Удача для оборотня. Роман
О затее убийства Еременко Пирогов вспоминал как о затмении рассудка, и был рад, что ничего с этой затеей не вышло. Теперь ему казалось это настолько глупым, что воспоминания об этом заставляли испытывать чувство стыда. Ему было стыдно вспоминать, как он корил себя за нерешительность, потом оправдывал нерешительность жалостью к близким Еременко. Он пытался разобраться в самом себе: как он мог задумать такое? В чем причина? А причина была проста. Пирогов понял, что дело все в деньгах. Человек. Становясь обладателем больших денег очень сильно меняется, а если учесть, что Пирогов стал богачем фактически в одночасье, неожиданно, будучи совсем не готовым к такому испытанию, то в его положении тем более трудно было избежать перемен в психике и сознании. Он вспомнил о том, как раньше много слышал о том, что большие деньги приносят помимо разных возможностей и удовольствий своим хозяевам довольно много хлопот и несчастий. В самом деле, сколько в мире богатых людей, страдающих самыми разными недугами, начиная от язвы, кончая диабетом. Пирогов сам лично знал несколько таких людей. Может быть не напрасно считается, что все болезни происходят от нервов. А чтобы быть богатым и сохранить свое богатство, нужно иметь хорошие нервы. В этом Пирогов успел убедиться на личном опыте. У него оставалось три дня до отъезда, и он решил целиком положиться на судьбу, надеясь, что Еременко за такой короткий отрезок времени вряд ли успеет причинить ему существенный вред.
Пирогов отработал последнее дежурство и был уже абсолютно свободен. Дома он собрал вещи, билеты на завтрашний поезд Москва – Санкт-Петербург лежали в кармане куртки. Его нисколько не пугала новая жизнь, наоборот, он больше боялся однообразия и рутины. Все необходимые вещи он собрал в большую спортивную сумку. Сборы были фактически завершены.
Он смотрел репортаж о футбольном матче по телевизору, когда зазвонил телефон. Он не ждал ни от кого звонка, поэтому взял трубку не сразу, так как этот звонок заставил несколько его насторожиться и напрячься.
– Алло, – сказал он в трубку, вложив в голос всю нерешительность и твердость.
– Привет, – услышал он знакомый голос.
– Еременко ты что ли?
– Ага, как ты догадался?
– Не ерничай, говори, что хотел?
– Ну что ты так грубо, Володь? Совсем что ли старость перестал уважать? У меня дело к тебе есть.
– Опять, ты! Опять хочешь втравить меня в какое-нибудь гиблое дело? Еременко, ты видимо забыл, что я уже уволился из органов.
– Как ни странно, с памятью у меня все в порядке, хотя у некоторых в моем возрасте уже начинают возникать провалы в памяти. И втравливать тебя ни во что не собираюсь. Пока.
– Ну, так в чем дело?! Говори быстрее, у меня мало времени.
– Торопишься?
– Не важно.
– Вов, я все знаю.
– Что все?
– Все.
– Я не понимаю, что ты этим хочешь сказать?
– Перестань, Вов.
– Что перестать?
– Сам знаешь что: делать вид, что ничего не понимаешь.
– Я и в самом деле не могу понять, к чему ты клонишь.
– Вов, неужели ты думаешь, что то, что ты уволился так внезапно и резко не могло навести на разного рода подозрительные мысли?
– Кого навести?
– Меня, например.
– Ну, тебе то какое до этого дело?
– Ты же мне не рассказывал ничего об этом, не объяснял причины увольнения.
– А с чего я тебе должен был что-то объяснять, ведь мы же кажется поссорились.
– Действительно, поссорились. Странная какая-то вышла ссора, странное какое-то твое увольнение, странное твое поведение. Тебе не кажется это слишком много странного? Много, чтобы можно было списать на случайность.
Пирогову стоило большого труда совладать с собой. Он уже не знал, что ответить.
– Ты почему замолчал, Володя? – вновь услышал он голос своего мучителя.
– Слушай, Еременко, зря, наверное, я тебя тогда не сдал в милицию, – попытался уколоть сержанта Пирогов.
– Кто знает? Кто знает?
– Все, хватит валять дурака, Еременко, пора уже закончить этот дурацкий разговор…
– Подожди, Володь, я еще толком и не начинал.
– Тогда выкладывай, хватит тянуть время, не понимаю, чего ты этим хочешь добиться?
– Правильно, время – деньги. Все дело в том, Владимир, что я понял, что все дело в том хачике.
– Каком хачике?
– За которым мы тогда гнались.
– Когда гнались?
– Володь, ты что меня совсем за идиота что ли держишь?
– По-моему, это ты меня не понятно за кого принимаешь.
– Володь, ты что так напрягся?
– Я? Напрягся? Да за такие слова я бы тебя сейчас! Скажи спасибо, что я уволился из ментовки. Ты что, все злишься на меня за то, что я тебя тогда слегка прессанул?
– Слегка ли?
– Ну, ты же сам был виноват.
– Нет, дело не в этом. Дело в хачике. У тебя с ним что-то было.
– Что ты несешь? Что было?
– Я догадался.
– Это не серьезный разговор, я кладу трубку.
– Если положишь, тогда серьезный разговор у тебя будет с прокурором.
– Ты что, пугаешь меня что ли?
– По-хорошему же ты не понимаешь.
– Чего ты хочешь?
– Я хочу, чтобы ты понял, что мне все известно.
– Что именно.
– О тебе и о том хачике.
– Пирогов сделал паузу, чтобы собраться мыслями, после чего сказал:
– У тебя, наверное, есть какие-то догадки, подозрения. Но как я понимаю, ничего определенного, существенного, что касается фактов, у тебя против меня нет. Так что давай закончим этот бессмысленный разговор.
– Подожди, подожди. Факты будут. Ты меня знаешь: я умею добиваться своего, чего бы мне это ни стоило.
– Когда будут, тогда и поговорим.
– Нет, будем говорить сейчас, потом будет поздно.
– О чем говорить?
– Будем решать, что нам дальше делать?
– Что значит нам?
– Нам, значит, решить все непонятки, существующие между нами. Ведь ты же получил бабки с того хачика. Получил. Получил, не поделившись со мной, а это не совсем честно.
Пирогов едва не потерял дар речи. Откуда Еременко мог знать о деньгах? Это было маловероятно, чтобы Еременко как-то мог узнать об этом. Пирогов никак не мог понять, что же такое могло произойти, что Еременко смог что-то узнать. Может быть поймали того хачика, который отдал ему деньги? Это был самый гибельный вариант для Пирогова. И Пирогов его тут же отверг, полагая, что в этом случае ему вряд ли бы позволили спокойно собирать вещи и наслаждаться свободой и жизнью. Хотя могло случится так, что Еременко как-то участвовал в задержании и обработке этого хачика; и в итоге решил на этом деле замутить собственную игру. Это он может и любит. Пирогов решил, что надо быть поосторожней с Еременко, стараться не взболтнуть ничего лишнего; и попытаться выудить из него всю известную ему информацию.
– Еременко, я что-то не пойму, что ты мне пытаешься втереть; что ты мне мозги конифолишь. Я же сразу понял, что это чистый блеф, – Пирогов старался, чтобы его голос звучал как можно тверже.
– Блеф не блеф, а влип ты, Володя, основательно.
– Ладно, выкладывай, что тебе известно и закончим, а то разговор получается несерьезным.
– Я понял, что ты все же догнал тогда того хачика: по твоему поведению, по твоим разговорам; догнал и отпустил. Причем отпустил, разумеется, не за красивые глаза. Как я понял, в ту смену ты неспроста так рано отпросился: у вас была назначена встреча, на которой он должен был передать тебе бабки, поэтому-то ты так испугался меня, заметив мое преследование. Встречались вы на той самой станции, где ты якобы упустил его. Это я выяснил в тот день, опросив там на месте несколько людей, видевших, как ты мелькал несколько минут около станции. Знаешь в чем твоя главная ошибка, Владимир? В том, что ты решил пренебречь очень важной истиной, гласящей, что всегда следует делиться. А я подметил бы, что делится именно с теми, с кем человек просто обязан делиться в конкретной ситуации. И каждый раз, любой человек, попав в схожую с твоей ситуацию, прекрасно понимает, осознает с кем ему нужно поделиться, для того чтобы и дальше можно было спокойно дышать кислородом и наслаждаться радостями жизни. Каждый решает по своему, и ты решил по своему: закрысить деньги от собственного товарища. Это, Вовк, не по-нашему, не по-людски. Мало того, скрысятничал, так вдобавок к этому удумал меня убить. Неужели ты думаешь: я не заметил, что ты пробрался на мою дачу; и не понял для чего. Все я понял. Кстати, у тебя шансов не было никаких, у меня под подушкой лежал ствол; и в тот момент, когда ты вошел в дом, я уже держал палец на спусковом крючке. А у тебя, Володя, ствола не было. Свой служебный ты сдал утром во время сдачи дежурства, другого, насколько мне известно, у тебя не имеется. Так что убить меня ты собирался либо ножичком, либо придушить, а это трудно: опыта то у тебя, я так думаю, нет в этом деле. А у меня сноровка хорошая, закалка старая. Так что еще раз повторюсь – не было у тебя тогда шансов. А может быть этот черный отдал такую сумму, за которую на все можно было пойти? Сколько он тебе заплатил? В общем, вычислил я тебя, Вова, полностью. Молод ты, не опытен, горяч. Теперь тебе придется слушаться меня хорошенько; и ты должен зарубить себе на носу, что делать какие-либо глупости в твоем положении опасно – я единственный человек, который может тебе помочь, и погубить тебя одновременно. Дальше, нам необходимо встретиться и все обдумать, и ты мне должен все рассказать без увиливаний и утаек: где, сколько, когда, с кем, зачем, почему? Понял? Причем желательно подробно. Понял подробно? Ты меня знаешь: от меня ничего невозможно утаить, поэтому тебе необходимо слушаться меня во всем для твоей же пользы, ведь мы еще можем стать хорошими друзьями, а может быть и компаньонами.
– Вот что, Еременко, завтра в семнадцать ноль ноль на Тверской у Елисеевского магазина. Приходи, если хочешь решить эту проблему.
– Володь, ты не в том положении находишься, чтобы что-то диктовать, пойми…
– Семнадцать ноль ноль у Елисеевского, завтра, все, – зло сказал Пирогов и положил трубку.
После этого телефон звонил еще несколько раз с небольшими интервалами, но Пирогов не поднимал трубку.
Теперь он знал, что Еременко догадался о многом, и от него можно было ждать что угодно. В чем был уверен Пирогов на сто процентов, так это в том, что Еременко никуда не пойдет на него заявлять, пока у него будет возможность поживиться пироговскими деньгами. До отъезда оставалось все ничего – менее суток, и Пирогов надеялся, что за этот короткий отрезок времени Еременко не успеет причинить ему какой-либо вред. Пирогов надеялся в будущем ни встречаться. Ни видеться с Еременко никогда, ни при каких обстоятельствах. Но вопрос с Еременко следовало как-то решить, а у Пирогова на этот счет имелся кое-какой план, созревший уже в конце телефонного разговора с Еременко.
Тем же вечером Пирогов навестил своего друга Кирилла. Он передал ему запечатанный конверт и проинструктировал:
– Завтра в пять вечера на Тверской около Елисеевского магазина тебе нужно будет передать этот конверт одному человеку. Это такой толстый мужик, брюнет с усами, голова круглая, на вид лет сорок пять – пятьдесят, обычно ходит в легкой серой куртке. На всякий случай спросишь: «Не Владимир ли ему нужен?». Если он ответит утвердительно, тогда передашь ему этот конверт со словами: «Здесь половина того, о чем вам известно и чем вы интересуетесь; Владимир по объективным причинам не мог придти на встречу с вами, и теперь вы можете его не искать». Если будет доставать с вопросами: можешь сказать ему, что я уехал; если спросит куда – скажешь, что не знаешь. Я тебе, как видишь, не могу сказать, куда уезжаю из-за обстоятельств, невыгодно сложившихся для меня. Главное сделай так, как я тебя прошу, иначе мне может быть очень плохо. А вот это тебе.
Пирогов достал из нагрудного кармана рубашки несколько сложенных купюр – всего тысячу долларов и протянул другу. Кирилл с несколько растерянным видом взял деньги.
– Откуда у меня это, лучше не спрашивай, – сказал Пирогов.
Глава 3
Пирогов уехал в Санкт-Петербург.
Загадочный город с диковинными каналами, разводными мостами, серым мрачным небом, отличающийся своим особым неповторимым духом, о котором так много любят говорить сначала показался Пирогову ловушкой. Бессознательно, на каком-то сверхестественном уровне он ощущал всю искусственность, противоестественность этого города, построенного по воле одного человека в месте, где не приходило в голову до этого возводить города, тем более столицы; и во всем этом ему виделась собственная искусственность и неестественность положения абсолютно свободного от всего и всех человека. Эта свобода казалась ему невероятной, страшной, готовой в любой момент обернуться какой-нибудь катастрофой. Но прошло несколько дней, и он привык к этой свободе, ему начало нравится это состояние, которое дано ощутить не каждому, а потом ему показалось, что он без этого ощущения не сможет дальше жить.
Из той, старой жизни его никто не беспокоил, и он мог теперь жить так, как ему хотелось. Он снял на неделю номер в гостинице, потом решил остаться там еще на неделю. За это время он неплохо расслабился, проводя свободное время в ресторанах и бильярдных, заводил ни к чему не обязывающие знакомства.
Но потом появился новый страх. Страх того, что деньги рано или поздно закончатся и тогда придется вновь стать таким же, как и прежде обычным человеком с низким достатком. Пирогов очень быстро привык к хорошей жизни и вошел в образ беззаботного состоятельного господина, с которым было жалко расставаться.
За время пребывания в Петербурге Пирогов ради праздного любопытства успел посетить дюжину самых дорогих ресторанов, изучая их рацион и обстановку, и облюбовал один ресторан, расположенный в центре города. Это был ресторан с довольно широким просторным залом, интерьер которого был устроен исключительно в золотисто-желтых и белоснежных цветах. На небольшой сцене играли музыканты: пианист и саксофонист, и пела молодая певица в белом платье.
Пирогов заказал рыбное блюдо и белое вино. Хорошая музыка, приятная обстановка, прекрасный обед – все, что может быть доступно только аристократу. И это не на один день, не на два. Этот сон продолжает уже больше недели. Пирогов думал о том, что он аристократ; о том, что это особенное состояние душа; и о прочих приятностях. Взгляд его бесцельно блуждал по залу. Люди, стены, столы сливались в едином причудливом калейдоскопе. Вот снующие белые пятна с черными пачками – официанты. Вот мерцающее продолговатое пятно – певица. Мерцающие черные, серые пятна – посетители. «Белое, черное, серое – признак консерватизма», – заметил про себя Пирогов. И двигаются все как-то в такт музыке: не спеша, лениво. Странное зеленое пятно. Что это? Пирогов всмотрелся. Девушка. Интересная, молодая в зеленом костюме. Пирогов с детства не переносил зеленый цвет, но этот, скорее изумрудный, еще можно было стерпеть. К тому же ему очень понравились длинные вьющиеся волосы русого цвета. Возникло желание познакомиться, но Пирогов не мог придумать предлога для знакомства. Наконец он заметил, что девушка сама смотрит в его сторону, и тогда он решился перейти к решительным действиям. Он встал из-за стола и подошел к столику, где сидела девушка.
– Простите, мы уже кажется где-то встречались? – первое, что пришло в голову Пирогову.
– Разве? – без удивления сказала девушка.
– Мне кажется, что встречались. Может быть я присяду? – спросил Пирогов.
– Пожалуйста.
Пирогов сел напротив. Так, вблизи, она показалась ему еще более интересной и красивой.
– Владимир, – представился Пирогов.
– Елена.
– Интересно.
– Что? – не понял Елена.
– Это я так, спутался мыслями, немного.
– И часто с вами такое бывает?
– Не знаю, не обращал как-то внимания.
Елена по-доброму усмехнулась. Пирогов тоже.
– Ну, вот и познакомились, – сказал он.
Они принялись болтать о разных пустяках, пока Пирогов не решился навести кое-какие справки:
– Совсем не подумал сразу спросить: не нанесу ли я вред вашей репутации, находясь рядом с вами в таком прилюдном месте?
– Какой вред?
– Ну, может быть вашему мужу или другу это не понравилось бы.
– У меня нет мужа.
– Значит, в настоящее время вы полностью свободны.
– Не совсем.
– Что значит не совсем? Так не бывает.
– Бывает.
– Может объясните.
– У меня есть близкий человек. А вернее я не могу понять: есть или был. Мы с ним недавно поссорились, и я даже не знаю, помиримся ли теперь.
– Это действительно нередко случается, и, как правило, кончается миром. А вы не могли бы рассказать о нем.
– Он милый и добрый, но существую кое-какие комплексы, которые он не может преодолеть. Дело в том, что я из обеспеченной семьи, а мой Васенька не совсем. Хотя у него тоже хорошая семья, интеллигентная, его родители инженеры, но, к сожалению, это люди с очень устаревшими взглядами и низким достатком. От этого Васенька страшно комплексует и нервничает.
Пирогов едва удержался, чтобы не усмехнуться, когда услышал о родителях инженерах.
– Интересно. У меня родители, между прочим, тоже инженеры, – сказал он.
– Бывает же такое, – удивилась Елена и улыбнулась.
– Видимо, последняя ваша ссора произошла также из-за низкого достатка вашего Васеньки? – предположил Пирогов.
– Почти. Он просил, чтобы я попросила маму устроить его на работу в ее фирму. Но я не торопилась просить об этом маму, так как она и так плохо к нему относится. Я хотела ее как следует сначала подготовить к этому, сделать что-то, чтобы у нее сложился более положительный образ Васеньки. Но ему все не терпелось, он постоянно упрекал меня в том, что я как будто мало люблю его, и вообще, плохо отношусь к нему из-за того, что у него низкий достаток.
– Жаль мне вас, пропадете вы с этим Васечкой. Вот у меня совсем другие взгляды на этот вопрос. Я считаю, что мужчина должен содержать семью, или, во всяком случае, иметь равный заработок с доходами партнера: равноправие, в принципе, тоже неплохо – я не домостроевец.
– Вам легко говорить, поскольку у вас с доходами все в порядке, как я понимаю, но, к сожалению, таких как вы мало.
– Может быть, об этом я как-то не задумывался. Наверное вы правы. Все люди нуждаются в любви, а если искать любимого человека только в своей среде, то это может оказаться бесполезным и безрезультатным. Наверное, любовь – это такая штука, которая своей невидимой силой готова соединять несоединимое, – решил пофилософствовать Пирогов.
– Красиво говорите. Это вы честно?
– Вполне. Впрочем, должен признаться, что, тем не менее, своего, скорее негативного отношения к альфонсам, я не изменил, – признался Пирогов. – Хоть достоинство может быть и не самое главное, все равно оно должно быть.
– Вот и у Васеньки моего проблемы все из-за его якобы ущемленного достоинства.
– Вы так думаете?
– Предполагаю. Может быть закажем что-нибудь, я заплачу.
– Ни в коем случае, этого я вам не позволю. Заказывайте, что хотите.
– Что-нибудь выпить? Может красное вино?
– Замечательно.
– Не пора ли переходить на ты? – спросила Елена хитро улыбнувшись.
– Пора, – согласился Пирогов.
Елена сделала паузу. Официант принес вино и заказанные блюда. Они продолжали свой разговор, забыв о времени, о делах.
– Если не секрет, чем занимаешься? – поинтересовалась Елена.
– Бизнесом.
– Это понятие очень растяжимое.
Пирогов немного задумался, после чего сказал:
– Я инвестор из Москвы.
– Ух ты, первый раз встречаю живого инвестора, а так много слышала об инвестициях.
Пирогову показалось, что он переборщил и попробовал выкрутиться.
– Ну, это как бы не совсем точное определение моей деятельности. Просто не нашлось более точного понятия.
– А я подумала, что ты предприниматель.
– Давно уже собираюсь заняться собственным делом. В принципе, для этого я и приехал в Петербург. Подыщу какое-нибудь предприятие, в которое стоит вложить средства. Наш инвестиционный фонд переведет деньги, развитием предприятия я займусь лично и постепенно подведу все это дело под себя.
– А это реально?
– Более чем. В фонде лежат и мои деньги, так что я там не на последних ролях.
– Здорово. Как же сыну простых советских инженеров удалось достичь таких успехов в бизнесе?
Пирогов не нашелся, что сразу ответить и после недолгой паузы спросил:
– Хочется узнать рецепт моего обогащения?
– Очень.
– Сложного ничего нет. Знание коньюктуры рынка, хорошие знакомства, немного удачи и много труда.
Елена посмотрела на часики на руке и сказала:
– Половина четвертого. Мне пора собираться.
– Уже, жаль.
– Мне тоже.
– Если бы не Васечка, обязательно набрался бы смелости попробовать взять твой номер телефона.
Елена встала из-за стола.
Да, Васенька – боль души моей. Что мне с ним делать не знаю. Может еще все наладится. Но телефон обязательно дам, – сказала она, вынула из сумочки визитку и протянула Пирогову.
Пирогов взял визитку.
– Только давай договоримся, если, когда ты мне позвонишь, рядом со мной будет Вася, я скажу: я не Катя, вы ошиблись номером. Это будет сигналом, что мне пока звонить нельзя. Договорились?
– Хорошо.
– Тогда пока.
– Пока.
Елена направилась было к выходу, но неожиданно вернулась обратно.
– Позвонишь? – спросила она, игриво улыбнувшись.
– Непременно, – ответил Пирогов, тоже улыбнувшись.
– Тогда еще раз счастливо.
– Счастливо.
И Елена направилась к выходу. Костюм плотно обтягивал изящную фигуру и Пирогов подумал: «Зрелище не для слабонервных».
Когда Елена скрылась из вида, Пирогов взглянул на визитку. На материале золотистого цвета изящным курсивом синим цветом было написано:
Сеть салонов красоты
«Афродита»
Красносельцева Елена
Генеральный директор
и номер телефона
– Генеральный директор, значит, – удивленно произнес Пирогов.
В тот вечер он долго не мог уснуть. Он лежал на кровати в одежде у себя в номере в темноте и думал. До этого у него еще ни разу не было серьезного романа ни с одной женщиной. Конечно, у него были женщины, может с некоторыми из них он обходился не очень хорошо; но он всегда оправдывал себя тем, что никогда не давал им каких-либо обещаний, никогда не клялся в любви до гроба. Пирогов не любил слово влюбиться, и был уверен, что с ним происходит что-то другое. Но что? Может быть интерес? Здоровый мужской интерес. Это, наверное, ближе к истине. Вроде бы он разобрался с самим собой – все равно он никак не мог заснуть: образ Елены не давал ему покоя. С трудом справившись с наваждением Пирогов заснул в третьем часу ночи.
Сон был тяжелым. Он долго ничего не видел. Одно лишь давящее ощущение тяжелой пустоты. Потом ему привиделось, будто бы он находится в незнакомом доме. Очень темно, поэтому почти ничего не видно. Он находился в коридоре: длинном, узком, по обе его стороны тянулись ряды запертых дверей. Он шел вперед. С левой стороны показалась едва приоткрытая дверь. Он подошел к ней, открыл ее и вошел в небольшую комнату. Слева у стены была небольшая узкая кровать; прямо – не занавешенное окно; справа – гардероб или шкаф, ближе к двери вешалка, настенная, на которой, на обычной вешалке, висел женский костюм. Вглядевшись, Пирогов понял, что это тот самый костюм, в котором была Елена в ресторане. Пирогов перевел взгляд на кровать: на ней кто-то спал, полностью укрывшись одеялом. «Елена», – первая мысль, которая пришла Пирогову в голову. Он подошел к кровати и начал убирать одеяло с головы спящего. Он не сразу разобрал, что это было, потому что было очень темно. Только когда голова с бока повернулась в его сторону, он более отчетливо разглядел круглую голову Еременко. Еременко открыл глаза и сказал спокойно:
– Вовка, не дури, у меня под подушкой ствол.
Пирогов проснулся, вскочив от ужаса. Он понял, то кричал, так как услышал за стеной недовольный ропот.
А ведь он уже почти забыл о Еременко. А что если тот все еще ищет его? Этот странный, страшный сон заставил его вернуться мыслями в недалекое прошлое. «Нет, не может Еременко меня искать. Если бы искал, давно бы уже нашел – времени прошло уже прилично», – успокоил себя в конце раздумий Пирогов.
Это был всего лишь ночной кошмар, а сон под названием «Пирогов в Петербурге» продолжается. Кто он был в этом видении наяву? Липовым аристократом или может быть влюбившимся тайным богачом? Он и сам не мог разобрать. Он осознавал только одно, что жить в этой реальности ему было намного приятней, чем в той, из которой он уехал несколько жней назад.
Пирогов потянулся, потянув руки вверх, зевнул; после чего вновь упал затылком в подушку: подниматься желание не было. Несколько минут он лежал в полудреме и мечтал, пока не зазвонил телефон.
Этот звонок испугал его, потому что он был уверен, что никто не должен знать о его местонахождении, никто из тех, кому могло бы понадобиться ему звонить. Неужели его нашли?