Проклятие старой усадьбы
Анна не знала, что и думать. Женщины закончили уборку и, отдав Анне ключи, покинули дом. Когда вернулась тётя, Анна сразу задала ей вопрос:
– Тётечка Агата, а ты случайно никакие бумаги последнее время не подписывала? Сейчас столько мошенников развелось.
– Что ты! Конечно, нет! Я уже и забыла, когда последний раз где—то ставила свою подпись, – удивилась тётя Агата, выкладывая из сумок зелень и фрукты.
– Тётечка, а ты клининг заказывала?
– Кли… чего?
– Ну, уборщиц? В доме прибраться.
– Да ну тебя! Что я сама в доме убраться не могу? Ты сегодня какая-то странная. Чая лучше выпьем. Пошли на кухню. Я вкусный чай купила, с чабрецом. Анна пожала плечами, но ничего больше спрашивать не стала. Решила, что сама как-нибудь разберётся. Ничего из дома не выносили – значит, не воры.
После чая тётя села за вязание, шепча себе под нос непонятные слова, а потом, сказав громко: «Иду. Иду я!». Встала и направилась на второй этаж, плотно затворив за собой дверь.
В следующую субботу ситуация повторилась: как только тётя вышла из дома, элегантная женщина, открыв дверь своим ключом, впустила клининговых рабочих.
В этот раз она открыла двери и второго этажа. Мыть дом начали оттуда. Анна ходила за женщиной по пятам, но та делала вид, что не замечает и не слышит назойливую приставалу. Женщина вела себя уверенно и не боялась быть замеченной соседями. Анна видела, как на улице та разговаривала с участковым, который периодически к ним заглядывал. Кто эта женщина, Анна пока не разузнала и следила, чтоб чужие люди ничего в доме не трогали. Заодно Анна осмотрела весь второй этаж: две комнаты и маленький холл. Она не заметила ничего подозрительного, кроме завешенного тканью зеркала.
– Да! Я собираюсь продать этот дом, как только представится возможность. Коли ты вернулась, пожалуйста, подпиши документы, – сказала молодая женщина совершенно не по делу. Она словно не слышала Анну, задающую ей каждый раз один и тот же вопрос.
– Я ничего не собираюсь подписывать! – встретила в штыки неожиданное заявление Анна.
– Мне принадлежит половина дома. Я заинтересована в его продаже. Все эти годы, вначале отец, потом я, заботились о доме и Агате соответственно. Я присмотрела для неё отличный пансионат для пожилых людей. Но если ты хочешь, можешь взять на себя заботу о матушке. Пожалуйста, я не против! Вам на двоих не нужен такой большой дом, – ехидно улыбнулась она, глядя на Анну.
– Я ничего не понимаю!
– Я же ясно сказала: Агата – моя мать! Я её опекун и имею полное право на продажу части этого дома. Твоей доли вполне хватит на двушку в городе. Хочешь взять к себе матушку?
– Ты решила, что ты Эльза? – с долей скепсиса спросила Анна. – Разве ты не пропала без вести двадцать лет назад?
– Как видишь! Не пропала. Так решила матушка. Видимо для неё было удобнее, если бы я пропала. Меня забрал к себе отец. Мама была не в себе и практически не замечала никого рядом. А ещё ты постоянно ныла и таскалась за ней, держась за подол юбки. Всё это выглядело жутко раздражающе и неправдоподобно. Я пожаловалась бабушке, и отец забрал меня, отправив маму на лечение. От стресса у неё образовалась опухоль. Вот здесь, – Эльза с каким-то грустным смешком указала пальцем на висок. – Операция прошла успешно, но начались другие проблемы с головой. Если бы не папа, она уже давно была бы пациентом психушки
– Да как ты можешь так про тётю! Если бы ты и вправду была её дочкой, ты бы не посмела…
– А что я? Я для неё мертва. Зато с тобой она вечно носилась, как с писаной торбой: Анна, Анютка, Анечка. Для неё всегда на первом месте была сестра, а потом ты.
– Моя мама…
– Что твоя мама? Твоя мама бросила тебя, как, впрочем, и моя. Две сестрицы – одного поля ягоды! – женщина отвернулась, пряча лицо.
– Да, что ты мелешь… ерунда какая-то!
– Сбежала твоя мамаша. Сбежала с мужиком. Кажется, с поляком? Что-то подобное говорил отец. Любовь!
– Бред! Ты несёшь несусветный бред! Замолчи немедленно…
Анна с трудом удерживалась, чтоб не разревется. Все её представления о мире рушились, как карточный домик.
Кстати, я бы на тебя маму не оставила. Каждый раз после твоего отъезда она отлеживалась в клинике. Мама так переживала, так переживала, что тебя затянет в зеркало, что держала под замком все двери. У неё обсессия, если что. Навязчивое состояние. Она уверена, что твою мать заточил внутри зеркала злой дух, как и меня. Мы пленники в мире Зазеркалья!
Эльза засмеялась. В её смехе была злость, боль и слёзы одновременно.
Уборщицы уже давно закончили и ушли. Они явно не первый раз выполняли здесь свою работу: ни один предмет не сдвинут со своего места. Словно и не было никого. Только две женщины с вызовом и со слезами на глазах стояли посреди гостиной.
– Анна, я вернулась! Ты уже дома? – на пороге появилась тётя Агата. – Кто вы? Что вам здесь нужно? – обратилась она к Эльзе. А потом её глаза забегали по дому: комната Эльзы и двери второго этажа были распахнуты, их не успели запереть после уборки. Тётя бросила сумки и забегала из стороны в сторону, не зная, за что хвататься.
– Я знаю, это ты! Это ты украла мою дочь! – вдруг обратилась она к Эльзе. – Отпусти её, отпусти! Лучше меня забери, – запричитала она, падая на колени перед женщиной.
Эльза скупо плакала. Сквозь слезы набирая номер скорой помощи, когда в дверь постучали. Порог переступила немолодая женщина с мальчиком лет четырнадцати.
– Извините, Вильнёва Агата Львовна… жила здесь когда-то…– незнакомка замерла, разглядывая присутствующих. Её взгляд остановился на тёте Агате: – Агата, сестрёнка? Это ты?
Тётя Агата, сидя на полу, развернулась в пол-оборота. У неё был диковатый вид: волосы растрепались, из глаз текли чёрные от туши слезы. Тётушку всё ещё слегка потряхивало. Она переводила взгляд с Эльзы на женщину и обратно, с трудом переосмысливая происходящее. А потом потеряла сознание.
Через два месяца лечения в клинике, при поддержке дочери и сестры, навещавших её почти ежедневно, Агата вернулась домой. Как когда-то двадцать два года назад в доме, за чаем собралась вся семья. Им было немного неловко. Следовало ещё привыкнуть друг к другу, да и тётушка Агата, как и прежде находилась на грани, непонятной им реальности.
Призрак Веры
Макс вышел из ночного клуба и пошёл вперёд. Вперёд – это значит куда глаза глядят. Ночной клуб «Misty» находился почти на окраине города. От него до набережной рукой подать. Макс, подчиняясь внутреннему чутью, остановился на полпути и решительно повернул в сторону реки.
Со стороны реки дул свежий, ночной ветер с нотками трав и слабым рыбным ароматом. Этот аромат и вёл Макса вперёд. Тёмные, плохо освященные улицы с рядами высоких, чёрных деревьев широкими кронами нависающих над дорогой, давили на Макса. С каждой минутой ему становилось всё больнее дышать. Дыхание сбивалось, перерывы между вдохами и выдохами неумолимо укорачивались, и Макс побежал.
«Скорее, скорее вырваться из этой темницы…», – думал он, преодолевая мрак тесной, душной, хватающей его за лодыжки и волосы бессмысленности города.
Впереди него шла, а потом также побежала тонкая фигурка девушки. Белым колокольчиком её опоясывала юбка, ярко выделяясь на тёмном фоне аллеи. На повороте она пропала.
За две минуты пробежав стометровку, Макс выскочил на набережную и глубоко вздохнул прохладный влажный воздух. Вот уже три года, как Макс живёт.
Это раньше он рос, учился, сдавал экзамены, выпивал с приятелями. Теперь он – живёт. Работает с девяти до шести, а потом ест, принимает душ и, посидев немного в соцсетях, ложится спать. Ведь завтра рано вставать на работу.
Коллеги по работе постоянно дают ему разные советы: как лучше «жить» и он пробует. Последнее время Макс проводит часть своей «жизни» в клубах, но этот способ жить, видимо, ему не подходит. Потому что дышать становиться с каждым днём всё сложнее, а заработанные деньги не приносят никакого удовлетворения.
На набережной стояла деревенская тишина. Пели ночные птицы, квакали невидимые лягушки и тихо шелестел камыш. Склоны реки, поросшие разнотравьем, звенели. Звенели так, словно сотни маленьких человечков устроили на склонах реки большой шумный праздник. Звучали трещотки, бубны, стук маленьких ножек, отбивающих такт задорного ирландского танца, доносился со всех сторон. Макс, как в детстве, ощутил, что вот так запросто попал в страну фей.
Быть может, из головы ещё не выветрился дурман – новый способ «жить», но грудь молодого человека неожиданно развернулась, а за спиной что-то кольнуло в области лопаток. На лице, неловко приподнимая то один, то другой уголок губ, показалась улыбка.
Макс увидел невдалеке небольшой деревянный мостик в реку. На краю мостка сидела девушка в белой юбке-колокольчике и болтала в воде ногами. Фонтан в миллион искр взвивался вверх и сверкал в лучах заходящего солнца.
Молодой человек почувствовал, что испытывает близость к этой незнакомке. Он подошел и присел рядом. Она не возражала. Тогда Макс снял кроссовки и тоже опустил ноги в воду.
Они, переглядываясь, поднимали ногами фейерверки прозрачных брызг и смеялись: легко, непринужденно, как в детстве. А потом, словно дети, побежали вдоль реки, поднимая вверх тучи мошек и парашютики отцветших растений.
Наконец, уставшие, они остановились и легли на траву. Светало.
– Пора по домам, – сказала девушка.
– А где ты живешь? Может, ещё вот так… встретимся?
– Я иногда прихожу в клуб, – улыбнулась она и отряхнула траву с подола юбки.
Макс завороженно смотрел ей вслед.
Он продолжал «жить». Но теперь его жизнь наполнилась ожиданием встречи с таинственной незнакомкой. Макс приходил в «Misty» после полуночи и, обходя весь зал, высматривал «ту самую». Они встречались взглядами и счастливо улыбались друг другу. Счастливо. Потому что в животе начинали порхать бабочки, а мир вокруг погружался в лёгкую сверкающую дымку. Перед глазами четко вырисовывалась лишь она. Немного потанцевав, они убегали к реке.
Лежали на мягкой душистой траве, глядя в усыпанное звездами небо.
– Как тебя зовут? Мы же так и не познакомились.
– Вера.
– Вера. А меня Макс.
– Макс? Какое смешное имя, – хихикала девушка.
– Как ты можешь не спать, вот так, всю ночь, – спросил Макс, зевая от усталости.
– Я сейчас пойду домой и лягу спать. У меня ещё будет много, много времени. Хочешь посмотреть, где я живу?
– Хочу.
Они долго шли по набережной, пока не свернули в частный сектор.
– Вот мой дом.
Они вошли в старый, дореволюционной постройки, одноэтажный домик. Квартира простая, обставленная, должно быть, ещё бабушкой Веры. Здесь в полутьме, в лунном свете, поблёскивая, порхали серебристые искры.
– Ложись. – Вера указала на кровать. Макс, как был, присел на край толстой перины.
– Не бойся, я просто лягу рядом.
Они лежали, обнявшись, глядя друг на друга, пока глаза их не сомкнулись в тщетной борьбе со сном. И снились им волшебные страны, рассветы и закаты, страстные поцелуи и плеск речной воды.
Коллеги и друзья, учившие Макса «жить» удивлялись произошедшим в парне переменам: он просто летал на крыльях любви, взахлёб рассказывая о своей Вере!
Они, конечно, радовались за друга, но всё бы ничего, только никто ни разу не видел рядом с Максом эту загадочную девушку. После того, как в «Misty» они приходили всей компанией, спустя час или два, Макс уходил оттуда один. Под глазами у парня появились тёмные круги, а вид стал заношенный и неопрятный.
Однажды приятели не выдержали и тайно проследили за Максом…
***
– Ты меня любишь? – спрашивала его Вера.
– Люблю…– отвечал Макс, и они радостно бежали по набережной.
– Ты меня любишь?
– Люблю…, – и они ныряли в заросли высокой травы.
– Ты меня любишь?
– Люблю, – снова и снова повторял Макс.
Утомленные, они вернулись домой, упав на перину без сил. Макс был очень счастлив.
– Я люблю тебя, – шептал он любимой в ушко, засыпая.
– …и я люблю тебя, – вторила ему Вера.
***
Покинув клуб, всю ночь он гулял один-одинёшенек по набережной реки, играясь и веселясь, как младенец, а с рассветом добрёл до частного сектора, где все дома уже приготовили под снос, и уснул, разговаривая сам с собой на старой полусгнившей перине.
В этот вечер шёл сильный дождь. Сквозь дырявую крышу на кровать падали частые капли. Макс ёжился, но продолжал улыбаться во сне.
Когда приятели вызвали «скорую помощь» и Макса доставили в больницу, у парня поднялась высокая температура. Его бил озноб, и три дня, не приходя в сознание, он провел в горячечном бреду, повторяя одно и то же имя: Вера.
Через две недели Макса выписали. Молодость берёт своё. Он, тут же не теряя времени, отправился к маленькому дому на окраине. Огромные экскаваторы расчищали полностью освободившийся от зданий пустырь. По пустырю носились проектировщики, а поодаль кругами бродил бородатый священник, напевая себе под нос молитвы и окропляя землю святой водой. За ним, клюя носом и постоянно натыкаясь на впереди идущего священнослужителя, шёл с кадилом дьякон.
– Как же…, – пробормотал под нос Максим, уходя прочь от этого места.
– Максим? Рада вас видеть! Вы живете где-то недалеко? – окликнув парня, подошла медсестра. Она две недели ухаживала за ним в больнице.
– Лера! – улыбнулся ей Макс.
– О, вы даже умудрились запомнить мое имя… Кстати, а кто такая Вера? Это ваша девушка?
– Вера жила здесь, в доме дореволюционной постройки.
– Ааа? – воцарилась долгая пауза. – Тогда я её, возможно, знаю, – немного нерешительно сказала Лера.
– Правда? Вы знаете, где её можно отыскать?
– Да…
– Пойдёмте скорее…
Лера шла совсем недолго. Это же была окраина города, сразу за пустырём, находилось городское кладбище.
– Вот она, – указала медсестра на старый замшелый памятник.
С фотографии на Макса смотрела Вера.
– 1943-1968-ий, – прочитала она. – Веру часто видят в этом районе. Особенно около ночного клуба. Раньше, в советские времена, там тоже был клуб, только назывался по-другому – «Дом культуры».
Нам, девчонкам, ещё бабушки в детстве рассказывали про Веру. Была она весёлой заводной девчонкой, работала на заводе, активистка, комсомолка… и вокруг неё всегда крутились парни.
Вот только однажды, после танцев в клубе, куда частенько приходила Вера, девушка не появилась дома. Она жила тогда с бабушкой. Милиция искала, конечно, но следов Веры не нашли. Дело закрыли. С тех пор много времени утекло. Старушка давно скончалась, и в доме долго никто не жил. Боялись. А всё потому, что там частенько стала появляться Вера. Призрак Веры.
Похоронное бюро – в подарок!
Харитон пришёл в столярку ещё пацаном. Теперь его с гордостью можно было назвать – мастер. У парня даже своя клиентура сложилась, да и по рекомендациям часто приходили новые клиенты. Последний год столяр не только отдавал приличную сумму маме, но и откладывал на свое собственное дело. Мечтал открыть мастерскую ближе к дому и переманить туда часть постоянных клиентов.
– А может, жениться стоит? Вон, Зоя как на меня заглядывается. И Маруська… тоже ничего, – улыбнулся сам себе парень, возвращаясь после долгого рабочего дня домой. Денег, правда, хватало на что-то одно: или уж мастерская, или женитьба. При этом выбрать оказалось неимоверно сложным делом. Балясину изготовить – намного проще.
С этими приятными сердцу мыслями он вдруг остановился. Прямо перед ним, метрах в десяти, появилась девушка в платье невесты, с маленьким букетиком белых роз в сложенных на животе руках. Она была невероятно прелестна. Харитон, словно завороженный, двинулся ей на встречу. Бледное личико, большие серые глаза… «Видимо недалеко играют свадьбу… Повезло же кому-то…» – он оглянулся по сторонам. Дома давно закончились, и он уже несколько минут шёл вдоль кладбища. Эта дорога была самой короткой по пути к дому, и Харитон часто здесь срезал путь. Кладбище его совсем не пугало. Но за многие годы надоело мотаться туда-сюда, хотелось работать поближе.
Глаза невесты, как вода в стылом озере. Харитон тонул в них, не в силах оторваться. Проходя мимо, он чуть шею не свернул. Девушка безмятежно улыбалась, и белое свадебное платье туманом стелилось по траве. «Неужто призрак?», – промелькнуло в голове Харитона.Только пошёл быстрее. «Мало ли что на кладбище бывает», – рассудительно решил молодой мастер и через некоторое время уже сидел за столом в обеденной, где мама подавала к ужину горячие аппетитные вареники с капустой и мясцом.
– Мама, я хочу открыть своё дело. Столярную мастерскую. Вот уже и денег подкопил. Но вдруг подумал: может, жениться?
– Ой, сынок! Даже не знаю, что и посоветовать. Когда ещё своё дело доход приносить станет? Годы-то бегут! А если женишься… то сможешь ли скопить заново?
– Мама! Я сам в сомненьях, а ещё вы масла в огонь подливаете! Что б толковое сказали…
В дверь постучали, и матушка открыла.
– Вот. Пирог вам принесла. С черникой. Бабушка послала…, – на пороге стояла соседка. Та самая Зоя. Харитон тут же подбежал принимать пирог, а потом вызвался Зою до дому проводить.
Весь следующий день Харитон вспоминал пышную здоровую Зою из соседнего дома, но порой в его призрачные мечты вторгалась… девушка с кладбища. Жутко было, но не до такой степени, чтоб бежать сломя голову. Невеста-покойница по всем статьям хороша. Раскрасавица! По пути домой он вглядывался в тёмные кусты в надежде встретить её. Невесомую и бледную.
Ровно на том месте, где и вчера призрачная невеста поджидала Харитона (а, может кого другого, парень не задумывался). И почему-то с радостью устремился к ней навстречу.
Он остановился метра за три от неё и жадно стал рассматривать. Призрак был почти как настоящая девушка из плоти и крови.
– Погляди, Кузьмич! – шепотом окликнул Иван Поликарпыч управляющего. – Вон она, бедолажная! И правда, дух её! А ты говорил, показалось!
– Если б не начальник кладбища, что вчерась её приметил, вы бы и не знали о том, – огрызнулся барину управляющий.
– Да что ты такое говоришь! Она же каждую среду с того дня ко мне ходила! Повторяла: «Замуж хочу, папенька! Выдай меня замуж! Не уйду в мир иной, пока не встречу суженого!». А потом вдруг перестала мучить меня по ночам. А тут… Во оно что.
– Ну и жуть вы рассказываете! Чертовщину…
– Чертовщину, чертовщину…Все мы под богом ходим… Что с девкой-то случилось, помнишь? Один её жених утоп, другой из-под венца прямо сбежал, а третий… мошенник. По миру пустить надеялся. Я и выгнал. Так она плакала. Так плакала… ослабла, видимо, за полгода ентих. А чахотка, она тут как тут! В могилку-то и свела. Дочка ещо перед смертью мне не раз повторила: «Не уйду, батюшка, пока не обвенчаюсь со своим суженным. Пока не увижу его, судьбинушку мою!»
– Может, енто он? Вон тот?! И не боится же сyчонoк этакий! – указав на Харитона.
А призрачная невеста, Сашенькой при жизни звали, тем временем кругом парня обошла. Со всех сторон рассмотрела и говорит:
– Нравлюсь я тебе? Иль нет?
– А что ж, не нравиться. Нравишься, – немного нервничая от страха и переминаясь с ноги на ногу, ответил Харитон.
Она тоненько засмеялась, как колокольчик в ночи.
– И кто ты будешь?
– Столяр я. Харитон. Мастер, каких мало.
– Мастер, говоришь? Красивый да ладный… А в жены меня взял бы? Осмелился б? Отец за меня хорошее приданое положит. Не поскупиться.
– Ты ж… мертвая, стало быть,… уже. Кто ж нас обвенчает? – спросил, а сам про приданое задумался.
Вспылила Сашенька так, что белое платье в пепел превратилось, а глаза загорелись дьявольским огнём. Харитона тут кондратий и схватил. В горле пересохло. Упал он наземь в ноги невесте и стал молиться. Путаясь в словах и заикаясь. Что говорил и не понять. Но по всему видно, согласился. Сам того не понимая.
Кузьмич струхнул не меньше жениха, а Иван Поликарпыч за сердце так и схватился. Не успели дух перевести, как призрак Сашеньки прямо перед ними возник. Холодно стало среди жары, и у мужчин зубы так и заходили ходуном.
– Вот мой жених, папенька, – резко повернувшись, указала она на Харитона. – Обвенчай нас, да в церкви! До сорокового дня, иначе всех вас с собой заберу. Как пить дать заберу…
Вернулась к Харитону и говорит жутким таким голосом: «Пойдешь завтра, руки моей у папеньки просить станешь… Но смотри, чтоб за моей спиной на ком другом жениться не затеял. Беды не миновать! – сказала так и растаяла.
Иван Поликарпович еле-еле, чуть не ползком, добрался до Харитона:
– Не боись! Все как нужно справим. И свадьбу, и… друг мой, поминки. А я тебе в приданое похоронное бюро своё отдам! «Благовест». Там и столярная мастерская есть, и все дела… Рад будешь ещё! – заикаясь, говорил Иван Поликарпович Харитону.
На следующий день Харитон еле с постели встал. Тело тяжестью налилось. День проходил куклой деревянной. Всё не шла из головы эта женитьба с мёртвой невестой. Но в то же время «Благовест» контора крупная. Сулит безбедное существование на долгие времена. И деньги сэкономить можно…
– …а там, глядишь, и женюсь снова, – прикинул Харитон и пошёл свататься.
В это время отец Сашеньки вовсю хлопотал по поводу свадьбы (раньше времени преставиться не хотелось) – с бутылкой горилки ранним утром он уже стоял на пороге церквушки, что при кладбище.
– Отец Филимон, господом богом прошу. Помилуй! Не успокоится душа Сашеньки, пока не обвенчается в церкви. А кто ж венчает молодых, как не священник? Я тебе 100 рублёв дам! – убеждал он, громко наливая желтоватую жидкость в граненый стакан.
К вечеру всё было готово к свадьбе. Священник лыко не вязал, как и Кузьмич, должный держать над молодицей венец. Держать второй венец взяли служку. Родителям-то нельзя. Так он тоже напился в хлам, узнав о предстоящем венчании с покойницей-невестой.
Матери Харитон о свадьбе ничего не сказал. Боялся, что не допустит его и сама, узнав о тёмном обряде, изведётся. Взял напрокат фрак и заявился к полуночи в кладбищенскую церковь.
От невесты несло холодком. Но красоты подобной Харитон в жизни не видывал. Поэтому слегка даже… загордился такой невестой. Душу грело приданое – похоронное бюро. Тесть обещался уйти в отставку, оставив все дела новоиспечённому зятьку…Тяжелые венцы в руках свидетелей дрожали, и пару раз служка, теряя сознание от страха, пронизывал призрачную голову невесты этим венцом насквозь. На третий раз недовольная невеста в гневе отбросила его какой-то невероятной силой в притвор, и тот упал, сильно ушибив голову о подсвечник.
Очнувшись наутро, служка уже ничего не мог вспомнить. Слава Господу! А Кузьмич крепко подружился с горилкой. Ходил по кабакам, да всем про свадьбу Харитона с Призрачной Невестой рассказывал. Только ему не верили. Думали, сбрендил мужик. Денег зато на паперти подавали. По большим праздникам.
Священник ушёл в монастырь молиться что есть силы. Иван Поликарпыч отбыл на минводы, а вернувшись через год, нашёл своего зятя почерневшим, с пустыми впалыми глазами старика.
– Все силы из меня ваша дочка высосала. Не хочет отпускать. Уходим мы с ней… Упокой, Господи, душу раба твоего… – сказал Харитон, закрыв конторскую книгу. И в ту же ночь пoмep.
Тёмный жнец ждёт меня за окном
Михаил, словно в замедленной съёмке, лениво поднимая ноги и открывая рот в безмолвном крике. Бежал, оскальзываясь на мокром полу, вдоль длинного барьера полупустого бассейна. На том конце дорожек кричал и толпился народ. Необычная сцена поражала воображение, подобное не часто увидишь в обычном плавательном центре: истерически визжали беременные женщины, хватаясь за поясницы, а вокруг, сбрасывая обмундирование и шлёпая ластами, бегали обескураженные водолазы. Все смотрели в бассейн, туда, где бурлила и вздымалась вода. Именно туда стремительно мчался Михаил. Что-то страшное, безумное и совершенно невозможное тянуло его в толпу, ближе к тому месту. Окунуться в бурлящие воды…
Мужчина проснулся с диким воплем и подскочил на кровати, сбрасывая с себя одеяло.
– Что? Что случилось?! – проснувшись, испуганно спросила Маша. – Ты весь мокрый! Тебе приснилось что-то?
– Даже сказать не могу, что это было. Но во сне я сходил с ума от страха. И мысли крутились вокруг… тебя, – с трудом вымолвил Михаил и, глубоко вздохнув, лёг на колени жены, обнимая её ноги, завернутые в одеяло.
– Ты такой милый! С каких пор ты стал таким милым, а? – засмеялась Маша. – На, вытрись…
Маша, сняв со спинки стула полотенце, вытерла с лица Миши пот.
– Поспим ещё немножко…
– Ну, если немножко. Уже семь. Скоро вставать…
Завтракая на кухне, Михаил ерзал и озабоченно вздыхал.
– Ты сегодня никуда не собираешься?
– Никуда. А что?
– На гимнастику, в бассейн? Куда там вы, беременные, всё время бегаете?
– Сегодня занятий не будет. И Леночка, наша тренер, приболела. На этой неделе отбой. Лениться буду!