Курск-43. Как готовилась битва «титанов». Книга 2
Таким образом, примерно до первой половины 1980-х гг. при рассмотрении этой темы основное внимание уделялось описанию деятельности Генерального штаба и предвидению советских полководцев, в меньшей степени – боевой работе войсковых разведорганов и партизан, работа же стратегической разведки и её конкретные результаты практически не анализировались. Например, отдельные авторы отмечали важную роль в сборе ценных данных по «Цитадели» сотрудника НКВД Н.И. Кузнецова, действовавшего на оккупированной территории СССР под именем обер-лейтенанта П. Зиберта[54]. Однако оценить результаты его деятельности как разведчика сегодня пока трудно. В книгах «Это было под Ровно» и «Сильные духом» бывший командир Н.И. Кузнецова полковник Д.Н. Медведев, возглавлявший партизанский отряд «Победители», рассказал о его разговоре с рейхскомиссаром Украины Э. Кохом, состоявшемся 31 мая 1943 г., в ходе которого последний якобы сообщил о крупном «сюрпризе», который Гитлер готовит в ближайшее время большевикам под Курском, и рекомендовал поскорее возвращаться в свою часть[55]. В этих изданиях описываемые события были облечены в художественную форму, но во вступительной статье автор подчеркнул: всё изложенное им происходило в действительности[56]. Поэтому информация стала довольно широко использоваться, в том числе и в научной литературе[57]. О том, что такой разговор был и Н.И. Кузнецов действительно передал сведения по Курску в Центр, подтверждал и П.А. Судоплатов[58]. Однако в 1998 г. известный писатель и исследователь истории разведки Т.К. Гладков опубликовал выдержку из рапорта Н.И. Кузнецова о той памятной встрече, но упоминания Курска в ней нет. В разговоре речь шла вообще о мнении немецких военнослужащих «о подготовке наступления на Востоке»[59], без указания даты и места. Но даже если бы Курск и упоминался, в тот момент эта информация мало что давала Москве. Она могла лишь подтвердить уже известное: немцы готовят крупное наступление против Центрального и Воронежского фронтов, оборонявших Курский выступ.
Постепенно, уже на излёте советской эпохи, в открытой печати стали появляться статьи об активном участии в подготовке оборонительной операции и стратегической разведки. Наконец, после развала СССР в научный оборот начали вводиться документы спецслужб, печататься воспоминания их бывших сотрудников и книги исследователей с важными данными по этой теме. Однако вести анализ этого массива информации и воссоздавать процесс поступления руководству СССР данных о противнике перед Курской битвой историкам мешала и продолжает мешать подчинённость структур, работавших с загранагентурой, разным ведомствам. В то время основная информация шла от трёх спецслужб: Разведуправления ГШ (после 19.04.1943 г. с зарубежной агентурой Генштаба будет работать только его Главное разведывательное управление – ГРУ ГШ КА) Генштаба Красной Армии, НКГБ и Центрального штаба партизанского движения. Поэтому, чтобы оценить вклад сотрудников каждого из этих органов в победу на Огненной дуге, следует провести сбор и обработку всего комплекса источников, хранящихся в архивах сразу трёх ведомств: Министерства обороны, Службы внешней разведки, Федеральной службы безопасности, а это крайне сложно в силу их разной степени закрытости. Тем не менее, опираясь как на известные материалы, так и обнаруженные автором документы из Центрального архива Министерства обороны РФ и Национального архива США, лишь недавно ставшие доступными отечественным исследователям, попробуем выстроить процесс поступления основных донесений разведки по данной проблематике в хронологической последовательности, чтобы с учётом происходивших событий понять, влияла ли она на деятельность советского командования и в какой мере могла Москва использовать её для принятия ключевых решений в период подготовки Курской битвы.
Итак, в марте – начале апреля разведке были поставлены задачи: выявить намерения противника на период после завершения распутицы, определить цели и задачи, формы их реализации и районы сосредоточения главных ударных группировок. «Анализ обстановки показывал: именно тут (на Курской дуге. – З.В.) фашистское руководство попытается дать решительный бой; – вспоминал А.М. Василевский. – Но этого мало. Предположения нуждались в подтверждении разведкой, ибо в истории воин известно немало случаев, когда противник наступает не там, где его ждут»[60]. Первые данные о планах Берлина на район Курска поступили в Ставку из агентурных источников разведуправления Генштаба в Швейцарии 16 марта 1943 г., т.е. практически сразу же после захвата Харькова и подписания Гитлером оперативного приказа № 5. В радиограмме резидента в Берне Ш. Радо («Дора») отмечалось: «Немецкое главное командование намерено использовать освободившиеся после сокращения Центрального фронта сильные боеспособные части для обратного захвата Курска»[61].
Из донесения того же источника о совещании Г. Геринга с представителями промышленности и ОКВ, поступившего через двое суток, 18 марта, вытекало, что второй человек в Рейхе говорит о плане захвата Курска как о деле, фактически решённом: «Только что в замке Губертусшток состоялась конференция под председательством Геринга при участии руководящих представителей ОКВ и важнейших представителей немецкого хозяйства во главе с Рехлингом и Флейгером.
Геринг сделал доклад о стратегических, политических и организационных планах немецкого главного командования. Согласно этому докладу, немецкое главнокомандование после захвата Харькова и Курска ожидает новое наступление Красной Армии, но только через определенный промежуток времени, в течение которого немецкое командование надеется суметь обеспечить необходимым образом оборону между фронтом и линией «Оствал («Восточный вал». – З.В.).
Геринг выразил уверенность в том, что немецкому командованию удастся, благодаря отсутствию согласия между англосаксами и СССРблагополучно преодолеть критический период, переживаемый немецкой армией до середины апреля. После 15 апреля сокращение восточного фронта (срез Курской дуги, первоначально планировавшийся на 27 марта. – З.В.) и результаты «тотальной мобилизации» позволят снова укрепить западный и южно-европейский фронты сильными соединениями армии и воздушного флота и постепенно восстановить там прежнее положение»[62].
Данные, полученные из Швейцарии 22 марта, стали наиболее подробными из всех тех, что поступили в Москву перед совещанием в Кремле 12 апреля (и нам сегодня известны). «Немецкая воздушная разведка установила, что советские войска в районе Курска усилены в гораздо большей степени, чем это ожидали немцы, – говорилось в радиограмме «Доры», – а также, что вокруг Курска ускоренными темпами производится строительство укреплений для создания лучших предпосылок к введению в действие советской артиллерии, чем это было возможно у Харькова.
Немецкое военное командование всеми мерами ускоряет массирование сил для нанесения удара в направлении на Курск. Войска и танковые части отводятся из района Харькова и готовятся к наступлению на Курск через Сумы на север.
Для удара против Курска и в составе группы Вейхса[63] находятся в боеспособном состоянии мотодивизии. Большинство подвижных резервов пока ещё связаны в районе Харькова и в связи с большими потерями ещё не могут быть переброшены в новый район. Среди этих наступательных резервов находятся три танковые гренадерские дивизии: «Адольф Гитлер», «Рейх» и «Мертвая голова». Из этих трех дивизий только дивизия «Мертвая голова» находится в настоящий момент в боеспособном состоянии и может быть переброшена» [64].
А 3 апреля, когда Г.К. Жуков и А.М. Василевский уже развернули работу в войсках, оборонявшихся в районе дуги, для определения намерений противника поступило ещё одно сообщение из Берна, которое подтверждало ранее присланную информацию и расширяло её: «Намерение Генштаба отменить наступление на Курск было отменено Гитлером и Герингом в связи с тем, что немецкое правительство обязалось по дипломатической линии завоевать обратно все исходные позиции летнего наступления прошлого года…»[65].
Все материалы военной разведки по данной проблематике, которые в это время направлялись в Ставку, найти пока не удалось. Обнаружен лишь доклад «О вероятных планах немецкого командования на весну и лето 1943 года», подписанный 29 марта 1943 г. начальников управления войсковой разведки Генштаба генерал-майором Л .В. Оняновым Это документ очень интересный и важны, т.к. позволяет узнать прогноз именно военной разведки Советского Союза о замыслах Берлина к началу планирования летней кампании не в интерпретации, современных исследователей, которых сегодня не счесть, а «из первых уст».
По мнению авторов доклада, германские войска в этот период в северной части советско-германского фронта перейдут к обороне. Это подтверждается отводом на 100-200 км войск 9 и 4А на московском направлении. И предпримут активные наступательные действия «в южном секторе восточного фронта, на Воронежском и Ростовском операционных направлениях»[66]. Их главная цель – расшатывание обороны Красной Армии в её ключевых звеньях, перехват магистралей к западу от р. Дон, связывающие центральные области СССР с Кавказом. Для этого германское командование может провести операцию с «ограниченной целью, т.е. добиться максимального снижения способности к сопротивлению Красной Армии путем постепенного вывода из строя живой силы, вооружения и техник»[67]. По данным военных разведчиков, для этого наступления уже создают две ударные группировки: орловская (2ТА) и Харьковская (1 и 4ТА), причем последняя оценивалась как основная. Наиболее вероятно, что основная задача (операции) будет окружение Курской (Центральный и Воронежский фронты) или Купянской (Юго-Западный) группировок советских войск. Кроме того, не исключалось, создание и третей группировки, на Донбассе, в районе Славянск – Дебальцево (1ТА, б и 17А). При первой варианте наступления, удар будут наносить орловская и харьковская группировки в направлении Воронежа (расстояние между группировками 200 км). Глубина операции 200 км. По второму, окружение в Купянской дуге,Харьковская и Славянская (расстояние между ними 200 км) – в общем направлении на Богучар. Глубина —200-250 км[68]. Кроме того, на сковывающем направлении (на Льгов) по линии Севск, Сумы, Томаровка (в стык Центрального и Воронежского фронтов) будет действовать 2А. Глубина её наступления 300 км.
В докладе так же было уделено внимание дате наступления и тому, как можно противодействовать противнику. По мнению военных разведчиков, если в ближайшие 5-10 дней, т.е. в период с 3 по 8 апреля, вермахт не нанесет удара, то операцию следует ожидать в первой половине мая. Сорвать его замысле можно лишь нанеся удар по Харьковской группировке, если же предпринять активные действия против орловской, то командование вермахта буде в состоянии реализовать свой план наступления.
В итоговой части отмечалось:
«1. Ликвидацией южного фронта «А» и «Б», немецкое командование отказывается от попыток наступления на Кавказ и в направлении излучины р. Дон.
2. Оперативное построение армий противника указывает на усиление правого фланга Центрального фронта (ГА «Центр».– З.В.) и Южного фронта (ГА «Юг» – З.В.) противника.
3. Все танковые дивизии Восточного фронта (советско-германского – З.В.) противника за исключением 2-3-х, сосредоточены в южном секторе, т.е. к югу от линии Орёл – Брянск, что подтверждает предложение: основными активно действующими фронтами будут являться правый фланг Центрального фронта и весь Южный фронт противника.
Вероятные операционные направления наступления войск Южного сектора Восточного фронта противника.
Из оперативного построения немецких армий вытекает два возможных варианта:
1. Наступление с целью выхода на р. Дон от Воронежа до Богучара, на р. Калитва и в излучину нижнего течения р. Сев. Донец с захватом Ростова.
2. Наступление на Воронеж с дальнейшим наступлением в направлении на северо-восток в обход Москвы с востока…
Обоими вариантами наступления будет преследоваться основная задача: попытка последовательного окружения и уничтожения наших Курской и Курганской группировок…
Наступление Харьковской группировки во взаимодействии с Орловской группировкой в направлении Воронежа…
В наступательной операции 1943 г. не исключается возможность повторения наступательной операции 1942 года в части выбора направления главного удара с резким изменением направления для выхода на оперативные тылы обороняющейся стороны…»[69].
Нельзя не признать высокий профессионализм сотрудников управления войсковой разведки и их проницательность. Тем не менее, отмечу документ не ровный и не все выводы, изложенные в нем, оказались верны. Безусловно, и в главном, где развернуться основные события, и по отдельным важным вопросам, таким как, цели наступления, примерные участки, распределение подвижных соединений вермахта по районам советско-германского фронта, оценки были точными. Однако, что касается общего замысла Берлина на кампанию 1943 г., то здесь явно допущен просчёт. Замысел противника выглядит чрезмерно масштабным. Причины этого, вероятно, в том, что у разведки в этот момент отсутствовала информация о реальном потенциале Германии и серьёзно сократившихся после Сталинграда возможностях вермахта. Кроме того, полагаю, что над руководством управления ещё продолжал довлеть фактор побед вермахта в 1941 и 1942 г., поэтому оно явно переоценивало его способность «собираться» для решительного рывка в глубину СССР, к Дону и даже восточнее Москвы. Об этом свидетельствует первый пункт доклада, который полностью состоит из цитаты Верховного: «Но они (немцы —Л.О[70].) еще достаточно сильны для того, что бы организовать серьезное наступление на каком либо одном направлении /Сталин/». Тем не менее, в тот момент для Ставки этих данных было достаточно, чтобы сформировать общее представление о возможных планах неприятеля и сосредоточить основное внимание и усилия на Курской дуге, как узловом районе, где вероятнее всего и развернуться главных событий этого года.
По другим каналам стратегической разведки СССР так же шли данные по этой проблематике, и не только военного, но и военно-экономического характера, которые тоже свидетельствовали о подготовке Германией крупного наступления, в том числе и в этом районе. Если опираться на спецсобщение информационного отдела 1-го Управления НКГБ в адрес наркома государственной безопасности комиссара госбезопасности 1 ранга В.Н. Меркулова от 27 мая, то разведсеть Генштаба в этот момент лидировала в поставке ценной информации о «Цитадели». Руководство НКГБ считало первой, наиболее серьёзной информацией по Курску донесение своей агентуры из Лондона от 30 апреля и перехваченную телеграмму из ГА «Юг» в Берлин от 25 апреля[71]. Хотя справедливости ради следует подчеркнуть, что НКГБ уже 10 апреля получило тоже интересные данные, в частности, от начальника чешской военной разведки полковника Ф. Моравица, сотрудничавшего с нами. По его сведениям, рубежом выхода ударных соединений вермахта к завершению операции определялся г. Воронеж. «Этим наступлением, – утверждал он, – немцы преследуют цель вывести советскую армию из действия, по крайней мере, на ближайшие 6 месяцев»[72].
Тем не менее, даже если проанализировать лишь информацию РУ ГШ РККА в комплексе хотя бы с донесениями разведотдела штаба Воронежского фронта, то они, во-первых, во многом совпадали, во-вторых, ясно свидетельствовали о наступательных намерениях немцев в районе Курского выступа с целью его ликвидации. Лишь один пример: в марте сначала 313-й радиодивизион Воронежского фронта запеленговал работу радиостанций всех указанных в донесении «Доры» дивизий СС, а 20 марта, после боя под Белгородом, подразделениями 52 гв.сд были добыты документы убитых эсэсовцев из мд СС «Мертвая голова». Таким образом, информация из двух совершенно разных источников о переброске немцами элитного соединения к южной части Курской дуги подтвердилась.
Однако далеко не всё было так гладко. Определяющим фактором при решении вопроса об использовании разведданных для командования любого уровня во всех армиях является доверие к источнику информации. А с этим у Москвы в отношении Бернской резидентуры к апрелю 1943 г. были серьёзные проблемы. Как утверждал после войны бывший начальник 4-го (разведывательно-диверсионного) отдела НКВД-НКГБ генерал-лейтенант П.А. Судоплатов, информация от «Красная капеллы», одним из руководителей которой являлся Ш. Радо, «носила для нас второстепенный характер»[73]. Причин было несколько. Одним из главных поставщиков сведений по Германии для Ш. Радо был агент «Люци» – немецкий эмигрант Р. Рёслер, который, как считается, имел широкую сеть информаторов в самом Рейхе, но настойчиво скрывал их имена и должности, объясняя это стремлением обезопасить людей от провала. Его сведения, поступавшие «Доре» уже больше года, были интересными и приходили очень оперативно, что в условиях войн являлось большим плюсом, хотя и не могло не настораживать. В радиограммах Центр хвалил источник за хорошую работу, высылал деньги, но в действительности же Москва не доверяла его сообщениям. Сравнительный анализ данных с разных источников, в первую очередь от членов так называемой «Кембреджской пятерки», привёл Центр к выводу: в сеть «Доры» англичане внедрили своего агента и через него «качают» в Москву отфильтрованную информацию. П.А. Судоплатов в своей книге упоминает этого двойного агента – им был основной радист группы по кличке «Джим»: «Весной 1943 г., за несколько недель до начала Курской битвы, наша резидентура в Лондоне получила от кембриджской группы информацию о конкретных целях планировавшегося немецкого наступления под кодовым названием Операция «Цитадель»… Сообщение из Лондона содержало более обстоятельные и точные планы немецкого наступления, чем полученные по линии военной разведки от «Люци» из Жиневы. Руководителям военной разведки и НКВД стало совершенно ясно>, что англичане передают нам дозированную информацию, но в то же время хотят, чтобы мы сорвали немецкое наступление»[74].
Пока сведения от «Люци» были полезны советской стороне как вспомогательная информация, но в любой момент союзники могли подсунуть и «дезу». Эта опасность всегда существовала, но особенно она начала возрастать в начале весны 1943 г., когда в отношениях между союзниками возникло серьёзное напряжение. С марта Великобритания и США прекратили поставку вооружения и техники северными конвоями, что серьёзно осложняло работу по восстановлению Красной Армии после тяжелой зимней кампании. Кроме того, началась подковёрная возня с целью переноса даты открытия Второго фронта, который был обещан руководством США и Англией в августе-сентябре 1943 г., на год позже.
Анализ архивных источников и мемуаров Ш. Радо позволил некоторым отечественным исследователям пойти ещё дальше и утверждать, что большая часть информации по Германии для «Доры» готовилась спецслужбами Рейха и умело подсовывалась источникам Р. Рёслера, в частности «Вертеру», возможно, и он сам был агентом спецслужб Рейха[75]. Это суждение не лишено основания. Обратимся к донесению Ш. Радо, опубликованному в его книге «Под псевдонимом «Дора», которое передал «Люси» 18 апреля 1943 г.: «Состава 4-й танковый армии под командованием генерала Гота: танковые дивизии – 3-я, 35-я, 37-я, дивизия СС «Викинг», моторизованные и легкие дивизии – 13-я, 26-я, 103-я; временно изъятые для пополнения 9-я и 11-я танковые дивизии; изъятые для переформирования 6-я и 7-я танковые дивизии. Формирование 4-й танковой армии к летним операциям должно быть закончено только в мае» [76]. Эти данные далеки даже от тех, что имели разведотделы наших фронтов, против которых действовало указанные в шифровке вражеское объединение. В радиограмму из Берна не включены три дивизии корпуса СС, которые командование 4ТА получило ещё в феврале 1943 г., с этого момента и вплоть до завершения «Цитадели» они находились в его подчинении. В то же время 7, 9, 25 и 27 тд, 12, 25 и 103 мд и дивизия СС «Викинг» ни до Харьковского сражения, ни после него не были в подчинении 4ТА. 3 тд в это время входила в составе 1ТА и будет передана Г. Готу лишь в июне, 25 тд была развернута в Норвегии, 27 тд находилась в Германии, 9 тд – в ГА «Центр», а 12, 26 и 103 мд в составе вермахта не существовало[77]. Такие же существенные нестыковки обнаруживаются и в других сообщениях «Люди». Отдельные шифровки «Доры» вообще выглядят фантастическими: «Начиная с середины апреля 1943 г., начнут поступать первые новые танковые дивизии, которые Гудериан формирует в самой Германии и генерал-губернаторстве. Гудериан намерен, начиная с 15 апреля, передавать главному командованию армии каждые 15 дней по одной танковой дивизии»[78].
Напомню, в этот момент о формировании новых подвижных соединений Берлин даже не помышлял, он «скрёб по сусекам», чтобы восстановить имеющиеся если не до штата, то хотя бы приблизиться к нему, а с большим скрипом шло и производство новой бронетехники. Как известно, это стало одной из официальных причин переноса, по крайней мере первой, майской даты начала «Цитадели». Это донесение «Доры» очень напоминает заявление Н.С. Хрущева, сделанное им в начале I960 г., о том, что СССР делает ракеты, как сосиски. Но слова главы советского правительства были пропагандистским трюком. Донесение же швейцарской резидентуры имело априори иной статус. Вероятно, в том числе и из-за этих уж слишком нереальных данных в Москве возникли подозрениям (или, точнее, укрепилось недоверие) в отношении бернской резидентуры и её источников. Поэтому её сообщения попадали в разряд в лучшем случае «для перепроверки», а затем пришло время и тщательного расследования её работы, результаты которого для тех, кто плотно соприкасался с её информацией, не стали ошеломляющими. «Проведенная в ГРУ ГШ проверка сообщений от резидентуры «Дора» выявила, что по каналу от источника, скрывавшегося под псевдонимом «Вертер», в Москву достаточно часто поступала дезинформация, – отмечает О.В. Каримов. – «Вертер» давал обширную информацию по вооруженным силам противника, планам главного командования Германии. С 7 ноября 1942 г. по 25 июля 1943 г. «Вертер» представил 84 донесения, содержание которых касалось этих главных вопросов. При повторной проверке было установлено, что полностью достоверных сообщений, поступивших вовремя, было лишь 15. Достоверных, но поступивших с опозданием, – 29. Дезинформационных – 23. Дезинформационных, имевших цель завуалировать намерение германского командования, – 17. Таким образом, проверка показала, что почти половина сообщений «Вертера» носила дезинформационный характер»[79]. Замечу, что эта повторная проверка проводилась уже после Курской битвы, но её причина – серьёзное недоверие к донесениям из Берна, которое возникло именно в период подготовки к летней кампании. Чтобы представить, какие донесения и почему Центр относил к категории «Достоверных, но поступивших с опозданием», приведу выдержку из сообщения, полученного «Дорой» 5 июня и направленного в Москву 11 июня 1943 г.:
« а) До изменения обстановки в конце мая немецкое главное командование планировало начать наступление на советско-германском фронте (прорыв фронта) следующими силами: 1-й и 4-й танковыми армиями, 6-й армией и вновь сформированным, состоящим из пяти дивизий, 11-м армейским корпусом, который составляет ударное крыло 2-й армии. Одновременное наступление всех этих войск не предполагалось.
Немецкое главное командование планировало ударить сначала силами 1-й танковой армии и частью 6-й армии на Ворошиловград в направлении Нижнего Дона.
После середины мая рассматривался план наступления сначала силами 4-й танковой армии и 11-го армейского корпуса против Курска. Несмотря на некоторые колебания, подготовленные к наступлению соединения группы Манштейна, продолжают оставаться на исходных позициях…» [80].
Информация из первых двух абзацев серьёзных сомнения не вызывает, это краткое изложение разных предложений и вариантов планов боевых действий в южной части Курской дуги и южнее, которые обсуждались в Берлине в течение всей весны (операция «Пантера» и т.д.). Но к началу июня даже эта частично правдивая информация утратила свою актуальность. Вероятно, поэтому и были подброшены источникам «Доры» для повышения авторитета в глазах Москвы. Дезинформация разбросана по всему тексту. Во-первых, 11 ак в это время не входил в состав 2А, а располагался южнее, под Белгородом, в АГ «Кемпф». Следовательно, в состав «ударного крыла» 2А входить не мог. Во-вторых, удар 4ТА на Курск с юга рассматривался как приоритетный не с середины мая, а изначально, с марта-апреля. В-третьих, ни в конце мая, ни в начале июня ударные соединения группы Манштейна, выделенные для «Цитадели», не выдвигались на исходные позиции для наступления на Курск, а по-прежнему продолжали находиться в тылу на отдыхе и комплектовании. В это время уже стало понятно, что установленная дата начала «Цитадели» – 12 июня – нереальна, т.к. необходимого числа бронетанковой техники выпущено не было, а значительные силы (целый корпус) 9А увязли в брянских лесах, участвуя в операции «Циганский барон», поэтому к наступлению была не готовы.