Силонебие

Третье междусоние

За неделю до Воскресенья

Бразилия. Праздник въезда Иисуса в Иерусалим. Раннее утро. Солнечно. Тихо. Безлюдно. Ощущение праздника, покоя. Деревья эспатодии, куарезмейры и ипэ убраны соответственно алыми, фиолетовыми и жёлтыми цветами. У входа в церковь добровольные помощники раздают маленькие веточки пальм. Сажусь на пустую лавку. Благоговею. Подходят две старицы. Улыбаюсь, пропускаю в серёдку. Начинают болтать. Затыкаю уши. Гнусное жужжание продолжает доноситься. Понимаю: звуки проникают в сознание не только через уши, но и через череп…

Вышел на паперть. Праздник испорчен. Уйти? – Мерзость! Решил всё же добыть до конца. Заиграли электронные инструменты, давая знак входу. Я сел на своё место. Старицы перестали трепаться: началось представление. И вяло замахали пальмовыми веточками, встречая-де Жезуса. «Жезус» был достойным прообраза: солнечно улыбался – падре, в смысле, который был за Жезуса. Только чтобы посмотреть этого падре и хожу на миссы.

Пока «Жезус» медленно шёл в сопровождении избрáнных, я смотрел на лица встречающих и машущих. Не то, что тоска – боль! Отсутствие выражения, как и у трепачек-стариц, если не сказать – тупость. Бабушка из хора, вышед на амвон, лезла из кожи, пытаясь воодушевить толпу мертвецов с пальмовыми веточками…

Если так холодны к Жезусу, зачем пришли? – Загадка. Понимают, чувствуют своё состояние и надеются ожить? – Может быть… Две тысячи лет назад Жезуса в Иерусалиме встречали как будто восторженно. Но общее с сегодняшними прихожанами – душевная тупость… Чтó она? – Глубокий сон души. Именно он и создаёт ощущение мертвенности, ощущения того, что человек – живой труп.

…Покойники машинообразно причащаются. Несчастный «Жезус»! Каково ему участвовать в этом хульном действе? «Жезус» однако улыбается. У него определённо есть душа. Он благодатно слепой или околодуховный жулик, зарабатывающий деньги?.. – Надеюсь на первое.

После короткой молитвы по причастии старицы поковыляли на выход, возобновив душеубийственные беседы. Иудеи распяли Иисуса через пять дней после встречи с вайями. Старицы – через сорок пять минут… ХХ1 век. Теперь всё происходит гораздо быстрее.

Евреев не любят как народ-предатель… На каком основании? – Предатели все, у кого душа крепко спит. И предатели не только Жезуса, Великого Пророка или, скажем, Кришны. А вообще всего и вся: страны, своего народа, планеты и себя самих. Предатели чистоты, справедливости, святости… И полагают, что Жезус придёт и спасёт… Разбежались..

«Великое Непостижимое, зачем Ты попустило мне пережить этот кошмар?» – возопил я в сердце своём.

«Для того, чтобы ты осознал качество духовного состояния человечества и написал об этом», – внушило мне в духе Предвечное.

«О, правда, как же ты страшна!» – только и нашёлся я ответить.

…На выходе из храма прихожане сдавали веточки служителям для следующего отряда распинателей. Я был счастлив, что не брал их и не участвовал тем самым в сем гнусном представлении…

Две тысячи лет назад Иисус пережил распятие один раз. А сейчас… Только в нашем храме его распнут сегодня ещё два раза… Считаем, сколько в мире церквей, сколько было подобных служб и сколько раз «верующие» уже совершили распятие… Люди, вы что, совсем не понимаете, как это страшно, и что вы вообще творите?!..

Руки прочь от духа Жезуса, нечисть!.. Бог он, не бог – другое дело. Вы ж глумитесь над одним из великих духов Земли уже третье тысячелетие. И смеете при этом что-то нудить у него, потому что он «милостивый». Понимаете ведь, что прямо просить – паскудно, и лицемерно заходите через небесных сил, деву Марию и святых… Гнусь!.. Тьфу!

Сон шестой. Дальноглядная проповедь

Жёсткие намерения? – Да. Находясь на высокой должности на Земле, дух благодати обязан принимать порой жёсткие решения и говорить неприятное окружающим. Иначе действовать в тварном мире ему невозможно. Потом что люди хотят неизменно духовно разрушительного. И в этом противоречат внутреннему настрою ангела… Если бы хотя бы пятьдесят один процент насельников Земли возжелал просить Присносущее о благодати зажжения сердца души огнём любви и благоговения, на планете начал бы устанавливаться рай…

Москва. Сегодня я выступал по дальногляду… Простите, у вас слишком много иностранных слов… С души воротит. Я – русский.

Я там сказал, что в связи с чрезвычайным положением, править буду я. Как диктатор…

– Не страшно, что вы меня не выбирали, – говорил я. – Вот, вы оттолкнули компартию от управления страной. Полагали, что она – единственное препятствие на пути благодатного развития страны. Да, получили изобилие иностранных товаров сомнительного качества, нередко опасных для здоровья. Обрели право едва ли не безнаказанно грабить себе подобных и тем наживаться. И, в связи с этим, вспомните, посмотрите, кого вы выбирали вместо коммунистов… Не бандитов ли, мошенников, ненавистников всего русского, а? И они вам на радость, кроме прочего, разрýсили Россию… Вот-вот, не понимаете. Вам надо по-иностранному: де-ру-си-фи-ци-ро-ва-ли… Особо умиляет грубый алкоголик, певший с заморских голосов. Мне было до боли стыдно за вас. Не смог выдержать душевной муки и покинул Родину. Мне и сейчас стыдно… А вам – нет… Печаль…

Если вы попытаетесь быть честными сами с собой, то признаетесь, что выбирать не можете. Тем более, сейчас выборы превратились в скоморошеское действо. На ваш так называемый выбор бандиты и воры научились влиять просто сказочно. Поэтому отныне и впредь вы будете выбирать только их. Вы их рабы и останетесь ими и впредь с вашим так называемым выбором.

Сейчас большинство из вас мечтают о Сталине. Жизнь ваша ухудшается. Вам не нравится, что у кого-то получается воровать триллионами, а у вас – нет…

Да, я похож на Сталина. У меня жёсткая рука. Но я и отличаюсь от вашего любимца: у меня молитвенно бодрствующая душа… По-настоящему, а не по православному…

Я знаю, эти слова вас возмутили. Терпите ради блага Отечества и вас самих. Моя душа бодрствует потому, что в её сердце горит огонь любви к Высшему, то есть сотворившему мир, и к сущему, то есть – к творению, к вам в том числе… Никто никогда из ваших поводырей таким качеством не обладал… Говоря церковно-сказочным языком, я – ангел, молитвенная размазня. Но Государственная Дума вручила мне меч. И с его помощью, и с помощью бессловной и радостной молитвы я постараюсь решить ваши нестроения.

Первое. Утверждаю потолок заработной платы в 150 тысяч рублей. На Крайнем Севере он будет иным. И пол – в 50 тысяч. Уже через месяц всем пересчитают…

Деньги? – Буду менять конституцию, отменять уже принятые законы. Прежде всего, объявляю прямо сейчас в общенародной собственности недра… —

Страну сотрясает мощное «Ура!!!» —

– Через месяц это станет законом. —

Кажется, слышу это «ура!» сквозь стены. Потому что слышу душу России. —

– У известной части общества, чувствую, уже появилось желание меня убить… Напрасно… Я действую как дух благодати: справедливо. И понимаю, что справедливость вы по большому счёту ненавидите. Потому что вы – страстные существа. Вы удовлетворяетесь злобой по поводу несправедливости. И – всё. Вы отторгаете рай, но с холодной душой обращаетесь к вашему богу, чтобы он окоротил других, но дал полную свободу безобразничать лично вам…

Я – не коммунист. Но ангел очень похож на коммуниста, как и дьявол – на правителей, которых вы с нездоровым упорством выбираете. Скажу правду: в глубине души вы хотите ада, получаете его – и льёте лицемерные слёзы.

Я не верю, что вы искренне хотите достаточной жизни, мира и справедливости. Я пришёл, чтобы предотвратить бунт, который уничтожит Россию. Я не дам вам сокрушить Отечество. И буду в этом жёсток, как Сталин.

А убивать моё тело нé к чему. Смотрю на вас с глубокой печалью: на ваши страсти, стяжание, разврат, беззаконие, небопротивное искусство… Вся жизнь ваша противоположна Небу, и церковная – в том числе.

Для меня ваши блага – мерзость. Я назначу себе заработную плату в 160 тысяч – самую большую в стране. И только затем, чтобы вы меня не презирали. Потому что уважать вы не умеете. Я буду жить в скромной квартире с обычным ремонтом. Покупать продукты стану там же, где и вы. – И лично. Готовить мне будет моя жена. И убирать в квартире – она же. Одеваться – в ширпотреб, потому что у меня вызывает рвоту ваш разврат в одежде. Для поездок буду вызывать городское такси. Обойдусь без Национальной гвардии… Два иностранных слова. Ха-ха-ха… Меня не будет опекать Народная Охрана. Потому что мне не нужна власть. И если я увижу, что она вам поперёк горла – тотчас куплю билет в Бразилию. И – прощайте. Без вас мне будет куда проще молиться и, следовательно, жить на белом свете.

Я – скромнее самого скромного из вас. У меня не будет собственности. Мне не нужны загородные дворцы. Я не буду тайно заниматься так называемым бизнесом и грабить вас через подставных лиц… Потому что я – ангел, и всё человеческое мне чуждо.

Я – не царь, но нéцарь… —

Моя речь произвела в духовном смысле взрыв множества термоядерных бомб. Потрясение было столь сильным, что я проснулся. Когда пошёл поссать, пришлось держаться за стены, потому что покачивало. Было похоже на лёгкое землетрясение… Я вспомнил свой сон и засмеялся. Ибо по своей значительности речь моя, возможно, не уступала Нагорной проповеди…

Может ли дух благодати править на земле? – Нет, конечно. Бесстрастный – страстными… Смешно.

Сон седьмой, о чайнике

Общество захлопало крышкой, как старый чайник. Главное, чтобы не выкипел и не распаялся. Собрания и шествия я не запрещал. Более того, отменил согласования. Все могли свободно высказываться, как по отдельности, так и соборно. И не только на кухне, а в любом месте и громким голосом. Однако, запретил делать это в рабочее время и хаять кого бы то ни было. «Хотите обсерать что-то прилюдно, – говорил я, – жоп. пробкой заткните. – Рот ваш, то есть. И выражайтесь печатно, уважительно. Привыкайте жить по-человечески».

А народ поорать горазд. Расслаблялись и оттягивались. Крику было много. Главное, как всегда, в Москве, в городе-на Неве и Екатеринбурге. Ещё бы. Там у многих достаток снижался – у прогорклых «сливок». Злились также, что нельзя никого мазать испражнениями… «Ленин мазал стены в особняке в Горках. Но так это ж после третьего инсульта! Или вы тоже не в своём уме?» – внушал я людям. – Слушали пока, задумывались. Но не хлестать гов. ом изо рта было очень тяжело и непривычно. С малых ногтей слышали и привыкли.

Мне доставалось изрядно, по большей части, слева. Беднота жаждала крови. Обвиняла в двурушничестве. Ну как же. Бандиты не лишались свободы и имущество их не отбиралось. Как это понять?

Богачи злобно мерили шагами свои жилища, материли прислугу, жён и детей. А только понимали, что порядку, заведённому их ставленником, приходит, печатно выражаясь, конец. Чайник вот-вот взорвётся. Кого осколком насмерть, а кого обварит… «Пристрелить гада?.. – А что мы выгадаем?» – Это про меня…

Руководитель военного ведомства был мне очень не по душе. Да нет, я ничего не имею против малых народов Севера и Юга в руководстве страной. Только вот кто его выдвинул, да какую общественную организацию он создал, да сколькими наградами увесился, да сколькими бабами-генералами себя окружил… Именно генералами, а не генеральшами… Ну вот вы подумайте, бл. дь, мужики-офицеры горбатятся подчас в очень тяжёлых условиях и только при выходе на пенсию полковника получают. А при Уйшоге несколько молодых тёток с генеральскими погонами… Разве что ангел, как я, может об этом думать исключительно чисто. Я – думаю, и вам советую. Потому что грязнодумание вредно для души и вообще для здоровья.

«Этот человек будет верно служить только бандитам», – решил я. Ну так я его в этой плоскости и использую.

Главный военный сидел на гостиничном стуле в свободной позе. В «Славянке», в смысле.

– Приказываю немедленно взять под охрану все жизненно важные учреждения, а также… – Здесь я остановился для большей значительности. – И это очень важно – жилища и прочую собственность подельников бывшего президента Российской Федерации и всех более-менее состоятельных сограждан. Пока – на ваше усмотрение. А полный список составим позже. —

Уйшог с большим удовлетворением закачал головой. —

Мы должны по возможности исключить проявления насилия. Это государственная задача. При необходимости действуйте так жёстко, как потребует обстановка.

– Что, на поражение? – Уйшог вытаращил глаза.

– Да. Вплоть до танков и авиации…

– А письменно?

– Молодец, – сказал я. Набрал, напечатал, подписал и вручил.

– Нет вопросов.

– Действуй. —

Кажется, мы расстались довольные друг другом… Кажется… Не верю!..

Поскольку так называемую русскую душу, пожив за рубежом я потерял, то чай кофейными чашечками пью, и по одной. По-честному говоря, получается, русская душа – это набор неких качеств, воспринимаемых мной как недостатки. Лично мне они мешают жить как духу благодати…

«Эх, не к добру мы в Москву приехали», – жаловался я жене. Но у неё свои понятия. Самовар вот просит купить. Самовар, особо на дровах, оно, конечно, красиво. Только зачем нам самовар? Дома я кипятил маленький чайник, грамм сто туда воды наливал. Он часто выкипал, чернел. Хорошо, жена на подхвате. Я смеялся и называл чайник Российской Федерацией. В Москву мы его, конечно, не взяли.

Сон Восьмой. Новогюзов с булочкой

В «Ашане» мы купили дешёвый электрический чайник. Никакого удовольствия: не поёт, собака. Только щёлкает. Я резал ломтиками крупное красное аргентинское яблоко.

– Гиезий Адрианович, тут такие перемены начались, а вы ко мне с мелочью. —

Я в самом деле обиделся. Съел дольку яблока. Мне дали помощницу. Звать Таня. Она вынуждена много времени быть в нашем номере. Мужчина угнетал бы мою жену. Таня записывает разговор. Хотя и так, будьте уверены, кому надо – всё видят и слышат. Даже, как ж. пу вытираю и цвет г. вна. Х.й с ними.

– Владимир Ильич – не мелочь, – мрачно возразил Новогюзов. —

…Я давно его не видел. Одно время у него была плохая кожа и он походил на жабу. А сейчас передо мной сидел лобастый матёрый волк, вожак стаи. Поберегись: в горло вцепится. —

– Коммунистам важно знать ваше отношение и к вождю мирового пролетариата, и к Мавзолею. Это оселок. —

– Ну-у, Гиезий Адрианович, в какие дебри вы меня зовёте.

– Мы очень любим Ленина, – ненавязчиво вмешалась жена. Новогюзов с признательностью посмотрел на неё.

– Подожди, Режина, – мягко окоротил я её. – Тут серьёзное дело. —

Чайник щёлкнул. И жена занялась чаем. —

Вы, конечно, слышали: я – ангел, дух благодати, по-русски. А таковые любят и уважают всех.

– И Гитлера, – даже не спросил, а будто желая подколоть, сказал Новогюзов.

– И Гитлера, и Меченого, и Тракина … – без исключения. —

Яблоко было, как я и любил, мягким и сладким. —

Владимир Ильич вне сомнений хотел того же, что и я для Отечества и народа. Отличие в том, что в сердце моей души горит пламя любви к Высшему и сущему. А Ленин был страстно одержим умозрительным рассуждением… —

Новозюзов всем нутром загудел от возмущения, как дровяной самовар. —

– Ни того, ни другого у меня по счастью нет. Бунта, передела собственности, суда над Тракиным и его приспешниками не допущу.

– Как?! – Изумлению Новогюзова не было предела.

– А вы пейте, господин Новогюзов, – сказала жена. – Краснодарский. Муж говорит, это единственный российский чай… Я очень люблю Россию. —

Гиезий Адрианович снова тепло посмотрел на Режину. —

– И булочка московского 16 хлебозавода… С корицей. —

Режина очень кстати изменила настрой главного коммуниста страны.

– Я не поведу страну ленинский путём. Недра России отныне будут служить её народу. Ворьё при этом наказано не будет, но получит по рукам. —

Новогюзов, прожёвывая булочку, мрачно смотрел на меня. Наконец, он глотнул чаю и сдавленно прошептал:

– Они вас всё равно уничтожат.

– Кто?

– Или те, или другие.

– Как сказать. Бандиты сейчас на чемоданах. Боятся: того и гляди всё рухнет. А народ думаю удержать от погромов силой и страхом.

– Полагаю, вы заблуждаетесь… Ну а Мавзолей?

– Да пусть стоит. Памятник. А вот с телом – нехорошо. Без церковных заморочек. Музей – так музей. Там будет лежать искусственный Ильич. —

Гиезий Адрианович поперхнулся. Режина подбежала и стала стучать его по спине. Я спокойно ел аргентинское яблоко. —

– А сам? – откашлявшись, спросил главный коммунист.

– Тело будут сохранять. Опыт продолжат. Но не в Москве, а под Екатеринбургом. —

Новогюзов подозрительно посмотрел на меня:

– Что так? Где?

– Ну, скажем, в городке Новая Ляля. Я выделю средства.

– Почему там?

– Поблизости были спрятаны останки царской семьи. —

Гиезий Адрианович снова подавился и зарычал.

Четвёртое междусоние. Изнанка Творца

Я проснулся. Высунулся из окна. Там остервенело лаяла одна уличная собака на другую. Та не отвечала и смотрела на лаявшую с явным осуждением. Видно, в прошлой жизни была воспитанным разумным. Я заткнул уши. Лёг. Но Новогюзов не выходил у меня из головы.

Много лет назад я встречался с ним. Тогда я жил в глухой деревне. В России, в смысле. Чтобы послушать деятеля сего, проделал большой путь в областной центр. Новогюзов произвёл сильное впечатление: умный, знающий, понимающий, куда идти, кроме, как в жо. у. Но вот одного он до сих пор не понимает: народ хочет именно задницы, и как можно более глубокой и вонючей. То ли не понимает, то ли игра у этого коммуниста по жизни такая. В желании быть правителем России есть нечто нечистоплотное… Чувствую… А он хочет… Зачем? – Как Сталин, как Мадуро?..

Вытащил беруши. Собака больше не лаяла… А Новогюзов тогда меня обманул. Я ему записку передавал. Нужда у меня была. А он сказал, мол, кому не успею ответить сейчас, отвечу по почте… Соврал. Лгущих – не выношу. Как и Сталин. Потому что на них тленный мир стоит. Ложь – это смерть. Лгущий – воплощение смерти. Не только на Земле. Вообще, уничтожение бытия. Изнанка Творца.

Пятое междусоние. Разговор душ

Меня привлекают испанские старушки. В смысле, те, кто живёт в Испании. Они сохраняют стройность фигуры и привлекательность черт лица. Было бы приятно жениться на любой из них… Нет-нет. У меня очень хорошая жена. Это я так. И Бразилия, и Россия в этом смысле невыигрышно отличаются от Испании…

Бразилия. Иду в церковь. Думаю, а почему?.. – Не знаю.

Хочется, чтобы в храме были ангелы. По жизни так не получается… «Кто виноват?!» – Ха, отрыжка русской души. – Никто или я. Хочется выкинуть глаза…

В Бразилии шумно. Всё время затыкаю уши. Забил их серой до того, что почти ничего не слышу. – «Жить стало лучше, веселее»… А что, собственно, слушать? – Моря у нас нет. Птичек отравили – с малярийными комарами боролись, в смысле. Лес не шумит – вырубили… Как нищие орут?.. То, что они исторгают, чувственно окрашено очень неприятно для меня. Это голос их души?.. – Если душа – копролит, то да.

По обыкновению, сижу на лавке против святой Лузии. Разговариваем. Не удивляйтесь. Для того, чтобы разговаривать, не нужно ни языка, ни голоса, даже плоти. Я общаюсь таким образом со всеми, с кем хочу: и с Жезусом, и с Марией… Больше, правда, в нашем храме никого из небожителей нет… Спасибо. Достаточно.

Людям в общении очень мешают тела, я думаю. И мне в том числе… Одна собака лает другой. От грубости или возмущения. Орёт нищий. Он хочет показать свою отсутствующую значительность в жизни. Утверждается. Но выражают ли эти звуки сущность собаки и нищего? Превратилась ли от горя и безвыходности душа нищего в кусок говн.? Окаменела ли? Истинна ли грубость собачьего лая?..

Святая Лузия отвечает: «Нет». Она права… Мы общаемся с ней напрямую, душами. Это прекрасно. Точно так же я могу общаться с той собакой и этим нищим. И оно также будет возвышенно, если… Если они будут молчать.

В существе в теле много неприятного. Это отмечают глаза. Поэтому мне часто хочется их выкинуть. В крайнем случае – закрыть. И общаться с живыми существами, как со святой Лузией – напрямую. С душами их.

Души крепко спят. Они вовсе не гов. о даже у самых отпетых негодяев. Но обращаться нужно не к телу с помощью звуков, а к этой спящей душе – духом. И она во сне будет отвечать вам, так же, как мне сейчас – святая Лузия. И это будет прекрасно. И вы поймёте, что видимый мир – наваждение. Что есть мир другой, настоящий, для восприятия которого не нужны ни глаза, ни уши… Жаль, что орущий нищий этого не понимает. Иначе ему захотелось бы замолчать и жить дальше – иначе. Его душа проснулась бы. И он перестал бы орать… И собака не лаяла бы так отчаянно…

Сон Девятый, под страстную пятницу

Россия. У председателя правительства лёгкое помешательство на почве ненависти к высоким мечтаниям человечества. «Его надо меня-а-ать, меня-а-ать», – думаю я. Шарю умом по душам известных общественных деятелей. – И не нахожу ни единого, кто был бы озабочен судьбой малого и среднего предпринимательства до такой степени, что мог бы возглавить правительство. Наугад звоню господину Михалягину… Болтун, конечно, но весёлый человек. Важный – гражданский генерал. Жадный до работы: какой только собаки на себя не повесил – и всё мало, мало. Чую. Звоню. Представляюсь. Не сообщаю, что дух благодати – пошлёт. Говорю, диктатором назначен. Предлагаю возглавить правительство. Тот очумел. Подумает. Надеюсь, клюнет: страстный.

Жадность – страсть. Человек останавливается, только когда подавится. Сдохнет, в смысле. Надеюсь, на краткое время моего правления Михалягина хватит. Смеюсь: «Сколько они меня вытерпят? – Неделю, месяц? – Смеюсь сильнее. «Убьют? – Пошли на х.й. – Делаю зверское лицо, воображаю злобную рожу алкоголика с Калашниковым. Раздвигаю ворот рубашки… Ну, не сильно, а чтобы не порвать. Кричу:

– На! На! Стреляй, сволочь. —

Алкоголик осклабливается. Вдруг обращается в медведя и наваливается на меня. Я чувствую вонь его шерсти. Но не раздавливаюсь, не задыхаюсь, а только думаю:

– К добру или худу, к добру или худу, к добру или худу…

Жена трясёт меня за плечо:

– Тебе плохо?

– А что такое?

– Бормочешь что-то непонятное.

– Да нет. Дядька один русский приснился…

Шестое междусоние. Жезус умирал

Выпив обрядовый кофе, пошёл в храм пообщаться со святой Лузией…

Это уже так называемая явь. Бразилия.

Была страстная пятница… С сомнением отношусь к целесообразности действий Жезуса по принуждению иудеев к собственному распятию. И к иисусианским обычаям вообще. По обыкновению, пришёл к святой Лузии.

В такой день открыто общаться с ней неудобно. Благо уважать мечтания окружающих. Сел так, чтобы никого не смущать… Лузия – молчала!.. Я с удивлением понял, что её в храме нет. Только изображения.

Наоборот, храм полностью заполнил дух Жезуса. А я-то думал, что он давно позабыл о человечестве и вообще послал его… Жезус, однако же, был здесь. Он молчал. Всё молчало. Молчал по обыкновению шумный город. Не орал нищий. Не лаяли собаки. Не пердели оглушительно мотоциклы…

Не говорю за всех. Но частица нашего города вокруг храма святой Лузии медленно умирала вместе с Жезусом на кресте. И это не было страшно и больно. Мы переходили в другое измерение. В другую жизнь, вечную, прекрасную, настоящую. И то, что было сзади – эта безобразная карикатура на жизнь – перестало существовать. Во всяком случае, на время. Было только ощущение приближающейся блаженной вечности…

Где святая Лузия?.. Она не переживала всего этого вместе с нами. У меня сжималось сердце от этого: почему?.. «Это день Жезуса», – ответила мне наконец, святая очень-очень издалека.

В субботу дух Жезуса в храме ослаб. Лузия вернулась. Мы разговаривали о том, что Правда и Справедливость не имеют пола. «Я представляю в себе их сущность, – поясняла мне Лузия, – поэтому пола нет и у меня. – Лузия легко засмеялась. – И ты так же беспол, как и святой Жералдо». —

Я обиделся. —

«Напрасно, – возразила святая Лузия. – Ты ангел потому, что лишён страсти и жаждешь только Правды небесной и Справедливости. Именно поэтому у тебя нет пола. Ибо бесстрастие и небесная Правда это одно и то же». —

И я согласился. Лузия знала и понимала меня лучше, чем я сам… Как это замечательно, какой восторг!..

Сон Десятый. Дела заебуки. ские

Пётр Петрович сказал, что не стоит играть в испорченный телефон. И препоручил меня по поводу жилища Николаю. Тоже небось коммунист.

– Что с мебелью, Икея? – позвонил он. —

В Бразилии, может… Да нет, и дома я бы не стал покупать в Икее. А уж в России, где сам воздух состоит из ненависти к русскому – и подавно. —