Книга Колумб - читать онлайн бесплатно, автор Рафаэль Сабатини. Cтраница 3
bannerbanner
Вы не авторизовались
Войти
Зарегистрироваться
Колумб
Колумб
Добавить В библиотекуАвторизуйтесь, чтобы добавить
Оценить:

Рейтинг: 0

Добавить отзывДобавить цитату

Колумб

На следующий день Колону удалось в полной мере насладиться красотой Беатрис де Бобадилья, маркизы Мойя, когда дон Луис привёл его в особняк на Ронде.

Колон разоделся, как на приём к королеве, а глаза его светились такой уверенностью, будто он уже достиг желаемого и все препоны остались позади. Маркиза встретила его одобрительной улыбкой.

Вчера на аудиенции он, разумеется, отдал должное её красоте. Но вчера слишком многое отвлекало его внимание, тогда как сегодня ему не было нужды отрывать от неё глаз. Да и какой галантный кавалер мог отвести свой взгляд от этой юной красавицы: высокая, с превосходной фигурой, одетая по последней моде. Чёрные волосы обрамляли белоснежный овал лица, шёлковый чепец сверкал драгоценностями. Влажные алые губы, бездонные чёрные глаза. В платье из жёлтого шёлка с синей каймой, высокой талией и низким вырезом, подчёркивающим грациозность шеи.

Сантанхель, играя роль опекуна, представил Колона.

– Маркиза, я привёл нашего первооткрывателя поцеловать ваши ручки.

Она восприняла эту фразу буквально и протянула руку, белее которой Колону видеть не приводилось, а её кожа показалась ему нежнее атласа. И губы Колона не отрывались от её руки дольше, чем того требовали приличия.

– Могу я предсказать вам будущее? – улыбнулась маркиза. – Испания так же не захочет освобождаться от вашей руки, как вы не хотите отпустить мою.

– Вы опьяняете меня своим пророчеством, сеньора.

– Мне представляется, вас не так-то легко опьянить.

– Нет. Разумеется, нет. Но когда вино сладкое и крепкое, я за себя не ручаюсь. Но готов рискнуть.

– Уверенности в себе вам не занимать. Вчера мы в этом убедились.

– Вчера, сеньора, вы видели перед собой мореплавателя, демонстрирующего профессиональные знания.

– О! – Её брови изогнулись. – А сегодня?

– Сегодня я – смиренный проситель, ищущий вашего благоволения.

– Вот смирения я в вас что-то не приметила.

– Вчера же я не решился обратиться к вам.

– Как можно, сеньор, – мягко пожурила его маркиза. – Этим вы поставили бы меня выше королевы.

– Пожалейте меня, сеньора. Не толкайте на предательство.

– Вот этого нам не нужно. В королеве вы нашли верного друга, на поддержку которого можете рассчитывать.

– Мои самые смелые надежды не простирались столь далеко.

– Но почему? – Её глаза вспыхнули. – В конце концов, королева – женщина, и в мужчинах ей нравится отвага. Как и король, она заметила, что её вам хватает с лихвой.

– Она не ошибётся, если поддержит меня. Я выполню всё, что обещаю.

– Вчера вы доказали это более чем убедительно. Не так ли, дон Луис?

– Полностью с вами согласен, – улыбнулся Сантанхель.

– И можете не сомневаться, – заверила Колона маркиза, – я позабочусь о том, чтобы королева ни на день не забывала о вас.

– За это благодарить вас буду не только я, – гордо ответил Колон. – И королева Изабелла, и вся Испания будут перед вами в долгу.

– Ну вот, – рассмеялась маркиза, – теперь я слышу того же человека, что и вчера, сеньор Колон.

Так проговорили они не меньше часа, а при расставании, когда Колон вновь поцеловал руку маркизы, она сказала:

– Считайте нас своими друзьями и приходите к нам, как к себе домой.

На улице в лучах весеннего солнца Сантанхель взял Колона под руку.

– Вы иностранец, сеньор Колон, и можете допустить ошибку, приняв слова, которые мы, испанцы, произносим из вежливости, за чистую монету.

Колон рассмеялся.

– Вы хотите сказать, что испанская вежливость предлагает всё, рассчитывая, что собеседник, будучи таким же вежливым, от всего откажется.

– Понимая, что к чему, вы не станете переоценивать слова маркизы.

– Так же, как и недооценивать её доброту.

– И её благоразумие, – добавил дон Луис. – Донья Беатрис де Бобадилья – ближайшая подруга королевы, пользующаяся немалым на неё влиянием, ей поверяются тайны, недоступные другим. Однако королева Изабелла весьма сурова в вопросах чести и не потерпит ни малейшей фривольности в поведении даже ближайшей подруги. Пожалуйста, имейте это в виду. Тем более есть ещё и Кабрера. – Сантанхель помолчал искоса глядя на Колона, затем прибавил: – Он один из нас.

Колон ничего не понял.

– Один из нас?

– Новый христианин, – объяснил дон Луис. – Пусть он маркиз Мойя, но остаётся сыном рабби Давида из Куэнки.

Многое стало ясно Колону. Значит, как он и догадывался, Сантанхель был мараном, следовательно, жена другого марана была для него священна. Колон же, несмотря на испанизированную фамилию и характерную внешность, мараном не был. Но решил в этом не признаваться, поскольку подобный ответ мог изменить доброе отношение к нему человека, играющего важную роль в государственных делах.

– Понятно, – коротко кивнул он.

– Я не вдавался бы в такие подробности, если бы не полагал, что говорю для вашей же пользы.

– А мне не остаётся ничего другого, как поблагодарить вас. – Колон рассмеялся. – Но не волнуйтесь, сеньор. Кристобаль Колон не тот человек, который может позволить страсти вмешаться в его судьбу. Поставленная мною цель слишком велика, чтобы уступать человеческим слабостям.

– Цель, возможно. Но вы сами? – в голосе казначея Арагона слышалось сомнение. – Будьте поосмотрительнее, мой друг, если вы хотите добиться своего.

И потянулись дни ожидания. Колон, шагая по залам Алькасара, ловил на себе взгляды придворных. Он прошёл долгий путь от маленького домика на Вико Дритто ди Понтичелло в Генуе, где он родился, и всегда искренне полагал, что достоин лучшей доли. Этой убеждённостью объяснялись его патрицианские манеры. Мужчины подталкивали друг друга, когда он проходил мимо, и часто он слышал, как с восторгом произносилось его имя. Гордые гранды, идальго, принцы церкви, известные воители и государственные мужи искали повода познакомиться с ним. И не одна красавица забывала в его присутствии о кастильской сдержанности, чтобы выразить взглядом своё восхищение. Его окружал ореол загадочности, и, зная об этом, Колон, разумеется, ни в коей мере не пытался развеять его. Никто не мог сказать с определённостью, кто он такой и откуда появился при дворе. Кое-кто считал его португальцем, другие – лигурийским дворянином. Некоторые говорили, что он учился в Павии и по праву считался гордостью университета. Упоминалось и о том, что он – знаменитый морской волк, гроза сарацин на Средиземном море. А самые догадливые утверждали, что он плавал в морях, которые ещё не бороздили другие корабли. Соглашались придворные лишь в одном: его внешность, осанка, лёгкость в общении с дотоле незнакомыми людьми, плавность речи, чуть расцвеченной акцентом, безо всякого сомнения, указывали, что Колон – важная птица.

Это дни, когда он запросто общался с цветом общества, стали, возможно, счастливейшими его днями, позволили ему ощутить, что он наконец-то занял достойное место в жизни. Нетерпение покинуло его, ибо не зря говорится: путешествуя со всеми удобствами, нет нужды спешить к месту назначения. Но, к сожалению, всему хорошему приходит конец. Окружающее его сияние меркло по мере того, как неделя сменялась неделей, не принося изменений для Колона. Подруга королевы, маркиза Мойя могла обратиться к нему на публике, не скрывая своего расположения. Сантанхель, по мнению других самый влиятельный сановник двух королевств, мог превозносить его достоинства. Но Колон не мог не почувствовать падение интереса к собственной персоне. И решил обратиться к маркизе Мойя, рассчитывая использовать её влияние при дворе, которым она обладала вследствие близости с королевой.

Он отправился во дворец на Ронде, где его встретили более чем благожелательно, упрекнув в том, что так долго не видели у себя.

– Дело в том, сеньора, – оправдывался Колон, – что я не смел даже подумать об этом.

– Но ведь от первооткрывателя и ждут открытий. – Маркиза пригласила его в гостиную.

– Пока я первооткрыватель, но боюсь, что скоро обо мне забудут.

– Только не я, друг мой. Если б всё зависело от меня или моих напоминаний королеве, у вас давно был бы целый флот. Меня даже попрекнули за мою настойчивость.

Он разыграл раскаяние.

– О, сеньора! И я был тому причиной!

– Я никогда не покину вас, – заверила маркиза Колона с такой теплотой, что тот разом позабыл и предупреждение Сантанхеля, и свои слова о том, что ему чужды человеческие слабости.

– Я ещё не совершил ничего такого, что может заслужить ваше расположение. Мне стыдно, что я пришёл к вам, чтобы досаждать своими заботами.

– Вам надо стыдиться только того, что у вас не нашлось другой причины для визита.

– Я могу лишь вознести молитву, что вы помните о моих делах.

– Молитву? О Господи, сеньор, я не святая, чтобы мне молились.

– Как я могу в это поверить, если мои глаза видят другое?

– И что же они видят? – улыбнулась маркиза.

– Божественную красоту, на которую нельзя взирать со спокойным сердцем. – Он вновь взял маркизу за руку, и на мгновение она не отняла руки.

Но глаза её затуманились. В их чёрных глубинах что-то мелькнуло, возможно, страх, вызванный его жарко полыхнувшей страстью.

Голос её упал до шёпота.

– Сеньор Кристобаль, стоит ли нам совершать глупость, в которой потом придётся раскаиваться. Ваши надежды получить согласие королевы…

– Сейчас пришёл черёд других надежд! – горячо возразил Колон.

– Но не для вас, Кристобаль. Будем же благоразумны, друг мой.

Но спокойствие её тона не смогло сдержать Колона.

– Благоразумны! Что тогда подразумевается под благоразумием? – Чувствовалось, что он сам готов ответить на этот вопрос, но маркиза опередила его.

– Быть благоразумным – значит не ставить под удар то, чего можно добиться, ради иллюзии чего-то лучшего, но, увы, недостижимого. – Она как бы просила его помочь ей устоять. – Что-то я могу дать вам и дать без ограничений. Удовлетворитесь этим. Требуя большего, можно потерять всё. И вам, и мне.

Он вздохнул и склонил голову.

– Всё будет, как вы скажете. Моё единственное желание – служить вам, а не доставлять неприятности.

Ответом ему был нежный взгляд. А появление Кабреры полностью привело их в чувства.

Низкорослый, с кривыми ногами, с улыбающимися, чуть выпученными глазами, он тепло поздоровался с Колоном и не менее тепло попрощался, когда четверть часа спустя тот покинул дворец.

– Определённо я должен приложить все силы, чтобы мечты этого мореплавателя стали явью, – воскликнул Кабрера после ухода Колона. – Он знает, как поддерживать мой интерес к его делам.

– Я рада это слышать.

– И тебя не удивляет, что я готов вылезти из кожи вон, лишь бы побыстрее спровадить его на корабль, отплывающий в Индию или в ад?

– О, Андреc! Ты собрался ревновать меня?

– Нет, – засмеялся Кабрера. – Именно для того, чтобы избавить себя от этого мерзкого чувства, я и хочу помочь только что вышедшему отсюда господину побыстрее поднять якорь.

Рассмеялась и маркиза.

– Я не пошевелю и пальцем, чтобы помешать тебе. Он мечтает о море, а раз я хочу ему добра, то мечтаю, чтобы он вышел в море. К этому мы и будем стремиться.

Она говорила так искренне, что Кабрера решил, что лучше всего свести стычку с женой к шутке. Но не удержался от последней шпильки.

– Едва ли он ждёт выхода в море столь же страстно, как я. Мне кажется, у него есть и другие интересы на берегу.

Разговор этот не пропал впустую, ибо два или три дня спустя Сантанхель подошёл к Колону на одной из галерей Алькасара.

– Выясняется, что у вас больше друзей, чем вы могли ожидать. Кабрера чуть не поссорился с королём, убеждая его принять решение в вашу пользу. Теперь вы можете оценить мудрость моего совета – быть осмотрительнее с очаровательной маркизой. Отсюда и результат – участие Кабреры в вашем проекте.

– Он просто хочет побыстрее избавиться от меня, – саркастично ответил Колон. – Но если он лишь рассердил его величество, то какой мне от этого прок?

– Меня послала к вам королева. Кабрера говорил с ними обоими, и её величество сегодня утром просила заверить вас, что дело скоро сдвинется с места. Столь долгая задержка вызвана лишь тем, что война в самом разгаре, да тут ещё король Франции добавил нам забот.

– Дьявол его побери.

– Это ещё не всё, – лицо казначея посуровело. – Торквемада требует принятия закона об изгнании всех евреев из Испании.

– Пусть сатана лично поджарит его на костре.

Сантанхель сжался в комок.

– Ш-ш-ш! Ради Бога! Людей сейчас сжигают и за куда меньшие прегрешения. Горячностью тут не поможешь. Терпение. Терпение – наше единственное оружие.

– Терпением я сыт по горло. Сколько же можно ещё терпеть!

Но потерпеть пришлось. Король и королева покинули Кордову, держа путь в Гранаду. Двор последовал за ними, Колон – за двором. Сначала в Севилью, потом – на зиму – в Саламанку, где Колон приобрёл нового и очень влиятельного друга – доминиканца Диего Десу, приора монастыря святого Эстебана, наставника юного принца Хуана. Неподдельный, искренний интерес Десы к его проекту оживил уже начавшие угасать надежды Колона. Своим авторитетом Деса поддержал тех друзей Колона, что по-прежнему уговаривали их величеств дать согласие на экспедицию в Индии. И возможно, добились бы своего, но вспыхнувший в Галисии мятеж заставил правителей Испании забыть обо всём другом.

В отчаянии от этой новой задержки, Колон заявил, что все легионы ада ополчились на него, чтобы не дать выполнить волю Господню.

И вот более года спустя после первой аудиенции у королевы, на которую возлагалось столько надежд, Колон вновь прибыл в Кордову. Все забыли о нём, и даже королева не удосужилась предложить ему прежнее место проживания, а он из гордости не стал напоминать о себе. По совету Сантанхеля снял комнату над мастерской портного Бенсабата на Калье Атаюд, самой узкой и кривой улочке города, славящегося узкими и кривыми улочками.

Король и королева, поглощённые подготовкой к решительному штурму Гранады, не могли уделить планам и мечтам мореплавателя ни единой минуты. В результате Колон всё ещё мерил шагами коридоры дворца, ожидая решения своей судьбы. Он, которым ещё недавно все восхищались, попал под прицел насмешников: придворные делились друг с другом стишками, в которых намерение Колона достичь востока через запад сравнивалось с возможностью попасть в рай через ад.

Один из таких стишков достиг ушей мессира Федерико Мочениго, венецианского посла при дворе их величеств королевы Кастильской и короля Арагонского. И хотя в Испании о Колоне вроде бы и думать забыли, в другом дворце сама мысль о возможности достичь востока через запад вызвала немалый переполох.

В далёкой Венеции возник опасный заговор, едва не положивший конец устремлениям Колона.

Глава V. Дож

Венеция того времени, находясь в зените славы и богатства, недавно прибавила к своим владениям Кипр – главный перевалочный пункт, а следовательно, приобрела монопольное право на торговлю между Западом и Востоком. Правил Венецией Агостино Барбариго, элегантный, весёлый, в чём-то даже легкомысленный. Но не эти качества характеризовали его как правителя, а трезвый, расчётливый ум и обострённое чувство патриотизма. Барбариго шёл на любые жертвы, по крайней мере если жертвовать приходилось кем-то ещё, ради сохранения могущества республики. С этой целью он внимательно следил за всем, что происходило при различных королевских дворах Европы, благо его агенты поставляли ему полную информацию.

Сообщение из Испании, полученное от мессира Мочениго, встревожило его светлость, поскольку перед ним вновь возникла проблема, которую однажды ему уже приходилось разрешать. Об этом-то он и думал, сидя со своим шурином Сильвестро Саразином, возглавлявшим наводящий на всех ужас Совет трёх, инквизицию Венецианской республики.

Они находились в одной из комнат дворца дожа, которую Барбариго превратил в личную гостиную. Это была роскошно обставленная комната с любовно подобранными картинами и другими произведениями искусства, на которых глаз мог отдохнуть после многотрудного дня.

Вот и сейчас Саразин, маленький толстячок с жёлтым, как у турка, лицом и двойным подбородком, разглядывал последнее приобретение Барбариго, картину, изображавшую купающуюся Диану.

– Если ты ищешь себе невесту с такими формами, я, пожалуй, начну завидовать тому, что ты – дож. Мадам Леда, я полагаю, – он вздохнул. – А Богу, естественно, придётся превращаться в лебедя.

– Это не Леда. Нет. Диана. Возжелав её, ты рискуешь стать вторым Актеоном. Даже если она пощадит тебя, тебе не избежать мести моей сестры.

– Ты переоцениваешь влияние вашей семьи, – насупился Саразин. – Виргиния – женщина благоразумная. Она не видит того, чего не следует.

– Бедняжка! Значит, ты обрёк её на вечную слепоту.

– Иди-ка ты к дьяволу, – беззлобно ответствовал Саразин.

Практически одногодки, лет сорока с небольшим, внешне они разительно отличались: толстяк Саразин выглядел на свой возраст. Светловолосый, стройный, высокий дож, разодетый в небесно-синий атлас, сохранял очарование юности. Он поднялся, постоял, засунув большие пальцы за золотой пояс, на его губах заиграла саркастическая улыбка.

– Интересно, как далеко заведёт тебя сладострастие? Мне тут сказали, что тебя видели в новом театре на Санти Джованни. Пристойно ли это государственному инквизитору?

Взгляд синих, вылезающих из орбит глаз Саразина впился в дожа.

– Тебе сказали? Кто же? Небось твои шпионы? Больше никто не мог узнать меня. Да, я не могу отказать себе в удовольствии ходить в этот театр. Но не могу и допустить, чтобы меня там видели. Поэтому появляюсь в плаще и маске. И не стоит меня в этом упрекать. Я хожу туда по долгу службы.

Саразин не лгал. Театр, который открыл Анджело Рудзанте, привлекал зрителей необычностью пьес и постановок. Назывался он Зал Лошади, Сала дель Кавальо, вероятно, потому, что располагался на маленькой площади, украшенной громадной конной статуей.

– Тебе не занимать усердия, когда работу можно совместить с удовольствием, – усмехнулся дож. – И что ты там увидел?

– Повода для неодобрения я не нашёл. Они играли несколько комедий, не хуже тех, что я видел во дворце патриарха. Есть у них канатоходец, от выступления которого замирает душа, восточный жонглёр, пожиратель огня и девушка, совсем как райская дева в представлении мусульман.

– Бедная моя обманутая сестра! И что делает она, эта дева из рая?

– Танцует сарабанду, заморский сарацинский танец, аккомпанируя себе какими-то трещотками, называемыми кастаньетами. Тоже, наверное, завезённые от мавров. Ещё она поёт под гитару, как соловей или одна из сирен, что завлекали Улисса.

Барбариго рассмеялся.

– Райская дева, соловей, сирена. Откуда взялось такое чудо?

– Мне сказали, из Испании. Песни у неё испанские, андалузские, кровь от них начинает быстрее бегать по жилам.

Весёлость дожа сняло как рукой.

– Из Испании? Ха! Как раз об Испании я и хотел с тобой поговорить. – Танцующей походкой он прошёлся к окну, вернулся обратно, пододвинул к себе стул. Сел. – Я получил из Испании тревожные новости.

Саразин весь подобрался.

– Насчёт Неаполя?

– Нет, нет, речь пойдёт о другом. Угроза эта ещё не определённа, но однажды она уже возникала. В Португалии два года назад. Тогда мне удалось подавить её. Пришлось изрядно потрудиться и заплатить кругленькую сумму. На этот раз, боюсь, деньги не помогут.

– Угроза, говоришь? – переспросил Саразин.

Барбариго положил ногу на ногу, чуть наклонился вперёд, упёршись локтем в колено.

– Шляется по свету один лигурийский авантюрист, сам знаешь, из лигурийца ничего путного выйти не может. Он утверждает, что может добраться до Индий западным путём.

На лице Саразина отразилось облегчение.

– Сумасшедший, – облегчение сменилось презрительной усмешкой. – Сказки всё это.

– Лигуриец утверждает, что у него есть карта, вычерченная самим Тосканелли из Флоренции, – добавил Барбариго.

– Тосканелли? – удивился Саразин. – Ба! Неужели Тосканелли в старости выжил из ума?

– О нет! Лучшего математика ещё не рождала земля. Он действительно нарисовал карту, основываясь на открытиях нашего Марко Поло и собственных математических расчётах. Карту эту вместе с письменными обоснованиями он послал этому бродяге-лигурийцу, Коломбо, Кристоферо Коломбо, в Португалию.

– Как ты всё это узнал? И с какой стати Тосканелли якшаться с бродягами?

– Этот Коломбо немало плавал по морям и преуспел в составлении карт. Как я понял из полученных мною донесений, Коломбо вбил себе в голову, что Индий можно достичь, плывя на запад, и обратился за советом к Тосканелли. Так уж вышло, что мечты лигурийца совпали с выкладками флорентийского математика. И Тосканелли снабдил лигурийца картой, гордый тем, что открытия можно делать, не выходя из кабинета, нисколько не задумываясь, сколько бед могут принести они в реальной жизни.

С этой картой Коломбо отправился к королеве Португалии. Имя и слава Тосканелли открыли ему двери королевского дворца. Король Жуан, покровительствующий мореплавателям, так как они принесли ему несметные богатства, созвал комиссию из людей, которым доверял. К счастью, как и все комиссии, эта не спешила с выводами. И мои агенты, державшие меня в курсе событий, успели в точности выполнить мои указания. Мы подкупили двух членов комиссии. Третьего, еврея, подкупить не удалось. Может, этот Коломбо тоже еврей. Не знаю. Во всяком случае, двумя голосами против одного предложение Коломбо отвергли, карту и письмо Тосканелли предали забвению.

Но недавно мне сообщили из Испании, что этот молодчик объявился вновь, изменил фамилию на испанский манер и называет себя Колон. Теперь он пытается добиться своего у владык Испании. Пока его успехи весьма ничтожны, потому что война с маврами отнимает всё время и деньги их величеств. Но едва падёт Гранада, он получит свой шанс. Многие влиятельные сановники с ним заодно, и Испания, возможно, предпримет попытку обогатиться за счёт заморских владений, как поступила ранее Португалия.

Дож замолчал, а Саразин всё не мог взять в толк, к чему тот клонит.

– Ну и что? Какое нам дело до обогащения Испании?

– То ли ты меня не понял, то ли уже забыл, с чего я начал. Коломбо предлагает открыть западный путь к Индиям. Если ему это удастся, что станет с богатством и могуществом Венеции, построенными и сохраняемыми нашей монополией на торговлю с Востоком, которая идёт через наши рынки?

Саразина аж передёрнуло.

– Помилуй нас Бог! – воскликнул он.

Барбариго встал.

– Ситуация тебе, стало быть, ясна. Каким же будет наше решение? Взятки на этот раз не помогут. Королева Изабелла очень умна, Фердинанд – очень расчётлив. Они или примут решение сами, или назначат комиссию, к членам которой подступиться я не смогу.

Глаза Саразина сузились.

– Есть простое решение. Люди, слава Богу, смертны. Ты сможешь подступиться к Коломбо. В подобных случаях цель оправдывает средства.

Но Дож покачал головой.

– Всё не так просто. Иначе я не стал бы колебаться. Человек этот – пустое место. Важны карта и письмо. Не попав к нам, они будут висеть над нами постоянной угрозой, в руках Коломбо или кого-либо ещё. Венеция будет в опасности, пока мы не заполучим их. В Португалии я попробовал разделаться с ним. Но мои агенты опростоволосились. Коломбо устроили засаду в Лиссабоне. Но он сумел отразить первые удары, а потом к нему подоспела поддержка. После этого он передал документы на хранение казначею. Я полагал, там они и остались, когда комиссия отвергла его предложение. Но он каким-то образом вновь заполучил их. И едва ли мы сможем отнять их у него силой.

Саразин задумался.

– Вынесем вопрос на Большой совет, – наконец изрёк он.

– Если я бессилен, то чем поможет Большой совет?

– Республика может купить его. У каждого человека есть цена.

– Было и такое. Коломбо выгнал моего человека. Этого и следовало ожидать. Если у тебя есть возможность открыть империю, этим можно поступиться, лишь получив империю взамен. Так что мерзавец знает себе цену.

Саразин нашёлся и здесь.

– Так перекупи его у Испании. Найди его, и пусть он откроет Индии для Венеции.

– А какая нам от этого будет выгода? По единожды проторённой дорожке устремится весь мир.

– А разве мы ничего не сможем приобрести в той империи, которую он грозится открыть?

– Я не могу полностью полагаться на его слова. То, что есть у нас сейчас, – это реальность, и мы не можем отказываться от неё ради призрачной мечты.

– Ну, тогда я сдаюсь. Больше мне предложить нечего.

– Мне, к сожалению, тоже, но мы должны найти выход и растоптать этого авантюриста. Подумай над этим. А пока, – он приложил палец к губам, – никому ни слова!

Глава VI. Ла Хитанилья

Театр, основанный Анджело Рудзанте в Сала дель Кавальо, процветал. Растущая популярность постепенно привела к тому, что чернь, поначалу заполнявшая театр, уступила место аристократии, и скоро на скамьях восседал цвет общества Венеции.