Высокие отношения

– Добро пожаловать в «Русалку», дорогой гость!

От ее голоса у Лукаса встало все. Начиная от волос на затылке.

– И вам здрасьте, – смущенно прохрипел Изморозь, – я, тут, это… Ну, зашел…

В свои двадцать пять с чем-то девственностью Лукас не страдал. Баб было много. Всяких разных. И крестьянки, и горожанки, и студентки. Даже одна дворянка была. Правда, случайно, и она напилась до бесчувствия. Облевалась потом – он еще с похмелья мучался совестью – нечто так плохо еб? И шлюхи были, как иначе? Трудно жить на дне и не пачкаться в иле. Только все они были лет на десять старше, с отвисшими грудями, рыхлыми жопами, в которых проваливаются пальцы…

А тут… Или это продолжение того смущения, что квадранс назад остановило в растерянности и беспомощности на перекрестке? Точно! Все из-за сволочного извозчика!

– Все мы прекрасно понимаем, зачем ты здесь, дорогой гость! – проговорила Русалка. – С другими целями сюда никто не приходит. Пойдем наверх, к чему эти разговоры у порога? Там все и обговорим. Ты у нас первый раз, не так ли? Иначе бы запомнила твой мужественный профиль…

– Пойдем, да. И все обговорим, – повторил Изморозь, будто завороженный. Впрочем, кто бы устоял при виде роскошнейших ягодиц, так и гуляющих под тесным платьем?!

Руки сами потянулись ухватить. Но Русалка, почуяв неладное, обернулась, погрозила с улыбкой пальцем.

– Простите, простите! – совершенно неискренне извинился Лукас.

*****

Лестница привела на второй этаж. Изморозь ожидал увидеть длинный коридор с парой десятков дверей. Бегают кругом полураздетые девки, тряся сиськами. За ними бегают пьяные мужчины, тряся, соответственно, письками. Вокруг ревут песни, кто-то блюет в углу…

Но всего лишь круглая площадка, шага в четыре, в диаметре. Две двери. Высокие, выше Лукаса на пару голов – с запасом сооружали – чтобы и на коне заезжать при желании! Резное дерево, снова привычная уже, начищенная до блеска бронза.

Изморозь ощутил, как по хребту течет тонкая струйка трусливого пота. Сейчас как обернется синеволосая, как улыбнется ласково… И назовет цену. Запредельную. А сбежать не хватит ни смелости, ни трусости.

И хорошо, если дело кончится банальным, хоть и обидным пинком в жопу – катись, мол, нищебродина позорная! Наворуешь, приходи! А если решат к делу приспособить? Беспокойство отрабатывать? Знаем мы этих чистеньких! У них головенка-то едет, только Панктократор ухает восторженно! То бритвами машут, то еще что… Вон, одного поймали в прошлом году, на Юге – обряжался в гиенью шкуру, да по лесам голышом бегал, мудями тряс. Ну и жрал кого ловил. Пока муди не отрезали под корень – попался на свою беду паре наемников на ножи. Те шкуры не испугались!

Русалка толкнула ближайшую дверь, поманила.

Комната так и дышала богатством. В каждом углу по дюжине свечей, палисандровый паркет (хоть и потрескавшийся местами, справедливости ради), огромные зеркала во весь рост… Огромный диван, застеленный свежим, хрустящим на вид бельем.

Стены оклеены темно-синим, почти черным шелком. Прямо на ткани, какой-то хитрой краской, словно бы изнутри светящейся, нарисованы во множестве вариантов совокупляющиеся люди. Мужчины с женщинами, мужчины с двумя женщинами, женщины с женщинами…

Нечто подобное, куда хуже нарисованное, Лукас видел в портовом борделе на Островах. Там, возле каждой сценки были еще подписаны цены в нескольких монетных системах. Для тех, кто плохо понимает человеческую речь. Здесь же к чему? Горцы заходят? Вряд ли, ни одного рисунка с овцой…

Утесом громоздился камин. Сейчас, по причине теплой осени, не горящий. Маленький умывальник в углу. Два высоких стрельчатых окна, с широкими подоконниками. На подоконниках – маленькие подушечки. Для удобства, похоже… окна выходили в сад. Лукас застыл перед одним, пытаясь рассмотреть. Но из-за яркого света за спиной он видел только очертания деревьев…

Русалка присела на уголок дивана, похлопала ладонью рядом с собой.

– Присаживайся. К чему смотреть в окно, когда начинается разговор о самом интересном?

– Сколько? – оторвался Лукас от окна, внутренне сжимаясь.

– Грош в час, пять грошей вся ночь.

– Тут ночи-то, – пробурчал Изморозь. Цены, конечно, прямо таки ух! Полгроша «ночному», грош-другой здесь, еще «полгроша» на дорогу обратно… И не считая бездарно пролитого пива! Знал бы что так все выйдет, заперся бы в сортире, да вспомнил какую девку поприятнее! – Еще пару часов и рассветет!

– Значит, ночь до полудня тебя не устраивает? – усмехнулась Русалка.

– Хорошая ночь, – прикинул Изморозь, – в другой раз я бы рискнул. Но, боюсь, не справлюсь.

– День был трудным? – спросила синеволосая, наклонившись к клиенту. Грудь почти вывалилась из платья.

– И ночь нелегкой, – дыша в сторону, признался Лукас.

– На пару часов?

– А давай!

Лукас выудил кошель из кармана, сунул руку…

На ладони лежали медяки.

– Чтоб тебя! – выругался Изморозь. Кошель с серебром остался в «Башмаке», под половицей, в комнатке на конюшне.

– Что-то не так? – подняла бровь хозяйка.

– Нет, все так, – ответил Лукас, – просто перепутал. Или забыл. Не знаю даже, что точнее.

Изморозь расстегнул свой пояс – хороший, боевой, пол живота защищает от нежданного удара. Дернул за неприметную ниточку у застежки, распарывая один из тайничков. Мерк свежей чеканки. Еще не истерся, гуляя по жадным пальцам и глубоким карманам.

– Ого… – Русалка облизала губы. Язык у нее длинный, розовый – совершенно не идущий ни к волосам, ни к платью. Юной пастушке подошел бы скорее… Но хоть видно, что живой человек, а не нелюдь колдовская, для погубления мужескаго полу выведенная коварной ведьмою! – Ты меня прямо удивляешь, дорогой друг!

– Да уж, недешевый… – Лукас протянул золотой с огромным душевным напряжением.

– Не беспокойся о сдаче, принесу до последнего медяка. Мы, сиверцы, не обманываем своих.

– А свои для вас те, у кого водятся деньги?

– Ты умен! – улыбнулась Русалка. – Впрочем, к чему пустые разговоры? Посиди, посмотри. Когда вернусь, скажешь, которая понравилась больше. Света сейчас станет меньше. Или ты любишь видеть все?

Лукас пожал плечами. Ему хотелось трахаться и пить. Наличие или отсутствие освещения волновало в последнюю очередь.

Русалка упорхнула, позволив еще немного насладиться зрелищем своей задницы. Свечи, действительно, начали гаснуть. Осталась гореть одна из трех.

Лукас поднялся с дивана, снова плюхнулся на него, чувствуя, как неохотно прогибаются пружины. Попадется жируха, еще раздавит! Хотя, в таком месте и жируха? И за такие, бесы подери, деньги?!

На лестнице раздались легкие, почти невесомые шаги…

*****

Дверь, незакрытая хозяйкой, чуть приоткрылась. В комнату вошла, вернее, впорхнула светловолосая невысокая девушка в тончайшем платье – яркий свет из-за спины обрисовал фигуру до мельчайших подробностей. Девушка повернулась, давая возможность рассмотреть себя со всех сторон.

– Сьюзи, – прошептала она и тут же выскочила из комнаты, только подол взлетел. Лукасу Сьюзи весьма понравилась! Он таких вот всегда любил, аккуратненьких, но грациозных. И этакая невинность, что ли, мелькнула.

Следом заскочила следующая. В таком же платье, похоже, бывшем тут рабочей одеждой. На этот раз, темноволосая, почти брюнетка. Повыше, поухватистее – ткань на груди вот-вот лопнет!

– Маттэ! – шепнула она и вышла. Без ненужной суеты предыдущей.

Третей Лукас ждал рыженькую пышку – логика устроителей читалась влет!

Но угадал только цвет. Огненно-рыжая, словно фенек.

– Лисси! – ага, и имя под стать. Явно ненастоящее. Зато никак не пышка, очень даже стройненькая. Чем-то неуловимо напоминающая Марселин…

Лукас сместил рыжую на первое место.

Интересно, какой будет четвертая?..

Она оказалась с очень темной кожей и копной косичек, торчащих во все стороны. Мулатка?! И здесь?! Тоже стройная, очень фигуристая…

– Стефи, – лукаво улыбнулась она ошалевшему Лукасу. Зубы показались нереально белоснежными на фоне почти черных губ. Интересно, как будет выглядеть член в их обрамлении?..

Четвертая так же быстро покинула комнату, оставив Изморозь в совершенно расстроенных чувствах, прислушивающимся к стуку множества молоточков в висках и тяжелому стуку в груди…

– Так какую тебе хочется сильнее, мой дорогой друг? – Русалка бесшумно оказалась напротив Лукаса. Точно, волшебство!

– Даже не знаю, – признался Изморозь. – Наверное, тебя. Но ты-то явно стоишь дороже.

– Намного, – кивнула Русалка. Ситуация ее явно развлекала, – но если не я, то кто?

– Если Стефи, то это будет дороже?

– С чего бы цене меняться? У нас твердая такса, согласованная в магистрате, и у господина Фуррета.

– Ну она же… – Лукас не смог подобрать нужных слов, поэтому лишь неопределенно помахал.

– У нее не поперек, – хихикнула Русалка, прикрыв рот непонятно откуда взявшимся веером. Над тканью блеснули смеющиеся глаза. – Жди, сейчас девушка придет. Ей захватить пива или вина?

– Лучше просто воды, если это не запрещено магистратом и господином Фурретом.

– Нет, магистрат только за. Алкоголь толкает на всякие глупости.

Русалка вдруг подмигнула:

– Просто воды?.. Ты мне нравишься все больше и больше, дорогой гость!

Стефи не заставила себя долго ждать. Дверь она толкнула задом – руки заняты подносом с двумя кувшинами.

– Один с пивом, один с водой. Хозяйка сказала, что ты отказался от вина. Обычно мужчины пьют вино, когда трахаются.

Девушка поставила поднос на крохотный столик возле дивана, закрыла дверь на щеколду – та клацнула, будто взведенный затвор цагры [тяжелый боевой арбалет]. Шагнула поближе к Лукасу, который так и сидел на диване. Закружилась по комнате, в неком подобии танца.

Изморозь встал, подшагнул к ней. Крепко схватил за тугой зад, сминая ткань:

– Раздевайся, девочка. Пока не сорвал. Будет жалко, оно красивое.

– А я красивая? – очень серьезно спросила Стефи, стягивая платье через голову. На шлюхе остался только невесомый поясок из дюжины ниток разноцветного бисера на бедрах. Да еще две зеркально-одинаковые татуировки, спускающиеся от ключиц к грудям. Непонятный орнамент, весь изломанный четкими жесткими линиями, совершенно не идущими к прочей ее округлой женственности.

Стефи взвесила груди на ладонях, показала мужчине язык

– Да, ты очень красивая…

Лукас начал стягивать с себя одежду, путаясь в штанинах и рукавах. Чуть не упал.

Стефи наблюдала с многообещающей улыбкой. Какие же у нее глаза…

Наконец Изморозь справился с гардеробом, встал совершенно голым перед девушкой. Стефи внимательно посмотрела на Лукаса, погладила вздыбившися член.

– Ого, а ты большой!

– А хули ж ты хотела?! – прохрипел он.

Схватил девушку за талию, бросил на диван, навалился сверху. Стефи цепко ухватила его за член, направила туда, где мокро и горячо…

– А ты плохой парень, – жарко дохнула ему в ухо, быстрым язычком пробежала по шее…

В жизни Лукаса как только не называли: и говном, и мудаком, и сволочью, и ебанным подонком. А вот плохим парнем, да еще в такой ситуации… Никогда!

Изморозь дернулся пару раз и кончил.

– Тьфу, ты, пакость какая…

– Ого! – радостно прощебетала Стефи. – Как ты меня сильно хотел!

Лукас не успел толком отдышаться, как девушка змеей выбралась из-под него.

– Перевернись и не думай ни о чем. Тебе еще меня трахать, плохой парень!

Горячий рот охватил опавший вроде бы член. Язык начал работу…

Лукас смотрел на двигающийся затылок. Понемногу возвращалось желание, а за ним и возможность. Стефи это тоже ощутила – ей-то вообще не сложно заметить! Девушка подняла взгляд, улыбнулась Изморози, поднялась и, не спеша села на него. Стефи ритмично двигалась сверху. Стонала, закидывала голову, заставляя грудь казаться еще больше… Лукас обхватил ее за бедра. Занятно! Кожа другая не только на цвет, но и на ощупь. Не сказать, что неприятная. Наоборот! Но не как у людей! Чуть плотнее, что-ли?… И запах! К запаху чисто вымытой и очень возбужденной женщины примешивался какой-то иной аромат…

Перед глазами прыгали небольшие, но очень аккуратные и красивые груди. Соски как смородинки. Мелкие и черные.

Веса в девушке почти и не было, но почему-то вспомнился некстати, гимн Пантократору, в этих краях, скорее всего, неизвестный:

Неси же бремя человека

Среди племен чужих

Без устали работай

Для страждущих людей -

Наполовину бесов,

Настолько же детей.

Лукас гладил девушку по спине, бокам, гладкому животику, постоянно натыкаясь на бисерный поясок. Защелкнутый на крохотный замочек на пояснице. Поясок раздражал. Лукас как-то привык, если уж ласкать, так везде, не сбиваясь на звякающее украшение.

– Сними.

– Не могу, – мотнула головой Стефи, – потом… не… застегнуть… рассыпется!

– И хрен с ним, раз так…

Лукас откинулся на подушку. Они со шлюхой отражались на потолке, выложенном кусками зеркал. Изморозь засмотрелся. Двойное удовольствие! И смотришь, и участвуешь!

Впрочем, даже это не отвлекало от жажды… Во рту с каждым мигом становилось все суше и гаже.

– Стой, девочка, стой! – попросил Лукас разошедшуюся Стефи. – Мне бы воды…

Та мгновенно остановилась, смахнула мелкий пот, потянулась к столику, не выпуская мужчину из себя. Грудь коснулась пересохших губ…

Холодная вода показалась даром небес. Пролилась водопадом, освежая иссушенное тело. Почувствовав прилив сил, Лукас перевернул Стефи на спину, закинул изящные ноги на плечи, рывком вошел в ойкнувшую девушку…

Минут через десять Изморози надоело. Он по-прежнему двигал тазом туда-сюда, иногда чуть подкручивая, чтобы достать до потаенных местечек, хватал ртом торчащие груди… Но все не то. Страсть и желание ушли…

Так же, рывком, Лукас вышел из девушки, слез с дивана, пошел к умывальнику, шлепая по полу босыми ногами.

Перевернувшись на живот, Стефи внимательно наблюдала, не говоря ни слова.

Лукас вернулся, оставив за собой цепочку мокрых следов. Тут тепло, быстро высохнут. Присел рядом, погладил по шелковистой коже. Да уж… Вроде и член стоит, как ни в чем не бывало, но как-то все не то. Скучно.

– Ладно, дорогая. Пойду я…

Стефи нырнула рукой под диван, вынула маленькую клепсидру – и как принесла незаметно? Или очередной местный фокус? – судя по ней, и часу не прошло.

– Ты заплатил за два. Я тебе не нравлюсь, да?

– Нравишься, – Лукас ткнул пальцем на член, – Ему тоже очень нравишься, видишь, как поглядывает на тебя, так и влез бы поглубже.. Но надо идти.

– Забыл что-то важное?

Изморозь немного помолчал, размышляя, чтобы ответить:

– В общем, да. Что-то забыл. Вспомнить бы еще, что и где…

И начал одеваться. Стефи его примеру следовать не спешила. Так и лежала, наблюдая. Внезапно произнесла:

– Ты не плохой парень, прости. Ты хороший парень, которому досталась не его жизнь.

Лукас криво усмехнулся, застегивая пояс. Надо же, как забавно получилось! Философствующая черная шлюха! Хотя ничего удивительного. Что еще делать, когда лежишь на спине, таращишься в зеркальный потолок, а на тебе пыхтит вонючий урод? Только размышлять. И выдумывать красивые фразы.

– Может и так, – спорить не было ни сил, ни желания.

– Прощай, большой хороший парень. Я буду молиться за тебя. Честно! – произнесла Стефи, когда Лукас переступал порог. Он остановился на миг, дернул головой, и пошел вниз. Не оборачиваясь. Надо же, «будет за него молиться!». Все шлюхи так говорят! Или не все?..

Внизу никого не было. Невидимка, впрочем, за Лукасом наблюдал – когда он подошел к калитке-двери, та распахнулась.

Улица встретила предутренней свежестью и розовой полоской неба над рекой. По небу ползли редкие облака…

На перекрестке, как раз напротив мокрого пятна, оставленного Лукасом час назад, все та же повозка «ночного извозчика». И он тоже на месте. С ехидной ухмылкой на бородатой роже.

– Привет, счетовод! Ну как тебе «Русалка», как тебе Ди?

– Кто-кто?

– Ди. Так зовут владелицу «Русалки». Высокая такая…

– Стройная, с синими волосами. Ты уже говорил, а я видел.

– Ну так вот, – нисколько не смутился «ночной», – ее зовут Ди. Разве не представилась? Странно! Уж такому известному счетоводу могла имя и назвать.

– Ой, да иди ты нахер, – отмахнулся Изморозь, – тебе вот, с утра делать больше нехуй, кроме как издеваться?

– Угадал, нечего, – пожал плечами извозчик, усмехнулся. – Могу отвезти туда, где подобрал, раз уж тебя тут не ждут неисправленные счета.

Тааак! Сдача с мерка! Зажулили! Лукас охлопал себя по карманам. Глухо звякнуло в потайном, на ноге. Не понял?! Изморозь лихорадочно зашарил, вытащил содержимое. Серебро было туго замотано в колбаску, как раз по размеру тайничка. Снова волшебство?

– Шлюхи, они такие! Особенно в «Русалке». Садись, счетовод. Много не возьму, вижу, что потратился.

Лукас молча ссыпал сдачу с золотого в кошель, метнув пару медяков «ночному» в лицо. Тот, конечно же, монеты поймал.

– Давай к «Драному Башмаку», не доезжая квартал, остановишься.

– Поехали…

До нужного перекрестка доехали в молчании.

– Бывай, друг! – махнул Лукас на прощание.

– Удачи, счетовод! – отсалютовал хлыстом извозчик, и повозка покатилась дальше, завершая свой ночной маршрут по улицам Сиверы.

*****

Изморозь медленно добрел до переулка, выводящего на кабак… И остолбенел.

Возле «Башмака» толпилось с пару дюжин стражников. Размахивали руками, тыкали пальцами, что-то обсуждали. Звучало «убили», «вырезали к херам», «поножовщина» и прочие, совершенно не радующие слова с привкусом свежей крови. Хуже всего, что в словах стражи звучала неприкрытая радость. Справедливо! Рейни достал многих…

Распахнулись двери. Из кабака вынесли носилки, накрытые окровавленным полотном. Под холстом угадывалось тело. Еще одно у входа, распростерто на брусчатке. Фуззи или Вуззи? Ого! Беднягу грохнули коротким копьем, да так, что острие насквозь прошло и попало меж камней, пришпилив тело к мостовой.

Лукас перевел взгляд на второй этаж. Чудом сдержал вопль. Из окна, с выбитой рамой – словно катапультой жахнули – свисала Иветт, повешенная на собственной косе. Из распоротого живота свисали кишки причудливой гирляндой.

Изморозь попятился. Не хватало сейчас только попасться на глаза стражникам!

В спину больно ткнулся клинок.

– Только не ври, крысеныш, что ты здесь ни при чем, – жарко дохнула в затылок Марселин. – Ты слишком вовремя ушел, чтобы быть ни при чем.

– Будешь смеяться, но я действительно ни при чем, – ответил Лукас, понимая, что девушка ему не поверит. – Ты мне в спину тычешь вилкой или чинкуэдой?

– А тебе не все равно, крысеныш? До печени всяко достану. Но… – убрала вдруг оружие Марселин.

Лукас потер спину рукой, еще не веря, что, кажется, еще малость поживет. Обернулся.

– От тебя бабой прет. Сладкой неместной бабой, – разъяснила воительница. – Аж завидно, какой сладкой! Растай, Изморозь, и понадежнее. Беги к Йоржу или Мастеру. Или просто беги, и подальше. Не хочу, чтобы еще и тебя убили. Обидно будет остаться одной в этом сраном городе.