– О-о! – с любопытством воскликнул асиендадо[6]. – Что вы хотите этим сказать?
– Ничего, любезный дон Хесус, считайте, что я ничего не говорил.
– Однако…
– Ничего, говорю вам, я сболтнул то, чего говорить не следовало.
Посетители со значением переглянулись. Лоран наблюдал за ними исподтишка, прихлебывая из стакана отличный ром.
– Ей-богу, граф! – вдруг вскричал дон Хесус, прикидываясь откровенным. – Случай так заманчив, что нельзя им не воспользоваться!.. Угодно вам вести дело начистоту?
– Позвольте вам заметить, господа, – возразил Лоран обиженным тоном, – что я никогда иначе и не действую… впрочем, я вас не совсем понимаю.
– Извините, – с живостью перебил дон Хесус, – с такой особой, как вы, граф, таиться нельзя, лучше говорить прямо, как вы сами только что подали тому пример.
– Что именно это значит?
– То, – объявил капитан, – что, говоря без обиняков, мой приятель дон Хесус Ордоньес и я, мы занимаемся контрабандой.
– И вы воображаете, что это для меня новость? – осведомился Лоран с улыбкой.
– Как?! Вы знали? – вскричал асиендадо, оторопев.
– Нет, но угадал.
– Угадали?
– Мне кажется, тут есть некоторая разница. Помимо всего прочего, одно устройство этого дома могло открыть мне глаза.
– Кхм! – прочистил горло дон Хесус, у которого стало сухо во рту. – Что же вы думаете по этому поводу?
– Думаю, черт побери, что и прежде думал, мой уважаемый гость, – ответил с величайшей любезностью Лоран. – Кто же в этом благословенном краю не занимается контрабандой?
– Да те, казалось бы, кто воздерживается от нее, – наивно возразил дон Хесус.
– Назовите мне троих таких в Панаме, и я готов согласиться с вами.
– Во-первых, вы сами, граф.
– Позвольте! Я не в счет.
– Отчего так?
– Оттого, черт побери, что я не здешний житель, нахожусь в Панаме случайно, и наконец…
– Наконец что?
– Что? Да делаю то же, что и вы!
– Вы занимаетесь контрабандой?
– А позвольте узнать, чем еще можно заниматься в этом проклятом краю? Сам губернатор занимается этим делом, если я не ошибаюсь.
– Правда?
– Не говорил ли я вам, что почти беден?
– Действительно.
– Ну, вот я и стараюсь восстанавливать справедливость, только имею над вами громадное преимущество.
– Ага! Какое, позвольте узнать?
– Как племянник вице-короля Мексики я ничего не боюсь. Предположив даже, что меня могут захватить с поличным, я все равно выйду сухим из воды. Моя каравелла перевезла бог весть сколько контрабанды – все иностранные товары, которыми теперь наполнен город, были доставлены ею; судно, которое я поджидаю в Чагресе, нагружено контрабандой снизу доверху, потому-то я так и забочусь о нем и требовал конвоя.
– Сообщение, которым вы нас удостоили, граф, совершенно меняет дело, – заметил дон Хесус.
– В каком смысле?
– В том смысле, что мы хотим сделать вам предложение.
– Посмотрим, что за предложение, любезный дон Хесус; если есть малейшая возможность, я приму его с радостью.
– Вступите в союз с нами.
– Нет, я всегда веду дела в одиночку.
– А!
– Я могу сделать только одно…
– Что же?
– Помогать вам.
– Прекрасно!
– Но с условием.
– Гм!
– Не слишком обременительным. Вы дадите мне шесть процентов от стоимости вашего товара, все равно, будет ли он выгружен мной или нагружен.
– Как видно, граф, вы знаете дело, черт возьми!
– Все надо знать понемногу… Устраивают вас мои условия?
– Как нельзя более, но…
– Пожалуйста, без «но». Просто: да или нет.
– Тогда пусть будет «да».
– Значит, вы принимаете условия?
– Бесспорно.
– И платить будете по сдаче товара?
– Это решено.
– Моя каравелла должна сняться с якоря дней через семь или восемь. Есть у вас товар?
– И даже чрезвычайно ценный.
– Тем лучше, поскольку получу с него больше, – заметил Лоран, смеясь. – Что это за товар?
– Во сколько тонн водоизмещением ваша каравелла?
– В двести пятьдесят.
– Могу я зафрахтовать ее всю?
– Можете. Какой же будет груз?
– Жемчуг, золото слитками и сплющенная серебряная посуда, все в Лондон.
– Отлично. Позвольте минуту. Он позвонил, вошел паж.
– Позвать сюда капитана дона Мельхиора, – приказал Лоран.
Паж вышел.
– Дон Мельхиор – капитан моей каравеллы, – объяснил Прекрасный Лоран.
– А! Очень хорошо. Явился Тихий Ветерок.
– Сеньоры, имею честь представить вам капитана дона Мельхиора; капитан дон Хесус Ордоньес де Сильва-и-Кастро, дон Пабло Сандоваль, командир корвета «Жемчужина». Садитесь, любезный капитан, прошу вас, возьмите стакан рому, закуривайте сигару.
– Покорно благодарю, ваше сиятельство, – ответил Тихий Ветерок, садясь.
– Скажите, капитан, ваше судно, кажется, водоизмещением в двести пятьдесят тонн?
– Так точно, ваше сиятельство, но при необходимости оно вынесет тонн пятьдесят или шестьдесят сверх этого – все зависит от нагрузки.
– Очень хорошо. Каков вес товара, принятого вами по моему приказу вчера и сегодня?
– Около семнадцати тонн, ваше сиятельство, я даже специально хотел поговорить с вами на этот счет.
– В чем же дело?
– Вы понимаете, ваше сиятельство, что семнадцать тонн товара для меня все равно, что ничего: прибыль не покроет затрат, я не могу идти с таким фрахтом.
– Вы правы, любезный дон Мельхиор… К счастью, я могу пополнить ваш фрахт.
– Да благословит Бог ваше сиятельство! Где же товар? Могу я сегодня же приступить к погрузке?
– Как вы торопитесь, капитан!
– Простите, граф, но вы не моряк и не знаете требований нашего ремесла.
– Не отрицаю этого.
– Я должен обогнуть мыс Горн, чтобы выйти в Атлантический океан, так как идти придется либо в Англию, либо в Голландию.
– Дальше что?
– Дальше? Кажется, сегодня у нас вторник?
– Ну да.
– Мне надо сняться с якоря самое позднее в субботу.
Лоран обратился к дону Хесусу и его приятелю:
– Что вы скажете на это? – спросил он.
– Это невозможно, – ответили они в один голос.
– Товары сложены на асиенде дель-Райо, – прибавил дон Хесус, – нужен, по крайней мере, день на переезд туда и три дня на обратный путь, что составляет четверо суток, не считая непредвиденных задержек в пути.
– Кроме того, мне надо быть в Чагресе, что также является еще одной причиной промедления, капитан; выходит, вам нельзя уйти раньше чем через неделю.
– Гм! Это слишком уж долго, ваше сиятельство.
– Это самый минимальный срок, какой требуется.
– Я ручаюсь вам за верных двести пятьдесят тонн, – с живостью вскричал дон Хесус.
– А я обязуюсь конвоировать вас до островов Чилоэ, – прибавил капитан.
– О, тогда дело другое, – ответил Тихий Ветерок с видом ягненка, – признаться, я страшно боюсь хищников-флибустьеров, особенно когда у меня ценный груз.
– Этот груз будет чрезвычайно ценен, – заметил дон Хесус.
– Тем лучше для вас и для меня, сеньор; и я, и вы – мы порядком поживимся! Даете ли вы мне слово конвоировать меня до островов Чилоэ, капитан?
– Клянусь честью дворянина!
– Решено. Вот вам моя рука, сеньор.
Тихий Ветерок пресерьезно протянул дону Хесусу свою похожую на баранью лопатку руку. Асиендадо не побрезговал пожать ее.
– Однако куда же я зафрахтован? – осведомился Тихий Ветерок.
– В Англию и Голландию, капитан. Впрочем, я снабжу вас письмами к лицам, которым посылается товар.
– Прекрасно… но видите ли, сеньоры, дела надо вести как следует. Пока не дан задаток, условия не оговариваются.
– Вижу, что вы истый контрабандист! – весело сказал дон Хесус. – И дело свое знаете.
– Стараюсь, сеньор, надо же жить чем-нибудь.
Дон Хесус вынул из кармана внушительный кошелек, высыпал из него на руку небольшое количество золотых унций и разложил их кучками на столе.
– Вот пятьдесят унций задатка, пересчитайте, любезный капитан, – сказал он.
Тихий Ветерок, не торопясь, пересчитал унции.
– Верно, – объявил он.
– Вы довольны?
– Доволен, сеньор.
– Стало быть, наш уговор состоялся?
– Несомненно, и отступиться никому нельзя; только распорядитесь, чтобы все было погружено в понедельник вечером, иначе договор расторгается и вы теряете ваш задаток.
– Я признаю это справедливым, но куда же мне сложить мои товары?
– Это дело ваше, сеньор, мое дело – взять их там, где вы укажете.
– Ничего проще быть не может, – сказал Прекрасный Лоран, – все будет сложено здесь, сюда никто не посмеет сунуть нос.
– Ей-богу, граф, вы не делаете дела наполовину!
– Разве я не обещал вам помощь? Что может быть естественнее?
– Тысячу раз благодарю вас; не сумею выразить моей признательности.
– Полноте, сеньор, подождите конца, чтобы благодарить, – возразил Лоран со странной улыбкой.
– Не правда ли, сеньоры, – начал Тихий Ветерок, – что в понедельник мне будет передан весь товар и вручены письма заказчикам?
– Непременно.
– Очень хорошо; стало быть, мы, сеньор капитан, снимемся с якоря во вторник утром?
– То есть сниметесь с якоря вы, капитан, – уточнил дон Пабло, – мне же надо соблюсти некоторую осторожность: я выйду в море только в два часа пополудни, нам нельзя вместе выходить из порта.
– Лучше бы вам сняться с якоря в понедельник, капитан, это устранит всякое подозрение.
– Вы правы; действительно, это будет еще благоразумнее, я выйду из гавани в понедельник при заходе солнца.
Тихий Ветерок встал.
– Не будет ли еще каких-нибудь распоряжений, ваше сиятельство? – спросил он.
– Нет, любезный капитан.
– Тогда позвольте мне откланяться, я должен вернуться на каравеллу.
– Как хотите, не стесняйтесь, дон Мельхиор.
– Мое почтение, сеньоры, к вашим услугам. Гости ответили на его поклон.
Тихий Ветерок вышел.
– Этот молодец, по-видимому, знает свое дело, – заметил дон Хесус.
– Это настоящий моряк, – ответил Лоран с улыбкой, – он счастлив только на своем корабле.
– Я понимаю это, – сказал дон Пабло.
– Однако теперь надо условиться нам, – начал Лоран.
– Действительно, времени остается немного, – согласился дон Хесус.
– Когда мы можем отправляться?
– Завтра, если угодно.
– Положим, завтра, но в котором часу?
– В девять утра – не рано?
– Нет, вовсе не рано.
– Я зайду за вами.
– Буду готов. А вы с нами, капитан?
– Нет, граф, мне необходимо остаться в Панаме.
– Значит, мы будем путешествовать вдвоем?
– Моя дочь поедет с нами, граф.
– Донья Флора! – вскричал молодой человек, невольно вздрогнув.
– Да, ей наскучил город, она хочет вернуться на асиенду; но вы не бойтесь, граф, она отличная наездница и не задержит нас в пути, наш переезд совершится вовремя.
– Мне очень приятно, сеньор, путешествовать с доньей Флорой.
– Поручаю вашим попечениям мою невесту, – смеясь, сказал капитан, – но предупреждаю вас, что она очень капризна.
– Полно, капитан, – в свою очередь рассмеялся Лоран, – как можно жаловаться на то, что является не недостатком, а достоинством в женщине?
– Особенно в таком избалованном ребенке, как моя Флора, – прибавил дон Хесус с добродушным смехом.
Два испанца встали и простились с хозяином, который проводил их до двора.
Посмотрев своим посетителям вслед, пока они не вышли из ворот, Лоран опять направился в столовую.
Береговые братья все еще находились там.
– Ну что? – спросил Тихий Ветерок, как только он показался. – Как, по-твоему, я сыграл свою роль?
– Великолепно! Я был просто поражен, – ответил Лоран, смеясь, – ты не мог отвечать лучше!
– А все по моей милости! – с громким хохотом воскликнул Мигель Баск.
– Как так?
– Видишь ли, разговор ваш что-то слишком уж затянулся, и я решил подслушать.
– Вот блестящая мысль! Признаться, я не знал, как выйти из затруднения, в которое сам себя поставил, я так и дрожал при мысли, что Тихий Ветерок ответит невпопад.
– А я, не будь глуп, предупредил его.
– А что, разве дело и в самом деле состоится? – спросил Тихий Ветерок.
– Великолепное дело, золотое, в четыреста тысяч пиастров с лишним!
– О, какой он достойный человек! – воскликнул Тихий Ветерок с восхищением.
– Да, – крякнул Мигель, – он не прогадает, связавшись с нами, надо сознаться. Все равно, клянусь честью, это дело мастерское, только бы довести его до конца!
– Я сам как на шпильках, – признался Лоран, – давно бы нам следовало иметь известия.
– Успокойся, – возразил Тихий Ветерок, – времени прошло еще немного, тем более что дел у них по горло.
– Положим, но я все-таки очень встревожен.
– Разве ты никого не посылал за известиями?
– Четыре дня назад отправил Хосе в Чагрес.
– Так будьте спокойны, граф, – сказал Мигель Баск. – Если Хосе жив, он скоро вернется, это человек верный и неустрашимый.
В эту самую минуту дверь отворилась и на пороге показался Хосе.
– Благодарю вас, Мигель, – произнес он.
– Ах, мой честный Хосе! – вскричал Лоран. – Наконец-то ты вернулся! Добро пожаловать.
Он подвинул к индейцу стул, на который тот скорее упал, чем сел, так был изнурен.
– Позвольте две минуты, чтобы перевести дух, – сказал он с грустной улыбкой, – и я дам отчет в возложенном на меня поручении.
Все окружили индейца. Береговые братья полюбили его, столько в нем было врожденного величия и простоты, да и со времени их прибытия в Панаму он оказал им неоценимые услуги.
Глава IV. Здесь начинает вырисовываться личность краснокожего проводника Хосе
Полубессознательное состояние от истощения сил, в которое был повергнут проводник, очень встревожило Лорана.
Не раз он мог оценить всю энергию и самоотверженность великодушной натуры вождя. На его глазах индеец совершал подвиги, требующие такой силы и неустрашимости, что Лоран в глубине души не мог допустить, будто одна лишь усталость могла настолько подкосить его силы; вероятно, страшное, раздирающее сердце горе было причиной такого отчаянного состояния духа этого человека.
Облик Хосе не утратил своего обаяния, глаза его были так же ясны и блестящи, лоб гладок, но было видно, сколько он вынес жестоких мук, сколько раз задыхался в борьбе с отчаянием; ошибиться в признаках Лоран не мог. Движением руки он удалил флибустьеров. Те немедленно вышли.
В столовой остались только неразлучные с Лораном Тихий Ветерок, Мигель Баск и Бартелеми, от них он тайн не имел.
Вследствие отдыха или укрепляющих средств, которые ему были даны, краснокожий начал понемногу приходить в себя: он поднял голову, взгляд его перестал быть холодно неподвижным и в нем появился проблеск сознания.
Хосе точно приходил в себя после глубокого сна или длительного обморока, если можно так назвать то состояние, когда мозг человека полностью отключается, в то время как тело его продолжает механически действовать.
– Вы должны презирать меня, сеньоры, – с горечью сказал краснокожий.
– За что? – с участием спросил Лоран.
– Вы считали меня сильным, а я оказался слаб, как женщина.
– Мы жалеем тебя, друг, ведь только жестокое горе могло сломить такую могучую натуру, как твоя.
– Почему вы так думаете, сеньор?
– Я вижу это, друг мой, я чувствую сердцем. Все мы любим тебя и разделяем твое страдание, но пусть твои тайны остаются неприкосновенными, никто из нас не имеет права стараться проникнуть в них.
– Плох тот друг, кто силой втирается в доверие, – заметил Бартелеми.
Хосе опустил голову на грудь и тяжело вздохнул. Но почти тотчас он снова выпрямился, и в глазах его сверкнула молния.
– Сеньоры, – сказал он твердым голосом, – настала минута, когда я должен открыть вам все.
– Не лучше ли, мой честный Хосе, – перебил его Лоран, – отложить это до другого раза? Ты еще очень слаб.
– Ошибаетесь, сеньор; напротив, я силен, я поборол свое горе и уже не веду себя как тряпка! Время не терпит, я должен просить вас об услуге.
– Говори, Хосе, мы тебя слушаем.
– Только не здесь, а в вашем тайном кабинете.
– Так пойдем, друг, считай свою просьбу уже исполненной.
– Благодарю вас, капитан. Пойдемте, господа.
Лоран надавил на пружину в стене, потайная дверь отворилась и мгновенно захлопнулась за флибустьерами.
Они очутились в довольно большой комнате с удобной мебелью, как и повсюду в доме.
Все сели.
– Теперь, друг Хосе, говори, мы тебя слушаем, – сказал Лоран.
– Позвольте, капитан, сперва о ваших делах, а о моих после. Я принес вам вести.
– Важные вести? – вскричали в один голос флибустьеры.
– Вы сами увидите, господа. Знайте только, что я все бросил, все забыл, чтобы поскорее сообщить их вам. Сегодня в полночь я отправился из Чагреса и, преодолев сильнейшие затруднения, прошел перешеек за десять часов. Самый быстрый курьер не прибыл бы сюда раньше вечера, если бы вообще прибыл, – заключил он со странной улыбкой.
– О, приятель, ты сильно возбуждаешь мое любопытство, – заметил Тихий Ветерок.
– Говори же скорее, мы все превратились в слух! – с живостью вскричали остальные.
– Слушайте же, сеньоры. Город Пуэрто-Бельо был осажден три дня тому назад флибустьерской эскадрой из двадцати четырех кораблей, город и форты были захвачены врасплох и, несмотря на упорное сопротивление, взяты за четыре часа.
– Это правда, Хосе? – спросил Лоран в порыве восторга.
– Я сам видел, – просто ответил индеец.
– Тогда нечего и сомневаться, – заключил Тихий Ветерок.
– Кто командует эскадрой? – осведомился Бартелеми.
– Морган.
– Морган! – радостно воскликнули флибустьеры.
– Он самый. После взятия города я явился к нему. Морган знает меня, он принял меня отлично, да к тому же у меня были хорошие рекомендации. Отпустив меня, он передал мне два письма к вам, капитан Лоран.
– Два письма?
– Да, одно от Монбара, другое от него.
– И где эти письма?
– Вот они, – сказал Хосе, снимая через голову кожаную сумку, висевшую у него на груди, и передавая ее капитану.
Лоран вынул из сумки два письма.
– Прочтите, – сказал индеец.
– Постой, – возразил капитан, – одну минуту! Каково бы ни было содержание этих писем, я обязуюсь от своего имени и от имени своих друзей – присутствующих и отсутствующих, – что бы ты ни потребовал в награду, исполнить немедленно, не задумываясь, без обиняков и проволочек, и клянусь, Хосе, слово свое я сдержу во что бы то ни стало.
– И мы клянемся! – вскричали флибустьеры.
– Благодарю вас, сеньоры, – сказал индеец с просиявшим лицом, – я запомню ваши слова.
– Теперь слушайте, братья, – продолжал Лоран. Он развернул одно из писем и стал читать:
Любезный и дорогой Лоран! Я уже почти что отчаялся в возможности дать вам о себе известие, хотя это было необходимо, когда случай или, вернее, счастливая звезда помогла мне встретить нашего друга Хосе, которому мы можем полностью довериться; впрочем, чтобы выразиться точнее, не я встретился с ним, а он отыскал меня. В двух словах сообщаю вам следующий факт: Пуэрто-Бельо в наших руках, я стараюсь укрепиться в нем как можно надежнее, чтобы нам было где укрыться на случай неудачи нашего главного предприятия и, следовательно, отступления. Необходимо иметь наготове убежище для наших кораблей и место для склада запасов. Будьте же настороже, чтобы не ударить в грязь лицом, когда настанет ваша очередь действовать. Теперь я прошу только об одном, но это вопрос первостепенной важности: необходимо во что бы то ни стало суметь перехватить гонцов, которых испанцы наверняка отправят в Панаму с известием об их поражении и с требованием о помощи.
Как вы понимаете, любезный Лоран, необходимо, чтобы наше успешное нападение оставалось в тайне. Я набрасываю эти строки второпях, Хосе страшно торопит нас, справедливо утверждая, что каждая потерянная минута может обернуться страшным бедствием. Более подробные сведения вы найдете в письме Монбара, которое Хосе передаст вам вместе с моим.
Теперь можно надеяться на лучшее, любезный Лоран, испанцы, кажется, не на шутку попались в расставленные нами сети. Дружески пожмите от меня руку нашим друзьям – Тихому Ветерку, Бартелеми, Мигелю Баску и всем другим. Итак, пляска началась, за музыку заплатят испанцы. Простите, что несу вздор, – от радости я совсем обезумел.
Всегда вашМорганПуэрто-Бельо, апрель 1668 г.– О-о! Вот так новость! – вскричал Тихий Ветерок.
– Молодец Морган! – сказал Мигель Баск.
– Однако он прав, – заметил Бартелеми, – надо наблюдать за гонцами.
– Но как? – возразил Лоран.
– Не беспокойтесь на этот счет, сеньоры, – вмешался Хосе с тонкой улыбкой, – я принял меры: ни один гонец не проскользнет незамеченным. Что могли бы вы сделать одни в незнакомом вам краю? А мне это было легко, и я все устроил.
– Как же?
– Не беспокойтесь, повторяю вам, сеньоры, – на первый случай довольствуйтесь моим словом, вскоре вы сами все узнаете.
– Пусть так, Хосе.
– Теперь читайте скорее письмо Монбара.
– И то правда. Слушайте же, братья.
Лоран развернул письмо Монбара и тотчас приступил к чтению.
Письмо было следующего содержания:
Дорогой мой брат!
Когда ты получишь это письмо, Пуэрто-Бельо будет в нашей власти.
Морган сообщит тебе все подробности о взятии города, мне же надо потолковать с тобой о другом предмете, не менее важном, – о плане, который мы задумали привести в исполнение. Вот он…
Тут Монбар излагал в самых мельчайших подробностях план, который обсуждали и окончательно утвердили в Пор-деПе. Он давал Лорану отчет о числе судов, составляющих флот, о том, как они были распределены, сколько человек назначалось к высадке, какие действия предписывались каждой эскадре, наконец, где назначался общий сборный пункт. Продолжал он следующим образом:
Когда все эти различные предписания будут исполнены, Пуэрто-Бельо и Санта-Каталина взяты, Чагрес блокирован, а флот собран у Сан-Хуана, тогда наступит твоя очередь, брат, тут-то твой краснокожий проводник Хосе сделается для тебя неоценимым – не только благодаря своему острому уму и безграничной преданности нам, но еще и из-за влияния на своих соотечественников. Это влияние огромно. Если он еще ничего не говорил тебе, я открою тайну, известную мне одному, – настал час сорвать с нее покров…
Лоран остановился и взглянул на Хосе.
– Продолжать, друг, – спросил капитан, – или пропустить строки, очевидно, касающиеся одного тебя?
– То, о чем вам пишет Монбар, капитан, – ответил Хосе с улыбкой, – я только что был намерен рассказать сам. Читайте же, это сбережет нам драгоценное время и избавит меня от длинного рассказа.
– Раз ты желаешь этого, то я продолжаю. Капитан Лоран снова принялся за чтение:
Я знаю Хосе лет пятнадцать, при первой нашей встрече он спас мне жизнь. Тогда Хосе носил имя Туш-и-Дур-Амг. Он был сыном могущественного вождя многочисленного и грозного племени индейцев валла-ваоэ, которое никогда не покорялось испанцам и чуть ли не единственное из всех племен Центральной Америки сумело сохранить свою независимость. Туш-и-Дур-Амг был метисом по матери, испанской креолке, похищенной ребенком в одном из набегов, взращенной в племени и со временем сделавшейся женой его отца.
Пробыв около года у индейцев валла-ваоэ, которые обращались со мной прекрасно, я наконец нашел возможность возвратиться на Тортугу. Расставаясь с моим другом Туш-и-Дур-Амгом, мы обменялись с ним клятвой в вечной дружбе. Прошло пятнадцать лет. Я не имел никаких известий о своем друге и мог только предполагать, что он вполне счастлив. Месяцев пять тому назад мы возвратились из экспедиции в Леоган и стали на якоре. Первым человеком, которого я встретил по прибытии, был он. Я узнал его с первого взгляда, увел к себе и старался отплатить ему в Леогане за гостеприимство, оказанное мне его племенем…
– У Монбара сердце великое, как мир, – перебил индеец с чувством, – он ничего не забывает!
– Мы его братья, – ответил Лоран. – То, что обещает он, исполним и мы. Друг Монбара – наш друг и брат.
– Знаю и благодарю еще раз, но прошу вас читать, время дорого.
Лоран продолжал:
…Много разных событий произошло за пятнадцать лет нашей разлуки. Оказалось, что мой друг был несчастлив и нуждался теперь в моей помощи: отец его умер, враг Туш-и-Дур-Амга из ревности восстановил против него всех негодяев племени и сумел не только помешать его избранию в главные вожди племени под предлогом, что он метис и в жилах его течет испанская кровь, но еще и добился того, что его приговорили к изгнанию с женой и дочерью, прелестной, кроткой девушкой, которую я видел мельком, однако сохранил о ней неизгладимые воспоминания. Хотя и в изгнании, Туш-и-Дур-Амг сохранил дружеские связи со своим племени, и с моей помощью, как он сказал, ему легко будет прогнать того, кто завладел его местом, и занять положение, которое принадлежит ему по праву: индейцы валла-ваоэ только и ждут случая, чтобы перейти на его сторону и восстать.