– А может быть, это доказывает, что с ракетами даяков познакомил таинственный странник, – сказал Янес.
– Смотрите, капитан. Ответный сигнал, – привлек его внимание Самбильонг, указывая на другую ракету, поднявшуюся к небу уже с какого-то места вверх по течению Кабатуана, впереди «Марианны».
– Тангуза! – обернулся Янес к метису. – Кажется, бывшие рабочие плантаций твоего господина, Тремаль-Наика, приготовились к хорошему приему в нашу честь и хотят заставить нас преотвратительно провести эту ночку.
В это время на палубе послышались сдержанные восклицания:
– Огонь! Огни! Смотрите, смотрите!
Одним прыжком Янес очутился на командном мостике, с высоты которого было удобнее наблюдать течение Кабатуана, и его зоркий глаз различил массу огоньков, то появлявшихся, то скрывавшихся в туманной дали впереди «Марианны». Иногда эти огоньки словно разбегались друг от друга, иногда же, напротив, стремились собраться вместе и образовывали целые световые пятна.
– Что за история? – спросил Янеса Самбильонг. – Светляки, что ли? Так нет. Слишком велики. Не может быть…
– Разумеется, какие там светляки! – ответил португалец, лицо которого становилось все мрачнее.
Тангуза, который передал на время управление судном одному из моряков, приблизился к разговаривающим.
– Не можешь ли хоть ты сказать нам, что это за штука? – обратился к нему Янес.
– Огни, о господин! Огни, которые спускаются вниз по течению Кабатуана, нам навстречу.
– Быть не может! – сердито ответил Янес. – Ведь если бы даже на каждой лодке даяков горело не по одному огоньку, то и тогда лодок должно оказаться несколько тысяч, а даякам негде взять такую колоссальную флотилию, даже если они соберут суда со всех рек Борнео.
– Однако, господин, все же это огни, – стоял на своем метис.
– Огни, огни. Пусть так! Но на чем они зажжены? Разве что на плывущих стволах деревьев.
– На чем бы ни было, – вмешался Самбильонг, – но несомненно одно: они стремительно несутся нам навстречу.
– Ах, дьявол! – воскликнул Янес. – Что-то все же приготовили для нас даяки. Надо, чтобы наши люди держали наготове пожарные помпы, чтобы тушить эти проклятые плавучие огни, и шесты – отталкивать их от бортов «Марианны». Распорядись, Самбильонг, не поднимая шума. Теперь я понимаю этот дьявольский план: даяки хотят сжечь наше судно, изжарить нас самих. Но мы еще посмотрим, друзья, кто сильнее!
Весь экипаж «Марианны» пристально глядел в ту сторону, откуда плыли сотни и тысячи огней. Это было поистине волшебное, фантастическое зрелище. Огни неслись, кружась, сближаясь, разбегаясь. Казалось, огненные призраки пляшут над водами Кабатуана. Скоро можно было различить, что огни плыли определенными группами, будто прикрепленные к каким-то длинным обрывкам канатов. Одни группы вытягивались вдоль берегов, другие завивались капризной спиралью, третьи неслись, держась рядком, поперек течения. Куда именно направлялись эти призрачные огни, откуда они выплывали – определить было невозможно. Но теперь было ясно, что мчались они по волнам потока на каких-то плотах.
Экипаж корабля, однако, не теряя присутствия духа перед лицом грозной опасности, держался наготове, собираясь при помощи помп гасить огни, а шестами отталкивать и топить плывущие плоты.
– Держи курс к самой середине реки! – командовал Янес. – Если наше судно и загорится, то успеем приткнуться к тому или другому берегу.
Ветер стих, «Марианна» еле двигалась вверх по течению. Огни частью уже проплыли мимо нее, но главная их масса была еще впереди.
– А выудите-ка мне одну такую плошку, – распорядился Янес.
Кто-то из моряков исполнил приказание с неподражаемой ловкостью, и через секунду Янес уже держал в руках плавучий огонь. Это была половина скорлупы большого кокосового ореха, набитая какой-то волокнистой мякотью. Мякоть была пропитана смолистым веществом и снабжена фитилем. Содержимое скорлупы давало очень сильное и устойчивое пламя.
– Вот разбойники! – воскликнул Янес, закончив исследование оригинального плавучего костра или, вернее, крошечного брандера. – Час от часу даяки становятся все изобретательнее на всякие пакости!
И тут же португалец скомандовал:
– Руль на борт! Поворачивай назад! Иначе мы в самом деле сгорим в этом адском огне. – Одновременно он бросился руководить работами по освобождению от плавучих костров носа бригантины, где опасность принимала угрожающие размеры, ибо десятки, а может быть, сотни пылающих плошек приплыли к форштевню и словно прилипли к бортам судна. Поскольку «Марианна» была выстроена из дерева и снаружи просмолена, следовало предполагать, что для огня здесь найдется богатая пища и судно скоро превратится в пылающий гигантский костер.
Моряки, понятно, не зевали: они топили подплывавшие костры или шестами отталкивали их, спуская вниз по течению. Но борьба становилась непосильной, ибо на «Марианну» неслись буквально тысячи плошек. Обшивка судна уже пылала здесь и там, и пожарной команде экипажа приходилось заниматься тушением огня во многих местах. К счастью, экипаж «Марианны» был очень многочислен, и никто не сидел сложа руки.
Борьба длилась не менее получаса. «Марианна» медленно отступала перед огненной флотилией, выигрывая время и давая возможность большинству пылающих костров проплыть мимо, вниз по течению реки.
Таким образом, скоро настал момент, когда экипаж мог перевести дыхание, избавившись от грозной опасности: на всем пространстве Кабатуана вверх по течению царила мгла, и только в нижнем течении блестели еще огоньки быстро уносимых волнами в открытое море догорающих плавучих адских огней.
– Даяки опять притихли, – сказал Янес озабоченно.
– Готовят новую засаду, – отозвался Тангуза. – Они не дадут нам, господин, добраться до пристани кампонга, не напав еще раз.
– Открытый бой? Тем лучше! Предпочту любую схватку борьбе с разными хитростями и сюрпризами, – ответил португалец, раскуривая свежую сигару.
Тем временем «Марианна», опять описав полукруг и распустив паруса, продолжала подниматься вверх по течению Кабатуана, но с каждой минутой ее движение замедлялось, ибо ветер совсем стих. По-прежнему на обоих берегах могучего потока царила зловещая тишина, и в душе каждого члена экипажа «Марианны», словно чудом избавившейся от опасности, невольно копошилась мысль о том, что даяки, попытка которых уничтожить судно огнем едва не удалась, готовятся к новому нападению.
В это время лес, вековой, дремучий девственный лес Борнео вдруг ожил словно по мановению волшебного жезла: здесь и там слышался глухой гул, какие-то таинственные звуки, потом замелькали огни – бегающие, разлетающиеся среди стволов лесных гигантов.
– Начинается! – проворчал Янес, наблюдая это оживление. – Но дьявол меня побери, если я знаю, что они выдумали, эти даяки.
Явно обеспокоенный всем происходящим, Тангуза озабоченно вглядывался вперед.
– Подходим к самому узкому месту реки, – сказал он Янесу.
– Хорошенькое местечко для того, чтобы попытаться напасть на судно и попробовать взять его на абордаж! – ответил тот.
– Или осыпать его с близкого расстояния пулями, – вздохнул метис.
– Направь спингарды по линии берегов, Самбильонг! – скомандовал вполголоса Янес.
Канониры принялись исполнять приказ, но в это мгновение бригантина, которая уже несколько минут двигалась быстрее прежнего, подгоняемая вновь поднявшимся свежим ветерком, вдруг испытала сильный толчок, заставивший судно задрожать всем корпусом и накрениться на правый борт.
– Что случилось? – крикнул Янес. – Наткнулись на мель, что ли?
– Ничего подобного, «Марианна» плывет по-прежнему, – послышался с носа голос бросившегося туда при толчке Самбильонга.
Тангуза, схватившийся за рулевое колесо, направил сбившееся от толчка судно вновь вверх по течению. Но едва «Марианна» продвинулась на несколько метров, как ее нос опять налетел на таинственное препятствие, и опять судно, словно отброшенное невидимой могучей рукой, задрожав всем телом, попятилось назад.
– Что за дьявольщина? – возмутился Янес, подходя к Самбильонгу.
– Не знаю, не понимаю! – ответил тот.
– Может быть, Тангуза, здесь есть подводные камни?
– Нет, господин, – ответил тот.
Тогда Янес распорядился, выбрав среди моряков хорошего пловца, послать его исследовать причину остановки бригантины. Посланный вернулся довольно скоро.
– Ну, что? Подводные скалы? – нетерпеливо окликнул его Янес.
– Нет, господин. Тут протянута поперек реки огромная цепь. Мы не можем двинуться вперед ни на шаг, если не перережем ее.
И в этот момент откуда-то с берега вдруг прозвучал чей-то оклик, властный и грозный:
– Сдавайтесь, дети Мопрачема. Или мы уничтожим вас всех, до последнего человека.
IV. Среди огня
У всякого человека застыла бы в жилах кровь, если бы он оказался в таких обстоятельствах: бригантина находилась в самом узком месте реки, лишенная возможности отступить, поставленная под обстрел с двух боков, беззащитная. Но Янес выслушал и доклад водолаза, и крик неведомого, таинственного врага не моргнув глазом. На его лице не появилось выражения ни страха, ни гнева.
– Ага! – воскликнул он. – Хотят нас передушить, как котят, и при этом столь любезны, что своевременно извещают нас о своем намерении. А еще мир считает их дикарями. Кой черт?!
Затем он опять обратился к водолазу, хладнокровно расспрашивая его о результатах исследования подводной цепи. Ответ был безрадостным: цепь толста, прочна и прикреплена ко дну Кабатуана массивными якорями.
– Откуда только эти дикари раздобыли ее? – удивлялся португалец, с полным спокойствием покуривая неизменную сигару. – И кто мог научить их изготовлять металлические цепи чуть ли не в мгновение ока? Несомненно, пилигрим. Но он делает настоящие чудеса, этот таинственный субъект и наш непримиримый враг…
– Капитан, – прервал его речь Самбильонг, – судно относит течением назад. Что делать? Не бросить ли якорь?
Португалец внимательно осмотрелся вокруг. Да, в самом деле, «Марианна», лишенная возможности двигаться вперед, не повиновалась рулю – ее относило течением.
– Брось якорь! – скомандовал Янес, и якорь с шумом упал в черные бурлящие волны Кабатуана.
– Спускай шлюпку! – продолжал командовать Янес. – Необходимо перерезать эту проклятую цепь.
В это время с берега опять донесся угрожающий крик:
– Сдавайтесь, или будете уничтожены!
– Ангел мой, это скучно, – проворчал Янес. И потом, сложив руки рупором, крикнул неведомому и невидимому врагу: – Если хочешь взять мой корабль – приди и возьми. Но предупреждаю: и пороха, и пуль у нас предостаточно. А теперь не надоедай, у меня есть дела поважнее, чем переговариваться с тобой.
– Пилигрим из Мекки покарает тебя! – отозвался тот же голос.
– Катись к своему Магомету, – отругнулся Янес.
Ответа не последовало. Самбильонг спустил шлюпку, посадив туда семерых человек с приказанием перерезать загораживающую русло реки цепь. Стрелки и канониры на бригантине приготовились в случае нужды защищать маленькое судно, отправлявшееся для исполнения рискованного предприятия.
– Рубите посильнее, кончайте работу как можно скорее! – выкрикнул отплывавшим малайцам свое напутствие Янес.
Затем он поднялся на мостик и принялся наблюдать за окрестностями. В лесу по-прежнему по всем направлениям разбегались разноцветные огоньки.
Глядя на эти огоньки, он нахмурился и промолвил:
– Что-то опять готовится. Но что именно?
Ответ не заставил себя долго ждать: здесь и там на обоих берегах показались уже целые полосы пламени.
– Они подожгли лес! – воскликнул португалец.
– Каучуковые деревья будут гореть, как пропитанный смолой костер, – подтвердил его догадку Тангуза, стоявший у рулевого колеса.
– Прала! – крикнул Янес командовавшему спущенной шлюпкой малайцу.
– Что, господин? – отозвался тот.
– Можете ли вы тут обойтись некоторое время собственными силами?
– У нас есть карабины, господин, и есть наши крисы[14], – ответил старый пират.
– Самбильонг! Поднять якорь! – скомандовал португалец.
– Будем спускаться?
– Больше ничего не остается делать. Иначе эти черти в самом деле изжарят нас тут. Шлюпке грозит меньшая опасность от огня, чем «Марианне».
Пока поднимали лебедкой якорь и готовились спустить судно вниз по течению, шлюпка Пралы исчезла во мгле, но зато сейчас же послышались торопливые и яростные удары, лязг стали о железо: люди с остервенением рубили цепь, загораживавшую путь бригантине. А тем временем пожар в лесу тоже делал свое дело: разгоралось кровавое зарево, плыли по лесистым берегам огненные волны, здесь и там какое-нибудь охваченное огнем дерево вспыхивало от корня до вершины и превращалось в гигантский факел.
Лес этот, отданный в жертву беспощадному огню, представлял для огненной стихии легкую добычу, потому что состоял из камфарного дерева и разного рода каучуковых растений, пропитанных горючими смолистыми веществами. Сгорая, такие деревья наполняли воздух удушливым дымом и целым хаосом звуков: их древесина разрывалась с оглушительным треском, словно взрывались тысячи забытых целой армией ружейных патронов и пушечных зарядов. И тучи искр поднимались к побагровевшему небосводу.
«Марианна», однако, недолго стояла на месте: ее оттягивали и быстрое течение, и работа весел, к которым прибегли моряки. И постепенно она ускоряла и ускоряла ход, убегая, словно сознательное существо, от надвигавшегося на нее моря огня.
Так спускалась она на протяжении, должно быть, полутора тысяч шагов. Сверху еще доносились звуки лязга металла – малайцы рубили цепь. И вдруг опять, как полчаса назад, судно испытало сильный толчок на таком месте, где раньше оно прошло совершенно беспрепятственно, и остановилось, подставив один бок напору стремительно несущейся воды. Немного времени понадобилось, чтобы выяснить причину остановки: и тут бригантина наткнулась на протянутую поперек реки цепь. И тут путь, уже обратный, путь отступления, был для нее закрыт.
– Что делать, господин? – спрашивал португальца Тангуза. – Кажется, нам ничего другого не остается, как покинуть судно и выбраться на берег, пока его не затопило огненное море.
– Покинуть «Марианну»? – отозвался, негодуя, Янес. – Никогда! Это означало бы немедленную гибель нас всех, а потом и Тремаль-Наика и Дармы.
– Спустим вторую шлюпку, чтобы попытаться перерезать цепь? – подошел с вопросом Самбильонг.
Янес не отвечал. Стоя на носу бригантины со скрещенными на груди руками, судорожно стиснув зубами потухшую сигару, он сверкающим гневным взором глядел на разгорающееся море лесного пожара.
– Так что же? Прикажете спускать шлюпку? – повторил свой вопрос Самбильонг. – Ведь если мы не успеем убежать, то обречены на гибель в огне. И погибнет без толку «Марианна».
– Бежать? – отозвался глухим голосом португалец, выходя из задумчивости. – Бежать? Куда? Вокруг – огонь. Впереди и позади – цепи. И если даже мы их прорвем, то от этого наше положение не очень-то улучшится.
– Но нас сожгут!
– Подождем. Но мне кажется, что пока у детей Мопрачема слишком жесткая кожа и твердые кости, котлеты из нас выйдут не очень вкусными…
Затем, круто изменив тон, он крикнул во весь голос:
– Покройте палубу парусами, спустите паруса! Рукава помп – в воду! Бросай якорь! Артиллеристы – по местам!
Экипаж в мгновение ока исполнил приказ. Моментально парусина покрыла палубу и даже закрыла борта бригантины.
– Поливай! – опять скомандовал Янес, и на ткань полились потоки речной воды.
Янес хладнокровно закурил и остановился на носу судна, пытливо глядя в ту сторону, где моряки пытались разорвать цепь. Уже некоторое время не было слышно характерных звуков разрубаемого топорами железа. Его зоркие глаза увидели быстро мчавшуюся к «Марианне» лодку с семью малайцами. Их осыпали мириады огненных искр, но весла вздымались и опускались в озаренную багровым светом воду с ритмичностью, которая свидетельствовала о сохранении на шлюпке полнейшего спокойствия.
– Молодцы! Как раз вовремя, – промолвил Янес, увидя малайцев. И потом добавил, любуясь фантастическим зрелищем лесного пожара: – А ведь картинка недурна. Жаль только, что, наблюдая ее, рискуешь испечь собственную шкуру.
В самом деле, пожар представлял удивительное зрелище. Казалось, по лесу над обоими берегами Кабатуана несется огненный смерч, вздымаясь могучей колонной в недосягаемую высь.
Пылали, как факелы, стволы казуарина, камфарного дерева, арека, даммары, пылали толстые и безобразные стволы банановой пальмы и дуриана, пылали, крутясь, извиваясь, корчась, словно змеи, чужеядные лианы. И над пожарищем царил хаос звуков: гул, треск, стон и свист.
С каждым мгновением на борту бригантины все ощутимее был недостаток воздуха, нестерпимее становилась жара. Разостланные на палубе и прикрывавшие борта судна паруса, непрерывно поливаемые водой, тем не менее высыхали почти вслед за поливкой, коробились, дымились, угрожая загореться. И экипаж задыхался, тщетно пытаясь укрыться от грозящей все испепелить жары, развеваемой гигантским костром. К этому добавлялась другая опасность: с неба на палубу беспомощного судна сыпались дождем искры, падали целые ветви-факелы, причиняя людям страшные ожоги и вызывая здесь и там пожары, с которыми, однако, экипаж быстро справлялся при помощи шлангов и мокрых швабр.
И как ни привычны были ко всяческим опасностям моряки «Марианны», но и среди них готова была начаться паника, и тревожные взоры выдавали, что ко многим из них закрался в душу страх погибнуть так, без борьбы, без сопротивления в огненном кольце.
Только один Янес, казалось, сохранял полное спокойствие.
Он сидел в привычной ленивой позе у двух пушек небольшого калибра, покуривая сигару.
– Господин! – воскликнул, подбегая к нему, метис Тангуза. – Мы скоро сгорим!
– Ничем не могу помешать этому, – ответил Янес спокойно. – Нечем дышать? Воздуха недостаточно? Постарайся подышать тем, что осталось в твоих легких.
– Надо бежать, господин.
– Некуда, милый. Некуда. Посидим здесь.
– Но мы сгорим!
– Если так суждено, то так тому и быть.
Слова Янеса были прерваны трескотней ружейных выстрелов: несколько десятков словно обезумевших даяков выскакивали на самый край берега, в огне и дыму, и стреляли по «Марианне», осыпая ее экипаж проклятиями и ругательствами.
– Что за скоты?! – выругался Янес. – Удивительно, до какой степени они надоедливы. Даже изжариться спокойно не дадут. Самбильонг! Надо убрать этих каналий.
Самбильонг крикнул канонирам, и с борта бригантины загремели выстрелы пушек малого калибра, заряженных картечью. Было видно, как картечь рвала на куски человеческие тела и швыряла трупы обезумевших даяков в горящую траву побережья и пылающие кусты.
– Хорошо было бы, – пробормотал Янес, наблюдая эту быструю расправу, – если бы в компании, истребленной картечью, находился и наш дорогой друг, пилигрим из Мекки. Но он слишком хитер. Спрятался куда-нибудь в безопасное место…
Потом Янес обратился опять к Прале, уже подплывшему на полуобгоревшей шлюпке к бригантине:
– Цепь разбита?
– Да, господин. И проход открыт.
– Кажется, дело начинает меняться к лучшему. Тут огонь только разгорается, а вверху как будто начинает ослабевать. Значит, надо испытать свое счастье. Чему быть, того не миновать…
В самом деле, зеленого свода, нависавшего час назад над ложем могучего Кабатуана, уже не существовало вверх по течению: он сгорел. Зато над самой бригантиной сейчас пылали протянувшиеся с берегов навстречу друг другу толстые ветви, угрожая обрушиться и зажечь и без того дымившееся судно. Но в том месте, где держалась на якоре «Марианна», было несколько шире, чем там, где находилась первая цепь, и судну пока удавалось увертываться от гибели, а жар мало-помалу становился слабее, и к тому же поднявшийся ветер дул вверх по течению, что давало бригантине возможность быстро продвинуться вперед.
В четыре часа утра были подняты якоря, и «Марианна» вновь ринулась вперед, на поиски пристани кампонга Тремаль-Наика.
Но улучшение, казавшееся весьма существенным, все же было только относительным: по-прежнему «Марианне» пришлось плыть мимо двух огненных стен, по-прежнему было невыносимо жарко, и люди экипажа задыхались в едком и ядовитом дыму, и по-прежнему приходилось непрерывно поливать судно водой и поминутно тушить начинавшиеся здесь и там пожары.
Однако, когда бригантина снялась с якоря и тронулась в путь, даяки больше не показывались по берегам, не пытались воспрепятствовать судну идти вверх по течению, и это было уже выигрышем.
– Кажется, два урока, полученные от нас, – сказал Янес, обращаясь к Тангузе, – кое-чему их научили. Но эти даяки, должно быть, знали о том, что мы идем на помощь твоему господину, Тангуза. А ведь это странно: откуда они могли знать о нашем намерении?
– Знали еще раньше, господин, – отозвался метис. – Какой-нибудь предатель из слуг, какая-нибудь ядовитая гадина выдала, подслушав, тот приказ, который был дан Тремаль-Наиком посланному к вам курьеру.
– Но кто мог оказаться предателем?
– А вы забыли малайца, которого приняли на борт в качестве лоцмана?
– Дьявол! Я и забыл об этом мерзавце. Но даяки немного угомонились, пожар стихает; пожалуй, в самом деле, не мешает заняться этим вопросом. От мнимого лоцмана можно будет узнать кое-что. Иди со мной, Тангуза!
И Янес, распорядившись, чтобы люди оставались на своих постах в боевой готовности, дабы избежать опасности от неожиданного нападения, сошел с Тангузой в трюм, где еще горела лампада. Там, в одной из кают, лежал все еще погруженный в сон «лоцман».
Собственно, его состояние нельзя было назвать сном в прямом смысле слова. Едва-едва улавливалось его дыхание, так что с первого взгляда можно было принять его за мертвеца, тем более что его лицо потеряло нормальный цвет и словно покрылось каким-то сероватым налетом.
Янес, знавший от Самбильонга малайский способ оживления усыпленных, приступил к делу: растирал виски и грудь лоцмана, потом, взяв его обессиленные и холодные руки, многократно загибал их к спине и опускал к поясу, как это делается с утопленниками, чтобы возобновить функционирование легких.
Работа эта скоро дала положительные результаты: лицо даяка вновь приняло нормальный цвет, ресницы задрожали, дыхание стало глубоким, и наконец он очнулся и раскрыл глаза, в которых при виде Янеса отразилось выражение нечеловеческого испуга, животного страха.
– Как дела, дружище? – спросил, обращаясь к пленнику, португалец.
Лоцман задрожал всем телом, но промолчал.
– А ты здорово выспался тут, покуда мы дрались с твоими приятелями! – продолжал Янес ироническим тоном.
Лоцман по-прежнему молчал. По-видимому, он еще не собрался с мыслями. Время от времени он подносил руку ко лбу, покрывшемуся крупными каплями пота. Но по мере возвращения сознания рос охвативший его ужас.
– Ну? Что же ты молчишь? – продолжал допытываться Янес. – Или ты разучился говорить?
– Что… случилось, господин? – заговорил наконец дрожащим, неверным голосом лоцман, которого звали Падада. – Не могу понять, как это я очумел сразу после того, как Самбильонг стиснул меня.
– Пустяки, о которых не стоит говорить, – насмешливо отозвался Янес. – Лучше дай мне кое-какие объяснения. Например, кто тебя подослал к нам, чтобы ты направил корабль на мель?
– Клянусь вам…
– Не клянись. Клятвы – товар прескверный. Я ни гроша не дам за целый их ворох. И слушай: запираться бесполезно. Ты пойман, я держу тебя в своих руках. Лучше будет для тебя, если ты скажешь всю правду. Говори, кто нанял тебя погубить мой корабль? Кто подговорил тебя поджечь «Марианну»?
– Вам это только кажется! – пробормотал обвиняемый.
– Разве? Ну ладно. Только вот что, милый друг: моему терпению пришел конец. Говори: кто этот пилигрим из Мекки, который поднял даяков требовать головы Тремаль-Наика?
– Господин, вы можете убить меня. Я в ваших руках. Но вы не можете заставить меня говорить о том, чего я не знаю.
– Ты сознаешься?
– В чем, господин? Никакого пилигрима я в глаза не видал и не знаю…
– Ты скажешь, что и даяков напасть на меня не подбивал, правда?
– Клянусь, господин, всеми добрыми и злыми демонами! Я просто бродил по берегу в поисках пещеры, в которых саланганы устраивают съедобные гнезда, потому что один китаец заказал мне партию этих гнезд. А тут налетел ветер, оторвал мой челнок от берега и унес меня в открытое море, где я и встретил вас. Видит небо, чисто случайно!
– А почему ты до сих пор бледен?
– Господин, но ведь меня стиснули, сжали так, что я думал, пришел уже мой смертный час, и я еще не оправился.
– Ты лжешь, как пойманный мальчишка. Итак, ты признаваться не желаешь? Хорошо. Не добром, так иначе. Посмотрим, долго ли ты вытерпишь.
– Что вы хотите от меня, господин? – дрожащим голосом закричал пленный.