– На приеме у английской королевы? Ты с ума сошла? Ты хоть отдаешь себе отчет, что на кону – поездка в Англию?
– Да… я понимаю. Простите, – и Сашка поспешно отключила телефон. Обычно она врала довольно легко и как-то даже вдохновенно, не испытывая мук совести. Да и не врала, а так… приукрашивала действительность, чтобы интереснее было. Но сейчас ни сказать правду, ни придумать какие-то отговорки сил не было. Что тут скажешь, если все планы, все надежды – все разом обесценилось?
Вечером накануне дня похорон, когда она беспокойно ворочалась в постели, в комнату тихо вошла мама. За эти два дня она сильно изменилась, постарев на несколько лет – глаза стали темные, запавшие, скулы заострились, а губы сжались в тонкую линию.
– Саша, мне сейчас звонила Римма Михайловна. Она сказала, что ты отказалась завтра выступать в отборочных заездах. Я рассказала ей про… все.
Они помолчали.
– Она говорит, что нельзя упускать такой шанс – второго может и не быть.
– Мам, я уже все решила. Я должна быть завтра на похоронах.
– Никто и не спорит. Римма Михайловна сказала, что, учитывая ситуацию, в качестве исключения она могла бы договориться об отдельном прогоне. Все равно судьи раньше шести не разойдутся. Ты сможешь пройти маршрут в пять, – сказала она, погладив дочь по непослушным волосам.
На прощании в ритуальном зале к Сашке и ее маме, как к самым близким покойной, подходили малознакомые и совершенно незнакомые люди, произносили соболезнования. «Кто все эти люди? Кем они были в ее судьбе? Как вообще узнали?» – мысленно задавалась вопросами Сашка. От долгого стояния столбом у нее уже затекли ноги и задеревенела спина. Но это мелочи, главное – не смотреть. Потому что в гробу лежал абсолютно незнакомый человек. Пялиться на мертвых – немыслимо, но и беглого взгляда было достаточно, чтобы понять – произошла чудовищная подмена. Конечно, определенное сходство имелось, но одутловатая старуха с бескровными, плотно сжатыми губами – точно не Анна Петровна. Тут и сомнений быть не может. Сашку поражало только, как другие, словно не замечая подмены, продолжают приносить соболезнования и цветы, суетливо промокая глаза скомканным платком.
Без двадцати пять Сашка была уже в конюшне, полностью экипированная для прохождения маршрута. Руки мелко дрожали от волнения, но она старалась не подавать вида, чтобы Фридрих не пронюхал ее нервозность и страх. Иначе – пиши пропало: прикинется гимнастическим снарядом – и с места не сдвинешь. Характер у жеребца – тот еще подарочек.
– Самая обычная разминка: пару кружков навернем – и обратно, – бодрым голосом заверила она коня и слегка потянула за уздцы, выводя из денника.
Фридрих радовался прогулке в неурочное время и нетерпеливо переминался. До пяти еще оставалось немного времени, чтобы пару раз пройти гит, примериться к препятствиям. Традиционно маршрут включал несколько барьеров разной ширины и высоты, чтобы заставить лошадь постоянно менять темп и направление движения, ускоряя или замедляя галоп на разных отрезках дистанции. На первый взгляд, ничего сверхъестественного: «тройник» – барьер из трех брусьев, установленных на разной высоте; оксеры – с брусьями в два ряда, с подъемом со стороны отрыва, со стороны приземления и самый сложный – на равной высоте, который нужно перемахнуть легко, одним махом, и остается только канава с водой… Да, самая настоящая канава с всамделишной водой шириной в три с половиной метра, да еще и с кустарниковой изгородью с «прыжковой» стороны. Но и это ерунда в сравнении с джокером. Как и в карточной игре, джокер всегда страшен своей непредсказуемостью и может выглядеть как угодно: например, верхний брус может быть искривлен на манер поваленного ствола дерева. Сашка знала, что на некоторых соревнованиях взятие барьера-джокера удваивает очки, набранные при преодолении предыдущего препятствия.
– Секрет красивого прыжка – правильный темп, – без устали повторяла Римма Михайловна во время тренировок.
По большому счету, лошадь не нужно учить прыгать – это все равно, что учить рыбу плавать. Это у нее в крови. Но и роль наездника значима: к барьеру лошадь должна направляться в постоянном ритме, и за эти краткие мгновения до прыжка у нее в голове ни в коем случае не должна промелькнуть шальная мысль смухлевать, свернуть в сторону.
Чем шире барьер, тем быстрее должен быть галоп. А в момент, когда лошадь почти достигла точки отрыва от земли, всадник должен податься чуть вперед, чтобы дать ей свободу для прыжка, не сковывать движений. А когда она, вопреки земному притяжению, на краткий миг зависнет в воздухе, полностью оторвавшись от земли – избежать соблазна рефлекторно откинуться назад и сразу же отправить лошадь вперед, к новому препятствию.
Сашке казалось, что прошла уйма времени и про нее просто-напросто все забыли, но она с холодным упорством продолжала разминаться, посылая Фридриха к барьерам, постоянно меняя маршрут и раз за разом повторяя подходы к самым сложным препятствиям. Наконец, из административного корпуса высыпала шумная компания, в которой Сашка даже на большом расстоянии сразу узнала Римму Михайловну. Маленького роста, полноватая, с резкими чертами лица – словом, совсем не красавица, она в любой компании каким-то удивительным образом мгновенно становилась центром всеобщего притяжения.
Поняв, что дожидаться, пока на нее хоть кто-то обратит внимание, бесполезно – настолько все были заняты разговором, Сашка направила Фридриха к старту гита, салютовала в знак приветствия и стала проходить маршрут. Ей овладела какая-то отчаянная злость – она словно перестала быть собой и наблюдала за происходящим со стороны: губы плотно сжаты, брови сдвинуты, движения скупы и отточены. Ну и пусть эти маститые эксперты даже и не смотрят в сторону манежа – она-то знает, что способна выполнить все элементы безупречно и показать при этом хорошее время. Завершив гит без единой ошибки, она вновь салютовала и спешилась. Усталость прожитого дня накатилась, накрыв ее с головой – нежданно-негаданно Сашка упала в глубокий обморок.
Очнувшись, она приоткрыла глаза и с удивлением обнаружила, что лежит на прохладной кушетке в медпункте. Встревоженная Римма Михайловна перешептывалась с медиком.
– Видимо, сказался стресс – она перенесла тяжелую потерю, – донеслось до Сашки.
Девочка рывком села, и голова тут же снова заполнилась туманом.
– Лежи-лежи, ты что соскочила? – участливо склонилась над ней медсестра.
– Саша, не волнуйся, ты прекрасно выступила, – успокоила ее на свой манер Римма Михайловна. – Завтра турнир. Сейчас такси вызовем, прямо до дома тебя домчит. Нужно хорошенько выспаться и завтра быть как огурчик, при полном параде. Все понятно?
На следующий день Сашка чувствовала себя совершенно разбитой: все тело болело и ныло, словно ее накануне здорово отдубасили. Собрав волю в кулак, она прошлепала в ванную и залезла под горячий душ, а затем резко включила ледяную воду. В тело тут же словно впилась тысяча иголок – завизжав, она выскочила и наскоро растерлась жестким полотенцем, стуча зубами от холода. На ходу сделав пару глотков обжигающего кофе, Сашка схватила портплед с экипировкой и побежала в метро. Жаль, что у мамы утренняя репетиция в цирке, и она не сможет быть на турнире.
Субботнее утро еще только-только занималось, в метро было непривычно безлюдно, так что Сашка даже провалилась в дрему, чудом угадав нужную станцию и успев выскочить за мгновение до того, как двери вагона захлопнулись. В тряском маршрутном такси остатки сна разлетелись, как осколки разбитого зеркала.
Волнительное ощущение праздника возникло сразу же, как за поворотом показалась высокая кованая ограда с гербом конного клуба. По периметру поля развевались разноцветные полотнища флагов, из динамиков разносилась бравурная музыка, комментатор бодро перечислял регалии самых именитых участников соревнований. И хотя до начала заезда оставалось еще несколько часов, самые предусмотрительные зрители уже занимали места на трибунах, то и дело с опаской поглядывая на небо, по которому неслись легкие облачка – как известно, настроение питерской погоды меняется стремительно, так что если вам она не по нраву, просто переждите пять минут – и она изменится.
Переодевшись, Сашка пошла к конюшне. На лужайке уже собрались девчонки.
– Ой, я так волнуюсь, так волнуюсь, даже руки дрожат, – закатывая глаза, ломала пальцы Маринка.
Кира была тут же – в самом центре гудящего кружка, нетерпеливо похлопывала хлыстиком по голенищу высоких сапог. Заметив Сашку, девчонки смолкли, как по команде, и уставились на ее во все глаза. И немудрено: обычно она приходила на занятия в поношенном, с чужого плеча, рединготе и выцветших рейтузах, а расчищать денники и вовсе отправлялась в засаленной фуфайке и растоптанных сапожищах. Сашка кожей ощутила высокомерный взгляд Киры и ускорила шаг.
– Смотри-ка, мышка-замухрышка приоделась. И не узнать… Даже на человека стала похожа, – зло процедила Кира.
Сашка слышала, как девочки прыснули, но решила не подавать вида – глупо было надеяться, что новый редингот станет пропуском в круг избранных. Да и так ли ей на самом деле хотелось быть в числе подружек Киры, слушать ее бесконечное хвастовство и ахать над сломанным ногтем? Сашка улыбнулась и расправила плечи: уж лучше быть одной, чем в жалких подпевалах у самовлюбленной фифы.
Она вошла в конюшню, поздоровалась с конюхами. Айрат, как и все, по случаю турнира облачился в нарядный камзол, который сидел на нем нелепо, как манишка на цирковой обезьянке. Вдобавок стойка воротничка немилосердно натирала тщательно выбритую шею. Но старый конюх гордился униформой с обшитыми золотым кантом обшлагами и эмблемой клуба и был готов стойко сносить любые мучения.
– Я верю в твою победу, дочка, – доверительно шепнул он, передавая коня под уздцы. – Я сон хороший видел.
Сашка улыбнулась в ответ и повела Фридриха на разминку. На большом поле разминались иногородние спортсмены, а для «своих» в клубе выделили «детский сад», где обычно осваивали азы верховой езды первогодки.
Сашка протянула Фридриху кусочек сахара на раскрытой ладони, а затем, привстав на цыпочки, повязала на гриву тонкую красную ленточку – на удачу. Обняла за шею и горячо зашептала в самое ухо: «Фред, миленький, только не подведи! Это мой единственный шанс попасть в сборную!». Конь понимающе фыркнул и встряхнул гривой.
– Красивый редингот, – услышала она за спиной насмешливый голос Киры.
– Спасибо, – пробормотала Сашка, не ожидавшая, что королева снизойдет до разговора.
– Я вижу, ты всерьез настроилась на победу? Жаль, жаль… Потому что я не проигрываю. Ни-ког-да. Ясно? – она по-хозяйски похлопала Фридриха по шее. – К тому же… Я, конечно, дала слово Римме Михайловне, что буду молчать до конца турнира… Но мне кажется, честнее все сразу все тебе рассказать. Отец переговорил с Антоном Станиславовичем, и путевка, независимо от результата заезда, останется за мной. Так что нет смысла тут из штанов выпрыгивать.
И, мило улыбнувшись, Кира развернулась и зашагала к конюшне, где ее с оседланным вороным жеребцом уже ждал хмурый Андрей. Сашка задохнулась от обиды и злости. «Вот… змея! Как же так? Римма Михайловна вчера вечером ясно дала понять: на кону – не просто победа в турнире и кубок, а поездка в Англию…», – размышляла она.
До открытия турнира оставалось около получаса, и Сашка понимала, что разыскать тренера и расспросить ее уже не получится – Римма Михайловна была занята в судейской коллегии. «Когда стоишь перед непростым выбором, – вспомнились ей вдруг слова Анны Петровны, – просто делай, что должен. А там уж – будь что будет». Так что оставалось одно – успокоиться, выровнять дыхание, выйти на старт и пройти этот чертов гит без единой ошибки.
Наконец, объявили о старте заезда. Спортсмены по очереди проходили дистанцию с барьерами, а судьи засекали время, фиксировали ошибки и начисляли баллы.
Сашка схлопотала штрафное очко, а Кира чуть отставала по времени – в итоге они заработали равное количество баллов, и после первого круга был назначена перепрыжка. Судьи объявили короткий перерыв. Сашка видела, как Кира, злясь и беспрестанно поглядывая на часы, бросает взгляды в сторону конюшни, словно ждет чего-то. И вот ее лицо просветлело – подбежала запыхавшаяся девчонка из ее вечной свиты и, опасливо оглянувшись, передала что-то блестящее. «Может, амулет на удачу?», – подумала Сашка. Что ж, правилами турнира это не запрещено – хоть шаманские танцы с бубном устраивай.
Раздался густой звон колокола, оповещающего о старте. Сашка послала приветственный салют судейской коллегии и начала проходить гит. Но странное дело – еще пару минут назад такой собранный, послушный малейшему ее движению Фридрих перед каждым прыжком напрягался, словно что-то отвлекало и раздражало его. С явной неохотой он преодолел два «тройника» и оксер, и впереди замаячил джокер.
«Ну, давай же, Фредди, соберись!» – мысленно приказала Сашка.
Конь набрал хороший темп, но когда до барьера оставались считанные метры, вдруг резко затормозил, нервно отфыркиваясь и встряхивая гривой. Сашка, до боли закусив губу, чтобы не терять самообладания, развернула его и вновь отправила к барьеру. Она прекрасно знала, что это последняя попытка – если за первый отказ коня взять препятствие еще можно было отделаться штрафными очками, то повторный отказ сразу же приводит к дисквалификации и удалению с поля – большего позора и представить себе невозможно. Поэтому она чуть сильнее, чем обычно, сдавила бока коня коленями, подавая условный сигнал, но Фридрих, словно в очередной раз налетев на невидимую преграду, свечкой взвился на дыбы, и Сашка лишь чудом не вылетела из седла. Бросив повод, она всем телом прильнула к взбеленившемуся коню, обхватив его руками за шею. Со стороны судейской трибуны на поле уже бежали люди. В коня словно вселился бес – он скакал и взбрыкивал задними ногами, стремясь сбросить всадницу. Сашка побелевшими пальцами вцепилась в гриву, но конь вошел в раж, и силы были явно не равны – она вылетела из седла. Когда она рухнула на землю, в правой руке что-то смачно хрустнуло, и Сашка взвыла от пронзительной боли.
В скорой по пути в больницу врачи вкололи ей обезболивающее, и хотя боль не ушла совсем, Сашка старалась не раскисать. На распухшей руке расцветал огромный кровоподтек цвета грозовой тучи.
– Перелом лучевой кости правой руки со смещением. Требуется операция, потом месяца полтора придется в гипсе провести, – резюмировал врач, изучив рентгеновские снимки. – В принципе, если правильно срастется, беспокойства уже не доставит. Но есть и плохие новости.
– Куда уж хуже, – пробормотала Сашка, до этого момента не терявшая надежду, что это окажется банальным растяжением связок или чем-то в этом роде.
– От сильного удара пострадал позвоночник. Ничего непоправимого, но сильная тряска строго противопоказана. Так что о скачках придется забыть – по крайней мере, на ближайший год, а то и два. Если, конечно, не хочется оказаться в инвалидном кресле.
Это был гром среди ясного неба. Мама выслушала указания врача, молча глотая слезы.
– Саша, – тихо сказала она, когда за ним закрылась дверь.
