Матушка Алипия. Том I

Я поехал к Матушке. Она встретила меня очень ласково. Было еще несколько женщин, с которыми Матушка разговаривала на какие-то бытовые темы. Единственное, что она сказала, были слова: «Это наш». Посмотрела на иконы: «О, это наш!».

Из последующих встреч она несколько раз указывала на то, что я люблю читать жития святых. Я подумал – может, она это о себе сказала? Но в следующий раз Матушка четко произнесла: «Он любит читать жития святых», – и однажды добавила священникам, бывшим у нее: «Вот, интересуется святыми». В тот момент я был в духовном поиске, потому что практически был еще нецерковным человеком, только-только делал первые шаги в Православие, мало что еще знал и читал. Жития святых это была та литература, которая хоть как-то подвигнула меня к Богу.

Начиная с 1984 года, я часто посещал Матушку. Постепенно она стала производить на меня впечатление подвижницы, потому что я присмотрелся к ее жизни и поведению, и, сличая жития святых, увидел много потрясающего: и сама обстановка в келии, и молитва Матушки, и то, как она принимала людей, как с большим участием к человеку относилась – все это вызывало уважение. Что интересно, я сразу обратил внимание на ключи, которые она носила.

В одну из первых встреч, без предварительной подготовки с моей стороны, Матушка сказала мне, что я живу там, где раньше жила она – в Быковне под Киевом, поселке, относящемся к Лесному массиву. Матушка даже кое-что рассказала мне о жизни там. Жила она у одной женщины, муж которой был не очень этим доволен, и ей приходилось часто уходить ночевать в лес. Но в лес она не просто уходила ночевать, а ходила молиться. «Я ходил в лес и молился», – так сказала блаженная.

«Этот „парня“ не хочет пономарить!» – обличала меня блаженная, называя теперь уже вещи своими именами. Потом случилось так, что я столкнулся с пятидесятниками. И надо признаться, они меня увлекли. Я стал к ним ходить и, можно сказать, почти оставил Православие. Но к Матушке также продолжал ходить. И что интересно, она со временем стала меня обличать, хотя в личном отношении ко мне она никак не изменилась – так же приветливо принимала.

У пятидесятников я получил так называемый «дар» глоссолалии, что секты харизматического направления, к которой относятся пятидесятники, называют «говорением языками». Обо мне молились их пресвитеры, и я действительно начал произносить какие-то непонятные слова. Матушке об этом я не рассказывал. И вот однажды она конкретно меня обличила: «А этот не только к нам в храм ходит, – или, – а этот не по-нашему молится». А один раз был случай очень впечатлительный. Когда все сидели за столом, речь зашла о молитве. Кто-то спросил Матушку – как нужно молиться? Она что-то отвечала, но очень сжато. И вот в какой-то момент она посмотрела на меня с явной ухмылкой и говорит: «А этот молится вот так, – и сказала что-то типа, – Абра, швабра, кадабра», – и издала такие звуки языком, которые делают дети – бл, бл, бл, бл, бл… И засмеялась. Люди ничего сразу не поняли, посмотрели на меня. Я был шокирован всем этим, а потом меня осенила мысль: «Так это же она обличила мою „болтовню“ у пятидесятников! Так это значит никакой не язык, а просто болтовня бесовская!» Потом Матушка еще один раз спросила меня об этом: «А ты еще молишься – бл, бл, бл?» Случай этот меня очень впечатлил.

Но какое-то время я все же продолжал ходить к пятидесятникам. Вскоре пресвитер начал настаивать на том, чтобы я окончательно расстался с православием и сказал мне: «Все! Принимаете у нас членство, перекрещиваетесь и никакого православия». Он знал, что я симпатизирую православию и изредка захожу в храм. Помню, я ходил в глубоком раздумье, в душе моей царило смятение: «У пятидесятников меня учат, такие лекции читают, изучение Библии, у них людьми так занимаются…». И вот в один из таких дней я все-таки нашел в себе силы и пошел к матушке Алипии. И последовало прямое, без прежних намеков, запрещение.

– Не ходи к ним! Это заблуждение!

– Матушка, а как же – у меня столько вопросов? И в Православии я многого не понимаю! Как же мне быть?

– У тебя будет наставник! Спасайся здесь – тут истина!

И вскоре, действительно, Бог послал мне одного священника, который во многом помог разобраться и до конца утвердил меня в Православии.

В 1984 году у меня была такая мысль – уехать с моим другом Виктором в горы. Это был человек, ищущий Бога и он даже был более православным, чем я – в тот момент я только начинал изучать веру. Друг мой подбивал меня: «Ты знаешь – на Кавказе есть подвижники, они там в скитах подвизаются высоко в горах, давай мы поедем туда и будем спасаться, жить по древним монашеским уставам, а здесь суета и вообще нет возможности спастись…» Я слушал все это и предложил как-то: «Давай, может быть, посоветуемся вначале с Матушкой? Может быть она что-то подскажет?»

Ничего никому не говоря, мы пришли. Было много людей. Решили ждать – поговорить с Матушкой в конце, отдельно. Думали – сядем и побеседуем. Но люди создавали суету, поговорить не удавалось, и мы поняли, что нужно ждать пока все уйдут. Однако Матушка сама обратила на нас внимание.

– Вот – как древние подвижники хотят жить в горах, – сказала она перед всеми собравшимися, указывая на нас.

– Да, да, Матушка, мы хотим поехать на Кавказ, благословите, там скиты есть, мы даже вышли на старца – он нас примет…

Матушка долго молчала. Улыбнулась.

– Сейчас не то время! Этот путь не для вас.

Так Старица удержала нас от романтического порыва.

Мне, конечно, было интересно исследовать жизнь Матушки и сопоставлять ее с житиями, которые я читал. Может быть, в моих посещениях присутствовало некое любопытство, и наблюдал я за ней испытующим взглядом. Однажды даже попытался расспросить Матушку о ее духовном опыте, но Старица сразу же скрыла его завесой молчания. Меня очень интересовал внутренний мир Старицы, так как я интересовался духовными вопросами, желая встать на путь монашества. Однако блаженная была немногословна. Были отдельные советы, фразы – поступать так или иначе. Долгих бесед не приходилось мне слышать.

Однажды летом вечер выдался светлый, летний, но люди стали расходиться довольно рано. Я решил остаться, увидев, что появилась возможность поговорить на духовные темы. И начался как бы «допрос» с моей стороны. Вопросы мои были в плане общения с духовным миром: «А вы ангелов видите? А вы с Богом общаетесь?» Матушка почувствовала, что с моей стороны исходит праздное любопытство, молчала, говорила – да, да, нет, нет, а то и вообще делала вид, что дремает. В общем, не получалась у нас беседа. Но когда речь зашла об искушениях, я спросил: «Матушка, а какие искушения у вас бывают, а бесы, бывает, приходят?» Она, вздохнув, сказала: «Ой, как, бывает, бьют и нападают, что можно и умереть, но только Господь укрепляет». Потом я начал распытывать ее о монастыре, желая узнать благословит ли она меня в монастырь. Сначала она промолчала на мой вопрос, а потом после паузы сказала: «Ой, настоящим монахам всегда тяжело, – и добавила, – можешь быть монахом, но сейчас еще не время».

Глубину духовной мудрости Старицы раскрыл один случай, происшедший с моим другом Сергеем. Он хотел поступать в монастырь и пришел посоветоваться. Когда люди отвлеклись, появилась возможность спросить Старицу о сокровенном.

– Матушка, благословите в монастырь.

– Да ты же слушаться не умеешь! Как ты пойдешь в монастырь?

– Матушка, да я же столько книг читаю, из духовной семьи, готовлюсь к монашеству…

Прошло какое-то время. Матушка куда-то пошла по своим делам, вернулась и зовет Сергея: «Пойдем, в коридорчике поможешь мне одну банку найти». А у нее было там все заставлено банками. Сергей встал на стульчик, достает банки и передает Матушке, а она смотрит та ли банка. Перебрали почти всю полку, Матушка все смотрела: «Не та – не та банка!» Наконец нашли банку.

– А теперь ставь банки, как я скажу.

Стали ставить. Сергей увидел, что Старица как-то неправильно благословляет ставить банки – много места остается, неудобно получается. И решил поудобней расставлять сам. Стал расставлять так, как посчитал нужным. Матушка не видит полки, стоит внизу и подает банки.

– Ты ставишь, как я сказал?

– Да, да, Матушка, все хорошо, все помещается, все ставлю!

Пошли снова в комнату, прошло время, собрались люди. Разговаривают. Матушка улыбается и Сергею говорит: «Хочет быть монахом, а все делает по-своему». Мы переглянулись. И только когда возвращались домой, подробно обсуждая все услышанное и увиденное, осознали, что случай с банками был проверкой послушания. Ведь ту банку, которую Матушка так долго искала, она обратно наверх поставила, а Сергей действительно оказался непослушным и все ставил по-своему.

Я помню, пришел к Старице мужчина.

– А что у вас за беда случилась? – спросила она его.

– Да нет, Матушка, Слава Богу, все хорошо.

– Э нет, беда случилась.

Он сам через пару лет рассказывал и анализировал те слова. В те дни его дочь познакомилась с парнем, они поженились, но он оказался не таким, каким представлялся, и вся жизнь девушки пошла наперекосяк, и печально кончилась вся эта история.

Ходил к Матушке один юноша, я с ним встречался несколько раз у Матушки. Старица сидела однажды напротив и вдруг заглянула как бы за него со словами: «Цыц, ишь чего задумал – не тронь». По дороге домой он спрашивал меня – что означали слова Старицы? В процессе беседы выяснилось, что в тот момент он был обуреваем очень сильными блудными мыслями к одной послушнице, которая сидела за столом, а обращалась Матушка по всей видимости к бесу, искущающему юношу.

В 1984 году я уходил в армию. Предполагалось, что мне дадут отсрочку. В тот день, когда я проходил комиссию и не знал еще, что меня заберут, папа был у Матушки. Были еще две женщины, они работали на улице, и папа поэтому мог поговорить с Матушкой наедине в келии. В тот момент, когда я вышел из комиссии и мне сказали, что через несколько дней я должен явиться с вещами, состояние мое было крайне встревоженным, Матушка же, как сказал папа впоследствии, в келии у себя говорила: «Ну, чего ты смущаешься – езжай ко мне, езжай ко мне». Я стоял в этот момент на остановке и думал – ехать ли мне к Матушке или нет? Посоветоваться с ней или не посоветоваться? Поехал. Ехать нужно было из Дарницы, поэтому дорога заняла больше часа, папа собрался уже уходить.

– Цыц, сейчас сын придет – не уходи, – говорила Матушка ему.

– Да нет, Матушка – у него комиссия, он занят.

– Нет, не уходи.

Но папа все-таки уходит. Матушка вдогонку ему кричит.

– У троллейбуса встретишь.

У троллейбуса мы с папой встретились, и ему пришлось вернуться обратно.

– Не бойся, – сразу утешила Матушка.

У меня в душе тогда было смятение, сверлила мысль – Афганистан… Господи, что она скажет? Как быть и что делать? Я так был расстроен, что даже не знал, что спрашивать.

– Не бойся – заберут под Москву.

Так и случилось. И вообще, мой уход в армию был очень интересен. В свое время я работал в военкомате, и военком обещал послать меня в Чернобыль к своему другу в его часть. Это был 1984 год.

– Будешь в Чернобыле, близко от Киева, каждую субботу и воскресенье будешь в Киеве отдыхать, никаких проблем не будет – там ни дедовщины, ничего нет…

И вот в последний момент военком узнал, что я верующий, что я не комсомолец.

– Как, ты верующий? Все! В Чернобыль не поедешь – поедешь в Сибирь!

Таким образом получилось, что Господь спас меня от Чернобыля. Авария произошла в апреле 1986, а это был 1984 год – я как раз попал бы в число ликвидаторов. Та часть как раз участвовала в апрельских событиях. Узнав, что я верующий, военком не стал ходатайствовать обо мне, и так меня отправили под Москву.

В армии я попал в новостроящиеся казармы, отопления еще не было. В результате заболело полчасти – я писал об этом маме и сестре. И они пошли посоветоваться к Матушке. Дело в том, что они хотели выслать мне носки, а у нас тогда не разрешали носить носки – только портянки. За носки даже наказывали.

– Высылайте носки. Ничего страшного – он мерзнет. Но он не заболеет, – благословила Матушка.

И в тот год я вообще не болел, хотя в казармах холод был ужасный. Так благословением Старицы я и прослужил благополучно до конца срока службы. В острой ситуации я как-то по-особому почувствовал заботу Матушки обо мне и стал чаще у нее бывать.

Неоднократно говорила Старица о том, что я буду священником. Несколько раз она показывала в мою сторону, говоря: «Это батюшка».

Однажды я сидел за столом в келии Старицы за трапезой. Матушка обратилась к женщине.

– Подай батюшкам.

– Но батюшка один, а этот парень не…

– Нет, подай батюшкам, – перебила Старица.

Или же в другой раз она сказала так: «А он закончил семинарию в Киеве и здесь недалеко служит». У меня даже и мысли не было ни о семинарии, ни о священстве, тем более что семинарии тогда в Киеве не было. По профессии я художник, профессию эту не собирался менять, все меня устраивало, но Матушка сказала о моем служении как о неком совершившемся действии – «закончил». Один раз она сказала: «Пономарит недалеко, – а другой раз, – служит». И потом я был пономарем совсем недалеко – в Китаевской пустыни.

В начале девяностых годов мой отец увлекся движением автокефалов и начал ходить к ним в храм. И вот Матушка ему предсказала это еще при своей жизни. Однажды он пришел к ней, и Старица прямо спросила его.

– В какую церковь ты стал ходить?!

– Матушка, да я хожу во Владимирский собор, в другие храмы, на Подол хожу во Флоровский монастырь, – тогда Владимирский собор был наш, еще не было раскола.

– Нет, в какую церковь ты стал ходить?

Поставила перед ним знак вопроса, чтобы он призадумался. И потом, когда это с ним случилось, он, осознавая свое заблуждение, говорил: «Это, наверное, было для меня предсказание, что я буду сомневаться в истинности Украинской Православной Церкви». Перед смертью он покаялся, вернулся в лоно нашей Церкви, хотя соблазн был для него очень большим.

Смерть Старицы я пережил очень глубоко и тяжело. «Последний человек ушел, с которым я мог посоветоваться, который поддерживал меня», – думал я в состоянии некоторой депрессии. Поэтому Матушка после своего отшествия в Царство Небесное подавала мне множество знаков своего внимания и заботы – всех не перечислишь.

Вот один небольшой случай. Однажды с другом мы собрались на кладбище. Уже темнело. На кладбище никого не было. Мы помолились. Тогда я еще не был священником, мы помолились как миряне. И не заметили, как сгустились сумерки. И тут я подумал: «Как же мы выберемся? Уже темно – автобус не ходит». Дороги к трамваю я еще не знал. Мой друг утешает меня: «Да ничего – Матушка пошлет автобус».

Стали мы выходить. Подъезжает автобус. Останавливается. Выходит мужчина из микроавтобуса.

– Вы не знаете – где здесь могилка матушки Алипии?

– Ой, так мы оттуда идем.

– Я так хочу помолиться – у меня такие неприятности дома. Мне одна женщина посоветовала приехать сюда. А вам куда? Я вас подвезу.

Мы только переглянулись – Матушка послала нам целый автобус.

Матушку Алипию я знал по храму – еще до поступления в семинарию я был прихожанином Вознесенского храма на Демиевке. Видел ее на службе, но вначале не придавал этим встречам особого значения. Мне приходилось слышать от прихожан положительные отзывы о Матушке, но сам я не прибегал к ней за советом. Лишь только, когда я поступил в семинарию, и когда решалась моя судьба – жениться мне или не жениться, состоялась наша особая встреча со Старицей.

Однажды я вошел во двор храма. В душе было много вопросов, которые волновали меня. Слышу голос: «Анна, Анна, Анна!» Прохожу дальше. Вижу матушку Алипию, которая обращается ко мне: «Можешь, можешь жениться!» Анной звали мою невесту, будущую супругу. Так матушка Алипия открыла мне волю Божию, что особенно потрясло меня.

Учась в семинарии, я испытывал многие неприятности со стороны властей. Для того, чтобы помешать учебе, меня хотели направить на службу в армию. В смятении души я приехал к матушке Алипии. Вхожу. Встретила меня, а потом и говорит: «Давай помолимся». Я согласился. Матушка встала на молитву, читает множество тропарей. Я слушаю. Потом отрешенным голосом она обернулась и говорит: «Что?! Цыц, цыц – не трогайте его, – слышу, что Матушка говорит с бесами, – что, издеваться над ним?! Не трогайте его!» Потом уже она обратилась непосредственно ко мне: «Ты знаешь, хотят над тобой поиздеваться, но Бог тебя защитит». После этой встречи все трудности с Божией помощью были преодолены – волны искушений отступили.

Позже, в разные периоды моего служения: и в Ирпене, и во Владимирском соборе, я приезжал к матушке Алипии в Голосеево вместе с моей супругой Анной.

Первая наша общая встреча также была необычной. Я купил по дороге бубликов Матушке – большую связку. Жена предложила: «Давай несколько штук возьмем на обратную дорогу». А мы были с ребенком. Приехали в Голосеево к Матушке, она встретила нас. Протягиваем ей связку бубликов. Она посмотрела на них, а потом и говорит: «Знаете что – возьмите эти бублики, они вам на обратную дорогу нужны будут». Так вот от нее нельзя было ничего утаить.

Моей жене в первую же встречу Матушка сказала все о ее семье – кто она, из какого рода, назвала ее по имени. «А ты что – не из простого рода? Священнического?» – спросила Старица. А в роду моей жены есть и архиереи, и священники, и монахи. Это было известно блаженной.

В келийке Старицы обстановка была, как всем известно, очень скромная, даже бедная – и куры жили в домике, и коты, и мыши бегали. Жена увидела все это и у нее промелькнула мысль: «Ох, тут столько всего, а я с ребенком – тут всякого наберусь…» Матушка посмотрела на нее и отвечает на мысли: «Не бойся, чего ты боишься? Моя скотинка к тебе не перейдет».

В то время мы снимали квартиру в Дарнице. Было тяжело. «Достроим половину дома и буд-е-м жить! Свой дом будет!» – ответила на мысли Старица. Мы не понимали, что значит строить половину дома.

Приехала однажды к Матушке моя жена. У нас тогда один ребенок был, а вторым она была беременна. Заходит к Старице, а та ее по имени называет: «Аня! А ты что – девочку хочешь? Будет у тебя девочка и все будет хорошо. Вот достроим половину дома, и будем жить – все будет нормально». Вскоре смысл сказанного открылся. Я получил назначение в Корсунь. И там мы достроили половину дома и свой дом отныне у нас есть. Жена действительно родила дочь по молитвам матушки Алипии. Так что, конечно, очень чувствовалась великая духовная сила и благодать, сила молитв матушки Алипии. С тех пор я очень поверил ей – всегда обращался к ней за советом.

Приехал я как-то к ней со своим одноклассником, который вместе со мной учился в Духовной Академии. Он заканчивал Академию, решался вопрос о его женитьбе. Девушка у него была с Кавказа. Шли мы с ним в Голосеево, а он думает в себе: «Да что мне та баба скажет?!»

Пришли. Я рекомендую друга.

– Матушка, вот – Академию заканчивает. Куда ему? Что делать?

– Та! А что ему делать? Чего ты ко мне пришел? Что ему этот баба глупый скажет?

– Нет, Матушка, ну все-таки, скажите, что ему делать?

– А что он с Кавказа? Он с Кавказа? А! С Кавказа он!

Дальше Матушка начала рассказывать моему другу все обстоятельства, связанные с его вопросом, тонкими намеками, так что он все понял. Слушая ее, ему даже страшно стало. «Да, это непростой человек», – говорил он мне.

Также приезжали мы к матушке Алипии с архимандритом Агафодором, наместником Донского монастыря в Москве. Матушка встретила его очень знаменательно – все рассказала ему. И то, что он из священнического рода, и другие разные обстоятельства его жизни. Отец Агафодор отметил для себя, что матушка Алипия великая раба Божия.

Когда я строил храм, то также неоднократно убеждался в прозорливости блаженной. Иду к ней со своим вопросом, хочу также и копеечку какую-то дать. Прихожу, не успею еще вынуть свое пожертвование, как она вручает мне именно столько денег, сколько я надумал ей дать: «На – тебе нужно на храм».

Ко мне Матушка обращалась всегда очень тепло. Как только приеду, а она уже восклицает: «О, родич приехал, как ты там?» С Матушкой было настолько легко! Поедешь к ней и решишь любые вопросы. И о нашем переезде в Корсунь, и о строительстве храма – о всем Старица говорила нам наперед, все нам предсказала и объяснила как делать и что делать.

В 1987—1988 годах я строил храм. Матушка дает мне пятнадцать рублей.

– Вот тебе.

– Да нет, Матушка, не возьму!

– Цыц, сказал я тебе, бери. Знаешь, что я тебе скажу – бери, у тебя всегда будут деньги.

И Господь так давал молитвами матушки Алипии, что в самых критических ситуациях, связанных со строительством храма, неожиданно приходила помощь.

Всегда она утешала, говорила: «Иди, все у тебя будет хорошо». И слова эти были не пустым звуком, не обычным словом утешения. Она действительно молилась и проносила через свое сердце те проблемы, с которыми к ней приезжали. И трудноразрешимые обстоятельства разрешались, ситуация прояснялась и мрак искушений отходил. Всегда Матушка наставляла на добрые, богоугодные дела. Из встреч с ней можно было очень многое почерпнуть. Она была моей духовной наставницей, тем более, что я был тогда молод – каких-то двадцать семь, двадцать восемь лет.

Если Матушка решала наши проблемы, то было видно четко и ясно, что она не в этом мире. Взгляд у нее был какой-то такой особенный, отрешенный. Она только телом присутствовала здесь, а взгляд ее, речи, поведение отражали мир духовный. Всегда. Стоял я возле нее, а слышал и чувствовал, как она говорила с духовным миром. Конечно, это был человек удивительный. Глубоко духовный человек.

Мне очень хорошо запомнилась наша первая встреча с Матушкой в конце 70-х годов. С женой мы собрались в Голосеевский лес, чтобы посмотреть на монахиню, о которой было столько разговоров. Пришли. Стучим. Келия закрыта. Через некоторое время дверь отворилась. «Благословите войти», – попросили мы. Старица впустила нас, сама также прошла в келию, а потом села, закрыв глаза. Мы понимали, что в этот момент она молилась, перебирая четочки. Вскоре она начала говорить что-то на непонятном языке – как мы узнали впоследствии, на мордовском. Говорит и улыбается, говорит и улыбается. Когда Матушка снова обратила на нас внимание, я начал рассказывать ей свою просьбу: «Помолитесь, чтобы меня перевели из Иванкова служить куда-нибудь ближе к Киеву!» Матушка ничего не ответила, а опять стала молиться по-мордовски, спросив нас: «Вы понимаете?» – а что же мы могли понять? Так и ответили, что этого языка мы не знаем. Тогда Матушка начала давать кому-то выговор: «Николай, не тронь Ивана! Николай, не тронь Ивана!» Я понял, что речь идет обо мне, но удивлялся, потому что не знал никакого Николая. Беседа наша продолжалась и дальше, подробности которой я за давностью лет не запомнил, но она оставила в нашей душе неизгладимое впечатление. Матушка гостеприимно нас угостила, дала с собой хлеба. Идем домой радостные, веселые, разбираем вместе с женой: «Что же это такое? Кто такой Николай?» И тут я вспомнил, что в Чернобыле мой благочинный Николай имеет зависть ко мне, потому что ко мне из его прихода ездили люди в Иванков, а он их ругал: «Что? Вы в Иванкове нашли другого Бога?» Об этом Матушка и говорила.

Вскоре меня перевели в Любарцы в Бориспольский район. Там была очень сложная обстановка, за год поменялось пять священников, и в этот кипящий котел я и попал. Но теперь я служил уже ближе к Киеву, как и просил я у Матушки. Во второй раз мы пошли к ней. А она мне сказала: «Привыкнешь!» После этого я, действительно, привык и прослужил в Любарцах шестнадцать лет.

Положили конец моему там служению такие события. Произошел раскол в Церкви, у нас в Любарцах появились националисты, которые кричали: «Нам не нужны „москали“ здесь», – приехало пять филаретовских священников, обклеили все плакатами, собрали людей и требовали отдать храм. Я приложил немало усилий, чтобы храм устоял. Тогда некоторые прихожане написали письмо митрополиту Владимиру, в котором требовали: «Если вы его не уберете, то мы перейдем к Филарету». Такую они придумали хитрость. Даже по радио передавали: «Зачем нам „москали“ в Любарцах – нам нужны украинцы!» Их злобные выходки обернулись для меня честью – после всех этих неприятностей митрополит представил меня к награде, но сказал: «Переходите на другой приход, а в Любарцы мы другого священника направим». И меня перевели на Троещину. Теперь я служу настолько близко к моему дому, как это только возможно, потому что живу на Троещине. Матушка Алипия устроила так, как я и подумать не мог. В благодарность я прихожу к ней на могилу, совершаю панихиду, прошу ее святых молитв.