Черная вдова. Уйти навсегда

– О тебе, – улыбнувшись, Марина погладила его по выбритой наголо голове – недавно он все-таки вернулся к давнишней прическе, удивив и обрадовав Марину.

– И это приятно, – Женька склонил голову ей на колени, сев на пол. – Ты думаешь обо мне – это уже что-то, дорогая моя.

– Жень, перестань, не надо. Эти пустые разговоры так выматывают, если б ты знал! Почему я должна тебе вечно что-то доказывать, оправдываться? Тебе постоянно требуется подтверждение того, что я с тобой, что не свалила никуда.

– А чему ты удивляешься? – поднял глаза Женька. – С такой бабой, как ты, постоянно нужно рукой по койке шарить – на месте или нет.

Коваль засмеялась, вставая из шезлонга и направляясь в сауну:

– Идем, я так сильно замерзла, что уже ничего не чувствую.

Хохол оторвался по полной, натерев ее какой-то настойкой и плеснув на каменку своим любимым эвкалиптом, от которого в голове мутилось. Марина хватала горячий воздух ртом, как рыба, выброшенная на песок, но Женька не выпускал ее из сауны до тех пор, пока она не взвыла и не пригрозила не пускать его в спальню. Пока Марина приводила в порядок волосы, Женька заварил свежий зеленый чай с лотосом и принес прямо в постель, осторожно опустил поднос с чашкой на кровать и уселся рядом. Напиток источал такой изумительный запах, что Коваль зажмурилась от предвкушения неземного наслаждения.

– И как ты его пьешь с таким удовольствием? – поинтересовался Женька, забираясь под одеяло и устраиваясь поудобнее. – Ведь отрава форменная, ни вкуса никакого, ни цвета.

– Ага, чифирь из «Цейлонского» куда круче! – согласилась она, отпивая глоток чая.

– Да что ты про это знаешь, женщина? Это ж настоящий кайф, блаженство!

– Ну еще бы! – фыркнув, Марина поставила чашку на поднос. – Видела я, как ваши морды выглядят от этого блаженства! И вообще – давай спать, уже третий час ночи, если ты заметил.

– Устала? – Он обнял ее, укладывая на бок и пряча лицо в волосах. – Завтра будешь спать столько, сколько захочешь, никому не позволю подойти, даже Егорке.

Через неделю в офис «Империи» позвонил Младич и сообщил, что обдумал предложение и даже готов кое в чем помочь.

– Только предупреждаю сразу – мгновенного результата не жди, становление команды – процесс длительный, а с твоими амбициями…

– Да что ты знаешь про мои амбиции, Карлеоне! – перебила Марина, не понимая, откуда выскочило это прозвище, впоследствии намертво приклеившееся к главному тренеру. – Я просто хочу довести начатое дело до логического конца, вот и все. И я рада, что ты согласен помочь, поверь, я это очень ценю.

– Ловлю на слове – поужинай со мной завтра, – тут же попытался извлечь выгоду из похвалы Младич.

– Не выйдет. Но пообедать могу запросто.

– Отлично, тогда я заеду за тобой завтра в час.

– На трамвае? – пошутила она, зная, что машину он не водит. – Или на такси?

– По контракту мне положена «Тойота» с водителем, если я правильно помню.

– Правильно, однако есть одно маленькое «но» – контракт твой закончился, а вместе с ним и «Тойота» исчезла. Теперь у тебя нет выбора, Мирко, – придется подписать новый, потому что на трамвае я не езжу.

– Умеешь ты схватить за причинное место и больно сжать! – оценил ее юмор Младич. – Придется подписать!

На том и расстались.

Марина была уверена, что Женька не оценит ее согласия пообедать с главным тренером наедине, без него, но, в конце концов, это ведь не флирт. Убрав мобильник в карман, она нажала кнопку, и через секунду в кабинет вошла Ольга.

– Кофе, Марина Викторовна?

– Нет, чай и Хохлу позвони, пусть за мной подъедут.

Женька с Егоркой был в цирке, Марина долго пыталась убедить его, что ребенку еще рано посещать подобные места, все равно ничего не поймет, но упертый Хохол настоял на своем и повез-таки сына на представление. Они опять стали неразлучны, няню найти по-прежнему не удавалось, и Женька здорово выручал, взяв все заботы о Егорке на себя. Правда, постоянно беспокоился о том, что не может быть рядом с Мариной, доверяя ее Даниле и Севе с Геной:

– Котенок, ты уж сама повнимательнее, ладно? Пацаны, конечно, дело знают, но старайся не влезать никуда.

Влезать особо было некуда, Бес не напрягал, увлеченный Марининой подругой, все пытался уломать ее переехать к нему, но наученная горьким опытом Веточка не торопила события.

– Сама прикинь, – рассказывала она Марине, приезжая в гости, – ну на фиг мне опять головняк? Так я сама себе хозяйка, хочу – останусь у него, не хочу – встану и уеду, никто не помешает.

– Умнеешь, ведьмочка! Нечего очертя голову кидаться в авантюру, особенно с такими, как Гришка.

Но Гриня, видимо, увлекся всерьез, даже стал в делах помягче, а однажды приехал к Коваль посмотреть на Егорку. Он категорически отказывался видеть его, считая, что Наковальня сделала глупость, усыновив мальчика, и не реагировал на приглашения заехать, просто совсем перестал бывать в ее доме, хотя раньше частенько заглядывал пропустить стаканчик-другой. И вот вдруг явился в прошлое воскресенье, застав всех троих во дворе, – выпал снег, и Хохол катал Марину с сыном на санках. Когда ворота открылись, и «Крузер» Беса въехал во двор, они не прервали своего увлекательного занятия, продолжая дурачиться. Вальяжный Гришка в дорогой длинной дубленке выбрался из джипа, оперся о дверцу и наблюдал за происходящим снисходительно и с улыбкой. Наконец его заметили, и Хохол перевернул Марину с Егоркой прямо в сугроб. Мальчик радостно хохотал, щеки его раскраснелись, глазенки сверкали, он пытался сгребать ручками снег, чтобы насыпать его на мать.

– Весело у вас! – насмешливо протянул Бес, подходя ближе и подавая Марине руку, чтобы помочь подняться. – Привет, Наковальня.

– Привет-привет! – отряхивая снег с комбинезона, отозвалась она. – Какими судьбами?

– В гости заехал к родственнице, что – не могу?

– Можешь. Егор, поднимайся, снег холодный, – повернувшись к сыну, Марина поставила его на ноги, отряхнула снег, поправила шапку. – Домой пойдем?

– Нет! – заявил он, топая ногой. – Нет!

– Ох, какой характерный! – с каким-то даже уважением в голосе проговорил Бес, с интересом разглядывая Егорку. – Ну давай пять! – Он присел перед мальчиком, протянув ему руку, и Егорка, давно приученный Хохлом и всей охраной к подобному приветствию, протянул ему свою мокрую варежку. – Ты гляди! – изумился Гришка, пожимая маленькую ручку. – Наш человек!

– Ага, хрен вам всем! – заявила Коваль, беря сына на руки и прижимая к себе. – Он мой, и не будет таким, как вы.

– А как же? – тут же отреагировал Бес. – Наследник ведь.

– Он унаследует легальное, и хватит про это! – отрезала она. – Идем в дом.

Бес кивнул своим охранникам, и те вытащили из машины огромного медведя, ростом едва ли не с Хохла.

– Племяннику, – объяснил он Марине. – Не чужой, поди. А похож, Маринка, одно лицо просто… – добавил он вполголоса.

– Да.

Настроение у нее испортилось – упоминание о схожести Егорки с Малышом всегда причиняло боль, она расстраивалась оттого, что муж так и не увидел этого чуда, сидящего сейчас у нее на руках и тыкающегося носиком в ее шею. Бес тоже заметил помрачневшее лицо, слегка обнял за талию:

– Прости, я не хотел… Но он действительно очень похож на Егора, сразу в глаза бросается. И хорошо, что на него, – никто не станет копать, твой – не твой.

– Мне все равно, пусть копают: по документам его мать – я, а больше никто ничего не нароет. Ты проходи в гостиную, я сейчас Егорку раздену и тоже спущусь. – Марина сбросила ботинки и пошла к лестнице, крикнув Даше, чтобы накрыла стол в гостиной.

Егорка вдруг раскапризничался, никак не желал раздеваться, Марина злилась, но он все равно упирался и орал до тех пор, пока не пришел Женька и не забрал его, ноющего и трущего глаза кулачками.

– Иди, котенок, мы тут сами, ему просто спать пора. Я уложу и спущусь.

Бес был в шоке, услышав, чем занят Хохол.

– Охренеть, дорогая! Как это у тебя выходит? Жека Хохол – и вдруг нянька! Ты тигров дрессировать не пробовала?

– Пробовала – слишком примитивно, – улыбнулась Марина, садясь в кресло. – Хохла намного улекательнее.

– Ну еще бы! – не упустил своего Гришка. – Кнутом и пряником, знаем-знаем!

– Ой, расслабься уже, а? Ты чего вдруг ко мне приехал, родственник?

– Может, хоть по рюмашке предложишь?

– И предложу, – согласно кивнула она и, повернув голову в сторону двери, крикнула: – Даша, очень долго сегодня, очень долго!

– Уже готово, Марина Викторовна! – Даша с подносом появилась в гостиной, быстро и ловко накрыла на стол, достала из бара водку и текилу, и Бес удивленно вздернул брови:

– Сама, что ли, догадалась?

– Моя Дарья знает все и обо всех. Это просто ходячее досье по вкусам и привычкам нашего сообщества, Гриня. Вот если бы на твоем месте сидел Ворон, например, то на столе обязательно появилось бы ржаное шотландское виски, а чуть позже – печеные яблоки с медом и орехами. – Коваль протянула ему стакан.

– Слушай, а как ты ее этому научила? – наливая ей текилу, а себе водку, поинтересовался Гришка. – Это ж хороший тактический ход, любому приятно, когда его желания исполняются.

– Никто ее не учил, она по жизни такая, любит, когда всем хорошо. Дашка в этом доме раньше меня появилась и, как только мы с Егором поженились, на второй день уже знала обо мне почти все – какой кофе пью, как часто, что предпочитаю на завтрак, а что на обед, даже во сколько люблю вставать по утрам. Она и про охрану мою все знает – кому чай с сахаром, а кому с молоком, кто мед ложками ест, а кто варенье.

– Молодчина. Ну где там мужик твой, скоро явится? – нетерпеливо спросил Бес, покручивая стакан с водкой в руке.

– Что, не терпится шары залить?

– Давно не пил, поди, разучился…

– Ага, смешно очень!

– А не смешно, что ли? Твоя подруга прямо за ноздри взяла: не пей, много не кури, мяса поменьше, овощей побольше! – пожаловался Гришка. – Меня на зоне так не прессовали, как она!

– Я предупреждала – девушка серьезная.

Вошедший Хохол был не особенно доволен, что Марина держит в руке стакан с текилой, но промолчал, только головой качнул.

– Егорка спит?

– Куда ему деваться? Что празднуем? – спросил Женька, садясь за стол.

– Родственник заехал в гости в кои-то веки. Будешь? – она кивнула на бутылки, но Хохол отказался:

– Нет.

– А что так? – встрял Бес. – На службе не потребляешь?

– Я не на службе, а у себя дома. А пить не хочу, сорваться боюсь. – Женька спокойно набросал в тарелку салатиков и устроился поудобнее, берясь за вилку. – И тебе, дорогая, тоже можно пропустить. Давно голова не болела?

– А ты говоришь – Ветка! – повернулась Марина к Гришке, кивая в сторону Хохла. – Видал, у меня как? Так и смотрит, как бы чего не вышло!

– Если я за тобой смотреть не буду, ты такого начудишь – не дай бог! – Хохол посмотрел укоризненно, и Марина нахмурилась – к чему эти разборки при постороннем человеке?

Но и косые взгляды, и попытка забрать у нее бутылку до добра, естественно, не довели, и Коваль в компании Беса довольно прилично набралась. По ходу пьянки успела-таки выудить из Гришки кое-какую информацию – на ее многострадальный клуб начал претендовать недоброй памяти Гришкин приятель Кадет, вышедший с зоны не без бесовского участия. И это Марине совсем не понравилось. К тому же лейтмотивом беседы стала Гришкина мысль на тему, что, мол, если попросит, так ты добром отдай, Наковальня, а то хуже будет.

– Кому – мне? – Она прищурилась и глянула на развалившегося в кресле родственника весьма недобрым взглядом. – Ты не забыл, с кем разговариваешь?

– Да я-то не забыл, а вот ему по фигу, кто ты и что. Кадет хочет иметь футбольный клуб – и он его заимеет, будь уверена.

– Теперь меня послушай: хочет он что-то иметь, так пусть сам и поищет себе, а на мое рот не разевает! – вспылила Коваль, хватая сигарету. – Здесь его никто не ждет, можешь так и передать!

– Ох и дура ты, Маринка! – вздохнул Бес, беря из вазы яблоко и отхватывая от него приличный кусок. – Это ведь тебе не со мной зубатиться, Кадет – мужик серьезный, а к бабам у него вообще особый счет – слышала, наверное? Свернет тебя в бараний рог, и я не помогу ничем, просто не смогу.

– Подавится! – отрезала она, сунув окурок в пепельницу.

Бес внимательно и совсем трезво посмотрел ей в лицо, протянул руку, погладил по щеке и снова вздохнул:

– Жалко мне тебя, девочка, такая еще молодая, жить да жить… Хохол, ты береги ее, ладно? Больше ничем помочь не смогу.

Он тяжело поднялся, шатнувшись, побрел к двери, крикнул Бармалея. Марина продолжала сидеть в кресле, даже не отреагировав ни на его высказывание, ни на то, что он уезжает. Она не могла сказать, что не было страшно, это было бы ложью, но и поджилки не особо затряслись – слышала она и еще более крутые угрозы. Уступать какому-то черту свой клуб она не собиралась, но теперь нужно было подумать о безопасности маленького Егорки, не дать кому-либо причинить ему вред.

– Женя, к Егору нужно приставить отдельного охранника, давай Севе поручим, – подняв глаза, сказала она курившему рядом Хохлу.

– Как скажешь, – равнодушно откликнулся он, и это равнодушие укололо.

– Как скажу?! А сам как думаешь?

Он развернул ее к себе, вцепился в плечи железными пальцами и зашипел в лицо:

– Я скажу тебе, как я думаю! Я думаю, что ты рехнулась, на хрен, со своими понтами! Ты готова рискнуть даже жизнью годовалого пацана, только бы никто не сказал, что Наковальня отдала свое! Только чтобы никто не усомнился в твоей бесконечной крутизне! Ладно, тебе наплевать на меня, я к этому привык, но ребенок! Подумай об этом! Не доводи все до беспредела, я тебя прошу, ради Егорки – не доводи!

– Нет! – отрезала она, оттолкнув его и направляясь в спальню.

В душе Марина была абсолютно согласна с Женькой, могла подписаться под каждым его словом, но просто так, без сопротивления, отдать команду… Это не укладывалось в голове. Она сделает все, чтобы не пострадал ребенок, но и клуб тоже постарается не отдать, не для того вложила в него столько денег и нервов, чтобы запросто подарить кому-то.

Хохол не пришел, давая понять, что сердится и не желает разговаривать, а Марина долго не могла уснуть, ворочалась с боку на бок в постели. «Да, опять я перегнула, опять влезла во что-то, не подумав ни о ком, кроме себя, а в этой ситуации такое поведение чревато очень большими неприятностями».

Она встала, накинула халат и тихонько пошла в детскую, где в своей кроватке, разметавшись во сне, посапывал Егорка. Подвинув к кроватке стул, села и положила голову на скрещенные на перилах руки, глядя на спящего мальчика. Он чему-то улыбался, и на щечках появлялись ямочки, а носик смешно морщился, как у кролика. Коваль просидела возле него всю ночь, до самого утра так и не сомкнув глаз, и все время напряженно думала, как же уберечь мальчика от возможных неприятностей. Егорка проснулся и сразу потянул к матери ручки, сонно еще пролепетав:

– Мама…

– Да, мой хороший, я с тобой. – Она вынула его из кроватки и прижала к себе, укачивая, чтобы он подремал еще немного.

Егорка ухватился за борт халата, уткнулся мордашкой в грудь и снова засопел, пригревшись, как котенок. Вскоре появился Хохол, злой и небритый, мимоходом чмокнул Марину в макушку и буркнул:

– Доброе утро.

– Судя по тебе, вряд ли оно очень доброе, – заметила она шепотом, чтобы не разбудить Егора. – В чем дело?

– Спал плохо. А ты чего в такую рань подпрыгнула?

– Я и не ложилась. Ты ведь знаешь, я не могу спать, когда тебя нет рядом.

– То-то я и смотрю, глаза красные, а подумал – с похмелья болеешь. Давай мне Егора и иди ложись.

– Не хочу, – отказалась Марина. – Женя, ты злишься на меня?

– Злюсь?! Да я прихлопнуть тебя готов, ты не представляешь, как руки чешутся! – взревел шепотом Хохол, останавливаясь возле окна и опираясь руками на подоконник. – Я всю ночь ворочался, все думал, какими словами тебя убедить отказаться от мысли потягаться с Кадетом!

– Жень, а ведь еще ничего и не началось, что мы в панику ударились? Может, и не будет никакой тяжбы, может, это опять Бес решил меня за нервные окончания подергать?

– Ну да! – с сарказмом проговорил Хохол. – Такие, как Кадет, слов зря не произносят, и раз уж он обмолвился Бесу, то будь уверена, так и есть, как Гришка тебе рассказал.

Коваль подняла на Женьку глаза и твердо сказала:

– Я не отступлю, понимаешь? Лучше сдохну.

– Кому лучше? Мне? Или, может, Егорке лучше будет, если он во второй раз потеряет мать? Дура!

– Возможно. Но клуб не отдам.

– Да иди ты на хрен, Коваль! – заорал Хохол, выскакивая из комнаты. – Беспонтовая идиотка!

От его крика Егорка проснулся и заплакал, и Марина моментально отвлеклась от Женькиных слов, успокаивая ребенка. Кое-как уговорив мальчика, она понесла его в ванную, умыла, поменяла пижаму на спортивный костюм и спустилась с Егоркой на руках в кухню, где уже Даша накрывала стол к завтраку. Усадив сына в стульчик, Марина подвинула тарелку с овсянкой и протянула Егору ложку:

– Вперед, боец!

Рассеянно помешивая ложечкой кофе в чашке, она наблюдала за тем, как Егор пытается самостоятельно есть кашу, то и дело роняя часть содержимого на стол. Даша посмеивалась возле плиты:

– Нелегкая работа, да, Егорка?

– Сам! – пробурчал мальчик, и Даша закатилась еще громче:

– Вот настырный чертенок! Сам – и ваших нет!

– Давай помогу? – предложила Марина, потянувшись к нему рукой, но Егорка проворно убрал ложку за спину и заявил:

– Мама, нет! Сам!

Коваль покачала головой, удивляясь тому, насколько он похож в этом на нее – сам, мое, не трогай! Как будто он ее родной сын…

– Папа! – заголосил радостно Егорка, повернувшись к двери и заметив там Женьку, вернувшегося с пробежки.

– Привет, мужичок! – отозвался тот, вешая на крючок ветровку и направляясь в душ. – Ешь давай кашу, приду – проверю.

– Ты слышал, что папа тебе сказал? – строго спросила Марина. – Кушай быстро!

– Нет! – хитро сощурив глазки, заявил Егорка.

– Ну не обижайся тогда, папа придет и накажет тебя, дорогой мой.

– Нет!

– Да!

– Ну маму же папа не наказывает, хотя есть за что, – раздался за спиной голос Хохла. – А уж за тарелку каши ребенку точно ничего не будет. Давай помогу. – Женька сел рядом с Егором и взял ложку, которую тот беспрепятственно отдал. И даже позволил докормить себя кашей. Егор Малышев-младший не признавал женского участия, а вот мужское – запросто.

Марина ревниво наблюдала за ними, допивая кофе. Ее всегда удивляло вот это – Хохол, такой жестокий и отмороженный, при общении с ребенком становился совершенно другим человеком, заботливым, мягким. И Егорка тянулся к нему… Она же была чем-то вроде любимого плюшевого медвежонка – утром нужно поцеловать маму, на ночь мама должна читать сказку, но если это сделает папа, то будет еще лучше. Маму ждут вечером из города, звонят ей на мобильный, если вдруг задержалась, а вот папа всегда рядом, с ним весело и интересно, он разрешает многое и почти не ругает. Словом, мать из нее вышла никудышная, в этом она признавалась себе честно. Хорошо, что Хохол оказался настоящим отцом…

Следующие три дня они провели в молчании, игнорируя друг друга, – молча завтракали, Марина уезжала в офис, Хохол оставался с ребенком, – чем они занимались весь день, она не знала. Вечером так же молча ужинали и расходились по разным углам. Даже Егорка как-то присмирел, почти не хулиганил и все чаще сидел в своей комнате, тихонько возился с машинками. Марина понимала, что ситуация зашла в тупик, но уступать и просить прощения было не в ее правилах.

Прошла еще неделя, близился день рождения Малыша, в этот день Марина всегда ездила на кладбище и проводила там пару часов. Обычно ее сопровождал Женька, но теперь она даже не заговаривала на эту тему, собираясь ехать с Геной и Севой. Надев черную норку, Коваль присела в прихожей на пуфик, застегивая сапоги, и тут к ней подполз на четвереньках Егорка, схватившись за полы шубы и пытаясь встать на ноги. Она усадила его на колени и потрепала по волосам:

– Ты откуда? Маму провожать пришел?

Он задрал мордашку и заглянул ей в лицо. В его глазенках была такая недетская грусть, что у Марины защемило сердце, она уткнулась в его макушку и тяжело вздохнула. Они, двое упертых взрослых, заставляли страдать маленького, беззащитного человечка, который разрывался между ними. Он не мог ничего сказать, но понимал, что между родителями что-то происходит, раз они перестали приходить к нему в комнату вдвоем, раз перестали сидеть вместе у камина и пить чай, раз больше папа не поднимается в спальню, а сразу после ужина уходит к себе в комнату рядом с прихожей. Марина прижала Егорку к себе и зарыдала в голос, напугав его этими неожиданными слезами.

– Мама… мама… – лепетал он, пытаясь вывернуться из ее рук, и вдруг тоже заплакал.

Из гостиной выскочил Хохол:

– Что тут у вас? – и осекся, увидев, что они плачут оба. – Котенок, девочка моя, что случилось? – Он присел на корточки и попытался заглянуть ей в глаза, но Марина отворачивалась. Осторожно забрав сына, Женька убрал с ее лица волосы и спросил тихо: – Котенок, тебе плохо?

– Да… – выдохнула она, поднимая голову и глядя на него. – Мне плохо…

– Погоди-ка… – Он встал, отнес успокоившегося Егора на кухню, сдав Даше, а сам вернулся в прихожую, взял Марину за руку и повел в каминную. – Ну что с тобой, котенок?

– За что… за что ты со мной так, Женя? – всхлипывая, спросила она.

– Я хочу, чтобы ты задумалась о том, что делаешь. Я не хотел, чтобы ты мучилась, поверь, мне и самому невыносимо это молчание, я много раз хотел просто вломиться к тебе в спальню и прекратить это все, но останавливался уже на пороге. Я хочу научить тебя думать не только о себе, котенок.

– Не учи старую кошку новым трюкам, Хохол, – пробормотала Коваль, промокая глаза платком.

– Ты на кладбище собралась?

– Да.

– Хочешь, с тобой поеду? – предложил он, и Марина благодарно посмотрела на него. – Все, пять минут посиди, я только переоденусь.

Ей полегчало – когда Женька был рядом, она расслаблялась и чувствовала себя спокойно и уверенно. Через пять минут Хохол вышел из своей комнаты в черном костюме и дубленке нараспашку, поправляя на ходу кобуру с пистолетом под мышкой.

– Поехали, котенок, я готов.

В машине, однако, он отодвинулся от Марины, чуть приоткрыл окно и закурил, но одно то, что он сам предложил поехать, значило для нее много. У ворот кладбища Женька вышел из машины, купил в ларьке белые розы и протянул Марине. Она машинально поблагодарила, отключившись от мира и настраиваясь на общение с мужем. Так было всегда – она разговаривала с мертвым Егором, словно он слышал ее и мог ответить, просто не хотел. Всех это удивляло, и только Ветка понимала подругу, говоря, что там, за чертой, тоже есть жизнь.

Дорожка, ведущая к могиле, была расчищена от снега, в оградке тоже был полный порядок – кладбищенский сторож исправно следил за этим, отрабатывая зарплату. Коваль села на скамейку, теребя в руках цветы, охрана встала по периметру, шагах в десяти, чтобы не мешать, и только Хохол стоял, облокотившись на оградку. Было тихо и морозно, нетронутый снег искрился и переливался тысячами огоньков, и на Марину, как всегда здесь, опустилось спокойствие и умиротворение. Она смотрела на черный мрамор памятника, а перед глазами стоял Малыш – живой, любимый… Только теперь она начала понимать, как неправильно жила все эти годы, как мало внимания уделяла мужу, закрутившись в вечных своих проблемах и разборках, как обижала его своей категоричностью и непримиримостью. И ни разу за все время Егор не выказал своего недовольства, не сказал ни слова по этому поводу. Он относился к ней как к капризному, взбалмошному ребенку, которого долго ждали и которому теперь позволяют все, наверное, не надо было. Марина была почти уверена, что, если бы Егор раз и навсегда категорически запретил ей что-то, она не посмела бы ослушаться. Но Малыш был слишком деликатен и не считал для себя возможным такое поведение. Если бы не она, сейчас он был бы жив…