров этого журнала были все желавшие и умевшие написать что-либо забавное в стихах или прозе для потехи товарищей…
А. М. Меринский 1. С. 302
Я был в Царском Селе, когда приехал Алексис, узнав о том, я едва не сошел с ума от радости: разговаривал сам с собою, смеялся, потирал руки. Вмиг возвратился я к моим былым радостям; двух страшных лет как не бывало.
М. Лерма – М. А. Лопухиной.
23 декабря 1834 г.
Наконец, в исходе 1834 года Лермонтов был произведен в корнеты в лейб-гвардии Гусарский полк и оставил юнкерскую школу.
А. М. Меринский 1. С. 302
Увидав себя в железных оковах правильного строя военного порядка, ощутив личную свободу свою порабощенною гораздо сильнее прежнего, Лермонтов не мог не понять, как ошибся он в расчете и как для него тяжело будет выносить эту регулярную, стеснительную жизнь, когда относительно свободный быт московских студентов казался ему невыносимым.
П. А. Висковатов. С. 168
Два злополучных года пребывания в школе прошли скоро, и в начале 1835 года его произвели в офицеры, в лейб-гусарский полк, я же поступил в Артиллерийское училище и, в свою очередь, стал ходить домой только по воскресеньям и праздникам.
С нами жил в то время дальний родственник и товарищ Мишеля по школе, Николай Дмитриевич Юрьев, который после тщетных стараний уговорить Мишеля печатать свои стихи передал, тихонько от него, поэму «Хаджи Абрек» Сенковскому, и она, к нашему немалому удивлению, в одно прекрасное утро появилась напечатанною в «Библиотеке для чтения». Лермонтов был взбешен. По счастью, поэму никто не разбранил, напротив, она имела некоторый успех, и он стал продолжать писать, но все еще не печатать.
А. П. Шан-Гирей.С. 748
Раз как-то, в последние месяцы своего пребывания в школе, Лермонтов, под влиянием воспоминаний о Кавказе, где он был еще двенадцатилетним мальчишкой, написал целую маленькую поэмку из восточного быта, свободную от проявлений грязного вкуса. И, заметьте, по его нежной природе это вовсе не его жанр, а он себе его напускает, и все из какого-то мальчишеского удальства, без которого эти господа считают, что кавалерист вообще не кавалерист, а уж особенно ежели он гусар. И вот эту-то поэмку у Лермонтова как-то хитростью удалось утащить его кузену Юрьеву. Завладев этою драгоценностью, Юрьев полетел с нею к Сенковскому и прочел ее ему вслух с тем мастерством, о котором я уже говорил вам сейчас. Сенковский был в восторге, просил Юрьева сказать автору, что его стихотворения все, сколько бы он их ни давал, будут напечатаны, лишь бы только цензура разрешила. А то-то и беда, что никакая в свете цензура не может допустить в печать хотя и очаровательные стихи, но непременно с множеством грязнейших подробностей, против которых кричит чувство изящного вкуса.
А. И. Синицын.
Цит. по: Бурнашев В. П.Михаил Юрьевич Лермонтов в рассказах его гвардейских однокашников // Русский архив. 1872. Стб. 1780
В конце 1834 года он был произведен в корнеты.
А. М. Меринский 1. С. 302
Большой свет. Первая месть
…Слава поэта предшествовала появлению его в полку.
П. К. Мартьянов (со слов графа А. В. Васильева).
Дела и люди века: В 3 т. СПб., 1893. Т. I. С. 148.