Коло Жизни. Зачин. Том первый
– Да, желаю, – немедля откликнулся Огнь, и лицо его стало белоснежным, будто под кожей потух осеняющий ее изнутри огонь. – Желаю взять удел девочки в свои руки.
– Седми, малецык мой, – весьма ласково протянул величание сына старший Рас все также лежащий неподвижно. – Тебя устраивает предложение Огня.
– Что ж я не стану противоречить малецыку Огню, но лишь в том случае, если таковой замысел одобрит наш Дажба, – уже менее распалено ответил Седми. – Пускай будет так, как решит наша милая кроха. Хотя я останусь при своем мнении, девочку стоит убрать. Не буду ничего говорить про мальчиков, паболдырей, они хоть и портят общий генофонд, но несут в себе искры Першего. Одначе, насчет девочки останусь при своем мнении.
– Я согласен с Седми, – поддержав брата, молвил Словута и мощная птица, замершая в полете в его удивительном венце нежданно резко сомкнула, а погодя разжала лапы, устремляя вперед свои острые когти. – Согласен девочку надо убрать. Не думаю, что надобно убирать мальчиков, клеток Першего. Но девочка здесь лишняя… во всех отношениях. Да и потом, ты малецык Огнь, вскоре отсюда отправишься в Ледный Голец, после будешь отдыхать… До этого ли тебе будет дитя?
Огнь сделал несколько шагов в направлении Дажбы, и, приблизившись к нему, бросил какой-то малозаметный взор понятный верно лишь ему одному.
– Девочка будет жить! – это сказал не Дажба у какового Огнь просил помощи, а Воитель, по-видимому, поступок Влады весьма расположил Бога к ней. – Ибо теперь в ней живет моя клетка.
Едва заметно затрепетали алые губы Небо прикрытые золотыми завитками усов, вроде Бог был недоволен услышанным.
– Да! – наконец вступил в молвь Дажба. – Я выступаю за замысел Огня, раз Земля в моем управлении днесь… как и в целом Галактика.
И тотчас взгляды младших Богов устремились на Дивного, сидевшего неподвижно, прикрывши очи, оставив лишь тонкую бирюзовую полосу света меж век.
– Мое мнение не раздельно связано с мнением Небо, – не торопко отозвался Дивный. – А брат уже сказал: «Лучшее – лучшему!». Так, что не зачем повторять. Девочка столь чисто сияет, что нет сомнений она-чудо… Нарождающееся чудо первой искры нашего Першего, каковое неможно уже уничтожить. Да и потом, в честь того, что мы нынче здесь собрались и столько потратили время решая простой человеческий удел… выступаю за ее жизнь, – точно высказываясь не просто за себя, но и за своего старшего брата, докончил Зиждитель.
– Огнь! Когда девочке исполнится семнадцать лет, возьмешь ее в женищу. И тем продлишь ее род, – закончил дуновением своего гласа Небо, погашая несогласный ропот, отозвавшийся в Седми и Словуте. – А ноне приглядывай за ней, потому как в девочке теперь клетка Воителя. А ты, Воитель. – Старший Рас перевел свой взор на среднего сына и кожа того на лице порывисто замерцала золотыми переливами. – Более не смей даровать людям свои клетки, ибо это лишает тебя сил, что нашей печище не надобно… Тем более не спросив на это позволения у меня, Дивного или Седми. Ты слишком молод, чтобы принимать такие решения.
– Я просто знал, что ты Небо не позволишь излечить девочку ни мне, ни Огню, – незамедлительно откликнулся Воитель, и еле зримо качнулось его тело, точно пронзенное недовольным взглядом отца.
– Девочку бы вылечили лисуны, каковые еще находятся на хуруле… – сухо отметил Небо и так как Воитель хотел было, что-то произнести, верно, вступаясь за Владелину, покачал головой, повелевая ему молчать. – Но если бы даже бесицы-трясавицы ей не помогли… Ты, Воитель, не имел право жертвовать своими силами… Повторюсь, раз ты не уяснил, такие вопросы решаем только мы с Дивным и Седми. Ни ты… ни кто иной из младших Расов. – Голос Зиждителя прозвучал столь строго, что всколыхнул не только русые волосы спящей девочки, но и кудри всех младших Богов. – Вы нам с Дивным и Седми все вельми дороги… Мы, старшие Расы, тратим всю свою мощь, чтобы вам было легче… и потому не разумно так поступать, дорогой мой малецык, – добавил теперь уже нежнее Небо, и Воитель не мешкая, малозаметно кивнул. – И тогда последнее… Выхованок, – то Бог обращался к духу, каковой все то время взволнованно крутил головой, вращая ее вокруг тела. – Как теперь нам поступить с тобой.
Дух тотчас прекратил вращать головой и резко согнув тело почти в середине изогнулся, изобразив таким образом поклон. У него судорожно сотряслись ноги и потому, чтобы не свалиться он уперся пальцами в пол.
– Недолжно было ступать против наших повелений Выхованок. Недолжно было, – продолжил сказывать и одновременно дышать Небо. И теперь без сомнения голос его стал набирать силу, вроде он собирался объявить приговор над виновным. – Недолжно было выполнять просьбу Димургов, без одобрения Зиждителя Дажбы, ибо ты был прислан служить ему. Однако. – И мощь голоса Небо вырвавшись из его уст набрала стремительность, да вдарившись об свод залы, судя по всему упорхнула в небеса. Отчего его голубизна малость поблекла, а может то уже просто наступила ночь, коя своей серостью заслонила тот насыщенный, чистый свет. – Ведая, что духи не в силах противостоять просьбам Богов, я тебя на время помилую! Сберегу твою суть вплоть… – Небо на миг смолк и шевельнул вытянутой вдоль тахты ногой, слегка качнув разутой длинной стопой с неестественно долгими, худосочными пальцами. – Вплоть до достижения Владелиной двадцать первого лета, по меркам Солнечной системы. Тогда, ровно в день ее рождения, ты рассеешься, чтоб не было повадно другим духам.
– А до тех пор, – проронил Огнь и по коже его, снизу вверх, пробежала тонкая рябь искорок, жаждущая поджечь все кругом себя и особенно облегающую тело золотую рубаху, едва прикрывающую колени. – До тех пор береги девочку, и чтобы больше ни один лишний волосок не упал с ее маленькой головки. Так как теперь удел ее в моих руках!
Выхованок торопливо крутнул головой, а в его голубых очах блеснул яркий свет, и было не понятно рад дух, что удел девочки теперь в руках Огня или грустит о словах Небо.
– И еще… – это Небо произнес совсем тихо, несомненно, утомившись от пережитых только, что треволнений за собственную печищу. – Откуда здесь взялся энжей?
– Он был изгнан из Выжгарта, как дикоман, – незамедлительно откликнулся Воитель, по-видимому, желая сгладить возникшую меж ними недомолвку. – С его болезненной необузданностью энжеи не смогли совладать, потому и изгнали. – Воитель провел указательным пальцем по широкому венцу, пролегающему по его голове и удерживающему волосы от колыхания, и единождым махом сменил на нем цвет с красного на синий. – Шудякор весьма расстроился узнав, что энжей напал на мальчиков, ибо у них в поселении он убил допрежь того, как его изгнали, пятерых своих собратьев.
Глава восьмая
Выхованок медленно спускался по лестнице, прижимая к себе Влада, вернее молвить, Владу. Девочка все еще спала. Она слышала, сквозь крепкий сон, иноредь отдельно различимые голоса и слова, сказанные Богами, но смысла самого разговора не уловила, как и не поняла, что с этого момента ее жизнь изменилась. Выхованок ступил с последней ступени каменной лестницы на площадь и остановился. Он неспешно повернул голову на сто восемьдесят градусов, и посмотрел на стоящего позади него подле завесы в капище Дажбу. Бог, пронеся Владелину чрез густые испарения преграждающие вход в ковчег, передал ее духу, и теперь подняв голову, глядел на малую каплеобразную крупинку, замершую в небесах и виденную лишь Зиждителями да девочкой.
Маленькая Владу очутившись на воздухе наконец-то глубоко вздохнула, потому как дотоль она дышала неприметно так, будто и не была живой. Да тотчас открыв глаза, порывисто закачала своими черными вздернутыми ресничками, а после прошептала:
– Вуечка, что случилось? Как Злат, Стогость, Брат?
– Много лучше, чем мы с тобой, лапушка, – чуть слышно проронил в ответ Выхованок. – Они живы, не тревожься за них. Почему, почему ты не убежал? – горестно вопросил он девочку и спустил ее вниз, как она того попросила.
Владелина, ступив на каменное полотно площади, тягостно покачнулась, подобно хворому человеку, какового долгие дни мучил жар, а после, сделав малый шаг вперед, слегка перекосила лицо.
– Боль скоро иссякнет, – долетел сверху неспешно молвленный глас Дажбы. – Стоит сделать тебе, Владелина, пару шагов.
Девочка стремительно повернулась, и, увидев себя подле лестницы, и Бога в ее завершие, обок клубящейся завесы, за оной как ей, казалось, прятался тот самый манящий, далекий зов, струящийся из черного марева неба, округлив свои глазенки, надрывно поспрашала:
– Я, что был там? Там в ковчеге? – и враз ощутила невыразимую пустоту внутри головы от столь желанной, но так нелепо осуществившейся мечты.
– Да, – негромко молвил Выхованок. – Ты была там, но лучше того бы и не было никогда, – последние слова дух, по-видимому, не сказал, а лишь дохнул оттого отроковица их и не услышала.
Она все еще недвижно стояла ощущая внутри горечь оттого, что попав в ковчег не смогла узреть неба, напоминающее ночное, одначе, несомненно, иное… более безмерное и одновременного близкое, родное. Совсем чуть-чуть девочка глядела на Бога, а после внезапно тягостно содрогнулась, оно как, переведя взор, увидела в полупрозрачном, округлом теле Выхованка, возле правой руки здоровущую с кулак сквозную дыренцию, чрез каковую теперь легко просматривалась устремляющаяся вверх широкая каменная лестница.
– Что это? – взволнованно вскликнула отроковица, и, подняв ручонку, указала пальчиком на сквозное отверстие. – Вуечка! Это пакостное создание тебя ранило?
Глаза Выхованка, как допрежь того очи девочки, округлились заняв почти все пространство так называемого лица и в них крутнулись яркие спирали синего света.
– Что ты, – встревожено протянул дух. – Разве можно так говорить на Богов.
– Богов? – теперь голос Влады звучал изумленно. Она вскинула вверх свои угловатые плечики, пожимая ими, и добавила, – не знала я, что эвонто волосатое существо, напавшее на нас, есть Бог.
– Ах, ты про энжея, – успокаивая свое трепещущее естество, вроде подверженное дуновению ветра, откликнулся дух, и, ухватив юницу за локоток, да резво повертавшись, повлек за собой. – Пойдем, – досказал он. – Пойдем лапушка, Боги велели тебе отдохнуть после всего, что ты пережил.
Девочка безвольно дернулась вслед за духом, однако все ж обернулась и бросила прощальный взгляд на ковчег и утопающего в дымчатой завесе проема Дажбу, словно завидуя тому, что он может зреть те дали небес и находить в них успокоение.
К неширокому жилищу Выхованка, четырехстенному, двухскатному с бревенчатым залобком, были прирублены слегка выступающие вперед узкие сени, в каковых стояли большие да малые ведра, бочонки и всякий мало-мальский надобный скраб. Короткая подстать росту духа дверь, открывающаяся наружу, вела в одну комнату, в стенах которой располагались четыре узких окна. Два напротив двери и по одному более широкому на каждой из стыковых стен. Слева от двери за узкой матерчатой завесой ограждающей квадратом угол избы находилась куть, проще говоря, кухня. С таким же узким столом, полками на которых поместились чугунки, мисы да какие-то маханькие бочкары с травами. Саму снедь готовили на дворе, в нарочно приспособленной под навесом для того каменной печурке. Оно как климат в поселении в течении лето был сравнительно жарким. С другой стороны от двери стояла широкая деревянная кровать на оной почивали Влад, Злат и иноредь Брат. Супротив двери широкий массивный стол на полозьях, чтоб легко передвинуть и две переносимые лавки. Помимо тех узких лавок, повдоль стены были укреплены более широкие. Они проходили углом начинаясь от кути, и, завершались под одним из окон противоположной выходу стены, на них почивали Стогость, Миронег и Ратша. Подле ложа располагался здоровущий деревянный рундук с крышкой на навесах, где вуй хранил вещи ребятишек. На рундуке стоял полный воды ушат, а невысоко над ним в стене находился укрепленный, многолепестковый металлический светец со вставленными в него несколькими лучинами, тонкими длинными щепами сухого дерева.
Выхованок и, все поколь покачивающаяся, Влада войдя в избу, узрели, молча, сидящих около стола иных членов своей семьи. На дворе уже посмурело, отправившийся на покой только сейчас день угасал, а вместе с ним закатилось за горизонт солнце, покуда зарясь на поселение краешком своего коловидного тела, потому в избе уже стемнело, впрочем, горящие лучины озаряли ее бледно-желтоватым светом. Дух, ступив ближе к столу, выпустил руку девочки и весьма сердито дохнул на замерших мальчишек:
– Почему, почему вы нынче струсили?.. и бросили Владу одну?.. Одну с энжеем, каковой мог его убить, если бы не Боги! Зайцы, дубины, пакости все вы… все… все!..
Дух не просто выдыхал те слова, он их выплескивал с такой силой и гневливостью, что они ударялись об лица мальчишек, подобно звонким пощечинам. И не только щеки виноватых, но и не виновных ребят зарделись, запылали краснотой, а в глазах выступили слезы. Отроки, плотно сжав губенки, не смея отвести взгляда от лица Выхованка, молча, сносили побои, а дух меж тем все также гневливо ронял слова и пощечины:
– Дубины, зайцы, пакости из-за вашей трусости Влада! мой Владу чуть не погиб! Трусы, зайцы, дубины, пакости! – Не унимался Выхованок, попеременно величая Владелину то мальчиком, то девочкой. – Почему убежали? Надобно было схватить палку и отбить мою лапушку! Почему лишь Владу показал свою храбрость, выручая вас, почему не убежал, а ведь мог.
Дух нежданно смолк, голова его наново крутнулась, свершив полный оборот, руки упали вдоль тела и он вроде тряпичной куклы, кою творил для своих ребятишек согнулся, кажется, коснувшись полупрозрачными лицом ушата с водой.
– Вуечка! – пронзительно вскликнула Влада, и, подскочив к Выхованку, уткнулась головой в его изогнувшееся тельце и в миг точно осевшие книзу ноги. – Прости, прости их и меня!.. Прости, не серчай! Прошу не серчай на нас!..
Дух также стремительно испрямился и враз став выше на голову, повернувшись к девочке, прижал к себе ее вздрагивающее тельце и уже менее гневливо и тише молвил:
– Нет! Нет Владу, ты ни в чем не виноват. Лишь они, трусливые зайцы. – И Выхованок лучистостью света выпорхнувшего из очей ослепил сидящих мальчиков. – Ступайте все спать! И на лавки… на лавки! На ложе почивать будет теперь только Владу.
– Нет… – прошептала юница и чуть слышно всхлипнула, подавляя в себе, желающие выскочить слезы.
– Так велел Зиждитель Огнь, – торопливо пояснил Выхованок, словно страшась, что по его вине заплачет столь дорогое ему дитя. – Не я, а Зиждитель Огнь. Он запретил иным мальчикам спать подле тебя. Они того не заслуживают, – проронил он мгновения погодя, верно, добавив это от себя.
– Зиждитель Огнь? – взволнованно переспросила отроковица, ощущая внутри себя неуемное желание видеть Расов и еще большее мечтание, также почасту возникающее, прикоснуться к ним.
Владелина немного отступила назад от духа и уставилась в его голубые глаза, своими и вовсе в не яркости света кажущимися почти карими очами, словно жаждая заглянуть в саму его суть.
– Да… днесь, – чуть зримо колыхнув телом, откликнулся Выхованок. – Днесь эти поганцы, дубины улягутся и я все!.. Все тебе расскажу моя лапушка, все!..
А поганцы уже спешно раскатывали на лавках узкие тюфяки набитые соломой. Стелили тонкие льняные простыни, укладывали небольшие набитые пухом подушки и торопко поснимав с себя дневные рубахи и поршни, улеглись почивать, укрывшись лоскутно-тканевыми одеялами. Одначе, так как ноне на лавках спали не три, а пять ребятишек, то место значительно уменьшилось и неким из них даже пришлось поджать ноги… и прикрыть голову одеялом, абы схорониться от гнева духа.
– Им тесно, – жалостливо оглядев товарищей, сказала Влада.
– Ничего, ничего, поспят… Это продлится недолго, завтра им будет просторнее спать, – тотчас отозвался Выхованок и придерживая девочку за плечо повел ее к большущему ложу, на оном с этих пор она должна будет почивать одна. – А покуда… – и дух негодующе блеснул очами, в сторону зашевелившегося и выглянувшего из-под одеяла Миронега. – Пущай так поспят, в наказание за свою трусость.
– Пусть нынче спят со мной, – вопрошающе протянула Владелина, зная, что столь трепетному колыханию ее голоса вуй не разу не отказывал. – А завтра, – дополнила она, чуя, что коли испросит то у Выхованка нынче, на утро, он перестав гневаться все оставит как прежде. – Будет, как велишь ты.
– Нет! Нет! – Впервые отказывая просьбе отроковицы, отозвался вуй. Однако узрев как порывчато дернулись губы Владу, пояснил, – не я… Не я, а Зиждитель Огнь так повелел… Я не могу нарушить его волю. Я и так уже наказан из-за просьбы Димургов… теперь не посмею. И не проси лапушка, не проси, – едва слышно дохнул Выхованок, и принялся снимать с девочки рубаху и развязывать поршни.
– Вуечка! – оглядывая снятую рубаху и свое тело, произнесла негромко отроковица. – А где повязка, – и указывая на неприкрытые бедра, пожала вздернутыми кверху худенькими плечиками, кособоко выпирающими угловатым навершием костей. – И рубаха… рубаха, где моя красная… пошто на мне надевана эта? Я ж утром уходил в красной.
– Она порвалась и Батанушко принес тебе рубаху своих вскормленников, – ответил дух и суматошливо крутнув головой, обозрел зараз весь дом и почивающих ребятишек. А углядев перекосившееся на сторону от удивления лицо юницы, дополнил, – так Зиждитель Дажба велел. Велел Батанушке принести тебе одежу, он и принес.
– Надеюсь, эта рубаха не Граба, – протянула Влада.
Девочка торопливо подняла вверх руки, чтоб духу было удобнее повязать на ее стане льняную, белую повязку и скрыть то, чем она так отличалась от иных ребятишек поселения.
– Нет не Граба, – благодушно протянул Выхованок, успокаивая свою любимицу и надел на нее ночную рубаху.
Владелина сдернула на сторону легкое одеяло и полезла на ложе. Она положила голову на подушку и устало потянулась, распрямляя ручки и ножки. А дух согнув нижние конечности в том месте, где должны были у него иметься коленки, значимо уменьшился в росте, таким образом, что голова его слегка нависла над юницей. Он протянул длинные руки, заботливо прикрыл ребенка одеяльцем, и весьма медлительно обвел взором свою избенку, примечая крепко почивающих мальцов, раскидавших и сложивших ноги на подушки соседей. Лишь засим вновь воззрившись на девочку, также сомкнувшую очи, дух ласково протянул:
– Лапушка, открой глазки.
– Вуй! Может завтра… я так устал, – отворяя очи и плюхая ресницами, отозвалась юница да махонисто зевнула. – И у меня все еще гудит голова, и, кажется, что рот потянули в сторону.
– Это пройдет, пройдет, – молвил Выхованок, нежно проведя пальцами по щеке и подбородку своего пестуна. – Но поговорить мне надобно с тобой сегодня. Потому как завтра у нас в семье кое-что изменится.
– Ты про то, что Злат и Брат не будут со мной более спать? – вопросила отроковица и уже более заинтересованно зашевелилась на ложе.
– Не только про это… – еле слышно выдохнул Выхованок и малеша помедлил, точно набираясь храбрости. – Я хочу тебе кое-что поведать. Так велели Зиждитель Огнь и Зиждитель Дажба… Боги… Боги так велели. – Многажды раз прерываясь принялся пояснять дух, поглаживая девочку по волосам и тем самым ее успокаивая. – Боги велели, чтобы ты осталась жить в нашей избе только со мной. Завтра мальчики уйдут из нашей семьи, в семью Батанушки. – Глаза юницы махом увеличившись, взволнованно остекленели, рот широко открылся, и она чуть слышно простонала. – Посмотри, посмотри мне в очи, не отворачивая своего взора. Позволь тебе это показать, – прошептал дух.
Отроковица малозаметно кивнула и тотчас глаза Выхованка ярко засветились и в той чарующей глубине появились нитевидные лучи, густо запылавшие черно-синим светом. Они, враз спиралевидно свернувшись, закрутились в одном направлении, и маленькая девочка увидела широкую комнату с белыми стенами и высоким потолком, уходящим и словно теряющимся в какой-то незримой дали. Гладкие, стеклянные стены колыхая, испускали из себя блеклый желтоватый свет. Посредине той то ли округлой, то ли овальной комнаты поместилось чудное устройство. В навершие одной высокой ножки, прозрачной и единожды переливающейся малыми разноцветными искорками, находилась большущая половинка яичной скорлупы, с тонкими не шире пальца стенками, и весьма ровными краями.
– Отец будет недоволен нами, Воитель, – прозвучал раскатисто голос Дажбы, наполнивший не только саму комнату, но и ее необычный свод.
– Он будет недоволен мной… ни тобой, ни Огнем… чьи силы останутся не тронутыми, а лишь мной, – прозвучал басистый глас Воителя. – Если я не приложусь к мальчику днесь, он умрет вмале. Выхованок его не выходит, у него нет таких способностей, да и вряд ли успеет. Владелин очень пострадал, погляди голова, лицо, рука, нога… и в целом тело. Его могут спасти токмо дочери Седми, аль бесицы-трясавицы, но первых тут нет, а до вторых мы вряд ли успеем его доставить. Потому либо я, либо мальчик умрет… Мы не сможем переместить его на твое космическое судно, на хурул, поверь мне, мой милый малецык, просто не успеем… Он не перенесет еще одного перемещения в пространстве, даже если это сделаю я. Однако после того, что он сегодня свершил, я хочу, чтобы он жил! Хочу, чтобы жил! И для того сделаю все!
– Отец все равно будет недоволен, – сызнова проронил Дажба и ощущалось исходящая от Бога неуверенность.
– Дажба, покуда нет Небо и Дивного, у нас есть возможность спасти мальчика… – произнес Воитель и нетерпение в его голосе увеличилось, точно он был не в силах сносить наблюдаемые им страдания ребенка. – Неужели ты позволишь ему умереть. Если мальчику не помочь сейчас, он вмале умрет. Посмотри он захлебывается кровью… едва дышит, бедное дитя. Вне сомнений у него пострадали внутренние органы. А Небо… Небо, это не Перший, он ни за что, уж поверь ты мне, не позволит ему помочь, тем паче приложиться.
Боги смолкли, и тогда послышалось надрывистое стенание маленького существа, искалеченного и тяжкое с тихим посвистом его дыхание.
– Выхованок положи Владелина в кувшинку и раздень его, – наконец сказал Дажба, обращаясь к замершему духу, сжимающему в руках окровавленное тело своего вскормленника. – Выхованок, ты, словно не слышишь меня… Что я тебе велел, – голос Бога, многократно увеличившись, волной ударился о прозрачное тело духа и вызвал легкое его трепыхание.
Дух, нежно прижимая к себе Владу обряженную в красную, местами разорванную и залитую кровью рубашку, торопливо подступил к половинке скорлупки. Еще мгновение он точно раздумывал, а после, однозначно решившись, положил в ложбинку скорлупки ребенка, и спешно снял с него оборванную рубаху, поршни и повязку прикрывающую бедра. И немедля оголилась изломанная правая рука, кость которая в нескольких местах прорезала плоть и теперь зарилась острыми своими краями. Свернутой на сторону смотрелась правая ступня, будто оторвавшаяся от всей остальной ноги, пузатились в правом боку поломанные ребра, чуть зримо прорезавшие кожу, и неестественной формы была вывернутая на бок нижняя челюсть. Дажба сделал шаг вперед и навис своим высоким телом над устройством чуть слышно дохнув:
– Вот те на… Владелин не мальчик.
– Как не мальчик? – послышался изумленный бас Воителя.
Бог ступил вперед, и тем движением вытолкнул с дотоль занятого места духа, который суетливо склонился, и, предусмотрительно скоро на четырех конечностях миновав ножку устройства, оказался с иной стороны кувшинки. По-видимому, Воитель засмеялся, оно как внезапно комната с высоким, бездонным сводом затряслась и где-то там в ярчайшей, белой ее вышине лучисто блеснула серебряная полоса.
– Девочка, – голос Воителя многажды умягчился. – Теперь понятно, почему Выхованок тебе, мой драгоценный, его… вернее ее не отдавал.
– Как же так… девочка, – совсем тихо молвил Дажба, и, повернув голову, посмотрел блеснувшими удивлением голубыми очами на старшего брата. – Что скажет Отец?
– Услышим, это погодя, – отметил весьма бодро Воитель. – А покуда, Отцов нет! я подарю ей свою клетку… За ее беспримерную отвагу и сияющую искорку.
И Бог протянул вперед свою руку, широко расставил пальцы над израненным и каким-то словно исхудавшим тельцем девочки. На миг в комнате наступила тишина такая, что послышалось, как надсадно вздрагивает своим маленьким телом потерявшая сознание Владелина оказавшаяся девочкой, а не мальчиком, как о том думали все кругом. Рука Воителя широколадонная с тонкими, длинными пальцами, охваченная сверху бело-золотой кожей и зримыми чрез нее оранжевыми паутинными кровеносными сосудами, ажурными нитями кумачовых мышц и жилок, внезапно покачнулась. Затрепетало под ней золотое сияние, а по оранжевым сосудам пробежала стремительной волной юшка. Она, будто отхлынула от оголенного плеча Бога, верно вынырнув с под белой рубахи, и достигнув кончиков пальцев замерла. И тогда весьма лучисто озарилась сама кисть, проступила, точно лишившись кожи и плоти, смаглая кость с мельчайшими вкраплениями в ней насыщенного цвета огненных брызг. Те манюсенькие искорки враз блеснули своей светозарностью, теперь осенив и лежащую в половинке скорлупки Владу. Еще мгновение, и одна из огненных брызг отпрянув от кости, притулилась на тонкую кожу длани, просочившись сквозь теперь явственно проступившую медно-желтоватую плоть, да вмале сорвавшись с нее, направила свой полет к ребенку. По мере ее движения к скорлупке, из ровных граней последней единожды вылезли мельчайшие, округлые крохи, оные принялись, набухая, выбрасывать из себя нитевидную поросль света. Тончайшие волоконца незамедлительно начали переплетаться меж собой, образовывая нечто похожее на полотно пухового платка. Вскоре огненная искра, дарованная Воителем, упала на тельце Влады, и одновременно ажурные волоконца сочленившись, свили над скорлупкой непроходимую сеть. Она неспешно опустилась своей тончайшей серединой вниз и едва коснулась ребенка, а после также медлительно воспарила кверху. Закачалась ажурная сеть то погружаясь вниз, то сызнова взмывая вверх… туда-сюда… вниз-верх… туда-сюда, вроде раскачиваясь. Полотно наново приподнялось ввысь, да только на этот раз весьма высоко так, точно желая сформировать иную половинку сколотого яйца, да немедля замерло… то ли окаменев, то ли лишь застыв. Еще морг той неподвижности, и тончайшее, ажурное убранство вздрогнуло, али сие вже качнулось образовавшееся яйцо с вытянутой формой в одном конце и соответственно тупом в противоположном. И также резко, переплетенные нити излучили из себя еще более тонкие волоконца, которые слившись с соседними воедино сформировали общую поверхность скорлупы полного яйца, по цвету едва желтоватого. Засим яйцо сотряслось и выпустило из своих желто-прозрачных стен густой, белый белок, в каковом, колыхаясь, поплыл ребенок. Ярко-красный изгибающийся тонкий змеевидный отросток выполз из верхней стенки яйца и своим заостренным кончиком вонзился в живот девочки, как раз в то самое место, где у нее небольшим углублением поместился пупок. Влада широко открыла рот и глаза, раскинула в стороны руки так, что они коснулись стенок кувшинки, и закачалась вправо-влево, словно желток плавно плавающий в белке в серединке яйца.