Верные враги

Бабка и знахарь так ни слова и не сказали, из чего я заключила, что Шалиска как-нибудь дотащит свои торбы и сама, а мне сегодня можно уже не возвращаться.

Во дворе мальчишка попытался гордо вырвать руку, но жестоко разочаровался.

– Только дернись еще раз, – процедила я, не разжимая ни зубов, ни стиснутых на его запястье пальцев. Второй рукой накинула ему на голову капюшон, еще и натянула, чтобы лицо до самого носа прикрыл.

– И что тогда будет? – с вызовом вякнул щенок.

– Много чего будет. Солнце. Снежок. Город. Спроси лучше, чего не будет. Кого, вернее.

Видимо, сам догадался. До дома Храйка мы дошли в гробовой тишине. Пару раз разминулись со стражниками, но те лишь здоровались со мной, а узнав, что покорно плетущийся рядом мальчишка – мой родич из села, немой и вообще в детстве регулярно падавший с печки, теряли к нему всякий интерес.

– Куда ты меня тащишь? – наконец не вытерпел Рест. Я и сама задалась этим вопросом, потому что Храйка дома не оказалось. Запечатанная заклинанием дверь голубовато светилась по контуру. Тут простой отмычкой не обойдешься, нужен именно тот ключ, которым закрывали. Стоила эта магическая услуга недешево, но быстро себя окупала – все воры почему-то уверены, что в жилищах менестрелей есть чем поживиться, и чуть ли не плечами пихаются, чтобы в этом удостовериться.

Поразмыслив, я отправилась в свою любимую «Волчью пасть». И не прогадала, уже с порога заметив ярко-рыжую шевелюру вальяжно сидящего на краю стойки полуэльфа. Стульев Храйк принципиально не признавал, предпочитая возвышаться над остальными посетителями – как в моральном, так в самом обычном смысле слова. Дескать, «дабы чудесное искусство песнопения не встречало на своем пути никаких преград».

По правде сказать, высокомерия у Храйка хватило бы и на целого эльфа. Но пел он и в самом деле изумительно, а посему в корчме сегодня было не протолкнуться.

– Жди меня здесь, – решила я. В «Волчьей пасти» колдуна и его ученика слишком хорошо знают, а корчмарь, при всей его страсти к рунам, шкурам и хвостам, отчаянно труслив и тут же пошлет кого-нибудь из девок за стражей. – Да не по сторонам глазей, а вон туда, к коновязи отойди, где слуги обычно стоят!

Тут же снова взъерошился:

– Я тебе не слуга!

– Значит, постоишь за коня, – невозмутимо согласилась я, разжимая руку и захлопывая дверь. По стеночке пробралась к ближайшему углу корчмы.

– Подать что-нибудь, Шеленка? – шепотом поинтересовался корчмарь, оттесненный менестрелем на противоположный конец стойки.

– «Драконья кровь» есть? Отлично.

Я сначала погрела руки о кружку, потом отпила глоток горячего вина с пряностями. Храйк только-только перевалил через середину «Легенды Лебединого плеса», а уже начатую песню он никогда не прерывал. Особенно ради какой-то помощницы знахаря. Впрочем, я никогда не отказывалась послушать красивую печальную музыку. Слова же чуток подкачали – по мне, объяснение в любви к русалке совсем не обязательно растягивать на семь куплетов. Лично я бы уже в конце третьего широко зевнула и нырнула обратно.

Русалка наконец-то уяснила, чего от нее хотят, – или влюбленный рыцарь выдохся. Во всяком случае, она подплыла-таки поближе, и закончилась песня весьма шаловливо.

Слушатели дружно зааплодировали, в резную шкатулочку полетели монеты. Полуэльф грациозно спрыгнул со стойки, передвинул висящую на груди лютню под мышку и, привычно придерживая ее локтем, чтобы не бряцала, подошел к нам. Корчмарь уже держал наготове кубок с золотистым дриадским вином, который Храйк прихватил не глядя, как само собой разумеющееся.

– Принесла? – Сейчас, когда он повернулся ко мне лицом, стала видна пересекающая лицо черная повязка и длинная затейливая сережка-дракончик в левом ухе. От его мочки до переносицы тянулся широкий шрам от когтя рыжей лесной кошки, заставляя Храйка с особой бережностью относиться к уцелевшему правому глазу. Здоровый мужчина вряд ли бы даже обратил внимание на такое легкое воспаление век – скорее всего, от холода и ветра.

Я, тоже не слишком торопясь и разводя любезности, порылась в кармане и выставила на стойку пузатый бутылек.

– Надеюсь, сама готовила?

Эльфы и полуэльфы лишь издевательски ухмылялись при виде соловьем разливавшегося на пороге лавки знахаря: мол, исцелим всех и от всего, с большей гарантией только у святых! К его огромному сожалению, эта раса слишком хорошо разбиралась в снадобьях, чтобы им можно было всучить подкрашенную воду или гнилую чемерицу. А посему настойка на семи травах из моих личных запасов имела мало общего с простым отваром позапрошлогоднего иссопа, который я, когда хозяин отвернулся, выплеснула в помойное ведро.

– По две капли три раза в день. А на ночь вообще хорошо бы примочку сделать.

Храйк, кивнув, бросил на стойку два золотых, хотя сговаривался с хозяином за один. Но, против обыкновения, не вернулся в зал, а облокотился на стойку рядом со мной. Махнул корчмарю, чтобы тот повторно наполнил кубок.

– Я был в «Посошке», Шелена.

– Что? – не сразу сообразила я.

– Ночью, – пояснил менестрель, – когда туда ворвалось чудище.

Я по-прежнему ничего не понимала. Храйк не из тех, кто любит потрепать языком, даже чтобы выплеснуть кошмарное воспоминание и успокоить нервы. Да и не больно-то его испугаешь. Я видела, как пьяный наемник, усмотрев во фривольной песенке какой-то намек на его дорогую матушку, кинулся на Храйка с двуручным мечом. Полуэльф с непроницаемым лицом подпустил громилу на расстояние локтя, а потом просто шагнул в сторону, так что меч рассек стол на две половины и глубоко вонзился в пол. Потом еле его оттуда выдрали.

И это – не переставая играть, причем даже не сфальшивив!

– Оно размером с полугодовалого теленка, – невозмутимо продолжал полуэльф, подкручивая колки лютни. – Острая волчья морда, горбатая холка, длинный хвост и лапы. Ярко-зеленые глаза. Шерсть не то пепельная, не то полупрозрачная, густая и лохматая, но почти не развевается – выходит, довольно жесткая. Двигается не сказать чтобы молниеносно, но очень быстро. Почти как оборотень. Когти есть, и солидные, однако атакует пастью, хотя предварительно норовит повалить и подмять под себя.

– Зачем ты мне это рассказываешь? – не выдержала я.

– Предупреждаю. Вдруг да пригодится.

– В смысле?

Полуэльф только снисходительно усмехнулся. Залпом допил свой кубок, сунул пузырек в карман и – ни спасибо, ни до свидания – прошел на середину корчмы, устроившись уже на столе возле хорошенькой, мгновенно зардевшейся девицы.

Я, пожав плечами – леший этих эльфов и иже с ними разберет! – сгребла монеты, бросила серебрушку корчмарю и направилась было к выходу…

…но остановилась на пороге. Храйк приласкал пальцами нежно отозвавшуюся лютню и почти сразу же запел, вплетая голос как еще одну струну:

Ей отмерено времяМежду светом и тьмою…Непосильное бремя —Оставаться собою,Быть ни тем и ни этой,Но обоими сразу.Ни живой, ни отпетой,Лишь по сердца приказупоступать. Даже еслиРазорвут его в клочьяТе, кто день славят песней,Те, кто шастают ночью.

– Эй, девка, ты туда или сюда?! – грубо пихнул меня в бок какой-то тролль, даже не удосужившись подождать, пока я услышу вопрос и уберусь с дороги. Я стряхнула наваждение. Да нет, откуда он может знать! Какая корчма, такой и репертуар. Куда страннее было бы услышать похабную балладу о трех плещущихся у запруды вдовушках и опрометчиво покусившемся на них водяном, коронный Храйков номер в «Пивной речке».

Но окончание песни опередило-таки хлопнувшую за моей спиной дверь.

Мало тех, кто поймутСумрак… Тех, кто поверят —Он не враг, и ведутВ обе стороны двери.…Кем – не знаю ответа —Суждено ей когда-тоСтать? Весенним рассветом —Или зимним закатом?..

Проклятье. Я могла поклясться, что Храйк, отведя руку от постепенно затихающих струн, пристально, смотрит мне вслед. Как и с самого начала песни.

Нет, ну вы только гляньте на это горе! Стоит! Ждет, как миленький! Аж настроение поднялось. Чья-то вороная «в чулочках» кобыла с удовольствием хрупала Шалискину сушку. Увидев меня, Рест на пару секунд замешкался, и лошадь, облизнувшись и обнюхав его пустую ладонь, досадливо ее куснула. Мальчишка ойкнул от неожиданности и в сердцах ткнул неблагодарную скотину локтем в бок. За что чуть было не схлопотал еще и копытом.

– Идем, – сухо бросила я, проходя мимо.

Выждал, сколько, по его мнению, необходимо для сохранения достоинства, и будто бы случайно нагнал меня уже в конце улицы, пристроившись слева и чуть сзади. Похоже, и сам почуял что-то неладное – больше ни о чем не спрашивал, не отставая и не откидывая капюшона. Последнее в такую погоду удивления не вызывало: метель чуток поутихла, но прекращаться не думала, старательно выбеливая мостовую, а заодно и прохожих.

Все остальные клиенты жили по пути к западным воротам, зигзаг в одну-две улочки не в счет. Когда я рассчиталась с последним, до едва приоткрытых (а не распахнутых, как обычно, во всю ширь) створок оставалось рукой подать.

– Ты-то как через ворота прошел? – спохватилась я, глядя, как стражники с пристрастием допрашивают изрядно перетрухнувшего оборванца примерно одного возраста с Рестом. Рядом, смиренно сложив руки на груди, стоял не вступающий в разговор, но активно прислушивающийся дайн. Позабытое чучело в башне печально позвякивало кольчугой на ветру.

– А я через щель в стене пролез, – неохотно отозвался парнишка. – Во-о-он там, напротив дома с желтой крышей.

– Показывай.

В принципе я могла совершенно открыто выйти из ворот да и щель ту вроде бы когда-то видела – узкая и низкая, только мальчишке и протиснуться. Но зачем-то пошла вместе с Рестом, и интуиция меня не подвела. Еле за плечо успела «племянничка» придержать, предостерегающе прижав палец к губам.

За сугробом возле лаза кто-то стоял. И серебра при нем было куда больше, чем люди обычно тягают в кошелях. У меня аж мурашки между лопаток побежали, ночью бы загривок дыбом встал. Маг? Или простой наемник с заговоренным мечом-арбалетом? Подойти поближе я не рискнула. Распознать-то во мне оборотня он не распознает, но немедленно заинтересуется, что такой приличной с виду девушке понадобилось в заснеженном бурьяне у стены.

– Назад, – одними губами шепнула я, подавая пример беззвучного отступления. А снова очутившись на мостовой, крепко призадумалась. Бесконечно прохаживаться туда-сюда вдоль ворот опасно, надо или идти к другим, или рискнуть у этих, пока насторожившиеся стражники сами к нам не подошли.

Но пока я собиралась с духом, нас обогнала карета, запряженная нервной рыжей лошадью. Когда кучер натянул поводья, она заплясала на месте, мотая головой и с хрипом грызя удила, требуя поскорее снова тронуться в путь. На одном из окошек раздвинулись занавески, и украшенный увесистой печаткой палец величаво поманил начальника разом вытянувшейся по струнке стражи. Даже дайн согнулся в почтительном поклоне – ссориться с градоправителем не хотелось никому.

Я машинально отколупнула от сугроба кусок слежавшегося снега и начала катать его в ладонях. Увы, разобрать, о чем говорят у кареты, не удавалось – слишком далеко и тихо. Но голос у стражника был виноватый, а у градоправителя – резкий и недовольный. Выходит, никого они пока не поймали и ничего не разузнали. Н-да, не хотелось бы улучшать им статистику…

Карета дернулась. Кучер прикрикнул на непоседливую кобылку, но та только прижала уши, еще чаще перебирая ногами, так что ему пришлось спрыгнуть на землю и, подойдя к лошадиной морде, умилостивить ее кусочком сухаря. Это ж додумались – лошадь для почтовой кареты в обычную запрячь! Видать, не терпится градоправителю волкодлака изловить, носится через весь город от одних ворот к другим. Теперь настропаленные им стражники любому прохожему допрос с пристрастием устроят, не то что моему «племянничку».

Я в сердцах размахнулась и метнула увесистый, подтаявший в варежках снежок в давно мозолившую глаза цель. Мальчишка, забывшись, восхищенно присвистнул – белый комок взвился под самую башенку. Сам он и до середины бы не добросил.

А я еще и попала.

Чучело вздрогнуло и медленно наклонилось к перилам, как будто заметило внизу что-то подозрительное и попыталось получше его разглядеть. А потом и собственноручно задержать, сорвавшись в полет по красивой дуге.

Сооружая недреманного стража, караульные постарались на славу. Во всяком случае, в полете чучело не развалилось, а, дребезжа доспехами и свистя мечом, прям так и рухнуло на кучерское место. Карета качнулась, испуганная лошадь присела на задние ноги, изумленно оглянулась и пришла к выводу, что и так уже слишком тут задержалась. Кучер отлетел в сторону, как пушинка, бросившийся ему на помощь дайн уздечку перехватить не успел и сдуру вцепился в оглоблю, которая, не выдержав его веса и удара копытом, разломалась пополам. Почувствовав себя свободнее, кобыла прицелилась получше, и божий служитель вверх тормашками застрял в сугробе.

– Держите лошадь, олухи! – приоткрыв дверь, заорал позабывший обо всяком достоинстве градоправитель. Лучше бы он сначала выпрыгнул! Услышавшая сии крамольные речи лошадь рванула с места, пока не поздно, и высокому начальству оставалось только поспешно захлопнуть дверцу, чтобы кубарем не вылететь на обледеневшие камни или вообще под колеса.

Стражники, стряхнув первое оцепенение, кинулись исполнять приказ. В ближайших переулочках тут же начали скапливаться привлеченные криками и грохотом зеваки. Да я бы и сама с удовольствием поглазела, кабы не дела! Уцелевшая оглобля заставила кобылу нестись по широкому кругу, как на скачках, где эта скотина, несомненно, взяла бы главный приз, потому что ни догнать ее, ни перегородить ей дорогу остальным участникам «забега» пока не удавалось. Хотя они, подстегиваемые воплями градоправителя, очень старались.

– Пошли, – велела я, открыто направляясь к воротам. – Да не побежали, дурень! Неспешно и степенно, как очень честный человек или очень наглый волкодлак!

Я еще и задержалась возле караулки, со скучающим видом прислонившись к стене, если кому-то из стражников не вовремя приспичит оглянуться. Что ж, пусть допрашивают, пока мальчишка отбежит на безопасное расстояние – ишь, припустил к леску, как заяц!

Но караульные так увлеклись отловом градоправителя, что оборотень решил не занимать их драгоценное внимание и подойти как-нибудь в другой раз.

Я догнала Реста уже посреди редкой березовой рощицы, постепенно переходящей в еловый бор. Оглянулась на город, убедилась, что отсюда нас никто не заметит, и решительно стащила варежки. Резкий взмах – и мальчишка кубарем полетел в сугроб.

– Вот тебе свеколка!

Гневно вякнув, попытался вскочить, но получил сапогом под зад и снова растянулся на снегу.

– Вот тебе картошечка с хлебцем!

Приподняла за шкирку и хорошенько помакала мордахой в сугроб, как нашкодившего щенка в лужу. Мальчишка извивался, фыркал, отплевывался, но молча. Ах, хочешь в несгибаемого героя поиграть? Без проблем, вот тебе еще в копилку подвигов!

Выпустила, только когда затих. Постояла рядышком, выравнивая дыхание и варежкой отряхивая испачканные в снегу колени.

– Вставай, хорош уже прибедняться.

Еще минутку поизображал великомученика, потом медленно зашевелился, поднялся и, не глядя на меня, стал приводить себя в порядок. Лицо красное, челка мокрая, гнилая шнуровка куртки порвалась у ворота, за шиворот набились снежные комья. Где он вообще эти обноски раздобыл? Чье-то пугало раздел?

– Надеюсь, понял, за что влетело?

Даже не соизволил подать виду, что услышал. О да, конечно, понял! За то, что я сильнее и вообще на редкость зловредная баба!

– Не угадал. За то, что путаешь мужество с тявканьем из-за угла. А месть – с глупым, бездарным и бесцельным мелким шкодничеством. Учись играть по взрослым правилам, щенок. Хотя бы у своего мастера, если я тебя не шибко вдохновляю.

Ага! Вот теперь мальчишка пригорюнился всерьез. Сообразил, что Верес его за такие номера тоже по головке не погладит.

Я поправила капюшон и повернулась к логову. Звать мальчишку не стала. Из города я его вывела, а дальше пусть куда хочет идет. Захочет прогуляться, в сердцах деревья палкой подубасить, мою наглую морду представляя, – на здоровье. Всё равно никуда от своего учителя не денется, к вечеру прибежит как миленький.

С четверть версты Рест и в самом деле топал за мной на почтительном расстоянии, но в том же темпе, чтобы не упускать меня из виду. Лесного зверья он определенно боялся больше.

Потом шаги стихли. Я, хоть и зареклась обращать на щенка внимание, не удержалась и обернулась.

Паренек сидел на корточках, уставившись на снег. Ну что там еще?! Ругая себя предпоследними словами (последние достались Ресту, с колдуном за компанию), я вернулась. Скептически присмотрелась… и только сейчас сообразила, что глубокие вмятины, через которые я рассеянно переступила несколько минут назад, – отпечатки чьих-то лап с круглыми подушечками и тремя когтистыми пальцами. Они были не просто крупными – огромными, с лихвой перекрывая не только мужскую ладонь, но и ступню. Какого же размера должна быть оставившая их тварь?!

«С полугодовалого теленка», – всплыло в голове. А следы-то совсем свеженькие, едва до середины заметенные! Я вздрогнула и, подняв голову, закрутила ею по сторонам. Ресницы тут же облепило снежинками, одна нахально залетела в приоткрытый рот. Да нет, ерунда, я бы любого зверя за сорок шагов почуяла, нежить вообще за сто!

Опустившись на колени напротив мальчишки, по другую сторону отпечатка, я принюхалась и, едва касаясь варежкой, начала осторожно разгребать верхний слой снега. Так и есть. Рядом со следом обнажилась алая бусинка, другая, третья… чуть поодаль отыскался целый сгусток. Тварь была ранена и, кажется, довольно серьезно. Уж не тем ли типом, что затаился у ограды? Почему же тогда он не пошел ее добивать? Хорошо, если она к вечеру издохнет где-нибудь под кустом, а вдруг отлежится и через недельку вернется еще более разъяренной?

Рест, нахмурившись и беззвучно шевеля губами, пытался во всех направлениях замерить след расставленными большим и указательным пальцем, но получалось неважно – полностью отпечаток почти нигде не вмещался, а на целое число не делился. Тоже мне боевой маг! Хоть бы осмотрелся, прежде чем в находку утыкаться. Даже меня, кажется, не заметил.

– Знаешь, кто мог оставить такие следы?

– Нет. Запомню их как следует и спрошу у мастера. – Порывшись в кармане, я вытащила заостренный кусочек графита и аккуратно сложенный кусок пергамента. Я уже успела исписать его памятками с двух сторон, но почеркать поверх он вполне годился.

– На, перерисуй, пока совсем не замело.

– Угу. – Мальчишка, пристроив лист на колене, деловито и весьма ловко набросал контуры следа. Даже подштриховал где надо.

– Может, ты еще и у живописца подмастерьем был?

– У портного, – нехотя признался он, возвращая мне графит и пряча закоченевшие ладони в рукава.

– А оттуда за что выгнали?

– За… вот еще, сам ушел!

– Кто бы сомневался.

– Тогда не ухмыляйся!

– Что ты, я просто искренне радуюсь за человека, которому удалось так легко от тебя отделаться. Идем, а то, как бы потом бежать не пришлось.

А может, и боевой. По крайней мере, драпать с таким видом, как будто оказывает нежити огромное одолжение, у него уже хорошо получается.

Вереса мы застали за возмутительной самодеятельностью: откинув одеяло, он разматывал повязку уже на второй ноге. Наши шаги по хрустящему снегу он, видимо, услышал еще от калитки, ибо даже не соизволил поднять голову. Только покосился на мой кожух и с усмешкой заметил:

– Так и знал, что он тебе пригодится.

Я, не отвечая, быстро разделась, разулась и, пройдя в закуток, бесцеремонным тычком в грудь заставила колдуна растянуться на постели.

– Шел, да всё в порядке. – Верес покорно остался лежать, только поморщился, когда я болезненно сдавила ему ногу, прощупывая кости.

– Для тебя я Шелена, – огрызнулась я, набрасывая на него одеяло. И в самом деле – хорошо срослось, почти и незаметно, где переломы были. Заживает на этом колдуне, как на собаке, обычный человек и часу бы после таких побоев не прожил!

Верес снова невозмутимо сел. И только сейчас заметил порванный воротник и общую потрепанность ученичка. Внешне мужчина лишь слегка сузил глаза и напряг плечи, но от недавней покладистости не осталось и следа. Передо мной как будто лежал давешний серебряный кинжал.

– Вы что, опять…

– Нет. – в один голос возразили мы с мальчишкой. Верес удивленно хмыкнул, но переспрашивать не стал. Клинок вернулся в непроницаемые ножны – до поры до времени.

– Мастер, гляньте! – Рест нетерпеливо сунул ему рисунок. – Чей это след?

Колдун присмотрелся и озадаченно сдвинул брови:

– Ты уверен, что точно его перерисовал?

– Уверен! – обиделся мальчишка, кинув на меня требовательный взгляд – мол, подтверди!

Верес, впрочем, в прилежности ученика не сомневался. Просто выразил таким образом свое удивление.

– Ну, если бы они были раза в два поменьше, то я сказал бы, – еще немного покрутив рисунок, привычно начал он, – что это элгарская или корноухая химера.

– Но не скажешь?

– Нет. – Верес покачал головой скорее в ответ своим мыслям, чем моему вопросу. – В наших краях они не водятся, для них здесь слишком холодно. Да и форма подушечек больше характерна для семейства вурдалачьих. Но три пальца… даже и не знаю.

– Новый вид?

– Похоже на то. Где вы это нашли?

– В лесу неподалеку от города. – Слегка разочарованный Рест полез было в ларь с крупами, но я поморщилась и велела:

– Спустись лучше в погреб, принеси картошки – я сама сегодня обед приготовлю.

Верес откровенно просиял. Мальчишка тоже, и, пока я не передумала, схватил лукошко и выскочил в сени.

– Может, в виде исключения всё-таки расскажешь, что с тобой случилось? – сразу посерьезнев, негромко спросил колдун.

– Только в виде исключения.

Внимательно выслушав короткий и сухой отчет о событиях этой ночи (эпизод с погоней я скромно опустила), Верес отложил рисунок и, жмурясь, как довольный кот, потянулся всем телом – сначала осторожно, словно проверяя надежность костей или опасаясь боли, а потом до хруста в суставах. Я наблюдала за ним со смешанным чувством удовольствия (моя работа!), неодобрения (а раз моя, мне бы последнюю повязку и снимать!) и тревоги. Скоро уже. Может, оно и к лучшему – разобраться с этой дурацкой ситуацией раз и навсегда, а не строить из себя леший знает кого. Хлебосольная хозяйка, тьфу… Еще скажите – мать семейства, хранительница домашнего очага!

Я нашла в ворохе бинтов кончик, начала сматывать. Прокипячу, еще пригодятся.

– Не мог уже нас дождаться? Чего сам распутывать-то полез?

Я думала, он опять отшутится или только снисходительно усмехнется, предоставляя самой додумать разницу между свободными и скованными лубками ногами, тем более давно зажившими. Но мужчина заложил руки за голову и серьезно посмотрел на меня. Вернее, на окошко за моим плечом.

– Мне не нравится эта метель, Шелена. Ее не должно было быть.

Я обернулась и честно попыталась отыскать в завихрениях снежинок что-нибудь необычное.

– Метель как метель.

– Но утром, когда только взошло солнце, на небе не было ни облачка. Они сгустились в считаные секунды. И эта метель выглядит так…

Леший, а ведь он прав!

– Как будто кто-то пытается замести следы?

– Верно. – Колдун прикрыл глаза, но лицо у него осталось предельно сосредоточенное – видимо, пытался подогнать друг к другу кусочки имеющихся у него сведений. – А куда они вели?

– Параллельно городу, через полверсты эта тварь должна была выскочить в чистое поле. И еще – из нее хлестала кровь, как от прошившего насквозь болта. Похоже, из бока.

– Странно. Раненая нежить обычно стремится спрятаться в лесу.

– Стремлюсь, – саркастически согласилась я. – Но только за неимением лучшего. Логова, например.

– Вот именно, – загадочно подтвердил колдун. Вернулся Рест, пыхтя под таким количеством картошки, словно надеялся моими стараниями избавиться от готовки по меньшей мере на неделю.

– Отлично, а теперь почисть ее, – со сладкой улыбочкой предложила я, вручая ему ножик.

Результат каким-то чудом уместился в одном горшке. Остальные пол-лукошка мальчишка старательно замаскировал очистками и с глаз долой задвинул в угол.

Хе-хе, а еще говорят – трудно найти общий язык с подрастающим поколением!

Глава 4

Сначала раздался короткий взвизг и изумленное восклицание, потом глухой стук полки, на которой стояли кадушки с водой, плеск упомянутой, фырканье, возмущенное рычание и щелканье зубов, треск материи, грохот и два сочных определения ситуации с разных точек зрения – короче, всё, что обычно происходит, когда в темноте наступают на хвост оборотню.

– Какого гхыра ты тут ходишь?!

– Какого лешего ты тут лежишь?!