Страж Государя

– А вот тот узкий проулок, что у княжеского дома, он куда выходит?

Швелька задумчиво почесал в затылке:

– Это тот, который Варварку пересекает? Ну, в одну сторону, там, где конная тропа, это к Москве реке, там недалеко проходит Серпуховская дорога. А в другую – это уже к Покровским воротам. Да, ты, Данилыч, просил место подобрать, где до темноты можно пересидеть…

– До полночи! – уточнил Егор.

– Так вот, есть такое место, и отсюда – совсем недалеко, через две улицы.

– Что за место? Надёжное?

– Надёжное, очень надёжное! – заверил Алёшка. – Постоялый двор такой, тайный. Там холопья беглые время пережидают, стрельцы-дезертиры, люди лихие – что числятся в розыске. Да мы же с тобой там ночевали как-то, Ляксандра Данилыч, в том году, когда ты сбежал от батяньки своего…. Помнишь?

– Было дело, – осторожно кивнул Егор головой. – Только вот само место – запамятовал…

Они вышли за ворота тайного «постоялого двора» уже чёрной ночью. Впрочем, полной темноты не было: небо было ясным, в северной части небосклона висела яркая жёлтая луна, многочисленные звёзды подмигивали – лукаво и совершенно по-приятельски…

– Значится так! – громким шёпотом объявил Егор. – Ты, Швелька, езжай прямо сейчас к Покровским воротам. Бляха то – с собой? Если стрельцы пристанут, сразу им в морду пихай бляху то и посылай – куда подальше…. Всё понял? А ты, Алёшка, на стрёме постоишь, пока я слажу в гости к нашему князю. Если что, сигнал подашь. Петухом то умеешь кричать? Вот и прокукарекаешь – ежели что. Неосторожно это – ночью вопить петухом, да ладно уж, сойдёт – на первый раз…

Они затаились за высокими кустами сирени, что росли на углу нужного проулка и улицы Варварки.

– Чего ждём-то, Данилыч? – жарко зашептал ему в ухо Бровкин.

– Ты, Лёха, привыкай меня называть «командиром»! – также тихо ответил Егор. – В нашем деле – мелочей не бывает! Чего ждём? Ты что, не слышишь, как шумят за забором? Вон и кони всхрапывают…

– Похоже, они лошадей седлают! – неуверенно предположил Алёшка. – Куда это наши молодцы собираются – на ночь глядя?

– Куда, куда…. Туда, на дела лихие, на разбой ночной…

Наконец раздался тоненький противный скрип, одностворчатые ворота распахнулись, в переулок начали (в свете одинокого факела), один за другим, выезжать едва различимые всадники: шестеро – в тёмных и неприметных одеждах, седьмой – в белом атласном кафтане и в боярской бобровой шапке.

«Подо Льва Кирилловича, любимого царского дядю, кто-то вырядился!», – отметил про себя Егор. – «Лицедеи, тоже мне! Только вот интересно, кто придумал такую запутку?»

– Ну, с богом, ребятушки! – проскрипел жестяной голос князя Степана. – Делайте всё, как я вам велел!

Мягкий перестук лошадиных копыт, предусмотрительно обмотанных тряпьём, затих в проулке, коротко проскрипели петли, ворота закрылись, вокруг снова установилась чуткая ночная тишина…

Выждав примерно (по ощущениям), минут сорок, Егор махнул рукой, выбрался из сирени, по нетоптаной траве подошёл к одностворчатым воротам, положил руку на ствол вишнёвого дерева:

– Всё, Алёха, я пошёл! Не зевай тут, при первой же подозрительной ерундовине – кричи громко молоденьким петушком…

Он за одну минуту поднялся на четырёхметровую высоту, ловко перебрался с дерева на деревянный приступок, шедший по всему периметру дома и отгораживающий первый этаж от второго, ухватился за распахнутую и закреплённую ставню, осторожно заглянул в распахнутое окно, откуда нестерпимо пованивало грязным постельным бельём и давно немытыми мужскими ногами.

В просторной комнате тускло горели три свечи, вставленные в гнёзда подсвечника, одиноко стоящего на прямоугольном дубовом столе, украшенном искусной резьбой. В большом удобном кресле сидел, устало подперев голову рукой, странный человечек, в жилах которого, несомненно, добрая половина крови имела татарское происхождение. Выпуклый безбровый лоб, раскосые карие глаза, маленький, слегка кривоватый нос, на безвольном подбородке – несколько тонких и длинных рыжеватых волосин. Одет человечек был в парчовый халат – восточного кроя, богато расшитый золотыми и серебряными нитями, на маленькой голове красовалось некое подобие тюбетейки, украшенной разноцветными каменьями, на столе, рядом с татарским господином, лежала пижонская тросточка – тонкой иноземной работы.

«Это и есть Степан Семёнович Одоевский!» – решил Егор, вспомнив нужную главу из романа Алексея Толстого. – «Действительно – хиляк хиляком, не то, что соплёй, обычным плевком запросто можно перешибить. Так перешибить или как? Может, достаточно просто запугать до полусмерти и тщательно допросить?».

Неожиданно со стороны широкой печной трубы, едва видимой в дальнем углу, раздался мужской голос – приятный глубокий баритон, говорящий с едва заметным, мягким иностранным акцентом:

– Уважаемый Степан, свет Семёнович! Всё ещё сомневаетесь? Тысячу ефимок мой казначей отсыпал вам ещё утром. Не так ли? Ещё две тысячи будет вручено – по окончательному завершению дела.… Надеюсь, ваши обязательства также будут полностью выполнены?

– Выполню, выполню! – заскрипел Стёпка своими жёлтыми и кривыми зубами. – Только одного не могу взять в толк, господин…

– Не надо никаких имён! Мы же договаривались…

– Хорошо, хорошо! Просто ни как не могу взять в толк, чем вам царь Пётр так не угодил? Зачем его надо убивать? Обычный мальчишка, глупый, недалёкий, совсем неопасный…

– Э-э, неопасный…, – сладко зевнул баритон. – Очень даже опасный! Если вам, мой милый князь, не нужны деньги, то и другие желающие найдутся. Найдутся – непременно! Вы уж поверьте мне…

– Да верю, верю! Это я так просто. Царь, всё же…

– Ну что ж, князь. Тогда, разрешите мне откланяться, время уже достаточно позднее, а я с утра уезжаю из России, дела…

Егор решил действовать: очень уж хотелось взглянуть – на этого иностранного заказчика Петровой смерти, поболтать с ним – вдумчиво и по душам, пока тот не покинул просторов русских.… Ловко оттолкнувшись от бревенчатой стены, Егор влетел в комнату, подскочил к столу, хуком справа послал Стёпку на пол, мгновенно переместился к печной трубе, крутанул обычную «вертушку», крепко приложив пяткой по грудине неизвестного господина, чьё лицо было скрыто чёрной широкополой шляпой. Убедившись, что «чёрная шляпа» отключилась, он вернулся к дубовому столу, поднял с пола безвольное княжеское тело, бережно усадил в кресло, положил указательный палец на сонную артерию, пытаясь нащупать пульс.

«Дурак ты, братец!», – совершенно невежливо сообщил внутренний голос. – «Действительно – перешиб! Однозначный хладный труп…».

Недовольно пожав плечами, Егор достал из кармана флакон с микстурой от доктора Фогеля, осторожно вытащил деревянную пробку, капнул Степану на закрытый глаз (капли то – глазные!). Сильно зашипело, запузырилось, через десять секунд на княжеском лице зияла чёрным страшным провалом (на месте глаза), пустая глазница…

– Ну, доктор, сука старая! – не стерпел Егор. – Так торопился, что залил в бутылочку чего-то навроде кислоты…. Доберусь я до тебя, немецкий недоносок! Хотя, если так торопился, то уже, наверное, и не найти его. Свалил – не иначе…

Он обернулся, чтобы заняться вторым пленным, но – не успел. Всё вокруг неожиданно заполнилось ярким голубым свечением, по ушам больно ударило взрывной волной….

Уже теряя сознание, Егор услышал – как где-то звонко и тревожно прокричал молоденький петушок…

Он открыл глаза, чуть шатаясь, поднялся на ноги, прислушался: где-то внизу надрывались испуганные голоса, слышался громкий топот сапог.

«Ага, это я в обмороке минуты две всего провалялся!», – подумал Егор и мельком огляделся вокруг. Судя по всему, он находился в крестовой палате: многочисленные иконы и образа, стены, обитые тёмно-синим бархатом, на полу – роскошные мягкие ковры, многочисленные сундуки и ларцы, покрытые парчой и шёлком, у окна – напольные часы с медным слоником на верхней башенке.

Понимая, что времени уже – в обрез, он подошёл к печной трубе, где горкой лежали какие-то тёмные тряпки, над которыми поднимались худенькие спирали молочно-желтоватого дыма.

– Куда же подевалось тело нашего загадочного иноземца? – тихонько удивился Егор, поддевая носком лаптя чёрную, в нескольких местах дырявую шляпу. Выяснилось, что под шляпой располагался нарядный тёмно-коричневый камзол, а под камзолом – высокий конус серого пепла…

По лестнице дробно зацокали подковки, прибитые к каблукам чьих-то сапог, Егор метнулся к раскрытому окну, влез на подоконник, перепрыгнул на вишнёвое дерево, разодрав при этом правую щёку, скользнул по стволу вниз.

– Живой, командир! Слава Богу! – облегчённо выдохнул Алёшка. – А я уж подумал…

– После! – недовольно отмахнулся Егор. – Ходу! Давай за мной….

Пробежав по проулку примерно половину расстояния – до Покровских ворот, они остановились.

– Ну, рассказывай, что там произошло…. Чего кукарекал то?

– Сейчас я, сейчас…, – всё никак не мог отдышаться Бровкин. – Сейчас, командир…

– Ну, ты даешь! – искренне возмутился Егор. – Пробежали всего – ничего, версты полторы, наверное, а он уже и запыхался! С завтрашнего дня – бегать у меня будешь по утрам: кроссы по пересечённой местности, так тебя растак…

Примечания