Книга Завещание алхимика - читать онлайн бесплатно, автор Наталья Николаевна Александрова. Cтраница 3
bannerbanner
Вы не авторизовались
Войти
Зарегистрироваться
Завещание алхимика
Завещание алхимика
Добавить В библиотекуАвторизуйтесь, чтобы добавить
Оценить:

Рейтинг: 0

Добавить отзывДобавить цитату

Завещание алхимика

Дмитрий Алексеевич хотел уже заботливо коснуться ее руки и сказать что-нибудь ласковое, сочувственное, но побоялся, что она примет его за несерьезного типа, готового воспользоваться женской слабостью, и сдержал порыв.

– В первое время в Бостоне все было хорошо, – заговорила Лидия, глядя в сторону, – новая страна, новые люди, новые впечатления… Муж много работал, я занималась домом. Я совсем не чувствовала себя чужой…

– Там было много русских?

– С соотечественниками мы почти не общались. Муж у меня врач, мы встречались с его коллегами. У меня не было проблем с языком, ведь раньше я преподавала английский…

– Вы этого не говорили…

– Ну… я этого не помню, я же говорила, что некоторые вещи выпали из памяти.

«Вот интересно, – возникла у Старыгина скептическая мысль, – не помнит, как преподавала, но язык-то не позабыла…»

Он тут же постарался отогнать эту мысль. Она не исчезла совсем, только отошла пока в сторонку.

– Физически я чувствовала себя хорошо, но некоторое время назад мне вдруг начали сниться странные сны… – говорила Лидия.

Ей снился Петербург, его улицы, площади и здания, его мосты и каналы. Конечно, не узнать город, в котором она родилась и прожила почти тридцать лет, было невозможно. Город не хотел быть забытым, не хотел отпускать Лидию и вторгался в ее сны. Все было бы вполне объяснимо – тоска по родине, детские сильные воспоминания, – если бы не мелкие поначалу странности.

Темные воды Невы покрывала плывущая кверху брюхом дохлая рыба. На носу одного из кораблей Ростральных колонн вместо обычной скульптуры красовалась голова горгоны Медузы. В знаменитой квадриге над аркой Главного штаба тоже оказалось не все ладно – вместо коней в колесницу были запряжены четыре черных козла.

Коней Клодта на Аничковом мосту сдерживали не красивые мускулистые юноши, а четыре отвратительных человеческих скелета. Волны выносили на гранитные ступени перед каменными сфинксами раздутый труп собаки. Змея под копытами коня «Медного всадника» не была растоптана, а ловко уворачивалась от ударов, поднималась вверх и кусала коня в шею. И вот конь уже падает на передние ноги, и всадник пытается уклониться от смертоносного жала…

– Сначала я не обращала на это внимания, потом кошмары стали повторяться все чаще, потом – каждую неделю. Я боялась засыпать. Муж заметил, что со мной что-то не так, выписал успокоительное, взял отпуск, повез меня в горы.

Свежий воздух помог, но ненадолго. От успокоительных таблеток Лидия чувствовала себя вялой и заторможенной, а кошмары не ушли, только стали какие-то неявные, расплывчатые. Лидия просыпалась в ужасе и отвращении, но не могла вспомнить, что же она видела. У нее началась сильнейшая депрессия. Так продолжалось несколько месяцев, ей становилось все хуже и хуже.

– И тогда я перестала принимать таблетки, – с вызовом сказала Лидия, – я решила бороться с этим самостоятельно.

«Ну не знаю», – усомнился Старыгин, но вслух опять-таки ничего не сказал.

Сны Лидии стали повторяться еще чаще, почти каждый день, без таблеток она видела их яркими и четкими, как…

– Как наяву? – спросил Старыгин.

– Нет, вы слушайте, слушайте…

В ее снах на гранитный причал возле Исаакиевской площади вылезал огромный осьминог и тянул свои щупальца к посетителям летнего ресторана на пристани. А из-за стройной колоннады Казанского собора выглядывал и вовсе жуткий монстр – огромный, одноглазый, чешуйчатый, с длинным изогнутым рогом. Люди разбегались в ужасе, а монстр двигался быстро и целенаправленно, и вот уже накалывал на свой рог какого-то бедолагу.

Или два каменных атланта, бросив портик Эрмитажа без поддержки, стояли друг против друга, скаля зубы в звериной ухмылке, и рвали на части тело женщины, попавшейся им на пути.

А на Дворцовой площади падал Александрийский столп – вдруг каменная громада раскалывалась на огромные глыбы и рушилась, придавливая кучу народа, и только ангел лежал в стороне, целый и невредимый, и дьявольски улыбался.

– Боже мой! – Лидия описывала все так ярко, так выразительно, что Дмитрий Алексеевич не мог не вздрогнуть, представив кошмарные сны наяву.

– Знаете, я переборола свой ужас и заставила себя внимательно всматриваться во все. Не упустила ни одной подробности, ни одной детали, и вот что я поняла.

Лидия посмотрела на него в упор ясными, глубокими зеленоватыми глазами.

– Только не удивляйтесь, но это были картины! – выпалила она. – Понимаете, монстры на них оживали, люди бежали, кричали от ужаса, но это были картины!

– То есть вы хотите сказать…

– Вот именно! – перебила она возбужденно. – Я видела во сне картины, много картин. Судя по всему, нарисовал их один и тот же человек, один и тот же художник, там чувствовалась одна и та же рука, одна и та же живописная манера…

– Да уж, – ввернул Старыгин, – тематика уж больно… интересная, необычная, скажем так, – вряд ли в такой манере работали многие живописцы…

– Можно предположить, что я видела когда-то эти картины, до того, как попала в аварию. Вы поймите, – заторопилась Лидия, заметив искорки вполне понятного недоверия в глазах Старыгина, – эти картины во сне… они такие точные, такие подробные, что это не может быть плодом моего воображения!

«Да отчего же? – подумал Старыгин. – Впрочем, я, конечно, не психиатр…»

– Вы считаете меня сумасшедшей, – с горечью сказала Лидия, – да я ведь и не скрываю, что после аварии не в лучшей форме. Память так ко мне и не вернулась. Если бы вы знали, как это ужасно – помнить о себе так мало! Конечно, муж рассказывал мне, но это же не то – как будто в книжке про себя прочитала. Или фильм посмотрела. Я просто не могла больше этого выносить! Ждать, когда мозг отдохнет и решит, что пора ему включаться в работу! – сказала она не своим, скрипучим голосом. – Слабое утешение!

Тут Старыгин не мог с ней не согласиться.

– Я сказала мужу, что еду в Швейцарию, там открылся новый модный курорт под Лозанной, – Лидия блеснула глазами, – а сама прилетела в Петербург.

Старыгин невольно подумал, что будь у него такая проблемная жена, он бы не стал ей доверять, а самолично препроводил до самого курорта. Или если очень занят, то уж компаньонку какую-нибудь подыскал, сиделку. По телефону бы контролировал. Впрочем, кто их знает, какие у этой пары отношения.

– Я хочу найти этого художника! – страстно воскликнула Лидия.

Глаза ее отливали теперь лиловым, и их взгляд проникал Старыгину прямо в душу.

– Я думаю, что мы были знакомы с ним раньше, раз я так хорошо помню его картины! И когда я встречусь с ним, это поможет мне все вспомнить!

– И как вы собираетесь это сделать? – спросил Старыгин, заражаясь ее верой.

– Боюсь, что это будет очень трудно. – Лидия сникла. – Понимаете, я ведь никого не знаю в этих кругах. Вот, пришла на выставку Алексея Топоркова… и встретила там вас…

Тут Дмитрий Алексеевич вспомнил, при каких обстоятельствах они встретились. Они стояли у Лешиной картины, где дети убегали от чего-то, что нагоняло на них ужас. И эта женщина вдруг сказала, что на картине не хватает башни. А потом слово за слово описала ту самую картину неизвестного итальянского мастера, над реставрацией которой он сейчас работает!

– Вы так и не сказали мне… – начал Старыгин, но внезапно Лидия перебила его.

– Дмитрий, вы должны мне помочь! – В голосе ее звучали слезы. Она схватила его за руку и сжала ее крепко-крепко. Пальцы у нее были тонкие и очень сильные.

– Вы всех знаете, вам не составит труда навести справки об этом художнике.

– Ну… я попробую… – От такого напора Старыгин несколько растерялся. – Правда, сведений очень мало. Можно сказать, их вообще нет. И… вы обещали, что…

– Замечательно! – Лидия улыбнулась ему мимолетно, как будто знала, что улыбка ее совсем не красит – глаза становятся меньше, и морщинки заметнее. – А теперь идемте отсюда! Идемте прочь! И обещаю вам, когда мы найдем того человека, я приглашу вас в ресторан не чета этой забегаловке!

Увидев на тарелке свой засохший бутерброд, который выглядел непристойно, Старыгин не мог с ней не согласиться, однако оставил отчего-то официанту щедрые чаевые.

Спал в эту ночь Дмитрий Алексеевич ужасно. Ночь была теплой и душной, распахнутые окна совершенно не приносили прохлады. Донимали назойливые комары и громкая музыка из дома напротив, там вечеринка продолжалась часов до четырех, слышны были пьяные крики, тосты и оглушительный женский визг. Кто-то мучил гитару, она стонала, как недовольная кошка, так что хотелось позвонить в общество защиты животных. Наконец кто-то из жильцов вызвал милицию, и вечеринка закончилась.

Старыгин, однако, окончательно заснул только часам к пяти утра, снилась ему незнакомая река с берегами, покрытыми экзотическими растениями, он плыл по ней на плоту, ежеминутно опасаясь нападения диких зверей и воинственных туземцев. И вдруг волны вскипели за бортом, и показалась голова огромной анаконды. Плот потерял управление и перевернулся, течение понесло Старыгина вперед. Анаконда вскоре отстала, но он не успел обрадоваться этому факту, поскольку осознал, что река несет его в сторону водопада. Был слышен его нарастающий шум. Старыгин пытался бороться с течением, но, как это бывает во сне, ничего не мог сделать. В самый последний момент ему удалось ухватиться за свисавшую над водой ветку, он подтянулся и упал на берег. Но не успел перевести дух, как из прибрежных зарослей выскочил саблезубый тигр и с рычанием поставил лапы ему на грудь.

Старыгин почувствовал, что сейчас задохнется под тяжестью тигриных лап, и проснулся.

Оказалось, что за окном бушует гроза, ослепительно сверкают молнии, грохочет гром и истерично орет сигнализация всех машин, стоявших во дворе. А на груди Дмитрия Алексеевича лежит кот Василий и трясется от страха.

Кот у Старыгина был боевой, даже слишком, как иногда думал хозяин, рассматривая очередной горшок с цветами, ловко сброшенный с подоконника, или разодранные в клочья занавески, однако грозы боялся ужасно.

Дмитрий Алексеевич несколько минут полежал тихонько, в ожидании, когда успокоится бешено бившееся сердце, затем пристроил кота поудобнее и закрыл глаза. Понемногу тревожное кошачье урчанье превратилось в уютное сонное мурлыканье, и оба – кот и хозяин, заснули крепко и без сновидений.

На следующий день приходился выходной, так что можно было заняться поисками неизвестного автора странных картин, так образно описанных Лидией, прямо с утра.

Дмитрий Алексеевич выдержал привычные капризы кота, который терпеть не мог оставаться один дома. Каким-то образом он научился отсчитывать пять рабочих дней и заранее предвкушал два выходных, когда хозяин не вскакивает с утра пораньше и не мечется по квартире в поисках чистой рубашки, натыкаясь на ни в чем не повинное домашнее животное и даже не извиняясь по этому поводу. В выходные можно поспать подольше, потом после сытного неспешного завтрака снова поваляться в постели. Или на диване под рыжим пледом. Дмитрий Алексеевич подбирал все покрывала под цвет кота Василия, чтобы на них не было заметно рыжей шерсти, которую кот разбрасывал вокруг себя в изобилии, особенно когда сердился на хозяина.

Сегодня кот Василий имел полное право быть недовольным. Хозяин все утро оставался рассеянным, долго думал о чем-то серьезном, барабаня пальцами по столу, и на приглашение кота погладить и пустить на колени ответил решительным отказом. Кот понял уже, куда ветер дует, и ушел обижаться под письменный стол. Однако хозяин этого даже не заметил. Полежав некоторое время на специальном коврике, который заботливый хозяин подложил под стол, чтобы кот Василий мог дуться на него с некоторым комфортом, котяра понял, что ничего не добьется, и обиделся по-настоящему. К тому времени, правда, Дмитрий Алексеевич уже ушел. Едва за ним захлопнулась дверь, кот появился в прихожей. Он потянулся, поточил когти о коврик, лежащий возле двери, царапнул отставшие обои – нехотя, без должного энтузиазма, – распушил хвост поленом и отправился подремать на диван.

У Старыгина имелось множество друзей и знакомых среди музейных работников, искусствоведов и реставраторов, но мир современной живописи он знал гораздо хуже. Конечно, ему приходилось сталкиваться с владельцами галерей и ведущими художниками, но близкой дружбы с ними он не завел. Поэтому он решил обратиться к Леше Топоркову. Уж он-то свой среди представителей художественной богемы и наверняка вспомнит нужного художника!

Дмитрий Алексеевич набрал номер Лешиного мобильника, но тот не отвечал – видимо, по свойственной многим художникам безалаберности забыл положить на счет деньги.

Тогда Старыгин решил поехать к нему без звонка, наудачу.

Леша жил в красивом старинном доме на Петроградской стороне. Фасад дома был украшен огромной мозаичной картиной – бурное море, разбивающиеся о суровые скалы волны, среди которых терпит бедствие одинокий трехмачтовый парусник. Овальные и полукруглые окна в стиле модерн удачно вписывались в свободные места среди зубцов скал и морских валов, так что, казалось, жильцам этого дома мешает спать шум прибоя.

Фасад недавно отреставрировали, и со стороны дом выглядел замечательно. Однако кодовый замок на двери парадной был уже сломан, а когда Старыгин вошел внутрь, то закашлялся от стоящей в воздухе строительной пыли. На первом этаже кто-то делал ремонт, и вся площадка перед дверью квартиры была завалена старыми рамами, отбитыми кусками штукатурки и прочим мусором.

Стараясь не испачкаться, Дмитрий Алексеевич обошел мусорные завалы и поднялся на третий этаж, где обитал Топорков.

Дверь открыла Лена. Она была одета в старый фиолетовый спортивный костюм, голова повязана пестрым платком, в руках – мокрая тряпка.

– Ой, Дима! – Лена заметно смутилась, увидев Старыгина. – А я окна мою… что же ты заранее не позвонил?

– Извини… – проговорил Дмитрий. – Я ненадолго, мне нужно кое-что спросить у Леши…

– Ну, проходи в мастерскую. – Лена посторонилась. – Он работает, но поговорит с тобой с удовольствием.

Старыгин прошел по длинному коридору, завешанному и заставленному холстами в подрамниках – здесь Топорков хранил большую часть своих работ.

Лешина мастерская занимала самую большую и светлую комнату в конце коридора. Дмитрий Алексеевич постучал в дверь и, не дождавшись ответа, нажал на ручку и вошел в комнату.

И тут же смущенно попятился: прямо напротив двери полулежала на старинном кожаном диване совершенно голая, довольно полная женщина лет тридцати, а Леша Топорков стоял над ней с задумчивым и отстраненным видом.

– Левую ногу согни! – проговорил он неуверенно, склонив голову набок. – Это придаст позе большую безысходность… а руку положи вот сюда, на валик…

Тут он услышал скрип входной двери, повернулся и увидел Старыгина.

– А, Дима! – произнес он озадаченно. – Это ты? А я тут, понимаешь, работаю… познакомься, это Лера, моя натурщица… Лера, это Дима Старыгин…

– Очень приятно, – пробормотал Старыгин несколько смущенно, он не привык знакомиться с голыми женщинами. – Дима…

– Лера! – вежливо ответила натурщица и сделала попытку приподняться.

– Лежи! – прикрикнул на нее Топорков. – Я с таким трудом выстроил эту позу! Так чего ты хотел, Дима? Ты извини, я пока буду работать, а то освещение пропадет…

Он отступил к мольберту, прикрыл один глаз и нанес кистью несколько резких ударов по холсту, как тореадор, пронзающий шпагой утомленного быка.

– Извини, что я не вовремя… – проговорил Старыгин, освоившись. – Тут, понимаешь, возник такой вопрос…

– Да все нормально! – Леша нанес картине еще один молниеносный удар и стремительно отскочил, как будто боялся, что картина ему ответит тем же. – У меня же только руки заняты… и еще глаза, конечно… так что у тебя за вопрос?..

– Да вот, понимаешь, такое дело… – Дмитрий Алексеевич не знал, как начать.

Теперь, в этой мастерской, вопрос, который он собирался задать, показался ему глупым и бессмысленным. Пытаться найти приснившуюся Лидии картину и ее автора… это похоже на погоню за призраком. Или на поиски черной кошки в темной комнате. В которой нет никаких кошек – ни черных, ни белых. Однако раз уж он пришел сюда, нужно довести дело до конца.

– Ты ведь знаешь большинство художников в городе, – начал он издалека.

– Ну, ты, конечно, преувеличиваешь! – скромно проговорил Леша и снова ткнул кистью картину. – Но кое-кого, конечно, знаю… если, конечно, их можно считать художниками…

– Тебе никогда не попадались такие картины – на фоне тщательно выписанного городского пейзажа изображены какие-то чудовища, монстры?..

– Чудовища, говоришь? – Топорков покосился на приятеля, почесал переносицу ручкой кисти и снова шагнул к картине. – Это смотря какие чудовища… вот, к примеру, Лиза Липецкая, хозяйка галереи «Велюр», настоящий монстр! Две мои картины продала, а денег не отдает! Не знаю, что делать…

– Или взять, допустим, мою свекровь… – задумчиво проговорила натурщица.

– Во-во! – вскинулся Леша. – Думай про свекровь! У тебя сразу лицо делается такое выразительное! – Он сделал еще несколько быстрых мазков и повернулся к Старыгину. – Так, говоришь, чудовища?

– Ну да, – смущенно ответил Дмитрий Алексеевич. – Например, посреди колоннады Казанского собора лежит огромный осьминог с кабаньей головой и длинными клыками… или на стрелке возле самых Ростральных колонн разгуливает огромная птица с лапами льва и козлиными рогами…

– Ну-ка, ну-ка… – Топорков задумался. – А ведь что-то подобное я видел лет десять назад…

– Леш, мне холодно! – капризным голосом проговорила натурщица. – Может, закончим на сегодня?

– Да ты что! – огрызнулся Топорков. – Лежи! Когда еще будет такое классное освещение? – Он снова набросился на картину, ткнул кистью в нескольких местах и отскочил, любуясь результатом. – Чудовища, говоришь? Осьминоги с рогами?

– Леш, я такую хрень у Никанорыча видела! – подала голос Лера. – Посреди Дворцовой площади холодильник с женской грудью и огромными зубами! Ужас!

– О, точно! – оживился художник. – У Никанорыча на его выставках пару раз мелькали такие картины. Ну, особенного успеха не имели – обычный сюр…

– Не скажи! – возразила натурщица. – Я после этого неделю спать не могла!

– Я тебе про свекровь велел думать! – оборвал ее Топорков. – Так что, Дима, тебе надо к Никанорычу. Он все тебе про эти картины расскажет… а вообще, тебе это зачем?

– Да так… – неопределенно отозвался Старыгин. – Покупатель один интересовался…

Это был необдуманный ответ.

Топорков сразу сделал стойку:

– Покупатель? Что за покупатель? Приводи его ко мне! Зачем твоему покупателю архитектурные чудовища? Покупать нужно настоящую живопись! – И он выразительным взглядом обвел стены мастерской, обвешанные собственными работами. – Самые лучшие инвестиции – это инвестиции в подлинное искусство! Оно никогда не упадет в цене, в отличие от модных коммерческих поделок! Сам знаешь – жизнь коротка, искусство вечно!..

– Да какой-то странный покупатель… – Старыгин пошел на попятную. – Вот вынь да положь ему те картины, ничего другого не хочет… а кто такой Никанорыч?

– Ты Никанорыча не знаешь? – удивился Леша и переглянулся с натурщицей. – Кто ж его не знает?

– Вот я, например, – ответил Старыгин.

– Старик такой, – сообщила натурщица. – У него большой дом в Комарове, он в этом доме раньше выставки устраивал. Когда-то куча народу у него собиралась.

– Ну да, начал еще в восьмидесятые годы, когда все современное искусство было под запретом. Приглашал к себе художников-авангардистов и любителей искусства. Что-то вроде галереи у него было. Потом, в девяностые, когда все это разрешили, он по старой памяти еще устраивал у себя вернисажи, но народ к нему реже выбирался – в городе появилось много официальных галерей. Да и он уже состарился, так что не стало прежнего куража. Но я точно лет десять назад видел у него похожие картины. Так что Никанорыч тебе поможет…

– А у тебя нет его телефона?

– Телефона? – Леша переглянулся с натурщицей, и они дружно расхохотались. – Ты, Дим, Никанорыча не знаешь! Мобильников он в упор не признает, а городской телефон у него в Комарове уже лет пять как за неуплату отключен. Так что поезжай к нему прямо так, без звонка. Тем более Никанорыч почти никуда не выходит. Говорит, ему дома хорошо…

В это время дверь с тихим скрипом открылась, и на пороге появилась Лешина жена Лена.

Судя по всему, она домыла окна и даже успела переодеться. Вместо тренировочного костюма на ней теперь была длинная темно-серая юбка и вязаная кофта неопределенного цвета.

– Не хотите ли чаю? – спросила она голосом радушной, гостеприимной хозяйки.

– Лена, ты окна помыла? – строго спросил ее муж.

– Помыла, Лешенька… – ответила жена смиренным тоном, сложив руки на груди.

– Я тебе мешал?! – выпалил Леша возмущенно. – Ты видишь – мы работаем! Лера, разогни левую ногу! Это придаст образу большую целеустремленность и экспрессию! А левую руку вытяни и подложи под голову…

– Так, может, Дима хочет чаю?

– Леночка, извини, я уже ухожу! – Старыгин двинулся к выходу, но перед самой дверью задержался:

– Так как же мне найти этого Никанорыча?

– Поселок Комарово, Советская улица, дом 4-Б! – крикнула Лера и тут же испуганно осеклась, покосившись на Лешу. Тот сделал зверское выражение лица и замахал рукой своему другу, чтобы поскорее убирался вон.

Старыгин не обиделся, он и сам терпеть не мог, когда мешают работать.

Дачный поселок Комарово расположен на берегу Финского залива. До революции он находился на территории Великого княжества Финляндского и назывался Келломяки. Как и в соседнем поселке Куоккала (который теперь называется Репино), летом здесь собирался весь цвет артистического и художественного Петербурга. Здесь жили знаменитые писатели, художники, артисты. На лесных дорожках и на каменистом морском берегу можно было встретить Федора Шаляпина и Корнея Чуковского, Илью Репина и Леонида Андреева…

Впрочем, и сейчас значительную часть старожилов Комарова составляют представители творческих профессий – писатели, переводчики, киносценаристы.

Старыгин остановил машину неподалеку от вокзала и спросил проходившего мимо интеллигентного старичка:

– Извините, уважаемый, как проехать на Советскую улицу?

Старичок громко запыхтел, как рассерженный еж, и ответил Старыгину:

– Никакой Советской улицы здесь давно нет! Историческая справедливость восстановлена!

– И это вы называете восстановлением справедливости? – выпалил второй старичок, невесть откуда появившийся и почти такой же интеллигентный. – Назвать Советскую улицу именем махрового белогвардейца! Такое могло присниться только в страшном сне! Как известно, сон разума рождает чудовищ!

– Не махрового белогвардейца, а выдающегося деятеля отечественной культуры! – ответил первый старичок. – Тот, кто не помнит прошлого, недостоин будущего!

Старыгин понял, что своим невинным вопросом возобновил старый спор и теперь уж точно не дождется ответа: старички наступали друг на друга, как бойцовые петухи, и обменивались оскорблениями, перемежая их цитатами из классики.

Дмитрий Алексеевич припарковал машину возле станции и подошел к магазину.

И в самой захолустной деревне, и в таком элитном поселке, как Комарово, магазин является важным культурным центром и основным местом распространения информации. Поэтому Старыгин не сомневался, что получит здесь все необходимые сведения.

Перед входом в магазин стояли несколько весьма ухоженных дам пенсионного возраста и оживленно обсуждали рецепты крыжовенного варенья. Старыгин подошел к ним, откашлялся и вежливо задал тот же вопрос.

– Советская? – переспросила первая дама. – Ну как же, она теперь Архиерейская. Это вам нужно сейчас идти по Вокзальной, потом свернуть налево на Садовую, потом направо на Лесную, потом еще раз налево, и будет Архиерейская…

– Ну что вы говорите, Марианна Сергеевна! – перебила ее вторая дама. – Архиерейская – это бывшая Коммунистическая, а молодому человеку нужна бывшая Советская! Так она теперь называется улица Барона Врангеля. Только это не того Врангеля, который белогвардеец, а того, который искусствовед…

Старыгин в свое время много читал о знаменитом русском искусствоведе Николае Врангеле, родном брате генерала Петра Врангеля, возглавлявшего Белое движение в конце Гражданской войны, но его сейчас интересовало совсем другое. Ему нужно было найти пресловутого Никанорыча…

В это время в разговор вмешалась третья дама:

– Молодой человек, вы лучше скажите, чей дом вы ищете. Мы здесь, в Комарове, всех старожилов знаем.

– Может быть, вы знаете Никанорыча?.. – проговорил Старыгин неуверенно. Вряд ли одного отчества достаточно, чтобы найти человека в большом поселке.

– Ну, так бы сразу и сказали! – радостно выпалили все три дамы в один голос. – Кто же его не знает?

– Костик! – окликнула одна из них мальчика лет десяти, который шел мимо, вдумчиво облизывая эскимо. – Покажи мужчине дом Никанорыча, ты ведь как раз туда идешь!