Горбун

– Пресвятая сила! – воскликнул Кокардас. – Господин Пейроль любит пошутить!

– Итак, вам все ясно?

– Абсолютно. Но вы что, уже собрались уходить?

– Да, я очень тороплюсь, – сказал Пейроль, отступая к дверям.

– Как же так, сразу, и даже не назвав имени человека, с которым мы должны заговорить?

– Зачем вам его имя?

Кокардас с немного наигранным разочарованием прищурил глаза; в банде наемников прогудел ропот. Особенно уязвлено выглядел Паспуаль.

– И не поведав нам о том благородном синьоре, – продолжал Кокардас, – по воле которого мы будем стараться?

Пейроль, скрывая тревогу, пристально посмотрел на учителя фехтования.

– Какая вам разница? – бросил он, пытаясь держаться непринужденно.

– Очень существенная, господин Пейроль.

– Я вам хорошо плачу.

– А может быть недостаточно хорошо, господин хороший Пейроль?

– Что вы хотите этим сказать, друг мой?

Кокардас встал, и все последовали его примеру.

– Вот что, приятель, – сказал мэтр Кокардас, внезапно сменив тон. – Поговорим начистоту. Мы, здесь присутствующие, все мастера шпаги, и к тому же дворяне. Я, к примеру, гасконец, закаленный солнцем и воздухом Прованса. Мое оружие, – он похлопал себя по ножнам шпаги, с которой никогда не расставался, – никогда не обращается против людей, которых я не знаю. Ву компрене?

– Прошу вас! – произнес брат Паспуаль, учтиво придвигая к доверенному лицу принца Гонзаго табуретку.

Пейроль находился в нерешительности.

– Что ж, храбрецы, раз вам так не терпится знать, могли бы сами догадаться и сообразить.

– Мы уже сообразили… на восьмерых, – заметил мэтр Кокардас.

– Но все – таки пока не догадались, – уточнил брат Паспуаль.

– В таком случае пошевелите мозгами. Кому принадлежит замок?

– Почтенному маркизу Келюсу, синьору, чьи жены не доживают до старости Келюсу – Засову. Бес ему в пах! И что дальше?

– А что вам еще нужно? – наставительно произнес Пейроль. – Разве не ясно, что вы работайте на маркиза де Келюса?

– Эй, приятели, кто-нибудь этому верит? – недовольным тоном обратился к компании Кокардас.

– Нет, – ответил брат Паспуаль.

– Не верим, – поддержали остальные.

На впалых щеках Пейроля появился густой румянец.

– Что это значит? Черт возьми! – гневно воскликнул он.

– Спокойно, синьор! – прервал его гасконец. – Мои компаньоны – не слишком доверчивые простаки. А потому предлагаю поговорить спокойно, как подобает хорошо воспитанным людям. Насколько я понимаю, дело обстоит так: господин маркиз де Келюс узнал, что какой-то молодой человек, дворянин, к тому же, недурен собой, по ночам проникал в замок через это низкое окно. Так?

– Именно так, – ответил Пейроль.

– Маркизу известно, что его дочь, мадемуазель Аврора де Келюс любит этого молодого человека.

– И это верно, – снова согласился фактотум.

– Именно потому, согласно вашим словам, господин Пейроль, мы собрались в этой забегаловке. Может быть кому-то такое объяснение и покажется достаточным. Но лично я нахожу его неудовлетворительным. Вы говорите неправду, господин де Пейроль.

– Черт возьми! Что вы себе позволяете? – гневно закричал тот.

Но голоса наемников его заглушили.

– Говори, Кокардас! Говори! Говори!

Долго упрашивать его не пришлось.

– Прежде всего, – сказал он, – мои товарищи, равно как и я, знают, что этот ночной гость, (именно он сегодня будет подставлен под наши шпаги), носит титул не ниже принца.

– Допустим, принца, что из этого? – Пейроль подернул плечами.

Кокардас продолжал:

– А если точнее, – он никто иной, как принц Филипп Лотарингский, герцог де Невер.

– Я вижу, вы осведомлены лучше меня! – криво усмехнулся Пейроль.

– Но это не все. Есть еще одно обстоятельство, и о нем мои благородные приятели должно быть ничего не знают. Аврора де Келюс – не любовница мсьё де Невера.

– О – о! – не сдержал удивленного восклицания фактотум.

– Она его жена, – убежденно завершил гасконец.

Пейроль, побледнев, пробормотал:

– Но ты-то сам, откуда это узнал?

– Знаю, уж точно. А откуда, – для вас не имеет значения. Сейчас я вам продемонстрирую, что мне известно кое-что еще. Четыре года тому назад в часовне Келюсов втайне был освящен их брак, и, если я верно понял, лично вы и ваш благородный мэтр… – здесь Кокардас сделал короткую паузу, во время которой с нарочитой почтительностью снял шляпу, – вы были свидетелями при венчании, господин де Пейроль.

Пейроль, не возражая, лишь мрачно спросил:

– К чему вся эта болтовня?

– Чтобы узнать, – ответил гасконец, – имя блистательного синьора, на которого мы сегодня будем работать.

– Невер женился на дочери маркиза вопреки воле отца, – сказал Пейроль. – Маркиз де Келюс намерен отомстить. Что может быть проще?

– Действительно, ничего, если бы… если бы почтенный Засов знал о браке своей дочери. Но вы ведь тогда действовали с виртуозной осторожностью. Не так ли? Маркиз де Келюс так до сих пор ничего и не узнал. Подумать только, как бы обрадовался старый прощелыга, если бы проведал о том, что его дочь стала супругой одного из самых богатых людей Франции?

– Короче! – перебил Пейроль.

– Короче, мы работаем не на Келюса.

– Как пить дать, не на него, – подтвердил Паспуаль.

– Ясно, как день! – загремели голоса.

– На кого же, по-вашему?

– На кого? Ага, вот те на-а. «На кого?» Вам известна история о трех Филиппах? Нет? Ну я в двух словах. Три синьора из прекрасных семей: один – Филипп Мантуанский, принц Гонзаго, ваш патрон господин Пейроль, разоренное высочество, готовое продать по сходной цене себя хоть самому дьяволу; второй – Филипп де Невер, которого мы поджидаем; и, наконец, третий – Филипп французский герцог де Шартр. Все трое молоды, блистательны и прекрасны, даю слово. И ко всему прочему, связаны такой искренней братской дружбой, которую в наши дни вряд ли где сыщешь. Однако оставим в стороне Филиппа французского и займемся двумя другими: Невером и Гонзаго. Их можно сравнить разве что с древними Пифеем и Дамоном.

– И что же, черт возьми, – повысил голос Пейроль. – Вы хотите обвинить Дамона в том, что он желал смерти Пифия?

– Настоящего Дамона, отнюдь. К тому же за историческим Пифием не стояло наследство в сто тысяч экю.

– Того самого, которое стоит за Пифием наших дней, – пояснил Паспуаль, – и владельцем которого может сделаться сегодняшний Дамон.

– Улавливаете разницу, господин де Пейроль? – продолжал Кокардас. – Могу еще прибавить, что древний Пифий не имел такой прекрасной любовницы как Аврора де Келюс и, что истинный Дамон не был влюблен в красавицу, или точнее сказать в ее приданое.

– Именно так, – вторично поддакнул своему мэтру брат Паспуаль.

Кокардас наполнил свой бокал.

– Господа, – провозгласил он. – За здоровье Дамона, т. е. я хочу сказать Гонзаго, у которого завтра будет наследство в 100 000 экю; и мадемуазель де Келюс с ее приданым, если Пифий, или, коль угодно, Невер сегодня ночью погибнет!

– За здоровье принца Дамона де Гонзаго! – заорали бандиты, громче всех брат Паспуаль.

– Ну – с, что скажете на это, – господин хороший де Пейроль?

– Бред и грязная клевета!

– Однако, вы грубоваты, господин Пейроль. В таком случае пусть мои отважные соратники нас рассудят.

– Ты прав, гасконец!

– Мы тебе верим! – закричали со всех сторон.

– Принц Филипп де Гонзаго, – торжественно произнес Пейроль, пытаясь выдержать добрую мину при плохой игре, – стоит намного выше ваших грязных наветов и нет никакой нужды на них даже возражать.

Кокардас его прервал.

– Присядьте, прошу вас, господин хороший де Пейроль, – и поскольку тот не двигался, то силой усадил его на табуретку. – Сейчас мы вспомним о еще более неприглядных вещах. Давай Паспуаль!

Нормандец посмотрел на своего мэтра с просительным упреком и тихо произнес:

– Кокардас…

– Нет, дружок, раз что господин Пейроль сопротивляется, придется тебе его увещевать.

Нормандец покраснел до самых ушей и виновато опустил глаза.

– Я не умею… – пробормотал он, – выступать перед публикой.

– Не филонь, мой милый. Ах ты, крапленый туз тебя обмани! Слушатели простят тебе твою молодость и неопытность.

– Тогда заранее прошу у всех прощения за косноязычие, – промямлил застенчивый Паспуаль и голосом, которым исповедуются в церкви юные девушки нормандец начал свой рассказ:

– Мсьё Пейроль имеет все основания почитать своего господина за благородного человека. Расскажу об одном случае. Лично я не вижу в нем ничего предосудительного, но возможно некоторые злоумышленники способны истолковать его по – другому. В то время, тогда три Филиппа вели в Париже разгульную жизнь, настолько развеселую, что король Людовик даже пригрозил своему племяннику герцогу Шартрскому, что будет вынужден выслать его из страны… короче говоря, речь идет о 2–3х годах, когда я состоял на службе в помощниках у одного итальянского доктора, последователя и ученика знаменитого ученого Эксили, известного под именем Пьера Гарба…

– Пьера Гарба! – воскликнул итальянец Фаенца, – как же, я его знаю. Это известный шарлатан и алхимик.

Брат Паспуаль улыбнулся и мягко возразил.

– Это благопристойный человек со спокойными манерами, богобоязненный и начитанный как толстая книга. Он был известен тем, что работал над созданием эликсира жизни.

При последних словах Нормандца наемники в один голос захохотали.

– Ах, крапленый туз! Ты красноречив как святой проповедник! Ну, ну, продолжал, не томи.

Пейроль утер со лба обильный пот.

– Принц Филипп де Гонзаго, – продолжал Паспуаль, – часто навещал доброго Пьера Гарба.

– Да потише, ты! – вырвалось само собой у доверенного лица.

– Погромче!

Тут же заорали головорезы. Этот рассказ их очень интересовал, поскольку за ним стояла возможность ощутимой прибавки к уже полученному вознаграждению.

– Говори, Паспуаль, говори! Говори! – взывали мастера шпаги, теснее сдвигаясь в круг. Кокардас, с отеческой лаской поглаживая затылок своего помощника, не без зависти замети:

– Мой малыш, пользуется явным успехом. Надо же!

– Мне неприятно, – продолжал брат Паспуаль, – касаться темы, которая может огорчить господина Пейроля; но истина дороже. Принц де Гонзаго часто приходил к Гарба для того, чтобы научиться у него составлять снадобья. И как раз в это время у молодого герцога де Невера обнаружилась болезнь легких.

– Клевета! – воскликнул Пейроль. – Опять грязная клевета!

Паспуаль спокойно возразил:

– Разве я кого-нибудь в чем-то обвиняю, мой господин?

Фактотум нервно кусал губы; внезапно он резко поднялся с табуретки.

– Надеюсь, вы мне не будете препятствовать отсюда уйти? – сверкнув глазами, выпалил он.

– Ну, разумеется, – широко рассмеявшись, ответил гасконец. – Не только не будем препятствовать, но и составим вам, так сказать, почетный эскорт до самого замка. Должно быть, почтенный Засов уже пробудился после сиесты и с большим интересом выслушает наш рассказ.

Пейроль без сил опустился на табуретку. Лицо его приобрело какой-то зеленоватый оттенок. Неумолимый Кокардас пододвинул ему бокал:

– Выпейте, чтоб приободрится, а то что-то не важно выглядите. Выпейте глоток, право же. Не хотите? Тогда просто немного передохните, а мы послушаем нашего сладкоречивого нормандца, он говорит не хуже, чем лучший придворный адвокат на государственном процессе.

Брат Паспуаль благодарно кивнул своему шефу и продолжил рассказ:

– Нередко можно было услышать: «Это тот несчастный молодой герцог Неверский, который скоро умрет». Двор и город встревожены. Такой благородный дом, как герцогов Лотарингских, и такое несчастье. Сам король справлялся о здоровье молодого человека, а Филипп герцог Шартрский выглядел совершенно удрученно.

– Был человек еще более удрученный, еще более безутешный, – с подкупающей дрожью в голосе произнес Пейроль. – Это Филипп, принц де Гонзаго!

– Упаси меня, Боже, вам возражать! – произнес Паспуаль, выдержке которого полезно поучиться любому спорщику. – Я хорошо понимаю, что принц де Гонзаго в то время много горевал. В подтверждение того могу сказать, что он вдруг буквально каждый вечер зачастил к эскулапу Гарба. При этом он зачем-то переодевался в лейтенантскую ливрею. То и дело я слышал, как он с инфернальной тоской жаловался: «Как же все долго, доктор! Как же долго!»

В низкой зале «Адамова яблока» не было ни одного человека, который не был бы убийцей, но при этих словах Паспуаля всех невольно кинуло в дрожь.

– Однажды вечером, – возобновил рассказ брат Паспуаль, понизив голос, – Филипп де Гонзаго пришел как всегда и Гарба, увидев необычный блеск его глаз, пощупал ему пульс и спросил: «Вы выиграли большие деньги?» Гонзаго засмеялся и ответил: «Я проиграл две тысячи пистолей, – и тут же прибавил, – Невер намерен сегодня принять участие в фехтовальных турнирах в академии. Однако он так слаб, что не удержит рапиру». «Значит, – пробормотал доктор Гарба, – это конец. Скорее всего, завтра…» но, – почти весело поспешил пояснить Паспуаль, – все произошло вопреки мрачным прогнозам. Нам следующий день Филипп герцог де Шартр усадил Невера в свою карету и велел кучеру катить в Турин. Его высочество привез Невера в свое имение. Поскольку поблизости не было мэтра Гарба, Невер быстро пошел на поправку. Потом в поисках солнца, тепла и радости жизни он отправился на корабле по средиземному морю и добрался до Неаполя. Филипп Гонзаго нашел главу доброго врачевателя, дал ему указание ехать на поиски Невера. В мои обязанности входило собрать доктору багаж. Как-то ночью лопнул перегонный куб, и врач, надышавшись эликсира жизни, к утру скончался.

– Не хрена себе!

– Вот так славный итальянец! – загудели голоса.

– Да уж, – просто ответил Паспуаль. – Мне так было его жаль. Ну а конец истории, вот какой. Невер путешествовал полтора года. Когда он вернулся, все воскликнул: «Невер помолодел на десять лет». Невер силен, здоров и бодр, как утренний жаворонок. Кроме того, вы уже знаете, что после Лагардера Красавца Невер на сегодня – лучший клинок в мире.

Брат Паспуаль замолчал, а Кокардас завершил:

– Настолько искусный, что господин де Гонзаго был вынужден пригласить восемь мастеров шпаги против него одного. Ах ты, крапленый туз!

Наступила тишина, которую нарушил Пейроль.

– К чему вся эта болтовня? К увеличению платы?

– О – о, к значительному! – ответил гасконец. – Право же, нельзя платить одинаково за месть отца против умыкнувшего дочь кавалера и за исполнение задания Дамона, вздумавшего до срока получить в наследство состояние Пифия.

– Сколько вы хотите?

– В три раза больше.

– Согласен, – ответил Пейроль, не колеблясь.

– И еще, после того, как дело будет сделано, Гонзаго возьмет нас к себе на службу.

– И это обещаю! – опять согласился фактотум.

Кокардас обменялся взглядом сначала с братом Паспуалем, потом с остальными.

– Вот и договорились, – сказал он наконец.

Пейроль протянул ему руку. Гасконец ее не пожал. Пошлепав ладонью по своей шпаге, он пояснил:

– Вот мой нотариус, который отстоит мои права, господин хороший де Пейроль. Крапленый туз, не советую вам водить нас за нос!

Пейроль, явно повеселев, направился к выходу. Задержавшись на пороге, он предупредил:

– Если не справитесь, никаких денег больше получите.

– Само собой, – отозвался гасконец. – Спите спокойно на ваших двух подушках мой господин хороший де Пейроль, – и фактотум под дружный хохот покинул трактир, где вслед за тем прозвучали громогласные призывы:

– Эй, красотка! Где ты там?

– Давай, неси вина!

– Да побольше.

– Что ж ты такая клуша неповоротливая? Ну, поживее же!

– Ха – ха – ха!