Пробуждение силы
Дворник готов был такого щенка купить, несмотря на его солидные размеры и на то, что кормить ньюфаундленда следует так же, как, наверное, человека, члена семьи. Но, когда Абдулло Нурович узнал цену, желание пропало сразу – свою полугодовую зарплату за щенка он выложить не мог. И не от жадности, а потому, что у него просто никогда не было в руках такой суммы сразу.
Но добрую собаку хотелось. Она смогла бы помочь ему не чувствовать свое одиночество.
Головная боль все нарастала. И Абдулло Нурович решил лечь спать раньше, чем обычно, в надежде, что сон его вылечит. Он даже постель начал стелить, не делая резких движений, чтобы не поднимать в голове шумовую волну, когда в дверь позвонили. Пришлось идти открывать, недоумевая, кто это мог пожаловать. Хромой Валерка уже был, толстый Валерка звонил. Может быть, тот милиционер, что составлял протокол, решил заглянуть? Он же обещал…
Не спрашивая, кто пришел, Абдулло Нурович открыл дверь и удивился. Оказывается, пришел врач, который навещает его раз в месяц и в последний раз был несколько дней назад. Следовательно, его визита можно было бы, казалось, и не ждать.
– Вечер добрый, – сказал Михаил Михайлович. – Не ждали?
– Не ждал… – как всегда честно, сознался Абдулло Нурович.
Михаил Михайлович, в отличие от хромого Валерки, всегда ждал, когда его пригласят в дом, и вообще, был человеком вежливым и обходительным.
– Проходите… – посторонился Абдулло Нурович. – Я сегодня болею…
– Что с вами? – врач бочком, словно стесняясь своего позднего визита, перешагнул порог и аккуратно, без стука прикрыл за собой дверь.
– Голова болит…
– Я уже слышал, что с вами произошло, – сказал Михаил Михайлович.
– Откуда?
– Сотрудники телевизор смотрели… Должно быть, у вас после этого голова и разболелась. Вас не ударили?
– Нет… Они как-то все промахивались, а я нечаянно попадал…
– Руки не повредили?
– Я руками не бил, я только метлой…
Гость разулся около порога. Аккуратно поставил на коврик свои ботинки, с которых стекал растаявший грязный снег. Вместе прошли в комнату и устроились в тех же креслах перед телевизором, в которых хозяин еще недавно сидел с хромым Валеркой.
– Рассказывайте, что с вами произошло, – Михаил Михайлович положил на столик какую-то штуку, похожую на авторучку, и нажал сбоку кнопку. – Это диктофон. Здесь все запишется, а потом я перенесу запись в ваше личное дело… В диспансерную карту то есть…
Абдулло Нурович неуверенно улыбнулся и потер себе лоб, напоминая, что у него голова сильно болит, но не решаясь сказать это.
– Ах, да… Головная боль… – сразу все понял Михаил Михайлович. – Я вам дам таблетку кетонала. Это сильная таблетка, она обязательно поможет… Очень быстро, через минуту… Запейте водой… Можно и чаем…
Он раскрыл свой объемный портфель, покопался там, вытащил пузырек, из пузырька таблетку и протянул Солимову. Дворник не только с этим врачом общался. Однажды по причине сильнейшего гриппа вынужден был даже на «больничный» уйти и тогда вызывал врача из районной поликлиники. Приезжала женщина, равнодушная, хамоватая, торопливая. После этого случая вообще желания с врачами общаться не было. Михаил Михайлович – совсем другое дело. Вот если бы все врачи такими обходительными и заботливыми были…
Таблетка помогла даже не через минуту, а почти сразу. Солимов виновато улыбнулся, даже слегка неудобно себя чувствуя, словно не было у него никакой головной боли, а он только симулировал, чтобы разговора избежать.
– Что рассказывать?
– Что произошло.
Абдулло Нурович коротко и с прежним чувством вины обо всем рассказал.
– Это мы все уже знаем… – задумчиво произнес Михаил Михайлович. – Меня интересует, как так получилось, что вы сумели с ними справиться? Что вы в это время ощущали?
– Я не знаю… Я вообще не думал… Все как-то само собой получалось… Я только потом уже, дома, все обдумывал… И потому голова разболелась…
– Вот это вы напрасно, – мягко, но в то же время строго сказал Михаил Михайлович. – Мы же с вами договаривались, как только будут проблемы, сразу звоните, и мы постараемся вместе их разрешить… И к какому же выводу вы пришли?
Абдулло Нурович некоторое время в сомнении молчал. Потом спросил:
– Вы верите в то, что человек много жизней живет?
– Это вы про реинкарнацию, что ли?
– Да, точно… Я забыл, как это называется. Реинкарнация, точно… Верите?
– К сожалению, я материалист. И верю только в то, что рукой потрогать могу. И при этом признаю право большей части человечества верить в это…
– Большая часть человечества верит? – переспросил Солимов.
– Да… Индусы, китайцы и прочие… Они составляют большую часть человечества. Каждый четвертый человек на земле – китаец, каждый седьмой – индус. А мы – все остальные и разные…
– Тогда это может быть правдой…
– Что может быть правдой?
– Может быть, я в прошлой жизни был спецназовцем?
Михаил Михайлович с трудом сдержал усмешку.
– Все может быть…
– Уж очень здорово я их бил. Это в окно какой-то отставной спецназовец наблюдал. Он и милицию вызвал. Он сразу сказал, что я служил в спецназе. А я вообще в армии не служил…
– Я же говорю, все может быть… И какие же выводы вы сделали?
– Что у меня все как-то само собой получалось. Я даже не думал ничего делать, а все делалось так, что получалось здорово. Лучше, чем в кино…
– Ну, ладно… Вам эти раздумья могут дорого обойтись… Сегодня вы легко отделались – только приступом головной боли, который удалось легко купировать одной таблеткой. В следующий раз таблетка может и не помочь, а боль может быть гораздо сильней. Понимаете, о чем я говорю? Вы не должны задумываться о таких проблемах. А теперь давайте-ка проведем обычную процедуру… Снимайте рубашку… Ложитесь…
Домашняя лечебная процедура не несла в себе ничего неприятного, в отличие от всех других процедур, что приходилось переносить, когда он лежал в больнице. И потому Абдулло Нурович почти с удовольствием снял рубашку, обнажив свое крепкое жилистое тело, и лег на кровать. Михаил Михайлович снова раскрыл свой портфель, вытащил уже давно знакомый Солимову прибор, подключил к розетке и нащупал на предплечье дворника бугорок размером чуть меньше спичечного коробка. Потом протянул от прибора щуп с чашечкой на конце и прижал чашечку к бугорку.
– Спокойно дышите… И не шевелитесь… Спокойно, свободно, ровно дышите…
Абдулло Нурович любил дышать свободно и спокойно. Он сразу впадал от такого дыхания в какое-то расслабленное полусонное состояние и чувствовал себя безмятежно и беззаботно…
Дворник не ощущал, что засыпает по-настоящему. Ему казалось, что он находится только в полусне. Но Михаил Михайлович не отрывал взгляда от шкалы указателя и, когда стрелка достигла синей отметки, оторвал чашечку от руки, протер спиртом виски Абдулло Нуровича, приложил к ним два небольших серебряных контакта, связанных спиральным проводом с тем же прибором. Контакты легли на виски прочно и сразу прилипли. После этого врач трижды с небольшим интервалом разово нажимал красную кнопку на приборе. И каждый раз тело Абдулло Нуровича вздрагивало от удара электрического разряда. Закончив эту процедуру, Михаил Михайлович минут пять прогуливался по комнате, заложив руки за спину и время от времени выглядывая в окно. Потом посмотрел на часы, удовлетворенно хмыкнул и снова наложил чашечку щупа на бугорок на предплечье дворника. Прошло около минуты. Стрелка на шкале постепенно возвращалась на свое прежнее место.
– Ровно дышите… Ровно… Вот и хорошо… Вы теперь успокоились и не будете терзать себя ненужными вопросами… Все, вставайте…
Абдулло Нурович сначала сел, в таком положении надел рубашку, не застегивая, и только после этого встал, глядя на врача. Ему казалось, что он просто ровно и глубоко дышал несколько минут и больше ничего с ним не было.
– Может, какие-то просьбы есть? – поинтересовался врач. – Помощь в чем-то нужна…
– Не знаю… – замялся Абдулло Нурович. – У вас нет знакомых, кто может щенка ньюфаундленда достать? Купить у меня денег не хватит…
– Зачем вам щенок? – спросил Михаил Михайлович.
– Часто одиноко бывает. А с собакой как-то спокойно… Это добрая собака…
– Пожалуй, я смогу вам помочь… – недолго подумав, согласился врач. – Есть у меня такой знакомый… Принесу я вам щенка…
Глава 3
Два стандартных пролета бетонной лестницы вывели генерала Аладьяна в коридор второго этажа. Здание было построено так, что на второй этаж невозможно было попасть с первого. Туда войти можно было только через третий, но тоже лишь миновав верхний пост охраны, прежде чем попасть к своему посту охраны. Нормальные меры предосторожности, когда работаешь с людьми, имеющими модифицированную психику. Результаты некоторых опытов бывают непредсказуемыми, и ЧП случаются раз в пару лет.
Генералу, естественно, открыли бронированную дверь и пропустили его без проверки, но каждый прочий сотрудник должен был предъявить бесстрастному компьютеру идентификационную пластиковую карточку. Без идентификационной карточки в свой отсек не могли войти даже руководители отделов, секторов и блоков.
В не слишком просторном кабинете собрались девять сотрудников, непосредственно занимающихся последними разработками лаборатории. Все они были готовы ответить на вопросы начальника лаборатории и потому с собой принесли документацию. Впрочем, друг другу документацию не демонстрировали. Здесь такое не принято. Генерал окинул всех взглядом.
– А где подполковник Иванов? – поинтересовался он. – До сих пор не вернулся?
– Вернулся, товарищ генерал. Просил позвонить ему, когда вы придете. Он расшифровывает данные томографического сканера, чтобы сразу предоставить результаты. Наверное, уже заканчивает. Михал Михалыч предполагал, что вы захотите посмотреть…
– Позвоните, я хочу посмотреть…
Эдуард Осипович знал, что Михаил Михайлович Иванов, только что вернувшийся с задания, принесет ему не текстовую расшифровку, которую требуется писать несколько часов, а диаграмму, в которой он без посторонней помощи разобраться не сможет. Тем не менее необходимо показать сотрудникам, что руководитель вникает во все тонкости дела.
Эдуард Осипович занял свободное место за центральным столом, дождался, когда вызовут Иванова и в кабинете установится тишина, и поднял голову, посмотрев на всех через очки. Ему всегда нравилось, когда сотрудники отводят глаза под его взглядом. Отводят, значит, чувствуют силу. Сам он силу своего взгляда тоже знал и ценил. И считал, что сотрудники должны ценить ее тем более. Ценить и слегка трепетать…
– Можете начинать. Лучше в хронологическом порядке, потому что я мог что-то упустить.
Пауза длилась недолго.
– Если в хронологическом порядке, товарищ генерал, – сказал подполковник Михайлюк, – то начну я, поскольку вся хронология с меня начинается. С контрольного блока то есть… Итак, как вы уже знаете, сегодня группа скинхедов предприняла попытку нанести по меньшей мере телесные повреждения контролируемому нами объекту «Солимов». Мы такого развития событий не предполагали, и, согласно всем расчетам специалистов лаборатории, объект «Солимов» не мог оказать юнцам серьезного сопротивления. У него блокированы в памяти все прежние боевые навыки. Однако где-то произошел сбой системы. Вероятно, подполковник Иванов, когда подойдет, доложит нам результаты сканирования. Но столкновение произошло, произошел сбой системы, и в результате этого наш объект, внешне беспомощный и безобидный человек, страдающий деменцией, вышел победителем в драке с пятью молодыми, крепкими, здоровыми и тренированными парнями и попал в милицию первоначально только в качестве потерпевшего. Потом ситуация слегка изменилась… Вернее, была попытка ситуацию изменить, но мы эту попытку пресекли. Хорошо, что начальник отделения милиции является нашим платным осведомителем и сразу поставил нас в известность…
– Почему? – спросил Аладьян.
– Не понял, товарищ генерал… Что вы спрашиваете?..
– По какой причине мы держим таких осведомителей? Это же не мальчик, не какой-нибудь капитанишка или старлей, который вопросов не задает и бездумно отрабатывает свой гонорар. А если этот… Кто он там, полковник?
– Полковник…
– А если этот полковник начнет вопросы задавать?..
– На территории обслуживания его отделения, товарищ генерал, проживают два наших объекта, а третий там работает. Живет рядом, а работает там. Этот третий как раз и есть объект «Солимов». Любой простой сотрудник отделения может не располагать всей полнотой информации в какой-то критической ситуации, а начальник отделения ею располагает. В некоторых местах мы вербуем простых участковых, но участковый в состоянии уследить за одним человеком, и только начальник отделения может уследить за всеми тремя. На мой взгляд, эта мера оправданна, и…
– Понятно, – перебил генерал. – А если у начальника отделения возникнут вопросы?
– Он вербуется не нашей лабораторией, он вообще не знает, что такая лаборатория существует, а подразделением ФСБ. Вербуется официально, с подписанием договора о сотрудничестве. В этом случае вопросы не возникают. Риск небольшой есть, но риск есть всегда. Отпуская объекты в обычную жизнь, мы уже рискуем, но без этого у нас не будет нужного результата… Держать объекты на казарменном положении мы не имеем, во-первых, возможности, во-вторых, это не оправдывает наших конечных целей. А если какой-то начальник отделения будет лезть не в свое дело, на него всегда найдется персональный объект, который проблему устранит…
– Понял. Вопрос снимаю. Докладывай дальше.
– Наш начальник отделения оказался человеком понимающим и предпочитающим самостоятельно не разрешать конфликтов, суть которых ему не понятна и которые вообще выходят за пределы его компетенции. Поэтому, когда оказалось, что отец одного из задержанных скинхедов является крупным и влиятельным чиновником мэрии и человек этот приехал разбираться, всем угрожая и обещая уничтожить объект «Солимов», начальник отделения возражать ему не стал и даже пообещал поддержку, но сам сразу сообщил нам. Дальше все понятно. Я сообщил вам, вы приняли известное решение…
Дверь с легким «пением» открылась. Бочком, виновато улыбаясь, вошел подполковник Иванов. У Михаила Михайловича, многократно замечал Эдуард Осипович, вообще была привычка входить в любую дверь обязательно бочком, словно бы с легким поклоном. Должно быть, это казалось подполковнику вежливым.
– Разрешите, товарищ генерал? Прошу прощения за опоздание. Я расшифровывал результаты томографического сканирования объекта. – Михаил Михайлович показал листок, что держал в руке, как доказательство того, что он не кофе в буфете пил.
– Давай… – Эдуард Осипович протянул руку.
Конечно, это были только распечатки диаграмм, но генерал с минуту внимательно рассматривал их, отодвинув подальше от лица – даже очки плохо спасали от возрастной дальнозоркости, и протянул листок подполковнику. Потом замахал артистично рукой, требуя вернуть листок, еще минуту рассматривал, показывая всем, что он чем-то в диаграммах озабочен, потом вторично отдал. Иванов казался довольным.
– После доклада ко мне зайдешь. Обсудим… Михайлюк, продолжай…
– У меня, товарищ генерал, все. После полученного сообщения и вашего приказа в дело вступили коллеги…
Михайлюк посмотрел через плечо на единственного сидящего здесь человека, который был не в белом халате, приличествующем научно-исследовательской лаборатории, а в камуфлированной форме. Майор Евстифеев, руководитель силового блока, встал. В отличие от других сотрудников, у Евстифеева сохранились военная выправка и армейские привычки.
– Мне было выделено три человека…
– Три объекта… – поправил Аладьян.
– Извините, товарищ генерал, три объекта… Предварительно, под прикрытием документов головного управления антитеррора «Альфа», была проведена работа с охраной дома. Договорились быстро. В приказной форме. Потом, если их прижмут, пусть разбираются… Они, скорее всего, «расколются», но нас там уже давно нет…
– Слишком грубо, – сказал Эдуард Осипович. – Следовало просто привлечь технический блок. Им тоже необходимы испытательные моменты в реальной обстановке.
– Я пытался, товарищ генерал. Они затребовали шесть часов на подготовку, а Соловьев имел возможность отдать приказ по телефону, и тогда мы рисковали потерять объект «Солимов».
– Лопухин! – позвал Аладьян.
Полковник Лопухин, руководитель технического блока, встал, чтобы объясниться.
– В том районе, товарищ генерал, нет возможности установить оборудование. Вдоль улиц с двух сторон тянутся только высокие кирпичные стены. Ни одного куста, в котором можно спрятаться, ни одного дерева, на которое можно забраться. Даже переносной генератор в той обстановке слишком заметен, чтобы обрабатывать им охрану в открытую. Я предполагал возможность ночью попытаться отработать по охране с недалекой вышки сотовой связи. Днем и даже вечером это было слишком рискованно. Люди, поднимающие оборудование на вышку, будут заметны.
– Ладно, потом и это обсудим… – Генерал сделал пометку в своем блокноте. – Продолжай, Евстифеев, что ты там еще натворил…
Майор пожал плечами, не понимая, одобряет генерал его действия или критикует.
– Мне было выделено три объекта, срочно запрограммированных на ситуацию. Все трое из заключенных и потому спецы не слишком высокого полета. Впрочем, они отработали по полной программе, абсолютно грамотно и без ошибок, и я сам вывез их с места работы. Проверки не требовалось. Там придраться не к чему. Следов не оставлено. Разве что стреляные гильзы… Охранник у ворот тревогу поднял тогда, когда ему было приказано это сделать. Таким образом, считаю, что мы отработали успешно…
– Все успешно работают, – проворчал Эдуард Осипович. – Тогда откуда берутся провалы? Может, ты, Михал Михалыч, объяснишь? Как получилось, что объект «Солимов» сорвался и устроил там побоище прыщавых юнцов?
– Я могу только предполагать, товарищ генерал, – ответил подполковник Иванов. – Очевидно, сбой имел конкретную внешнюю причину. И вспышка старых навыков произошла на уровне инстинкта самосохранения.
– Это как?
– Я аналогию проведу… Когда человек, задумавшись и не заметив препятствия, спотыкается и падает головой на камни, он выставляет вперед руки, чтобы сохранить голову, и не думает о том, что будет с руками. На этом же приблизительно уровне, думаю, действовал и объект «Солимов». Его подсознание включило заблокированные участки мозга, что впоследствии привело к мощному приступу головной боли.
– А мы в этом не споткнулись? – спросил генерал сердито.
– Это единичный случай, товарищ генерал, когда блокировка не сработала. Возможны какие-то индивидуальные психические факторы, – возразил Иванов. – Современная наука просто не может все знать о мозге. Еще несколько тысячелетий понадобится, чтобы узнать больше, только тогда можно будет все предусмотреть…
– Мне почему-то кажется, что я столько не проживу, – пошутил Эдуард Осипович, показывая свое в общем-то положительное отношение к происшедшему.
– Ну что вы, товарищ генерал, вам еще жить да жить… – в свою очередь пошутил подполковник Михайлюк.
– По крайней мере, до утра, даст бог, доживу, – согласился Аладьян. – И потому утром прошу ко мне на доклад. Будут изменения или не будут… И ты, Михал Михалыч, распечатку после сканирования подготовь и принеси. Режим работы у нас сегодня круглосуточный… Объект «Солимов» взять под постоянный жесткий контроль с аппаратурой блокирования рефлексов. Мало ли что эта шпана надумает, а он опять дров наломает. Контролировать… Вплоть до того, что пост у его дома выставьте. Машину отправьте… Две машины… Там же двор, кажется, проходной… С одной и с другой стороны… Телефон обязательно на «прослушку»…
– Он и так, товарищ генерал, на постоянной «прослушке».
– И хорошо. Контролировать…
* * *С одной стороны, какой сон может быть в таком нервном состоянии. С другой, Любовь Петровна чувствовала после всех нервных переживаний нынешнего вечера такую опустошенность и усталость, что с трудом добралась до кровати в своей комнате. Ноги отказывались ее слушаться. Она уже, кажется, засыпала, когда в комнату зашла Мариша.
– Что ты? – тихо спросила Любовь Петровна.
– Я Сереже позвоню…
– И что скажешь?
– Что есть, то и скажу…
– Зачем его еще нервировать. А если он на операции?
– Если он на операции, он трубку отключает. Он предупреждал… Может, и ничего не скажу…
– Как хочешь…
Старший лейтенант Сергей Марочкин был в командировке на Северном Кавказе. И это его уже третья командировка туда, из двух первых он возвращался не домой, а в госпиталь.
Любовь Петровна повернулась на бок и словно куда-то провалилась. Сон сменялся полусонными воспоминаниями, воспоминания кончались, и снова сон подступал, потом опять приходила полудрема, заполненная сценами из прошлой жизни. Прошлая жизнь – это когда муж был рядом, пусть даже и не совсем рядом, пусть даже где-то в командировке, где кругом опасности, где стреляют, взрывают и убивают, но он все равно был, он был официально жив, и эти воспоминания без возвращения в действительность являлись теплыми и спокойными.
Сквозь сон Любовь Петровна слышала, как дочь разговаривает с мужем, но разговор велся вполголоса, и слов разобрать было нельзя, да и сонное состояние мешало услышать, что они говорят. Да это было и не важно, когда Андрей снился живым и здоровым. Потом Мариша снова заглянула в комнату. Мать слышала, но не пошевелилась, опасаясь разогнать ощущения, которые после короткого сна остались, и дочь ушла. На рассвете Любовь Петровна проснулась. И увидела под дверью полоску тусклого света. Тихо встала и вышла в большую комнату. Мариша сидела в кресле, подобрав под себя ноги, и водила пальцем по строчкам в телефонном справочнике.
– На букву «С»? – с укором спросила Любовь Петровна.
– Солимов… – подтвердила дочь.
Синим светом горел экран телевизора. Значит, Мариша опять смотрела запись. Может быть, и не один раз. Первых трех раз ей не хватило. Так ведь можно и со своим собственным умом рассориться, если замыкаться на одной проблеме.
– Владимир Андреевич просил к нему не соваться… Это может быть для него опасным… Если это отец и если его кто-то использует…
– Я поняла, – тихо сказала Мариша. – Я хотела бы только голос услышать… Я даже говорить ничего не буду… Вот… Тот район… Только один Солимов… Только номер наберу, голос послушаю, и все… Слова не произнесу…
Она посмотрела на часы.
– Рано… – сказала Любовь Петровна.
– Рано… – согласилась дочь и вздохнула так, словно ей дышать было больно.
– Ты совсем не ложилась?
– Днем высплюсь. Андрейку в садик отведу и высплюсь.
– Еще пара часов до садика. Поспала бы… Я подниму…
– Я ложилась, не могу уснуть…
Характером дочь в отца пошла. Тот всегда хотел своего добиться и, как правило, добивался. Мариша тоже этого хочет. Да и Любовь Петровна хотела того же, но понимала при этом, как больно будет потом убедиться, что произошла ошибка. Так уже много раз бывало, и кажется, что не осталось сил снова эту же боль переносить.
Любовь Петровна ушла к себе в комнату, снова легла, но уснуть не могла. Она просто, почти без мыслей лежала с закрытыми глазами, может быть, даже дремала. И потеряла счет времени. Но, когда услышала короткий зуммер, издаваемый кнопками телефонного аппарата, сразу приподнялась. Да, дочь уже звонила.
После набора номера прошло уже довольно много времени. Наверное, ответили. Потом, несмотря на свое обещание, Мариша не выдержала и все же сказала только одну фразу:
– Папа… Это я, Мариша…
Мать вышла в комнату только после того, как дочь положила трубку.
– И что? – спросила.
– Это его голос… Интонации другие, но голос его…
Любовь Петровна села в кресло. Молчала, не зная, что сказать, потом спросила:
– Ты Сереже дозвонилась?
– Он как раз в вертолет садился. Его срочно отозвали в бригаду. Не знает, по какой причине. Передал взвод и вылетел. Обещал утром позвонить. Ты не уходи, если звонить будет… Я Андрейку отведу и обратно…
Мариша встала и посмотрела на часы. Андрейку пора поднимать и собирать. Но даже при том, что сборы ребенка дело долгое, они все равно придут сегодня первыми…
…Любовь Петровна проводила дочь с внуком, закрыла за ними дверь и осталась одна. Ей очень тяжело было находиться дома одной. Просто невыносимо тяжело. Она ждала, что позвонит Сережа или Владимир Андреевич, но звонков пока не было. Мариша все не возвращалась, хотя пора было бы ей и вернуться. Она же торопится, чтобы Сережа не позвонил без нее.
Ходить по квартире стало тяжело. Опять давали о себе знать больные ноги. Любовь Петровна села в кресло, глянула на часы. Даже если Мариша в магазин зашла, все равно должна была бы вернуться. Неужели что-то случилось?
Взгляд нечаянно упал на оставшийся открытым телефонный справочник. Строчка с фамилией Солимов была подчеркнута карандашом. Любовь Петровна глянула, прочитала название улицы, номер дома. И хотя номера квартиры там не было, она поняла, что Мариша придет не скоро…