Роддом. Сериал. Кадры 1–13

Кадр четвёртый

Кровотечение

Вот в родзале было действительно жарко. Особенно в поддетом под пижаму термобелье.

«Кровотечение» лежало на рахмановке, вокруг неё суетился Анатолий Витальевич с портативным УЗИ-аппаратом и молоденькая ординатор Светлана Борисовна Маковенко, вчерашний интерн, противная и въедливая, с обострённым чувством не только справедливости, но и собственной значимости. Но если что-то надо было срочно – могла достать даже мёртвого. Чтобы Толик появился здесь так быстро? Да ещё и с портативным аппаратом? Это пять! Молодец девочка!

– Совсем уже руками разучились работать и головами соображать! – ворчал Толик, водя датчиком по животу развалившейся на рахмановке рыхлой девицы. – Отрывают тут от дела!.. Где классическая акушерская школа?! Вы бы ещё как в «Докторе Хаусе» – сразу на магнитно-резонансную томографию всех отправляли. Чего уж там мелочиться!

– А это разве не ваше дело, Анатолий Витальевич, оперативная помощь в родильном зале?! – пискляво возмущалась Светлана Борисовна. – У меня, кстати, есть сертификат по УЗИ-диагностике!

– Тебе сказать, как ты можешь использовать свой сертификат, или сама знаешь, где туалет?! Портативный аппарат я за свои приобретал и с муками на баланс ставил. А тут, в родзале, ты должна руками уметь, а не меня от работы отрывать! Ты видала, какая у меня очередь под кабинетом?!

– Ага! Вам бы только деньги с женщин сшибать! Это тоже ваша работа! – гневно ткнула она остреньким подбородочком в пациентку.

– Завидуйте молча, Светлана Борисовна! Подрастёте – тоже пару рублей сшибёте. А ещё лучше – замуж выходите скорее и дома сидите. Не то превратитесь в нашу Татьяну Георгиевну! Привет! – кивнул он вошедшей в родзал заведующей. – Бодрая у тебя пионерка, надоедливая. Какого хера меня позвала? И руками всё ясно было бы, Тань… Тут послед ущемившийся.

– Можно я?! – просительно заголосила Светлана Борисовна.

– Помыться можно. И рядом молча стоять можно! – процедила Татьяна Георгиевна, отправляясь мыть руки. – Позвоните анестезиологу, Светлана Борисовна!

Татьяна Георгиевна уже нырнула в поднесённый санитаркой фартук и стерильный халат, ловко вскользнула в раскрытые второй акушеркой перчатки, обработала влагалище «кровотечения» дезинфекционным раствором и стала выполнять внутреннее акушерское исследование, когда в родильный зал влетел весёлый анестезиолог.

– Сильно не радуйся! Роды на дому, ущемление последа. Давай закись. И внутривенный.

– Обойдётся без внутривенного.

– Не обойдётся!

– А я на чём до следующего утра дотяну?! Вдруг что-то серьёзное привезут!

– Дотянешь, не прибедняйся! А это всё, по-твоему, – шутка, что ли?

– Не буду внутривенный делать.

– А я не буду ручное делать. Посидим, подождём? Через полчасика можно будет операционную разворачивать. Там ты одной ампулой не отделаешься.

– Звезда ты, Татьяна Георгиевна! Шантажистка дешёвая! – вздохнул анестезиолог и кивнул анестезистке. Та раскрыла чемодан и зазвенела ампулами.

– Давай табуретку! – скомандовала Татьяна Георгиевна акушерке.

Главная смены услужливо подсунула табурет. Заведующая села и начала работать.

– Когда родила? – обратилась она к Светлане Борисовне.

– Пару часов назад.

– Светлана Борисовна, «пару часов назад» – это где-то в Индии, да?

– Она точно не сказала, Татьяна Георгиевна.

– Счастливые часов не наблюдают! – веселился анестезиолог.

– Чёрт, плацента у неё дольчатая, как у коровы… Как бы не пришлось в операционную всё-таки…

– Тьфу-тьфу-тьфу! – Анестезиолог мотнул головой в сторону левого плеча.

– А мы Светлану Борисовну опять за Анатолием Витальевичем отправим. Пусть ещё раз УЗИ нам тут исполнит. И правда, не только блатных «беременяшек» ему целый день смотреть, сюсюкать да фоточками размахивать.

– Завидуйте молча, Татьяна Георгиевна! – загоготал анестезиолог. Но, тут же приняв серьёзный вид, мрачно заметил: – Херовато день начинается. Да и вся неделя. Сегодня же понедельник?

– Понедельник, понедельник. Не каркай, Аркадий Петрович!

– Ой, вы что, верите в эти приметы? – презрительно пропищала Светлана Борисовна. – Это же всё ерунда!

– Вы сколько лет работаете, Светочка? – ласково спросил молоденького врача анестезиолог.

– С интернатурой – три! – гордо ответила та.

– А я без интернатуры – тридцать.

Татьяна Георгиевна молча ухмыльнулась, не отрываясь от работы.

– Ну что, всё? – первая акушерка смены поглядела в лоток.

– Достань из набора большую акушерскую кюретку, – тихо сказала ей Татьяна Георгиевна.

– Тань, ты что! Это же послеродовая матка! – прошипела акушерка, гремя открываемым биксом.

– Я аккуратно, Лен. Меня Матвеев учил, не мельтешись. Видит бог, не хочу я в операционную идти. – Заведующая взяла за ручку поданный инструмент и аккуратно начала работать.

– На послеродовых матках категорически нельзя работать большой акушерской кюреткой! – возмущённой всезнайкой-отличницей заголосила Светлана Борисовна.

– Вон из родзала, – тихо, не поднимая головы, сказала Татьяна Георгиевна.

Светлана Борисовна стояла, задрав вверх помытые руки, из глаз её покатились слёзы, а на лице застыло недоумённое выражение.

– Вы, Светочка, когда научитесь так руками работать, как Татьяна Георгиевна, тогда и выступать будете! – погладил девушку по спине Аркадий Петрович. – А пока молча смотрите и учитесь! Не сейчас. В следующий раз. А сейчас лучше молча и покорно выйдите вон.

– Вон, вон из родзала, Света, – тишайше повторила Татьяна Георгиевна. – Вы где работаете, ординатор Маковенко? – она чуть повысила голос. – На первом этаже? Вот туда и отправляйтесь. Вы слишком шумите и мешаете мне слышать звук… И вообще, нервируете одним своим постным видом… Так, всё! – Заведующая извлекла инструмент из родовых путей и внимательно осмотрела содержимое лотка. – Окситоцин пока не колите. Матка хорошо сократилась?

Светлана Борисовна, всхлипывая, выбежала из родзала. Акушерка пощупала живот родильницы.

– Крепкая, как камень.

– Вот и хорошо. Сплюнь! Наблюдайте, как за любимой бабушкой.

– О-о-о!!! – заворчала дама на рахмановке, отходя от наркоза.

– Наташа, Наташа! Как себя чувствуешь?! – добрым дядюшкой заголосил над пациенткой анестезиолог.

– Аркадий Петрович, когда вы их имена узнавать успеваете?

– Имя пациента в анестезиологии и реаниматологии – самое оно! – значительно объявил Аркаша. – Собственное имя для человека – иногда единственная его связь с миром живых! – Он менторски поднял вверх указательный палец.

– О-о-о!!! Вася, Вася! – надрывно проголосила одурманенная пациентка.

– Я здесь, любимая! – любовно ущипнул за щёку неизвестную ему Наташу Аркадий Петрович. – Сосудистые реакции в норме.

– Вася, где наш маленький?!

– С нашим маленьким всё хорошо, любимая! – уверенно продолжал декламировать анестезиолог. – Кстати, а где наш маленький? – прошептал он, поворачиваясь к акушерской бригаде.

Первая акушерка смены вопросительно посмотрела на Татьяну Георгиевну. Та пожала плечами. Впрочем, тут же наказала второй акушерке:

– Позвоните детским!

Та пулей выскочила из родильного зала. Телефонный аппарат находился на столе, в коридоре.

– Вася, всё хорошо? – томно пропела родильница.

– Давление? – уточнил Аркадий Петрович у анестезистки.

– И давление и пульс – всё в норме.

– Наташа, я не Вася. Я – Аркадий Петрович, анестезиолог! Наташа, сколько тебе лет?

– Двадцать во-о-осемь! – пропела Наташа и попыталась дрыгнуть ногой.

– Наташа, не дёргайся! Наташа, какой сейчас месяц?!

– Февра-а-а-аль! – продолжила вокализ пациентка.

– Он! – обрадовался Аркадий Петрович. – Налить чернил и выпить. Рыдать над февралём навзрыд!

– Ваш с Наташей маленький, Аркадий Петрович, в детском отделении обсервации! С ним всё в порядке, – не отказала себе в шутливой малости вернувшаяся вторая акушерка родзала.

– А где Вася? – поинтересовался анестезиолог.

– Ва-а-а-ся, Ва-а-а-ся! – снова-здорово затянула родильница Наташа.

– Кто такой Вася, Наташа?! – строго спросила у очухивающейся пациентки первая акушерка смены.

– Вася – мой муж. Он очень хороший человек! – уже более осмысленно сказала приходящая в себя Наташа. – Мы с подругой два года назад приехали в Москву. Нам было негде жить. Мы познакомились с Васей. У Васи была двухкомнатная «хрущёвка», и он нас позвал к себе. Я тогда была беременная, ещё из Подольска. А Вася записал моего ребёнка на себя. И мы с ним стали жить гражданским браком. А ещё через полгода Вася на мне женился. Подруга жила с нами. Вася и подругу жалел. Через год она от Васи родила. И так у нас троих стало двое маленьких детей. А потом и я от Васи забеременела. Я не собиралась дома рожать. Я даже попыталась стать на учёт в женскую консультацию!..

– Мормон ёбаный… – прокомментировал анестезиолог. – Слышь, Георгиевна, что-то наша Наташа слишком стала шевелиться! Девки, тащите каталку! – громогласно распорядился Аркадий Петрович.

Вторая акушерка и санитарка выбежали в коридор за каталкой.

– А в женской консультации меня на учёт не поставили. Потому что у меня ни прописки, ни полиса, ни денег! – продолжала родильница.

– Давай, давай, Наташа. Держись за меня ручками и не дёргай ножками!.. Сосредоточься! Ну что, раз-два-три!

На «три!» Аркадий Петрович и вторая акушерка с санитаркой переложили грузную пациентку на каталку.

– Почему мне сверхурочные за работу грузчиком не платят?! – шутливо возмутился в пространство родзала анестезиолог.

Татьяна Георгиевна содрала перчатки, швырнула в таз, сняла хирургический халат, фартук и кинула на пол.

– Планида потому что твоя такая, анестезиологическая! – сказала она старому другу.

– Не поставили меня на учёт! – стонала тем временем Наташа. – Двое детей у нас с подругой и Васей уже есть. Жрать не на что. Вася не работает. Подруга за нашими общими детьми смотрит. Их в поликлинику на учёт тоже не поставили, потому что не прописанные. Вася добрый, но не работает. Жить пустил, да и ладно! Я в супермаркете уборщицей – там прописка не нужна. Не таджичка – и то хорошо. Я не думала дома рожать. «Скорую» хотела вызвать. Не бросят же меня, как собаку бездомную! – зарыдала в голос уже почти окончательно очухавшаяся Наташа. – А тут со смены пришла – схватки. Воды отошли. Пока Вася куда-то там звонил – я уже и родила. Второй же… А где Вася?! – захлёбывалась родильница.

– А и действительно, где Вася? – поинтересовалась неизвестно у кого первая акушерка.

– Эх, бабы, бабы! – вздохнул Аркадий Петрович. – Леночка! – обратился он к анестезистке. – Уколи этой кретинке трамадол.

– Так его же списывать надо! – возмутилась анестезистка Леночка.

– Мой, из личных запасов уколи.

Татьяна Георгиевна вышла в коридор и села за стол, записать в историю родов всю правду и ничего, кроме правды.

«Беременность…»

– Наташа, какая беременность?! – уточнила она у стонущей на каталке женщины.

– Вторая. Я аборты не делала. Лучше бы делала, дура. Да только… Моему первому туберкулёз поставили в детском саду. Вася как-то его, моего первого, в детский садик пристроил. Не знаю как… Без поликлиники-то. Я в том детском саду тоже уборщицей. А ему туберкулёз. Вася в санаторий отдать не согласился, хотя предлагали. Заведующая детским садом, злобная такая бабища, – как глянет, так сразу все грехи вспоминаешь! – младшему как-то раздобыла путёвку на лечение в туберкулёзный санаторий детский. А Вася мне не разрешил отправить. Заведующая на меня орала и младшего из садика выкинула. А Вася добрый…

«Беременность вторая. Тридцать девять – сорок недель. Роды на дому. Ущемление последа. Кровотечение в третьем периоде родов. Дефект последа…»

Записав протокол операции «Ручное отделение остатков», Татьяна Георгиевна расписала назначения и поставила размашистую подпись.

Принять душ, переодеться и на обход. А где чей Вася и почему бог, желая наказать женщину, лишает её остатков разума, – не её дело.

– Татьяна Георгиевна, вас зовут в приёмное. Женщина с улицы поступила. Необследованная. Подозрение на преждевременную отслойку плаценты.

В час дня Татьяна Георгиевна вышла из операционной.

В три снова туда вернулась. Полное предлежание плаценты. Планировали кесарить завтра. Вступила в роды. Так что в операционную не просто отправились, а помчались галопом. Аллюр «три креста», блин!

В пять привезли ещё одну отслойку.

В семь – релапоротомия со второго этажа. Гематома послеоперационного шва. Кровотечение в брюшную полость.

В девять – в малой операционной первого этажа крованул поздний аборт.

В одиннадцать – экстренно кесарили женщину с анатомо-функциональной несостоятельностью рубца на матке.

В час ночи Татьяна Георгиевна вышла с Аркадием Петровичем перекурить. Пока они вдыхали никотин пополам с морозными февральскими звёздами, на её законном месте припарковалась старенькая «БМВ» Маргариты Анд-реевны. Такая старенькая, что уже не хлам, а практически vintage[7]. Один шаг до antique.

– Тань, сейчас одна моя баба в роды вступила. Помнишь, краевое предлежание последа? В общем, она сюда едет. Ну и я, разумеется, приехала. Она с тобой на роды договаривалась. Это я так… Если ты забыла. Хорошо, что ты ещё домой не ушла.

– Да уж! Хорошо. Лучше не бывает! Хорошо, что у меня из живых сожителей только кактус – и тот на фотографии. – Татьяна Георгиевна плотнее закуталась в синий халат и сильно затянулась сигаретой. – Краевое предлежание? Даст бог, обойдёмся без операционной. Всё равно наборов не осталось.

– А у меня – медикаменты все на месяц вперёд исчерпаны, – спокойно констатировал Аркадий Петрович.

– Тань! Всё у нас нормально с медикаментами в отделении. Я забыла тебе сказать, да и некогда было… Сегодня тот Волков, что ООО «Мандала», приезжал…

– Какое-какое ООО? – чуть не проглотил сигарету анестезиолог.

– Всё бы вам только пиздихаханьки, Аркадий Петрович! А Волков, между прочим, хороший человек! Мужчина в самом соку. Вдовец, а не какой-то женатик! – Она значительно посмотрела на анестезиолога и даже ему подмигнула, косясь на подругу. – Букетище роз этой дуре, – кивнула она на Татьяну Георгиевну, – привёз. Духи дорогущие и бутылку приличную. Ты пока в операционной, Тань, была… – извиняющимся тоном продолжила старшая.

– Ну и где мои букеты-конфеты? – заранее предполагая ответ, спокойно перебила заведующая.

– Где-где!.. У главной медсестры больницы сегодня день рождения. Чего добру пропадать? Зачем тебе цветы-духи? А конфет не было!

– Как это конфет не было?! Без конфет – какой минет!

– Заткнитесь, Аркадий Петрович!

– Хоть бы бутылку оставила! – уже в голос смеялась Татьяна Георгиевна. – Нам с этим озабоченным ночь коротать!

– Я не озабоченный! А конфетно-букетный период, он так потому и называется, что…

– Всё, хватит! А ты – прекратить ржать! Это у тебя нервное! – отругала Маргарита Андреевна подругу. – Сейчас сюда роженица прикатится. Пить вредно! Пить на работе – вредно вдвойне!

– Мне нужны цветы-духи! – застонала Татьяна Георгиевна. – Я – же-е-енщина!

– Ты не женщина. Ты – заведующий отделением. Заведующая… К тому же ты сама того мужика отшила. Аркаша, ты не в курсе? Она такого крутого мужика отшила, дура! Свободного мужика, неженатого!

– Марго, заткнись! – Татьяна Георгиевна была равнодушна, как ночное небо у них над головами. – Все уже всё поняли.

– Да. Все бабы дуры! – философски заключил Аркадий Петрович. – Они только Вась любят. Васи до-о-обрые! – проблеял он.

– Кстати, о Васях… Появился? Я на его бабу сегодня уйму медикаментов списала.

– Не появился. Он же Вася… Это вам не цветы, духи, бутылки от крутых Волковых. – Маргарита Андреевна прищурилась на Татьяну Георгиевну.

– Зайцевых… – задумчиво пробубнила та. – Все они Зайцевы. Хоть с духами, хоть без.

– Марго, кофе сваришь? Что-то я замёрз, – выпустил дым в звёздное небо Аркадий Петрович.

– Сварю. Всё, быстро зашли в приём! Вон блатной клиент уже подруливает.

– Я сразу анестезистку вызову, ага? – утвердительно уточнил анестезиолог. – Всё равно кровотечение будет.

– Типун тебе на язык!

– Да я бы рад! Но раз уж понедельник не задался… сама знаешь.

– Знаю. Иди уже!

Кадр пятый

Блатной клиент

– Здравствуйте, Степан Михайлович! – засуетилась услужливой егозой Маргарита Андреевна, открывая дверь в приёмный покой кряжистому мужику, поддерживающему под белы рученьки охающую супругу. – Как вы, Юленька?!

– Ох! Ох-ох-ох! Фу-у-уф! Схватки, Маргарита Андреевна! Больно!

– Ну, ничего, ничего, солнышко! Сейчас доктор вас посмотрит, и в предродовую! Там мы по венке коктейльчик пустим. Энергетически-спазмолитический, и станет полегче, полегче! А потом и эпидуралочку…

– Никаких, Маргарита Андреевна, коктейльчиков! Ох-ох-ох!.. Никакого обезболивания! – недовольно профырчала Юленька, усаживаясь на стул. – Мы же с вами договаривались! Абсолютно естественные роды!

– Так, ну а что же такого противоестественного в витаминчиках и спазмолитиках? – щебетала птичкой Маргарита Андреевна. – А эпидуралочку вы и сама захотите. Чуть попозже…

– Делайте всё, как она захочет! – высокомерно, тоном, не терпящим возражений, наказал кряжистый мужик, лет на двадцать старше своей Юленьки.

– О! А вот и Татьяна Георгиевна! Сейчас всё будет хорошо! – расплылась мармеладом старшая акушерка обсервации, узрев заведующую. – Принимать, Татьяна Георгиевна? В родзал, Татьяна Георгиевна?..

Акушерка приёмного вопросительно смотрела на заведующую обсервацией.

– Не торопитесь, Маргарита Андреевна. Прошу вас лечь на…

– Юлия! Меня зовут Юлия! – охнула молоденькая дама. – Зачем лишний раз на кресло? Не буду я никуда ложиться! Там, в родзале, меня и посмотрите.

– Юля, позвольте мне решать, где вас смотреть и какой из осмотров лишний, договорились?

Маргарита Андреевна делала из-за спин четы «многозначительные» глаза. Но Татьяна Георгиевна и не подумала сменить тон:

– Вы контракт на роды не заключали, так что я могу сейчас вызвать дежурного врача, если вас не устраиваю. Да и то не факт, что он оставит вас рожать именно здесь. Отправит вас по району.

– Чё-та я не понял! – вскинулся кряжистый мужик. – Маргарита Андреевна сама отговорила нас от контракта. Сказала, что только лишние деньги выкидывать, а вы и так всегда здесь.

– Маргарита Андреевна у нас вообще много говорит. Лишнего. В том числе про деньги! – поморщилась Татьяна Георгиевна, представляя, как ей в очередной раз выписывает лещей начмед. А она – в очередной же раз! который?! – выдаёт люлей Марго, а той – как с гуся вода. – Вы у меня не наблюдались, ни разу не осматривались. О том, что у вас краевое, – мне известно только со слов нашей многоопытной Маргариты Андреевны. Так что… – Татьяна Георгиевна вопросительно посмотрела на кряжистого мужика.

– Степан Михайлович.

– Так что, Степан Михайлович, решайте прямо здесь и сейчас – или ваша Юля меня слушается, или я вызываю ответственного дежурного врача, и далее решает он.

– Маргарита Андреевна рекомендовала вас как отменного специалиста…

– Ой-ой-ой, опять начинается! – заохала Юлия.

– Юля вас слушается! – моментально выкрикнул кряжистый Степан Михайлович.

Маргарита Андреевна перешла на посыл Татьяне Георгиевне пассов руками.

– Ложитесь на кушетку, Юля, – смягчила тон заведующая.

После серии охов и ахов акушерка приёмного с помощью кряжистого мужика и совершенно ненужных телодвижений Маргариты Андреевны уложила Юлю на кушетку. Татьяна Георгиевна прослушала сердцебиение плода.

– Записывай, измеряй, переводи в родзал.

– Какие показания к обсервации писать?

– Алчность Маргариты Андреевны в тротиловом эквиваленте! – Увидав, как юная девчушка в кокетливом белом халатике вытаращила глаза, она тут же добавила: – Грамотная акушерка, дорогая моя, всегда показания к обсервации найдёт! Где обменная карта?

– Вот! – протянула молоденькая акушерка Татьяне Георгиевне помятый лист формата А4.

– Да тут половины анализов нет! – изучив бумаженцию, резюмировала Татьяна Георгиевна. – Пиши: «недообследована». Почему же вы, Юлия, не сдавали ни ВИЧ, ни РВ? Наберите у неё кровь на ВИЧ и РВ! – приказала заведующая персоналу.

– Я вам что, бомж? – возмутилась ухоженная Юлия. – И у меня лишних вен нет!

– Ни у кого лишних вен нет. Все давно уже анатомами посчитаны! И вы что, считаете, что только бомжи ВИЧ-инфицированы? Что только деклассированный элемент подвержен сифилису? И что французское нижнее бельё – надёжная защита от инфекций, передающихся половым путём?

«Вот зачем мне это надо?!» – не слушая развёрнутый ответ пациентки на предмет её верности и преданности глубокоуважаемому Степану Михайловичу, размышляла Татьяна Георгиевна. «Вот зачем? Денег и правда более чем достаточно – права климактерическая Елизавета Петровна с её яростной завистью. Другое дело, как даются эти деньги, ну да это ладно… Но вот зачем? Почему она сейчас не дома? Зачем берётся за девицу, ни разу прежде ею не виденную? Недообследованную? Маргарите хоть кол на голове теши – у неё клиентуры по сарафанному радио, и всех на старую подругу волочёт. Иди домой, Таня! Вызови ответственного дежурного врача – и иди! А что дома? Дома – уютно, красиво. Шкафы забиты тряпками и сапогами. Один из лучших способов женской сублимации – тряпки. И сапоги. А также ботинки, туфли, ботильоны, балетки… Одних меховых жилеток – штук шесть. И зачем? Всё равно самый востребованный ею наряд – зелёная пижама, самое надеваемое «пальто» – белый халат, самая употребляемая обувь – белые тапочки, прости господи. Моющиеся. Недавно вон опять купила горчичные замшевые штаны, стоимостью в пять таких Юль. И обувку им – штанам, а не Юлям – в тон. Ни разу не надела! Правда, что ли, с Волковым этим свиданкнуться? Впрочем, скоро у Сёмы защита, вот на банкете и выгуляются обновки, включая шубку-свитер, пусть бабьё в муках корчится. Всё радость. Впрочем, сомнительная и быстро проходящая. Вот если… И почему она замуж не вышла и детей не родила в конце концов?! Ещё не поздно, кстати…»

– Тань! – отвлекла от посторонних мыслей старшая акушерка отделения. – Ты чего столбом застыла? Идём выйдем, пока её оформляют…

Подруги накинули байковые синие халаты и вышли в морозный синий вечер. Очень удобные эти синие байковые халаты. Для выхода в синий морозный вечер. Сливаешься с вечером… И с мыслями о себе.

– Ты чего шоу устраиваешь? – с места в карьер накинулась Маргарита Андреевна, затягиваясь сигареткой. – Алёна!!! – заорала она в приоткрытые двери приёма. – Принеси нам с Татьяной Георгиевной кофе!

– Никакого шоу я не устраиваю, Марго. Ты просто задолбала уже со своими клиентами. Акушерки родзальные твои, разумеется, съедят, что старшая тут чуть не каждую смену с блатняками околачивается. И Семён Ильич мне ничего поперёк не скажет из-за старой дружбы и прочей моей анатомо-функциональной пригодности… Ты не хихикай мне тут! Распоясалась ты совсем, Марго!.. Никто нам ничего не скажет, но все нас с тобой просто-таки ненавидят. Молодняк стонет, что в обсервации никто, кроме заведующей, в родзал не допускается. И знаешь?.. Они правы! Только так не специально получилось. Как-то так вышло, что у меня ничего, кроме этой долбаной работы и кучи тряпья, выходящего из моды в три раза быстрее, чем мне обламываются поводы его надеть, и нет!