Три часа соблазна

– Да, вот именно, – дернула головой Василиса. – А мы тебе, Коленька, предлагаем сотрудничество! Выгодное! Ты нам будешь говорить, как у вас дела продвигаются, а мы тебе – что слышали от соседей, кто что видел, кто какие версии выдвигает и почему. У нас же еще долго об этом говорить будут, обязательно что-то вылезет.

– Вот вы мне и сообщите – что вылезло! – тут же подхватился Коленька.

– Только бартер, – непримиримо заявила Василиса. – Ты – нам, мы – тебе.

– А долг гражданский? – прищурился Горюнов.

– Ты про что? – изумленно вытаращилась Василиса. – Ты на что нас толкаешь, милок? Чтобы мы, бедные, больные старушки подглядывали, подслушивали и выполняли за тебя твою работу?

– Нет, мы, конечно, можем и подслушать, – поддержала подругу Люся. – Но только где гарантия, что сообщим об этом тебе? Вася вон может Пашке позвонить, а я... а я просто так – в дежурку звякну.

– И не видать тебе, Коленька, никаких повышений.

– Ну я прям не знаю... – расстроился Николай. – Меня ж Пашка в порошок сотрет, если узнает!

– Господи! Да откуда ж ему узнать?! – всплеснула руками Василиса. – Ты ж не побежишь ему докладывать!

– Да что я – дурак, что ли!

– Действительно! – кивнула Люся. – И мы не побежим, нам эти Пашкины придирки уже вот где!

– Короче, Николай, иди работай, мы на тебя рассчитываем, – торжественно уложила руку на плечо Горюнова Василиса. – Ступай. Как только нам что-то станет известно, мы сразу же тебе звоним. Кстати, какой у тебя сотовый?

Николай продиктовал номер телефона и покинул подруг с самыми радужными надеждами.

Когда за парнем захлопнулась дверь, ничего не понимающая Люся подошла к Василисе.

– Вася... а почему он отравленный-то? Мы ж его... статуэткой.

– Тут еще ничего не ясно, – насупилась Василиса. – Коля же говорит, сведения предварительные... Слушай, а чего мы сидим? У нас же вещи этого Жомова... куда я задевала его чемодан?

– Ты его в шкаф сунула, – напомнила Люся. – Я еще хотела тебе сказать, что там чистые вещи, а ты всякую грязь... Ну чего ты набычилась? Не сказала же!

Чемодан открылся легко, а и чего б ему не открыться, если прямо на ручке висел маленький ключик на тоненьком шпагатике.

– Вот как приятно иметь дело с аккуратными людьми, – вздохнула Василиса, открывая чемодан. – Ого! Люся, а у него здесь документы! Вот смотри, паспорт...

– Дай-ка посмотреть... Странно, вот и прописка у него наша, городская. – удивленно дернула плечом Люся. – А зачем у тебя комнату-то снимал?

– Почему наша? – не поверила Василиса. – Он же говорил «у нас в Москве»! Я и подумала, что человек приезжий, заехал снять квартиру... Ну-ка, дай посмотреть!

Прописка и в самом деле была городской. Мало того, квартира Жомова находилась в двух остановках от Василисы и Люси.

– Васька-а-а... Это он специально к тебе подбирался, точно тебе говорю, – мотнула головой Люся. – Посмотри, а больше там ничего нет?

– Да тут... Ого! А вот еще моя фотография! – округлила глаза Василиса.

– Да ну... Точно!

– Ну надо же! Самую неудачную выбрал, – поджала губы Василиса. – Нет, чтобы ту, где я в голубом купальнике. Ты же помнишь, я там такая вся воздушная!

– Это где тебе двадцать девять лет? Единственная цветная? Вася, побойся бога, ты ж ее хранишь под семью замками! – напомнила Люся. – У тебя ее как-то Лидочка хотела посмотреть, так ты сама не могла найти.

– И вовсе даже могла! Только я ее никому не показываю! Зачем Лидочке расстраиваться? У меня ж там фигурка... я ж там такая вся... О-о-о! Я ж там, как Плисецкая! Я это фото показываю только своим близким друзьям.

– К тому же исключительно мужчинам, – фыркнула Люся. – А эта... да, ты здесь страшненькая, конечно, но... меня волнует не это.

– Ну тебя-то, конечно!

– Меня волнует... – Люся наморщила лоб. – Черт! Ему нужна была именно ты! Он и фотографию где-то раздобыл, чтобы не промахнуться, не ошибиться.

– Я уже сама поняла. Кстати, здесь меня сфотографировали, когда я не видела, а то уж я бы постаралась – накрасилась, челочку завила и беретик вязаный надела, ну ты ж помнишь, мой такой мохнатенький... Только зачем? – занервничала Вася. – Я уже пыталась вспомнить, думала-думала... Может, какой ухажер, которого я отвергла?

– Даже в голову не бери, – отмахнулась подруга. – У тебя и в молодые-то годы таких не водилось, чтоб с фотоаппаратами, а уж сейчас... Вася! Он же моложе тебя лет на ...

– Все! Поняла! – торопливо перебила ее подруга. – Значит, ухажер отметается. Теперь надо подумать о тайных воздыхателях.

– Вася!

– Хорошо, о них тоже думать не будем, – согласилась Василиса. – Я потом сама о них поразмыслю. Но кому тогда я жить мешаю?

– О-о-о! А вот здесь никаких пальцев не хватит!

– Ты думаешь, это тот парень, которому я машину водой облила? Так он сам виноват, у него ж сигналка полночи работала! – предположила Василиса. – И потом... я на иномарку никогда бы не позволила себе вылить помои, а это были старенькие «Жигули».

– Так все-таки это была не вода? – вздохнула Люся. – А я думаю, что он так матерится?

– Нет, Люся, тот не мог... Да знаю я этого парня, он нормальный человек, воспитанный, и матерился не сильно, только и пообещал мне ноги выдернуть, ну что ты!.. Погоди, а может, эта та выдра, с которой я в аптеке подралась? Ну так я тогда тоже права была – она ж слепую старушку от окошка оттолкнула, а та чуть насмерть не убилась. И потом... я эту тетку не одна колошматила, ей и Аня, соседка наша, навернула. А у Анны кулачок не чета моему. Тогда надо было к Аньке своего мужа посылать... Да и не был Жомов женат, он мне сам говорил.

– А может быть, это те парни, которым ты бутылки разбила? – напомнила Люся. – Ну помнишь, которые в детской песочнице пили и матерились на всю округу? А ты с Малышом подошла и всю водку у них вылила и стеклотару переколотила? За такое можно и жизни лишить, честно тебе говорю.

– Ага, и те алкаши наняли эдакого утонченного киллера, как Жомов, да? – перекривилась Василиса. – Да у них бы за всю жизнь столько денег не накопилось!

– Может, заняли!

– Кто бы им дал! А если б и нашелся такой дурак, так те бы молодчики тут же все б и пропили. Нет, Люся, нет у меня сильных врагов. Так только... мелочь одна. Даже обидно. Тружусь-тружусь, а солидных противников еще не нажила.

– Нажила, Вася, не только солидных, но и хитрых, и коварных. Видишь, как замаскировались – фиг догадаешься.

– Ладно, Люся, давай спать ложиться, может, завтра что-нибудь придумаем...

– А чего завтра думать, надо идти по этому адресу, который в паспорте, где прописан мой жилец, – вздохнула Василиса.

– Да не жилец он, чего уж там... – вздохнула Люся.

– Ну и не жилец! Но надо же выяснить, что это за человек – Жомов. Не может быть, чтобы о нем никто ничего не знал...

Утром Василиса проснулась оттого, что Малыш упрямо тыкался ей в лицо своей мордой.

– Малыш... Ну Малыш же! Иди к Люсе, буди ее... Где Люся? Малыш, ищи, где Люся. А Люся сейчас пойдет с нашей собачкой гулять! Малыш! Не слышишь, что ли? Я ж тебе русским языком говорю: «И кто это пойдет гулять с нашим мальчиком? И кто это...». Да Люся же!! Выведи Малыша! Он уже почти весь ко мне на кровать залез!

Но Люся не слышала подругу, она говорила по телефону. И судя по поведению собаки, говорила уже давно.

– Оленька! А как Васенька переносит чужой климат? У него нет высыпания на коже? – прижимала к себе трубку Люся. – А спит как? Ой! Оля, ну что ты такое говоришь! Почему это ему там лучше, чем дома? Ты там не придумывай. А то я тебя знаю! Встретишь какого-нибудь аборигена. Влюбишься, и все! Опять замуж выскочишь! А я потом Васеньку никогда не увижу!.. Нет, я не придумываю, я предугадываю!.. Оля, скажи честно – ты Володю встретила?

– Люся, отвяжись от дочери, – осторожно дергала подругу за рукав Василиса. – Успокойся лучше, сходи с Малышом прогуляйся...

– Оля! Ну почему твой муж искал тебя полдня?! Ты что, не могла его встретить в аэропорту?!

– Люся, ты им здесь надоела, а еще туда звонишь! Дай молодым отдохнуть.

– Оленька, ты главное, не держи Васеньку на солнце! Ты... Алло! Ольга!! Оля!!! Ничего не слышно. Эта заграница, ну такая тундра! Вечно у них связь прерывается! Невозможно поговорить спокойно!

Василиса сочувственно морщилась, пытаясь заслонить собой вытащенную телефонную розетку.

– Люсенька, нам надо срочно прогулять собаку и отправляться на работу.

– Ты устроила нас на работу? – моргала глазами Люся.

– Да, и уже давно. Мы идем к Жомову домой.

– Ах, ты про это... только я уже Малыша прогуляла. Он тебя будил, чтобы ты его покормила. Между прочим, когда мы с ним уходили, я тебя будила! А ты... ты что, не могла сварить собаке кашу?

Василиса понуро поплелась варить кашу. Еще получалось, что и завтрак должна была готовить она, но Люся уже крутилась рядом, и у нее на плите что-то шипело и плевалось жиром.

– Люся, опять оладьи? А как же фигуры? – проворчала Василиса.

– Можешь не есть, – обиженно дернула плечиком Люся. – Между прочим, сегодня сырники.

– Ну вот! А говоришь – не есть! – всплеснула руками Василиса. – И это в то время, когда нашему организму так нужен кальций!

Они уселись за стол и только приступили к обсуждению плана, как в двери позвонили.

– Давай не будем открывать, – попросила Василиса. – Сейчас если откроем, обязательно дома надолго застрянем. А нам ведь надо торопиться, вдруг Жомов работал не один. Вдруг ко мне еще кто-то наведается.

Люся осталась сидеть. Но и за дверью решили держаться до победного конца. Звонили и звонили. Потом начали стучать и тарабанили в двери до тех пор, пока соседка не выскочила и не завопила на весь подъезд:

– Люся! Василиса! Да выпустите же вы кобеля! Что ж к вам долбятся уже битый час?!

– Люсь. Я не поняла – кобеля впустить или выпустить? – повернулась к Люсе подруга.

– Да чего там понимать. Открывать надо... – вздохнула Людмила Ефимовна и поторопилась к дверям.

На пороге стоял Таракашин.

Вообще, Таракашин Виктор Борисович когда-то был несостоявшимся супругом Люси. По глупой далекой молодости она его нежно любила, страдала по нему и даже родила от него единственную дочку Олечку. Однако сам молодой человек считал себя личностью высокой, начитанной и недосягаемой для такой простушки, как Люся. И даже рождение дочки не пробудило в нем ответные чувства. Люсенька погоревала, поплакала в подушку, да и через пару десятков лет успокоилась. Дочка выросла, Люся повзрослела, поумнела, и образ былого любимого из сердца выкинула. Но вот ведь ситуация! Именно в это время далекий папаша Таракашина, который имел приличное состояние где-то в Канаде, решил сына озолотить. Правда, при одном обязательном условии: если сынок окажется женат и в этом браке будут расти дети. К тому времени сынок как-то быстро обветшал, постарел, пристрастился к зеленому змию, и замуж за него никто не отваживался. А уж рожать детишек и подавно – ни за какое состояние! И тогда Виктор Борисович вспомнил, что одна глупышка все же имеет от него дочурку. Подгоняемый вожделенным состоянием, Таракашин бросился на поиски Люси. И нашел! Но та, вредина, отчего-то начала кривиться и сочетаться браком с бывшей любовью никак не соглашалась! И что только Таракашин не предпринимал! Чего только не выдумывал – Люся держалась, как гранитная статуя! Тем более что про состояние и истинные свои планы Таракашин рассказал Люсе в первый же день. Противная тетка никак не хотела благосостояния своему бывшему возлюбленному. Но и тот не собирался отказываться от дармовых денег – он упрямо добивался взаимности. А потому и наведывался к Людмиле Ефимовне с завидной регулярностью.

Вот и сейчас он стоял на пороге и нежно прижимал к груди газетный сверток, из которого торчал одинокий рыбий хвост.

– Только не это... – простонала Люся.

– Не ждали меня так рано? – лучился счастьем ранний гость. – А я к вам жаворонком! Пташкой! Синей птицей! Эх! Выбери меня! Выбери меня! Птица счастья...

– Та-а-а-к... – вышла в прихожую Василиса и уперла руки в бока. – Это что тут за пение одинокого акына?

Василису Таракашин не ждал, он ее, если честно, недолюбливал. Да чего там, ненавидел всем своим пылким сердцем, вот как. Что самое обидное – взаимно. И всякий раз, по велению злого рока, сталкивался именно с ней.

– Нет, я спрашиваю, что за кошачьи стоны? – сурово вопрошала Василиса Олеговна, притопывая ногой.

– Могу я поговорить с супругой в этот погожий денек? – обиженно задергал шейкой Таракашин.

– С супругой можешь, – мотнула головой Василиса. – Только где ты ее здесь нашел? Кто здесь твоя супруга? Госпожа Таракашина-а! К вам ваша вторая половинка-а-а, недоделанная!

– Я собственно, к Люсе...

– Ой, я сейчас умру от изумления! Люсия стала ему законной супругой! Люсенька, иди скорее, встречай любимого, он тебе рыбу притащил. Прямо как кошке, честное слово! Кстати, скажи, чтоб он этот рыбий хвост в квартиру не заносил, от него же за километр разит!

– А куда ж я его?! – не выдержал Таракашин. – И это... вовсе это не хвост! Это... сюрприз! Люсенька-а, догадайся, что я тебе принес?!

Люсенька тоже почуяла запах от неприглядного свертка.

– Таракашин! Ну что ж ты в самом деле! То цветы искусственные притащишь, то рыбу тухлую! – поморщилась она. – Не заноси ее в дом.

– Интересно знать, а куда ж я ее дену?! – от расстройства пустил петуха кавалер. – У меня повод! А потому я сразу же решил – от вас водка, а от меня закусь! И все потому, что у меня горе! А теперь, значит, не заноси! Чем же тогда заедать?

– Люся, спроси у своего дона Педро, а кто ему разрешит распивать у нас с самого утра? – обратилась Василиса к подруге. – У нас здесь что, рюмочная какая, чтобы с утра пораньше план делать? Или, может, у нас вытрезвитель, чтобы всяких алкашей собирать? Ты поинтересуйся у него, Люся.

– Что за обзывательство такое «Олкаш»?! – захлебнулся негодованием гость. – Да я!. Люся! Немедленно накрой на стол! У меня для тебя неприятное известие!

– Хоть бы раз чего хорошее припас, – ворчала Люся. – Можно подумать, у меня без тебя неприятностей нет.

– Не бери в голову, – посоветовала Василиса. – Опять замуж будет заманивать.

– Не очень-то и хотелось! – фыркнул Таракашин и зыркнул на Василису. – У меня... Люся, выгони этого старого индейца, а? Ну ведь каннибал, честное слово. Того и гляди – сожрет.

– Это... это я «сожрет»? – побелела от гнева Василиса. – Люся! Решай! Или он, или я! Если тебе больше нравится проводить время с пропойцей, который бросил несчастное дитя круглой сиротой...

– Вася, ну почему круглой-то? – не согласилась Люся. – А я?

– Ой, да о чем ты, когда ребенку нужен отец! – все больше распалялась Василиса. – Будто не знаешь, что нет отца, и все! Ребенок – сирота!

– Ну и ничего, – набычилась Люся. – Вот у тебя тоже Пашка сиротой вырос, и неплохой мужик между прочим.

– М-да... – крякнула Василиса. Ее невоздержанность опять занесла ее куда-то не туда...

– А ведь я, собственно, к Павлу! – порадовал Таракашин.

– Только Павла тебя еще и не достает для полного совершенства, – вздохнула Люся.

– Нет, в самом деле, – дарил улыбку Виктор Борисович. – У меня ведь что случилось! Обознатушки вышли! Милиция допустила досадную ошибку и может пойти по неверному пути. Вот мне и надо Павлу сообщить, чтоб в нужном направлении рыли.

– Ну-ка, ну-ка... – насторожилась Василиса.

– Быстро рассказывай, какие ты с милицией дела завел, – ткнула в бочок бывшего супруга Люся. – Да не молчи ты, паразит! Навязался на мою голову!

– Так я ж и стремлюсь... рассказать. Только вы меня не пускаете, – вальяжно скинул куртку непрошеный гость. – Я уж давненько вон туда, на кухоньку пройти мечтаю...

– Оставь этот вонючий хвост в подъезде! – вытолкнула Таракашина обратно Люся. – Нам тебя одного за глаза!

С большим трудом Виктор Борисович расстался с «сувениром», видно, дело было нешуточным. А уж потом, когда уселся на кухне, начал рассказ.

В красках, в лицах, с выражением, господин Таракашин поведал, как не далее как вчерашней ночью, часика эдак в три, Виктор Борисович обнаружил, что его финансовое положение хуже некуда. Ну то есть абсолютно нет денег, причем, уже третий день. Но если в первое время еще оставались кое-какие продуктовые запасы, то к утру дня сегодняшнего закончилась даже высохшая горчица. Правда, торчала еще бутылка подсолнечного масла, но пить масло мужчина еще не научился.

– Проклятый кризис, – тяжко вздохнул господин Таракашин. – Олигархов подкосил, теперь за меня принялся... Надо что-то придумать...

Думал добытчик недолго. Сначала, наплевав на правила приличия, он позвонил дочери. В три часа ему никто не ответил, да оно и понятно – Ольга была на отдыхе, а Люся отстаивала Василисину честь. И вопрос, где в такое время достать провизию, остался без ответа. А есть хотелось сильно. Он, собственно, и проснулся в три ночи от урчания в животе.

Решение пришло само. Ну и в самом деле – как еще можно достать провизию ранним утром, если не отправиться на «дело». То есть попросту своровать. И Таракашин даже придумал где. Прямо за его домом проходила большая дорога, а за дорогой простирался пустырь. Пустырь оканчивался рваным обрывом, который плавно перетекал в берега могучего Енисея. Еще с незапамятных времен люди приспособили эти высокие берега, чтобы соорудить себе некое подобие гаражей или овощехранилищ. Это было очень удобно. Во-первых, все буквально под рукой – два шага от домов, во-вторых, величину овощехранилища никто не обговаривал – строй сколько хочешь, и самое главное – никаких тебе налогов, потому что на бумаге, в документах эти постройки и вовсе отсутствовали. Правда, с течением времени кое-какие гаражи развалились, кое-где белели бумажки-предупреждения «Срочно убрать...», но в целом постройки держались. Сокрытые от людских глаз обрывом, они все еще исправно служили людям. Вот Таракашин и решил, а почему бы ему не вскрыть парочку овощехранилищ? Ему ж не баловства ради, а пропитания для! Ну вскроет, наберет мешочек картошки, пару баночек помидор, огурчиков, это ж какой у него ужин получится!!

И пошел. Оделся потеплее, шапочку на глаза натянул, топорик взял, чтобы замки сшибать, мешочки для картошки прихватил и отправился.

Что его затянуло именно в тот гараж? Может, он был поновее, может, почище, а может просто побольше. Однако именно к нему пристроился Таракашин с топориком. Замок хоть и был крепок, но голод оказался сильнее. Минут через двадцать железо сдалось, и Таракашин распахнул дверь. Такого он не мог представить даже в самых нахальных мечтах. Четыре телевизора, новенькая микроволновка, две норковые шубы и одна из чернобурки, несколько мужских, норковых шапок и пять женских – из всевозможных мехов! А еще кучки золотых украшений, это Таракашин обнаружил, когда открыл старый деревянный сундук. Не нашлось только денег, но это Виктора Борисовича не слишком огорчило. Не вспомнил он и о банальной картошке – теперь он мог купить на стол все, что пожелает! Не оставлять же эдакое богатство!