Логово змея

Областные и районные власти о селе Тангуш не то чтобы совсем позабыли, но вниманием не баловали, на что селяне ничуть не обижались. Не появлялся здесь ни участковый милиционер, ни налоговый инспектор, никакое иное официальное лицо. Да и что бы они тут делали? Преступлений в Тангуше (по крайней мере таких, о которых слышали за его пределами) не совершалось десятилетиями, доходов аборигенов сосчитать не удалось бы никому. Правда, три года назад во время выборов прилетела на вертолете целая команда, но событие это было позабыто селянами сразу после того, как кончилась привезенная агитаторами даровая водка и свежий хлеб. К слову сказать, городской хлеб тангушцам не понравился: спокон веку они предпочитали свой, домашний.

Была в Тангуше и связь с большим миром – старенькая рация в единственном общественном доме, служившем офисом бессменному старосте-паштыку – крепкому старику Турыеву и одновременно школой в зимний период. Хотя, как понял Глеб, связью этой пользовались тоже не слишком часто.

Вот и все в основном, что он успел узнать о селе и селянах за полтора месяца с того дня, когда неожиданный и резкий поворот судьбы забросил его в эти забытые Богом и властью места.

Сорок дней назад Иван нашел на берегу реки Глеба, лежащим без памяти, и привез в село. Что произошло предшествующим грозовым днем, Глеб объяснял весьма приблизительно. Скорее всего, его лодка натолкнулась в кромешной темноте бури на скалу, его выбросило за борт, он ударился головой о камень и в полубессознательном состоянии сумел каким-то образом доплыть до отмели, где сознание покинуло его окончательно. Иван привез его так и не пришедшим в себя, в бреду, с сильнейшим воспалением легких, балансирующим на тонкой грани жизни и смерти. Очнулся Глеб лишь через две недели, успев за это время получить у жителей села прозвище Йока – спящий. Он был здесь чужаком, но приняли его на удивление дружелюбно. Порой Глеба слегка смущало радушие, с которым относились к нему совершенно незнакомые прежде люди. Существовало, правда, одно исключение. Не раз и не два Глеб встречал напряженный и хмурый взгляд Акима Донгарова – невысокого, крепкого охотника лет сорока. Глеб спросил как-то Ивана о причинах неприязни, но тот лишь беззаботно махнул рукой: мол, не бери в голову. Впрочем, Глеб и сам догадывался, что отношение Акима к нему как-то связано с Анной…

По всей видимости, более всего он должен был благодарить за исцеление местного шамана Сихэрче, не отходившего, по словам Ивана, от его постели в течение многих ночей. Сихэрче вовсе не был первобытным шаманом и отнюдь не отвергал достижений современной медицины. К тому же Сихэрче имел образование фельдшера. Он исправно потчевал Глеба антибиотиками, дополняя курс лечения отварами трав, медвежьим жиром, всевозможными растираниями и паровыми банями. Так или иначе, духи подземного мира постепенно сняли свои притязания на тело и душу больного. Глеб начал медленно поправляться.

Наряды молодых выглядели потрясающе. Ыльчин был одет в ярко-зеленый халат-сырмал и туго подпоясан многоцветным тканым поясом. Длинное атласное платье Галины имело нежно-голубой цвет, на плечи накинут малиновый легкий кафтан. Они стояли посреди двора с торжественно-серьезными лицами, держась за руки, а вокруг них, ритмично ударяя колотушкой в бубен, медленными мягкими шагами кружил Сихэрче.

– Дуп! Дуп! – глухо звучал бубен.

– У-м-м-м! Хум-м-ма-а, – выговаривал Сихэрче низким голосом в такт ударам.

Постепенно его движения ускорялись, удары зазвучали чаще, Сихэрче то поднимал бубен высоко к небу, то, наклоняясь, опускал к самой земле, совершая быстрые обороты вокруг собственной оси, Глеб обнаружил, что, как и большинство присутствующих, неосознанно покачивается в ритме шаманского танца.

– Дуп! Дуп! Дуп!

– У-м-м-м! Хум-м-ма-а! У-м-м-м!

Бубен бил все быстрее, полы халата Сихэрче стремительно летали из стороны в сторону, голос звучал громче, выше и вдруг, на какой-то неожиданной вибрирующей ноте все разом смолкло. Сихэрче застыл на месте с широко разведенными руками, постоял секунду – и тут же пошел в сторону, утирая вспотевшее лицо сорванной с головы шапкой. Камлание закончилось, но аплодисментов не последовало – не танец это был вовсе. Гости деловито зашумели и принялись усаживаться за стол.

Сочетание двух религий не мешало селянам хорошо выпить при случае, хотя, насколько сумел понять Глеб, пьяниц в Тангуше не было ни одного. Пили тут самогон и спирт, настоянные на таежных травах и разведенные брусничным соком. На столе стояли огромные блюда с кусками вареной баранины и конины, жареной рыбой, рассыпчатым картофелем, свежими овощами, черемшой и солениями. Усевшись, Глеб обнаружил, что слева от него занял место Иван, а справа – Анна. Хорошенькая вдова сидела, выпрямив спину, и строго смотрела прямо перед собой, будто бы и не замечала Глеба.

Подняли первый тост за молодых, Глеб чокнулся с окружающими и опрокинул в себя большую рюмку остро пахнущего жгучего напитка. Потом был второй тост и третий… Спиртное подействовало на него очень быстро – то ли с усталости, то ли после бани, а может, просто потому, что Глеб действительно был еще слаб. Разговоры вокруг вмиг слились в общий гул, лица соседей по столу слегка смазались. Глеб и сам что-то говорил Анне, наклоняясь к ее уху, и она отвечала, поворачивая к нему свое лицо, на котором выражение строгой неприступности иногда сменялось быстрой улыбкой.

– Ну что, остаешься, Йока? – весело хлопнул его по плечу Иван.

– Я бы хотел, – совершенно искренне ответил Глеб. – Да только мне ехать надо. Пора уже. Слушай, Иван, отвези меня завтра, а?

– Завтра никак не могу, – помотал Иван головой. – Завтра дел много будет и послезавтра тоже. Куда тебе торопиться? Живи в свое удовольствие. Лучше завтра рыбу пойдем в омутах брать.

– Мне ехать надо, Иван, – пьяновато уговаривал Глеб.

– Сихэрче сказал: рано еще, – сказал Иван, как отрезал, и Глеб обиделся.

– Да кто он такой, твой Сихэрче? Почему он тут меня держит. Вот сейчас пойду и все ему скажу. – Он решительно стряхнул с плеча руку пытавшегося удержать его Ивана и выбрался из-за стола.

Сихэрче сидел в дальнем конце. Меланхолично работая челюстями, он удостоил Глеба короткого взгляда и вновь полностью углубился в процесс поглощения пищи. Внешность у Сихэрче была весьма запоминающаяся. К лысому, правильной формы черепу плотно прижимались уши, чуть вытянутые в верхней части, словно у дикого животного. Глаза хотя и имели характерный для местных жителей монголоидный разрез и эпикантус, но были необычайно большими. Сихэрче был худ и длиннорук, что отнюдь не создавало впечатления неправильности или непропорциональности сложения, напротив. Тело его словно просто было создано по другим законам, отличным от привычных человеку, но находящимся в полной гармонии с природой. Движения Сихэрче были легки, точны и стремительны. Если бы Глеб бы кинорежиссером, он бы непременно пригласил Сихэрче постоянным исполнителем ролей инопланетян.

– Здравствуй, Сихэрче, – сказал Глеб, плюхаясь на соседний стул. – Извини, если помешал.

– Ты мне не мешаешь, как можно?! – возразил Сихэрче. – Какая, однако, вкусная сегодня баранина. Галина сама готовила. Повезло все же Ыльчину!

– Хотел с тобой поговорить, Сихэрче. Я тут уже два месяца. Загостился, как говорится… Пора бы и домой возвращаться. Ты бы мне не мог помочь?

– Почему я? – удивился Сихэрче. – У меня и лодки-то нет. Попроси Ивана, или Ыльчина, или пусть староста наш кому-нибудь прикажет тебя отвезти. Только эта дорога длинная.

– Ты со мной шутишь, Сихэрче. – Глеб хитро прищурился и погрозил пальцем. – Иван говорит: Сихэрче не велит везти, пока не поправится. И Ыльчин то же самое скажет, и паштык тоже. Они здесь все тебя слушают.

– Правильно Иван говорит, – кивнул Сихэрче. – Тебе еще долго нужно поправляться. Сильная у тебя была болезнь, очень сильная!

– Так сколько же можно! – заволновался Глеб. – Еще месяц – и зима начнется. Что же мне тут до следующей весны сидеть? Нет уж, я дома долечиваться стану.

– Послушай меня, Йока. – Сихэрче ласково коснулся его локтя. – Поверь, я знаю, как для тебя лучше. Не торопись, не нужно. Что такое год, если речь идет обо всей жизни?

– Но я все же взрослый человек. – Глеб потихоньку начинал злиться. – Я могу сам своей жизнью распорядиться или нет?

– Конечно, можешь, – немедленно согласился Сихэрче. – Но, если ты распорядишься ею неправильно, я буду очень жалеть. Вся деревня будет сильно жалеть. К тебе тут привыкли, тебя все полюбили. И Иван, и Анна…

– При чем тут Анна? – пробормотал Глеб, слегка сбитый с толку. – Ты пойми, Сихэрче, мне возвращаться нужно, потому что у меня дома важные дела. Очень важные!

– Понимаю, – с готовностью наклонил тот голову. – Но ты меня еще раз послушай. Сейчас тебе скажу очень важное для тебя. Не хотел раньше говорить, а теперь вижу – придется…

К их концу стола нетвердой походкой приблизился кто-то из селян в намерении присесть, но Сихэрче взглянул на него недолгим взглядом, и человек тут же отошел.

– Пока ты лежал без сознания, к нам милиция приезжала, – сказал Сихэрче, понизив голос. – Вверху по реке нашли двоих мертвых.

– Что? – Глеб напрягся. – Мертвых? Кто, кто эти люди?

– Их вода на камни выбросила, – продолжал Сихэрче, – почти там же, где и тебя Иван нашел. Оба одеты как геологи, но без документов.

– Не может быть… – пробормотал Глеб. – Что с ними случилось?

– Милиция спрашивала: не видали ли мы чужих людей? – Сихэрче оставил его вопрос без ответа. – Мы все сказали: никого не видели, никто к нам не приходил.

– Почему так сказали? – спросил Глеб.

– Потому что никто из нас в чужую жизнь не хочет вмешиваться. Кто ты, зачем здесь – мы тогда ничего не знали, да и сейчас не спрашиваем. Разве не так? И про тех двоих тоже…

– Да я же ничего не скрывал, Сихэрче, – взволнованно сказал Глеб. – Я же тебе все рассказывал. Я своих спутников потерял за несколько дней до того, как эта гроза случилась. Но если это действительно они, мне тем более нужно ехать! Как можно скорее!

– Неправильно рассуждаешь, – покачал головой Сихэрче. – Если те мертвые – твои спутники, тебе как раз лучше здесь пожить подольше. Они не утонули, нет. Их из карабина убили.

– Из карабина? – ошеломленно переспросил Глеб. – Кто? Зачем? Нет, не может быть! Это не они!

– Не знаю, может, и не они, – согласился Сихэрче. – Но только в тайге в последнее время много недобрых людей ходит.

– Постой! – внезапная мысль заставила Глеба вздрогнуть. – Неужели ты думаешь, что я мог?..

– А я тебя не спрашиваю. Ты что помнишь рассказал и что хотел – рассказал. Только вот милиция у нас на выводы скорая. И мимо милиции ты никак не пройдешь. Тайга большая, а все друг друга знают, чужой незамеченным до большого города не доберется.

– Но я же… – попытался спорить Глеб, но в этот момент к ним подошла Анна.

– Пойдем танцевать, Глеб, – с улыбкой сказал она.

– Да я ваши танцы танцевать не умею…

– Иди, Йока, – поощрительно произнес Сихэрче. – Анна тебя научит.

Глеб махнул рукой и решительно поднялся.

– А, ладно! Пойдем!

Перед тем как войти в круг танцующих, оглянулся. Сихэрче неподвижно смотрел ему вслед. В его больших, выпуклых глазах, будто лемурьих издали, поблескивал отсвет фонарей.

Замыслы всех великих дел – добрых или злых, как правило возникают отнюдь не за рабочим столом и не в служебное время. Почему? Кто знает! Может, потому что возникновению этих замыслов должно предшествовать некое состояние раскрепощенности духа? Ощущение полной свободы разума (и совести) от чего бы то ни было?

У Радзина подобные озарения происходили на даче. Неважно – собственной или приятелей, главное, чтобы там было тихо, покойно, уютно. И обязательно в полностью устраивающей его комфортной компании. Семья для этого не годилась. Радзину непременно нужно было окружение, внимающее его словам. Собеседники должны были с ним немного спорить, чтобы Радзин мог уловить слабые стороны свежей идеи и тут же, на ходу, доработать. Но спорить совсем чуть-чуть – излишний азарт всегда уводил в сторону от главного.

Так было и в тот самый день. И хотя формально эта идея впервые возникла не у Радзина, а в мозгу хозяина дачи, Радзин считал, что по праву делит авторство, потому что понял ее смысл мгновенно, гораздо лучше хозяина, ухватил, развил, доработал, довел до такой степени совершенства, которая хозяину дачи была попросту недоступна.

Идея родилась очень своевременно. Не то чтобы финансовое положение корпорации Радзина было уж очень тяжелым – нет! Еще оставались некоторые резервы, незадействованные возможности… Но оно было непростым и неустойчивым. Впрочем, как и все в государстве. Ничтожная гирька на любую из чаш весов фортуны могла поднять Радзина в небесные выси или, напротив, бросить в омут неудачи. Конечно, Радзин не пропадет, он не превратится в нищего научного сотрудника, каким был в начале своей стремительной карьеры. В конце концов, у него завелось немало друзей. Но того, что имеет сейчас, вновь уже не достигнет. Вокруг развелось немало молодых хищников, только и ждущих, чтобы отхватить свой кусок и добить оступившегося собрата.

Они сидели в креслах на лужайке перед небольшим круглым бассейном. Середина апреля, день был удивительно теплым, солнечным и безветренным, хотя из почек только-только проклюнулась свежая зелень. Хозяин дачи пил «драй мартини» – водка и мартини, пятьдесят на пятьдесят. Радзин предпочитал разбавлять водку апельсиновым соком в пропорции один к двум.

– Забавный человечек у меня был на неделе, – сказал вдруг хозяин. – Мелкий жулик, но с большими амбициями.

– Ровно девяносто девять процентов из тех, кто приходит ко мне, относятся к той же категории, – меланхолично отозвался Радзин. – Время сейчас такое.

– Этот не совсем такой, – возразил хозяин. – Фантазия, знаешь, у него неплохо работает.

– Ну и черт с ним, – сказал Радзин.

Спорить ему не хотелось.

– Да нет, ты послушай, – отчего-то увлекся хозяин. – Притащил мне какие-то пыльные бумаги, которые выудил из архива Мингеологии. Отчет геологической партии десятилетней давности. Кажется, их готовились выкинуть в помойку. Якобы в окрестностях Андалинска десять лет назад обнаружили потрясающе богатое месторождение.

– Где это? – спросил Радзин, просто чтобы поддержать беседу.

– Где-то в Саянах… я не знаю. В общем, по его словам, геологи нашли там залежи сысертскита и этот факт намеренно скрыли, а потом и вовсе забыли. Так вот этот человечек предлагал немедленно образовать государственную компанию по разработке месторождения. А его самого назначить генеральным директором. Представляешь?

– Что такое этот сысертскит, – с трудом повторил слово Радзин.

– Минерал. Стратегическое сырье. Редкоземельные элементы. Но дело не в этом… – Хозяин потянулся и долил себе немного в стакан. – Все это ерунда, я проверил. Либо ошибка, либо преднамеренная туфта. Года через два там повторно брали пробы – пусто. Что-то там нашли, но совсем не то и не в том количестве. Даже документов не сохранилось – в министерстве тогда реорганизация началась.

– Как же ты узнал?

– Нашелся один человек, который помнил.

– А документов, значит, не сохранилось? – задумчиво спросил Радзин. – Ну а тот, первый отчет?

– Где-то у меня валяется. Да зачем он тебе?

– Просто посмотреть…

В этот момент жена хозяина позвала их к столу, и больше о геологии они в тот день не разговаривали. Но какой-то участок мозга Радзина, вцепившись в услышанное, продолжал обрабатывать информацию, и к концу дня, когда Радзин неторопливо возвращался по вечернему шоссе домой, в голове его созрел – нет, пока что не план, – но некие его предварительные очертания.

В следующий раз они встретились уже через два дня. Для встречи Радзин избрал какой-то несущественный предлог и, быстро покончив с ним, перешел к тому, что считал главным.

– Я все время думаю о том нашем разговоре, Алексей, – сказал он.

– О чем ты?

– Насчет этого месторождения…

Алексею понадобилась целая минута, чтобы вспомнить.

– Так никакого месторождения нет, – рассмеялся он.

– Я в этом не так уверен, – мягко проговорил Радзин и принялся неторопливо излагать свою идею.

Алексей вначале скептически улыбался, потом улыбка исчезла с его губ, а в конце концов на лице появилось весьма недовольное выражение.

– Тюрьма, – сказал он. – Вот что тебя ждет. И меня тоже, если я в это ввяжусь.

– Ты меня просто плохо слушал, – возразил Радзин. – За ошибки не сажают. Еще никого не посадили. В крайнем случае тебя выгонят с работы. Но тогда она тебе больше не понадобится, это я гарантирую. Чем ты, в сущности, рискуешь? В чем твоя вина? В том, что поверил профессиональным рудознатцам? Что искренне хотел найти источник пополнения государственной казны? Причем без малейшей личной материальной заинтересованности. Твоя единственная задача – обеспечить гладкое прохождение проекта в правительстве, все остальное лежит на мне. Создание компании, выпуск акций, организация государственного тендера и прочее. В конце концов, от продажи акций казна получит немалый процент. Ну и мы с тобой, конечно, тоже…

– Все это будет десять раз проверяться, – не сдавался Алексей.

– Конечно, – согласно кивал Радзин. – Как раз этим я и намерен в первую очередь заняться. Я отправлю туда экспедицию, которая подтвердит первичные результаты. Совершенно официально. Причем ко мне это не будет иметь никакого отношения.

– Участникам тендера результатов твоей экспедиции будет недостаточно. Они захотят получить те же результаты самостоятельно.

– А кто их туда пустит? – удивился Радзин. – Все-таки речь идет о стратегическом сырье. В конце концов, нужно доверять тому, что говорит государство.

От цинизма этих слов Алексея слегка передернуло. Он принялся с жаром спорить, но Радзин отвечал спокойно и убедительно, и к завершению разговора пыл Алексея угас.

– Зону вместе будем топтать, – пробурчал он.

– Прошу тебя, без жаргонных оборотов, – поморщился Радзин. – Что за манеры у вас в правительстве?..

После этого они встречались еще несколько раз, и Алексей уже не спорил и не возмущался. Они спокойно обсуждали то, что им предстояло сделать.

Шедший впереди Иван вдруг замер и предостерегающе поднял руку, потом поманил к себе Глеба.

– Слышишь? Рябчик совсем близко разговаривает. Теперь с добычей будем.

Глеб прислушался и действительно услышал нежное посвистывание. Теперь они двигались очень медленно, тщательно выбирая, куда поставить ногу, осторожно и мягко раздвигая в сторону ветви. Они обогнули с двух сторон густой куст и снова застыли. Сразу десятка три рябчиков облепили невысокую пихту посреди полянки, словно диковинные пушистые плоды. Глеб медленно поднял двустволку.

– Ба-бах! Бах!

Пять или шесть птиц свалились на землю, остальные сорвались с места и плотной стаей исчезли меж древесных стволов.

– Зачем жаканом выстрелил? – осуждающе покачал головой Иван. – Все равно же не попал!

Глеб в азарте действительно выпалил не только из правого ствола, заряженного мелкой дробью, но и из левого, где по таежному обычаю всегда сидел патрон с пулей-жаканом.

– Погорячился, – пробормотал он, перезаряжая ружье.

Они подобрали убитых рябчиков и уложили в заплечные мешки.

– Сейчас еще найдем. Они далеко не улетели, – сказал Иван.

В самом деле, глупая непуганая птица отыскалась очень быстро. Вся стая, оказывается, вновь сидела на лиственнице всего в каких-то ста метрах от прежнего места. Новым залпом они сбили еще четыре штуки, а потом вновь отправились за улетевшей стаей и снова нашли ее очень быстро…

– Хватит, однако, – сказал Иван, затягивая горловину доверху набитого птичьими тушками мешка. – Возвращаться пора, а то до темноты не поспеем. Да и нести тяжело.

Рябчики были крупные, жирные, каждый тянул граммов на семьсот.

– Слушай, Иван, а фактория в какой стороне? – спросил Глеб.

– Вон там, – автоматически махнул рукой Иван в сторону восхода солнца и поднял голову. – А зачем тебе?

– Да я так спросил. И долго туда добираться?

– По земле – не знаю, не пробовал ни разу. По земле туда не дойдешь, никто не ходил. Там, на востоке, хребет – скалы по сто метров, на них и альпинист не влезет. Потом еще болота…

– А если я все же попробую?

– Прямо сейчас? – удивился Иван.

– Ну хотя бы.

– Иди, если хочешь, – пожал Иван плечами. – Только жалко тебя. Не дойдешь. Рябчиков съешь, патроны кончатся – пропадешь, Йока.

– Даже если ты мне свои патроны отдашь?

– Конечно! Как через хребет перелезать будешь? Даже я не знаю, а ты – тем более. Разве можно с тайгой шутить!

– Ладно, пошли домой, – сдался Глеб, но едва они тронулись, возобновил разговор:

– Слушай, Иван, продай мне лодку!

– Почему продай? – оглянулся он. – Если нужно – так бери.

– Уговор – дороже денег! – быстро проговорил Глеб.

– Конечно, – подтвердил Иван. – А ты куда плыть хочешь? Вниз или вверх?

– Вниз, – неуверенно ответил Глеб.

– Это можно, только если недалеко, – кивнул Иван, не оборачиваясь. – А то против течения возвращаться трудно.

– Зачем возвращаться?

– А как же! Пять километров вниз – пороги, там никакая лодка не пройдет. Разобьешься вдребезги. Мы туда за тайменем ходим только с мотором.

– А если вверх плыть?

– Да разве вверх без мотора проплывешь, Йока? – снисходительно усмехнулся Иван. – Ты же сам видел, какая вверху река. Можно вдвоем изо всех сил грести – все равно вниз относит. Мы только один раз в год вверх плаваем, когда в факторию баржа приходит. Столько бензина уходит, Йока, сказать страшно!

– За бензин, Иван, я тебе заплачу.

– Да я бы тебе и так дал. Только нету у меня бензина. Совсем мало осталось. До фактории не хватит.

– Да как же нет? – рассердился Глеб. – Ты же осенью в факторию собираешься!

– То – осенью, – сказал Иван. – Осенью все едут. Староста бензин дает, кому не хватило. К тому же осенью перед самыми морозами вода совсем другая, идти гораздо легче.

На этот последний, малопонятный Глебу довод вообще нечего было возражать. Он понял, что дальнейший разговор просто бесполезен, но все же не удержался от того, чтобы задать последний вопрос:

– А если я у старосты попрошу, он бензин даст в долг?

– Попроси, – охотно поддержал Иван. – Староста может дать. Хотя вряд ли. Сихэрче летом никому не велит давать из общих запасов. Потому что никто не знает, какая зима будет. А знаешь, Йока, год назад баржа вообще осенью не приходила. Кака-ая трудная тогда была зима! Вот Сихэрче и беспокоится.

– Я так и не пойму кто у вас тут главный, – раздраженно сказал Глеб, – староста или Сихэрче? Ты уж объяснил бы мне.

– Конечно, староста, – объяснил Иван таким тоном, будто разговаривал с младенцем. – Староста – это власть. Но Сихэрче – мудрый человек, поэтому все его слушают. И староста тоже. Теперь понятно?

– Теперь понятно. – Глеб устало махнул рукой и с досадой сплюнул себе под ноги, но шагавший чуть впереди Иван этого конечно же увидеть не мог.

«Все равно сбегу, – мрачно думал он. – Хрен удержите!»

Вернулись в село еще при свете, хотя солнце уже скрылось за утесами. Жена и старшая дочь Ивана – Наталья с Ульяной – тут же взялись готовить рябчиков. Обдали тушки крутым кипятком, ловко обдергали перья, пух и сунули в жаркое горло печи. Баню сегодня не готовили, обмывать пот и усталость охоты Иван с Глебом пошли на реку. В ледяных струях плескались, пока у Глеба от холода даже виски свело.

Рябчики под хрустящей корочкой выглядели удивительно вкусными, рот Глеба немедленно наполнился слюной. Немного поворчав, Наталья выставила по тихой просьбе Ивана на стол бутыль с брусничной настойкой. Но едва они с Иваном подняли по первой, раздался легкий стук, и в избу вошла Анна.

– Здравствуйте, – сказала она, не глядя на Глеба. – Иван, не поможешь колоду передвинуть?

– Йока поможет, – немедленно ответил Иван. – Глеб, пойди помоги девушке. Справишься? А рябчики никуда не денутся. Мы с ними тебя подождем.

– Постараюсь, – буркнул он, отлично понимая, что Анна как раз за тем и пришла. Но деваться было некуда. Не отказывать же в помощи женщине. Он проглотил слюну и вышел вслед за ней.

Они пошли по улице. Анна впереди, не оборачиваясь, Глеб чуть сзади. Хотя уже опустились сумерки, сейчас ему казалось, что вся деревня провожает их взглядами – любопытствующими и одобрительными, что вызывало в его душе весьма противоречивые чувства. Не то чтобы Анна ему не нравилась, как раз наоборот, но настойчивость, с которой все вокруг стремились их соединить, вызывала у Глеба внутренний протест.

Проходя мимо двора старосты, Глеб приостановился. Паштык колол дрова у сарая. Это был крепкий, начинающий лысеть мужчина лет шестидесяти, глава большого семейства. Глеб знал, что из восьмерых его детей старшему стукнуло уже тридцать пять, младшей же дочери было всего восемь. Жена старосты, несмотря на такое количество беременностей, сохраняла, как и большинство женщин поселка, сухую, почти стройную фигуру, оставаясь легкой и быстрой на ногу.