Смерть за перекошенным горизонтом. Полуфантастика

© Иван Трофимов, 2016

ISBN 978-5-4483-5949-1

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Смерть за перекошенным горизонтом

«… сентября днем рыболовный сейнер „Уважительный“ при выходе из бухты Калуга, обнаружил морской бот, который совершал постоянную циркуляцию в непосредственной близости от берега. В бинокль увидели человека, лежащего в боте. Сейнеру с трудом удалось ошвартоваться к маневрирующему боту, человека подняли на борт. Он был без сознания. Пострадавшего доставили в областную больницу».

«… сентября в бухте Фальшивой на восточном побережье Камчатки обнаружен браконьерский стан. По оперативным данным на этом стане занимались браконьерским промыслом жители Петропавловска С., В. и Т. Во время проверки людей на стане обнаружено не было».

Из милицейских сводок.

Для Кулагина берег к югу от Петропавловска был знаком если ни до каждого камня, то уж точно до каждой заметной скалы и бухточки. Два года он возил туристов в эти места, правда, недалеко, самое большее до острова Старичков. Но сам на боте ходил и в Калугу и в Асачу, Ходил в дождь и снег, в туман и шторм, знал, где здесь можно укрыться, где переночевать в безопасном месте. И хотя, казалось, что со временем ничего здесь не меняется – те же берега, скалы, бухты, мели и отмели, но все равно каждый выход был не похож на предыдущий. Море, ветер, волны, небо от рейса к рейсу были разные. От этого и приходилось строить свой маршрут… да и пассажиры были разные. Одни с самого причала начинали пьянствовать, другие сидели перепуганные, как мыши, третьи восторгались каждой птичкой, каждой всплеснувшейся рыбой, другие лезли с расспросами или с советами…

Но все равно, даже, казалось бы, совсем рядом с Петропавловском, всего в двух-трех часах хода уже был другой мир, такой, вроде бы, знакомый и привычный, но иногда совершенно неожиданный и страшный. Причем, более полно это морское пространство понималось именно здесь, на маленьком баркасе, а не с палубы большого судна, где человек существовал в своем привычном окружении вещей и механизмов, только не на земной тверди, а на качающейся водяной поверхности. Но он от этой морской стихии был надежно защищен крепким металлическим корпусом, мощными механизмами, всякой аппаратурой и приборами, которые позволяли безопасно передвигаться и существовать в непривычном для жизни человека пространстве, то есть на воде.

На боте все было по-другому… Вода, океан – вот он рядом, стоит только наклониться за борт и уже можно ощутить холод его прикосновения. Здесь океанская вода никогда не бывала теплой, и даже летом если не сковывала руку ледяным холодом, то уж бодрила прохладой всегда. Никогда в заливе она не поднималась выше 11 градусов Цельсия. Так что даже заниматься дайвингом нужно было в надежном гидрокостюме. А падение за борт могло означать верную смерть. Поэтому Кулагин в первую очередь еще у причала заставлял всех пассажиров надевать спасательные жилеты и всегда строго следил за тем, чтобы никто ни в коем случае его не снимал, хоть и частенько приходилось ругаться по этому поводу особенно с подвыпившими мужчинами.

Туристический бизнес больших барышей не приносил, позволял сводить концы с концами, не более. Приходилось понемногу браконьерить самому, возить на рыбалку браконьерские бригады – владеть ботом было довольно хлопотно.

Вот и сейчас он вез трех бичей в бухту Фальшивую на рыбалку. Бичи загрузились в бот полупьяные, но по снаряжению видно было профессионалов. Кулагин и сам понимал толк в рыбной ловле, видел, что ребята едут не на пикник на природе. Конечно, настроение рыбаки Кулагину испортили здорово. Собирались выйти с рассветом, а вышли только после двенадцати, теперь никак не получалось засветло вернуться в город – до Фальшивой было шесть часов хода. Кулагин даже хотел отказаться от рейса, плюнуть бичам в их бесстыжие, пьяные рожи, но старший удвоил плату. Пришлось согласиться – деньги были как нельзя кстати. Заплатили рыбаки вперед.

Погода была солнечная, теплая. Сентябрь стоял без дождей и морозов. На переходе не возникло никаких сложностей ни с погодой, ни с двигателем: бот потихоньку шлепал шестиузловым ходом, бичи веселились в каюте, вылезая на свет божий выбросить очередную бутылку или помочиться. Их не интересовала красота спокойного моря, разбегающиеся от бота неуклюжие топорки (морские попугаи), стаи уток, пролетающие над самой головой, нерпы и сивучи удивленно смотревшие на тарахтящее и воняющее соляркой сооружение, очень похожее на отдельно плавающий деревенский сортир.

Кулагину такое море нравилось. Под солнечным светом как-то резко выступали краски на береговых скалах: серые, коричневые до красноты, песочные желтые, в иных местах скалы были, как бы, исчерчены широкими и узкими горизонтальными и вертикальными белыми полосами. Зелень тоже радовала глаз многообразием оттенков, и, на удивление, не смотря на середину сентября, желтых, осенних цветов почти не было вовсе.

Бичи выдержали только два часа плавания, потом повалились спать и храпели в три глотки, заглушая тарахтение двигателя.

Прошли остров Старичков. Где-то здесь Кулагин два года назад столкнулся со стаей косаток. Тогда, конечно, он здорово напугался. Обычно косатки не обращали внимания на его баркас, занимались своими делами, гоняли по заливу лосося и сивучей. А тут как-то оказалось, что он на своем корыте вляпался аккурат в стаю этих морских животных, причем некоторые из них размером были больше его утлой посудины (кулагинский бот имел в длину всего девять метров). Косаток было штук восемь, они оказались неожиданно со всех сторон бота и шли примерно тем же курсом, что и он. То справа, то слева, то впереди, то сзади, вдруг, возникали из воды их огромные плавники.

Кулагин тогда в боте был один, шел в бухту Листвиничную за одной компанией, которая собирала там ягоду. Казалось, косатки почему-то заинтересовались его баркасом и не отставали, шли все время рядом. Ему стало довольно жутко, потому что при желании любая из них могла перевернуть его плавсредство, если бы ей это понадобилось.

Косатки всплывали рядом с ботом с громким фырканьем выдувая воздух, а Кулагин со страха лег на пайолы бота, чтобы его не было видно из воды, уж больно жутко было в двух метрах от себя видеть плывущего кита с неизвестными тебе намерениями.

В общем, минут десять – пятнадцать он таким Макаром провалялся на днище бота, пытаясь держать руль как-нибудь относительно прямо (сбавить ход или заглушить двигатель ему было еще страшнее), когда решился аккуратно выглянуть за борт, чтобы увидеть здесь ли еще косатки.

И вот потихоньку поднимая голову из-за борта, Кулагин уперся взглядом в один черный большущий глаз плывущего в полутора метрах от борта баркаса кита. Косатка плыла на левом боку и очень внимательно на него смотрела, она чуть ли ни упиралась в баркас носом. В этот момент для Кулагина время застыло…

Кончилась эта встреча просто и весело (со стороны косаток, у Кулагина тогда свалился с души камень). Кит, который внимательно разглядывал Кулагина, резко перевернулся на живот, шлепнув по воде грудными плавниками, и обдав человека тучей брызг, как-то выпрыгнул из воды, затем нырнул, и вся стая, как по команде ушла куда-то в сторону по своим делам.

…

Кулагин уже несколько раз заходил в Фальшивую, но никак не мог привыкнуть к своеобразию этой бухты. Он не понимал причины зрительного эффекта, который открывался, стоило лишь пройти некую невидимую линию. Вот еще несколько мгновений назад все было нормально, и вдруг… море наклонялось в сторону берега и поднималось сзади. С бота ясно было видно внизу на берегу озеро, из которого вверх, в море текла речка. Это ощущение не проходило и на берегу – то есть, к озеру от моря надо было идти вниз, а обратно – вверх. Вопреки всем законам природы, река из низины текла на возвышенность, а море с возвышенности не стекало вниз. При выходе из бухты все повторялось в обратном порядке.

Кулагин один раз ночевал в бухте, здесь стояло старое, заброшенное зимовье с дырявой крышей и развалившейся печкой, но в котором все же можно было укрыться от дождя и ветра.

Пока выгружались и определялись с ночлегом, стемнело. Похмеленные бичи сразу же отправились рыбачить, а Кулагин лег спать – как-то сразу навалилась усталость, не хотелось ни икры, ни рыбы.

Проснулся он от собственного крика, в холодном поту, с чувством приближающейся опасности. Сразу же схватил карабин, с которым никогда не расставался в подобных походах, прислушался, но все было тихо, только потихоньку журчал прибой, да с речки еле слышно доносились голоса рыбаков. Шел третий час ночи, в окошко, прорехи стен и крыши внутрь зимовья лился яркий лунный свет.

Кулагин вышел из избушки, но и здесь посторонних звуков не услышал. Он внимательно осмотрел берег и тундру, лунный свет позволял все хорошо разглядеть: от берега где-то на километр не было никакой растительности, кроме низкорослой травы и мха, островки кедрача и ольшанника начинались ближе к озеру. Ничего подозрительного видно не было.

Кулагин пошел к рыбакам. Те дело свое знали – уже налопатили несколько мешков красавца-кижуча, рыба также валялась по берегу, мужики ее не обрабатывали, спешили пока шел прилив наловить побольше.

– На кого это ты Витек охотиться собрался? – спросил старший, – Да еще с пушкой такой серьезной?

– Вас пришел охранять, если платить будете! – ответил Виктор.

– Нам охранники без надобности, – ответил старший, – Век бы их не видеть.

Казалось, бояться нечего, но чувство опасности не проходило, немного притупилось и все. Кулагину захотелось срочно отсюда уплыть, не дожидаясь утра. Желание было настолько сильным, что никакие доводы против не принимались. А причины беспокойства Кулагин не видел. Мужики спокойно возились с сетью, шутили, переругивались, а у Кулагина никак не проходило внутреннее напряжение.

За свои тридцать шесть лет жизни, скитаний по морям и лесам, Кулагин сделал вывод, что внутреннее беспокойство никогда не возникает ни от куда, с бухты-барахты. В наличие каких-то потусторонних сил он не особо верил, и здесь должна была быть вполне земная причина, которая заставляла его кричать во сне и гнала из бухты.

Кулагин пошел по прибойке в южную сторону, прошел около километра, но медвежьих следов не увидел. Он вернулся к зимовью и тут только осознал, что на песке не было вообще никаких следов, хотя зверюшек по берегам бухты водилось великое множество. Объяснить подобное Кулагин не мог.

Кулагин посмотрел на луну – она была как-то неправдоподобно большая, какой-то неправильной формы, с розовыми пятнами. Он хотел получше рассмотреть пятна, но ничего не вышло – через несколько секунд глаза стали слезиться, и вообще не стало ничего видно.

Ничего не поняв, Кулагин пошел досыпать, но из этого ничего не вышло – сон был тяжелый, на грани бреда, с какими-то жуткими видениями.

Абсолютно разбитый, утром Кулагин еще раз прошелся по прибойке до скал, но следов на песке не увидел никаких.

Мужики на речке шкерили рыбу, Улов был богатый, но они особой радости не выказывали, устали, видимо, да и с похмелья страдали. Он их попытался уговорить вернуться в город.

– Слышь, Шура, – обратился он к старшему, – может домой рванем? Хватит вам этой рыбы!

– Ты че это, Витенька, не выспался? В кои веки удается порыбачить без боязни, а ты – домой.

Здесь не рыбвода, не ОМОНа, лови – не хочу. Да и рыба прет, как никогда.

Будем действовать, как договорились: по погоде приезжай через три дня к обеду.

Кулагин взял себе одну рыбину на уху, сел в резиновую лодку и поплыл к боту.

– Не забудь, через три дня! – кричал ему старший.

– Не волнуйся, буду! – ответил он.

Кулагинский бот бодро зашлепал в город

На следующую ночь было полнолуние.

…

Две ночи Кулагин не спал – его мучили кошмары с чудовищами из фильмов ужасов. Причем, все виделось настолько реально, что он ощущал даже прикосновение их холодной, липкой кожи, смрадное дыхание. Сюжеты снов были самые разные, но один страшнее другого. В одном монстр вылезал на берег бухты Фальшивой и пожирал рыбаков. Те от него не убегали, ужас сковал их движения, они даже не могли пошевелиться. Люди и кричать не могли, стояли, замершие, как статуи, с перекошенными от страха лицами, а чудище заглатывало их одного за другим с противным чавканьем.

Еще день Кулагин не выдержал, он затемно вышел в море, не дождавшись оговоренного срока.

«Если все с ними нормально, – думал он, – переночую в бухте».

В бухте тоже было все, как обычно – опять та же невидимая линия, разделяющая мир на нормальный и перекошенный. Только на этот раз за невидимой линией куда-то пропали птицы.

И тут Кулагину почему-то подумалось, что, наверное, случилось что-то непоправимое, страшное, какая-то тоска сжала сердце, совсем расхотелось выходить на берег.

Но рыбаков забирать было нужно. «А забирать здесь, наверное, уже некого», – с тоской, в ожидании чего-то страшного, подумал Кулагин. Подумал и испугался, Еще острее ему захотелось развернуть бот и выйти из бухты. Но он переборол себя и пошел к берегу.

Возле берега висела звенящая тишь. На всю бухту единственным звуком были шлепки по воде его весел. Кулагина никто не встречал. «Может дрыхнут в избушке?» с надеждой подумал он.

Кулагин вытащил «резинку» подальше от воды, взял карабин, загнал патрон в патронник и осторожно пошел к избушке. Там никого не было. Лежали вещи рыбаков, валялись пустые бутылки, продукты в различных пакетах – ничего не говорило, что сюда нагрянул рыбвод или избушку разорил медведь.

Кулагин пошел к рыбачьему стану.

Он лежал, раскинув руки и ноги, за небольшим холмиком на полпути к речке. Кулагин сразу же присел, готовясь прыгнуть в сторону, выставил для стрельбы с бедра карабин, крутнулся на каблуках, осмотревшись по сторонам. Никого рядом не было и ничего не говорило о присутствии какой-либо опасности. Тишина стояла такая, что он, кроме собственного дыхания, биения сердца и скрипа песка под ногами, ничего не слышал.

Немного успокоившись, Кулагин подошел к человеку, обошел его вокруг. Он лежал на спине, лицо перекосила гримаса ужаса, глаза вылезли из орбит, рот застыл в предсмертном крике. Его одежда была в порядке, Кулагин не заметил на теле ни ран, ни крови.

Виктор не стал более внимательно осматривать тело, пошел дальше к речке.

Здесь все выглядело так, как будто бы люди недавно покинули это место. Но только на первый взгляд. О том, что стан был покинут неожиданно и спешно, говорила сеть с рыбой, болтающаяся вдоль берега, зацепившаяся за корягу, резиновая лодка, валяющаяся на берегу метрах в ста от стана ниже по течению. В трех бочках лежала шкеренная рыба, в трех – нет. Рыба была несвежая, не только что выловленная – это говорило о том, что что-то здесь произошло во вторую ночь. Вот только что произошло? Кулагин пошел в сторону озера. Кроме медведя, бояться здесь было некого, на открытом же пространстве опасность внезапного нападения практически сводилась к нулю. Осторожность следовало соблюдать возле ольшанника.

Возле первых кустов Кулагин остановился, прислушался. Медленно, стараясь бесшумно отодвигать ветки, стал поворачивать налево, двигаясь вдоль излучины реки, и вдруг на противоположном берегу уперся взглядом в человека, который смотрел на него, раздвинув ветки кустов.

Это был один из рыбаков, но Виктор узнал его не сразу. Их разделяло не больше тридцати метров, и Кулагин смог разглядеть, что одежда на нем изодрана, на руках и на теле раны, все лицо измазано грязью и кровью. Но не это испугало Виктора. Взгляд, какой-то нечеловеческий, безумно-враждебный.

Человек несколько секунд пристально разглядывал Кулагина, не узнавая, потом оскалил зубы, захохотал, постепенно отклоняясь назад и запрокидывая голову, и, когда его совсем скрыли кусты, оттуда раздался звериный рев.

Кулагин сразу же бросился на помощь, думая, что человека дерет медведь. Он несколько раз выстрелил в воздух, бросился вброд через речку, не думая о том, что может утонуть. Но когда он добрался до кустов, за которыми он видел человека – там никого не было. Он излазил на карачках все кусты в радиусе тридцати метров, но не нашел ничего, кроме следов резиновых сапог. Следов зверя здесь не было и близко, а следы человека вели в сторону сопок.

Абсолютно ничего не понимая, Кулагин побежал к морю, желая только одного – поскорее отсюда убраться куда подальше. Второй раз рисковать, перебираться вброд через речку он не стал, добежал до резиновой лодки рыбаков и переправился на ней. Его трясло от холодной воды, в сапогах хлюпало, но у Виктора даже мысли не возникло – обсушиться в избушке.

«Скорее из этого проклятого места! Только скорее!»

На берегу моря не было тела мертвого рыбака.

Кулагин даже сразу не понял, что случилось. Он пробежал туда – сюда по берегу на том месте, где еще недавно лежал мертвый – тело исчезло. Безотчетный страх погнал его обратно к озеру. Не было сил бежать. Через несколько шагов он понял, что единственное его спасение – это бот. тот спокойно стоял на якоре в нескольких десятках метров от берега. Кулагин рванулся к своей резиновой лодке, и в считанные минуты был на борту бота. Быстро завел двигатель, выбрал якорь и пошел из бухты.

Страх захлестывал: казалось, смерть гонится за ним по пятам, неведомая, неизвестная. Кулагин мысленно уговаривал бот: «Быстрее! Ну, быстрее же!» Но тот еле шел, дымя непрогретым двигателем, и Виктору казалось, что он уже из бухты не выберется никогда.

Кулагин все время оглядывался на берег – тот удалялся очень медленно.

Двигатель начал работать более ровно, без перебоев, вот-вот он должен был пройти линию перекошенного горизонта, когда, в очередной раз, оглянувшись назад, Кулагин застыл от ужаса.

В двух – трех метрах от кормы бота перетекала из глубины под корпус чья-то зеленовато-серая чешуйчатая спина. Она перетекала бесконечно долго, и Виктор даже не мог сообразить, какие же размеры были у этого животного, если за столько времени он не увидел ни головы, ни хвоста. Это был не кит, даже самого большого морского исполина можно было рассмотреть в момент его появления из воды.

«Что это?»

Что-то заскрежетало о днище бота.

«Это все!» – подумал Кулагин, но в этот момент выровнялся горизонт, послышались крики чаек. Последнее, что зафиксировало уходящее сознание Кулагина – рыболовный сейнер с правого борта.

Ужас Фальшивой бухты

«Дура! Зачем только согласилась с Нинкой? Сидела бы сейчас где-нибудь в баре: тепло, сухо… Да лучше на диване целыми днями валяться, чем здесь… – Марина аж тряслась от злости на подругу, – это же надо было оказаться такой дурой, чтобы согласиться на Нинкино предложение? Ну что меня могло здесь ожидать хорошего? Сыро, холодно, спать придется или в этой развалюхе, или на яхте… Ну нет, только не на яхте!

Блин, ну и занесла меня нелегкая к черту на рога.

Плыли целый день, а меня убеждают, что до Петропавловска не больше ста километров…

Чтоб вы все треснули с вашими морскими прогулками!»

Это все Нинка, сучка, затеяла. Ее новый ухажер оказался каким-то капитаном-яхтсменом, ну Нинка и прожужжала девкам все уши: «Ах. яхта! Ах. море! Волны журчат, парус плещется… Тишина, крики чаек…» – ну она и клюнула.

Занятия в институте закончились, все лето предстояло провести в городе – у родителей не было денег для выезда на материк. Да еще с Валеркой поругалась, так что поездки в Паратунку отменялись тоже. Может поэтому Марина и согласилась на уговоры подруги.

Марине показали яхту – настоящую красавицу, беленькую, чистенькую, с какими-то блестяшками повсюду. В каюте, правда, показалось немного тесновато, но ее дружно убедили, что здесь придется находиться всего несколько часов, а потом ей покажут такие красоты, о которых она даже не подозревала. И Марина согласилась. Последним аргументом, склонившим ее к прогулке на яхте было то, что Николай, которого ей сватали в ухажеры, не выглядел слишком нахальным, скорее наоборот.

«Уж от этого-то я смогу отбиться как-нибудь», – подумала она. Николай вел себя очень скромно – он и десятка слов с ней не сказал.

…

Впрочем, сначала все выглядело просто здорово.

Они вышли в море рано утром, и пока шли по бухте, Марина любовалась городом. С моря он выглядел гораздо красивее, чем с берега: никаких тебе грязных, пыльных улиц, помоек и свалок; беленькие домики на фоне буйства летней зелени, игрушечные машинки на дорогах – в общем, здорово.

Но Марина не долго восторгалась морскими пейзажами – только вышли из бухты, и ей стало совсем не до морских красот. За мысом Безымянным накатила зыбь, и начало болтать так, что она вспомнила всех святых. Весь путь до бухты Фальшивой Марина провела на узкой койке, время от времени выползая на палубу, чтобы в очередной раз свеситься за борт.. В общем, переход ей показался сплошным кошмаром, она думала, что это испытание на крепость ее организма не кончится никогда. Марина умоляла своих мучителей вернуться назад, или, в крайнем случае, выбросить ее за борт. Но над ней только смеялись. Нинка с парнями всю дорогу хлестали шампанское, а Марина никак не могла понять, как вообще можно что-то есть и пить, если желудок то подкатывает к горлу, то опускается до самой задницы. Отчаявшись выпросить у своих мучителей себе какого-нибудь успокоения, Марина отрешенно уставилась в иллюминатор, лежа на животе на жесткой койке, и только тупо фиксировала, как свет за стеклом равномерно затмевали накатывающиеся волны.

Ей потом объяснили, что они шли так долго лишь потому, что ветер дул с каких-то не тех курсовых углов, и им приходилось часто менять галсы (для Марины эти объяснения ничего не значили, так как она не имела ни малейшего понятия ни о галсах, ни о курсовых углах).

На берег Марину вынесли чуть ли не на руках, а когда она ступила на твердую землю, то готова была пасть на нее ниц, прижаться, как к родной и зареветь во весь голос от жалости к себе и злости на веселых попутчиков.

Конечно, не укачайся она так сильно, может и выглядело бы все по другому. Но Марина уже не могла объективно воспринимать действительность. Она лишь механически зафиксировала, что почему-то, вопреки всем земным законам, река течет из озера в море снизу вверх. В другое время Марина, наверное, придала бы этому феномену большее значения.

Парни пошли на речку рыбачить, а девушки занялись приготовлением ужина.

– Ну как тебе Николай? – спросила Нина

– Ты что смеешься? Меня до сих пор качает, я не знаю, где у меня сейчас находится желудок, а ты – нравится – не нравится.

Я уже сейчас думаю с ужасом, как мы будем возвращаться в город.

Другой дороги отсюда нет?

– Нет, дорогая! разве что вертолетом!

– О Господи! Опять этот кошмар!

– Да ладно тебе! Это первый раз все плохо.

– А ты что не первый?

– Нет, конечно, мы и раньше за ворота выходили.

– Что ж ты мне не сказала?

– Не хотела пугать.

Марина нахмурилась. По всему выходила, что подруга ее надула, умолчав о своих походах в море.

– И что, тебе тоже было так плохо, как и мне?

– Плохо – не то слово. Я блевала так, что не успевала выбегать наверх, чуть ни захлебнулась. Только мы быстро вернулись.

– Ох, меня и сейчас качает, – посетовала Марина.

Девушки приготовили все необходимое для ухи и пошли на речку. Марина мало понимала в рыбалке, но, видимо, то, что делали их кавалеры, не совсем согласовывалось с процессом добычи рыбы. Девушки с удивлением обнаружили, что главное составляющее ухи – рыба, пока отсутствует, а рыбаки, матерясь, возятся с сеткой. Они были злые, мокрые и несколько растерянные.

Марина на рыбалке никогда не была и представление о ней имела только из фильмов и рассказов отца. И везде рыбаки работали в водонепроницаемой робе и болотных сапогах, а не в кроссовках и джинсах.

– Ну, где же рыба, Игорь? – Нина удивленно смотрела на молодых людей.

– Где, где… в речке, – Игорь явно хотел сказать матерное слово, но, видимо, постеснялся. Они с Николаем разбирали сеть, искоса поглядывая на девушек.

Молодые люди распутали сетку, потом Игорь взял в руки один ее конец и, сильно размахнувшись, бросил в воду. Сетка перехлестнулась и упала комом в двух метрах от берега. Парни снова стали ее распутывать.