Ангел-хранитель

Она подвинула гостье деревянную табуретку, сама села на лавку у стены. Черный поросенок тут же вскарабкался ей на руки. Коробова планировала не затягивать дело, сразу расспросить старуху о нужных отварах. Но все увиденное разбудило в ней любопытство.

– Вы и вправду живете здесь совсем одна?

– Это людям представляется, что одна я тут. Но это место – лишь горница, где я отдыхаю.

Старуха бросила странный взгляд в окно, и Коробовой вдруг показалось, что «это место» – не дом этот, и даже не хутор. Уж не весь ли мир имела в виду колдунья?

– Верно почудилось тебе! – Евстафия Исидоровна засмеялась. – Я прихожу сюда и ухожу отсюда, когда сама хочу. У священного дерева верховного бога Езуса множество ветвей, как множество миров вокруг нас. Я, жрица Тараниса – бога грома, – могу бывать повсюду…

Голос старухи то падал, то поднимался, словно вибрировала струна. И сердце Тамилы Борисовны подчинялось этому рвущемуся ритму. Она открыла рот, пытаясь вздохнуть, задыхаясь, и в этот момент за окном раздался громовой раскат. Ясное безоблачное небо с треском располосовала ослепительная молния.

– Не пугайся, Милочка, – проворковала старуха обычным голосом, мгновенно преобразившись. Только вновь показалось Коробовой, что она словно по имени ее назвала. – Не бойся. Ты ведь образованная женщина, о друидах, надо думать, слыхала. Я – жрица друидов, все четыре стихии мне подвластны. – И она махнула рукой, указывая в окно, где вновь безоблачно светило солнце.

Тамила Борисовна уже взяла себя в руки, хотя озноб еще бил ее, хотелось обхватить руками свои плечи, согреться. Но страх уже вытесняло радостное возбуждение: «Неужели правда друидка? Они же – очень сильные чародеи. Все могут… Обещала помочь…»

– Но, Евстафия Исидоровна, – проговорила Коробова, и голос ее дрогнул. – Друиды, это же Англия… невообразимая древность…. И потом… они приносили человеческие жертвы…

– Что такое древность? – спросила старуха, качая головой. – Время подвластно нашей силе. А жертвы… Что же… Ты вот сама, душа моя, зачем ко мне пришла? За помощью в жертвоприношении?

Голос колдуньи был ласковым, но глаза глядели холодно, жестко. Вновь Коробовой стало страшно.

– Я только хотела попросить у вас снадобье… на травах. От бессонницы, во-первых.

– Это пустяк! – старуха не сводила с нее глаз. – А во-вторых?

Коробова стала торопливо объяснять:

– Видите ли, дорогая Евстафия Исидоровна, вы женщина образованная, поймете меня… Я сочиняю романы. Да, да, пишу книгу для одного столичного издательства. А там одна моя героиня ходит во сне: сомнамбулизм у нее. Хочу описать, как все происходит, что она испытывает, – не получается! Я решила – надо самой испытать состояние лунатизма. Но как? Вот, слыхала о вас как о большом знатоке разных трав. Может, и такая трава есть, чтоб сомнамбулой человека делать, на время, конечно?

Коробова вопросительно смотрела на колдунью. Та молчала, как будто чутко прислушивалась. Но вдруг показалось Тамиле Борисовне, что не к ее словам, а к чему-то, витающему в воздухе. Вдруг сказала неожиданно:

– Наша ты… Кровь есть кровь!

– О чем вы? – Коробова встала. – Не понимаю…

– Да ты небось уверена, что по своему желанию ко мне попала? Услыхала о колдунье, вот и поехала? Как бы не так! Твоя дорога давно ко мне поворачивает. Семнадцать лет назад вильнула было, сделала петельку, да не дошла. Но что начертано, то сбудется…

– Я за травкой к вам! – Коробова пыталась скрыть смятение. Может, и верно старуха из друидов? А те вроде бы умеют заглядывать в прошлое и будущее.

– Ну-ка, пошли! – сказала решительно старуха и тоже встала. Поросенок соскочил с ее колен, подбежал к распахнутому окну и вдруг запрыгнул на подоконник, оттуда – на улицу и помчался по тропинке к разрушенной часовне и погосту. Остановился, словно поджидая их.

– Вот он, мой проводник в потусторонний мир. Зовет… Идем за ним.

У Тамилы Борисовны наконец-то по-настоящему сдали нервы. Она поверила всему.

– Не пойду, – еле выговорила. – Зачем мне туда?

Старуха снова захихикала:

– Не бойся, Милочка! На старое кладбище пойдем, всего-то! Показать тебе что-то хочу.

И Коробова покорно пошла за ней: сначала в двери, потом по тропе, потом через кладбищенские ворота. Черный поросенок все время бежал впереди, и вправду указывая дорогу. А старуха рассказывала:

– Сначала нас тут было восемь семей, все дворяне, все сильные чародеи-друиды. Думаешь, с чего это наш хутор Дурдово прозвали? Да это люди так непонятное им слово «друиды» перевернули – на свой привычный лад.

Они шли уже по густо заросшему кустарником кладбищу, среди покосившихся памятников и крестов.

– Три с половиной века с тех пор прошло. Вот они все, тут лежат.

Коробова тихо, неожиданно робко спросила:

– Но вы говорите, время подвластно друидам?..

– Время подвластно, да оболочка, в которую мы заключены, бренна. Мы можем покидать ее, вселяясь в животных, в растения. Но лишь на время, не навсегда… Гляди-ка сюда!

Старуха склонилась над белой плитой одной из могил. Плита, видимо, раньше стояла, а теперь лежала на одном из почти невидных холмиков. Ее густо облепили ползучие травы, а надпись почти не прочитывалась.

– Ну-ка, дай свой шарфик! – властно сказала старуха, и Коробова покорно протянула ей шелковый шарф. Та стала энергично тереть плиту, и вскоре надпись проступила. «Сураев Антоний Гермогенович», – прочитала Коробова и растерянно оглянулась на старуху. Та приветливо улыбалась и кивала головой. – Верно, Милочка, верно, родственник твой покоится здесь. И не один! Есть тут еще Сураевы, но этот, Антоний, родоначальник. Ты ведь тоже не Коробова по крови? Сураева до замужества была?

Тамилу Борисовну уже не удивляло, что колдунья знает ее фамилию, и даже девичью. И, по всей видимости, не только фамилию… Ее поразило это надгробие. Сураев! Неужели тот самый Антоний? Может быть, совпадение?

– Девять поколений с тех пор жизни прожили, – между тем рассказывала колдунья. – До пятого колена держались наши Сураевы, а потом дочери одни стали рождаться, фамилия ушла… Так что родственники мы с тобой, Милочка, – закончила неожиданно. – Я ведь тоже потомок Сураевых.

Посмотрела на Коробову долгим испытующим взглядом. Кивнула довольно, повторила сказанное раньше:

– Наша ты! Кровь Сураевых свое берет! Ведь наш Антоний особую силу имел. И черная, и белая магия ему подвластны были. Оттого и вхож он был и в страну блаженных Аваллон, и в пиршественную залу бога Дагда. Невидимым становился, камни перед ним расступались, во сны человеческие умел двери открывать, мантии умерших приходили по первому его зову… Все, в ком капля крови его рода, отмечены колдовской силой.

Тамиле Борисовне было странно это слышать. Лет десять назад в кругу столичной аристократии прошло, как вспышка эпидемии, повальное увлечение спиритизмом. Она тоже тогда ходила на спиритические сеансы к знаменитому магистру Дидикову и к двум-трем подругам, проводившим такие сеансы у себя дома. И хотя магические атрибуты: меч, пентаграмма, намагниченное железо, медленное кружение светящегося шара и особенно двигающаяся как бы сама по себе планшетка – все это заставляло замирать сердце, а временами и наводило ужас, все же она воспринимала сеансы скорее как таинственную игру. Но одно дело общаться с невидимыми духами через планшетку, и совсем другое – вызывать их души, или, как говорит колдунья – «мантии», – на физический контакт!

Коробова молча смотрела на надпись на белой плите. Старуха не мешала ей. Но как только женщина отвела взгляд, сказала:

– Ты сама не знала, что все время шла сюда, ко мне. Ты быстро всему научишься, ведь ты последняя истинная Сураева. И у тебя есть сын…

– Он Коробов! – воскликнула она.

– Наполовину – Сураев. Это много, – сказала старуха решительно.

– Нет, это все несерьезно! – Тамила Борисовна попыталась сбросить с себя наваждение. – А вот настойки, какие я просила, можете вы сделать?

– Есть у меня питье для тебя, давно готово, – махнула рукой старуха. – Ладно, не стану торопить. Да так и вернее будет: определишь сама – белая тебе нужна сила или темная? А потом вернешься, куда денешься! Придешь ко мне.

«Как бы не так! – подумала Коробова. – Дай мне только своего зелья, а там я сама со всем справлюсь. Без всякой магии…»

Старуха вновь словно прочитала ее мысли:

– Ну пошли, – сказала. – За настойкой.

Они вернулись к дому, но теперь Евстафия Исидоровна зайти гостью не пригласила.

– Подожди меня тут, – наказала.

Через пять минут вынесла два фарфоровых флакончика. Открыла один, дала Коробовой понюхать:

– Это снотворное. Пять капель в любой напиток – и сон до утра крепчайший, ничем не разбудить. А наутро голова будет ясная, свежая.

Открыла другой флакон, понюхала сама, потом протянула Тамиле Борисовне. Запах был очень приятный. Во флаконе, который был заметно больше первого, мутно плескалась густая коричневая жидкость.

– Кто это выпьет в ночь новолуния, полчаса будет ходить во сне… Хватит тебе получаса?

Коробова прикрыла глаза ресницами, скрывая торжествующий блеск. Кивнула. Достала из сумочки, висевшей на длинном ремешке через плечо, пачку ассигнаций.

– Сколько я должна вам?

Старуха сурово отвела ее руку.

– Сочтемся… когда снова сюда вернешься.

Не выдержав взгляда колдуньи, Тамила Борисовна неловко усмехнулась.

– Я не планирую возвращаться. Лучше рассчитаемся сразу.

Евстафия Исидоровна вновь брезгливо оттолкнула от себя деньги:

– Это ваши, людские, магические знаки. Вы им подчиняетесь, вы следуете туда, куда они ведут. Но для нас, друидов, они – просто пыль. Наши знаки и природой, и миром, и космосом управляют. И судьбами вашими… Езжай! Вернешься, расплатишься!

Когда Коробова уже сидела в седле, старуха сказала вновь обыкновенным ласковым голосом:

– А травку ту, вторую, давать пить надо через две недели, не раньше. Как раз и новолуние наступит…

В этот миг, с громким клекотом и хлопаньем крыльев, на плечо колдуньи опустилась мощная красивая птица с изогнутым клювом и сильными лапами – коршун.

– А вот и посланник мой! – обрадовалась старуха. – Он и проводит тебя.

И верно: коршун парил над ней невысоко, пока Тамила Борисовна ехала лесом, оврагом, вдоль каменных террас. Он нервировал ее. И только когда она выбралась на дорогу к Починкам, круто лег на левое крыло и скрылся за верхушками деревьев.

«Старуха все-таки сумасшедшая, – думала по дороге Коробова. – Еще бы! Живет столько лет одна, в глухомани, вот и тронулась умом. А ведь когда-то явно получила образование… Странно, где бы это?»

Ее рассудок не мог принять того, что она услышала. Бред какой-то! Но – Антоний Гермогенович Сураев, ведь был же такой!

В ее роду стойко жило предание о далеком предке-чародее. Антоний Сураев… Ей это имя было знакомо с детства. Считалось, что он выходец из Индии или в юные годы побывал в Индии, обучался у индусских магов, не только постиг чародейскую науку, но и превзошел своих учителей. В России сам стал учителем-гуру, собрал вокруг себя тайную секту, стал ее верховным магом. Чародейскими силами вмешивались даже в государственные дела… Что здесь правда, что – миф, легенда, Сураевы толком не знали. Как не знали и того, куда по-настоящему исчез предок Антоний. Говорили, царь Иван Грозный казнил его. А вот, оказывается, где он вынырнул – на хуторе Дурдово у Починок! Надо же! А ведь, честно говоря, сама Тамила считала мага Антония просто семейной сказкой. А он – вот он: и могила его есть, и хутор колдунов, и Сычиха – тоже потомок Антония!..

Впрочем, что теперь ей до старой легенды! Лишь бы зелье старухино сработало. А Тамила Борисовна почему-то верила: настойка настоящая. Она не хотела признаваться себе, что почти поверила и в старухины «бредни», – гнала от себя эти жутковатые мысли, стараясь думать только о заветных флаконах. «Через две недели, – повторяла она, как заклинание. – Через две недели. В новолуние…»