Россия и мусульманский мир № 12 / 2012

«Легионеры» глобальной игры создают среду в виде «хора духовной поддержки». Это известный психологический прием: если большинство утверждает, что черный шар окрашен в белый цвет, то и тот единственный, кто отчетливо видит, что шар черный, будет также утверждать, что он белый. Аналогична функция большинства, поддерживающего неправедные действия «победителя». При этом не афишируется тот факт, что в состав легионеров, как опытных боевиков, входят и наемники, у которых вообще отсутствуют какие-либо идейные позиции, но присутствует готовность участвовать в любых операциях по свержению законных правительств, если эти операции щедро оплачиваются. Таким образом, поле геополитики может иметь различные составляющие.

Но общий характер его построения – это создание среды, обеспечивающей прекращение всякого сопротивления и сдачу на милость «победителя». Эта «логика» открыто демонстрируется в ситуации боевых действий. Так, например, американские военно-воздушные силы в Афганистане обращались к талибам со следующим заявлением: «Вы обречены… Вы сами приговорили себя к смерти… Наши вертолеты посеют смерть на ваши лагеря, прежде чем ваши радары их засекут. Наши бомбы настолько точны, что мы можем направлять их прямо в ваши окна… Вы имеете только один выбор – сдаться сейчас. И мы тогда позволим вам жить»17.

Могут быть информационные, экономические, политические, культурные вариации этой «среды». Но суть ее одна – это создание «логики» господства и подчинения, управления и послушания, жизни или смерти.

Такая «логика» не приводит к исчезновению сопротивления. Сопротивление приобретает многообразные формы и обретает нравственный мотив противостояния злу. Возникает движение сопротивления в форме сетевого взаимодействия, неожиданных акций, самопожертвования и актов террора.

Победа над движением сопротивления требует завоевания симпатий населения. Но как этого добиться?

Предполагается, что население в своих настроениях двойственно – оно может быть частично враждебно, а частично невраждебно. Психологические операции имеют цель изолировать движение сопротивления от населения, сделать его маргинальным и подвергнуть ликвидации. Но определение сущности населения в его настроениях по отношению к оккупантам не может не сохранять свою неопределенность. Эта неопределенность требует специальных исследований применительно к различным группам и слоям населения. С учетом их особенностей и должны вырабатываться образы психологических операций, которые могут эффективно влиять на сознание и поведение людей.

Без таких исследований психологические операции не могут с достаточной определенностью давать нужный эффект. Так, например, в процессе операции «Свобода Ирака» перед началом военных действий было сброшено 40 млн. листовок, призывающих игнорировать приказы Саддама Хусейна. Однако сами организаторы этой психологической операции сомневаются в том, что именно листовки оказали влияние на поведение иракцев.

В ситуации неопределенности настроений населения утрачивают силу принципы демократической выборной системы. Как отмечается в американском полевом учебнике противодействия движению сопротивления (US Army / Marine Corps 2006. Counterinsurgency Field Manual), для успеха осуществления контропераций существенной становится поддержка сплоченных групп населения, а не формальный результат голосования на выборах. Реализация целей геополитики оборачивается перманентным процессом, который в своей внутренней сущности совпадает с состоянием перманентной войны. И здесь возникает фундаментальный вопрос: не существует ли причинно-следственного отношения между состоянием перманентной войны и ускоренным приближением глобального кризиса?

И является ли эффективным применение военной силы в отношении населения страны, подверженной оккупации, не порождает ли такое применение нарастание волны сопротивления? Не случайно в упомянутом выше полевом учебнике утверждается, что иногда чем более мощная сила используется, тем менее эффективной она становится.

Свои парадоксы содержит и внешнеполитическая задача геополитики.

Если хотя бы один руководитель суверенного государства не испугается, то он может «испортить» всю геополитическую игру.

Фукуяма не заметил геополитического аспекта проблемы. Он рассматривает проблему будущего с социально-классовых и идеологических позиций. Но такой подход уже не отвечает глобальным аспектам современного исторического процесса. Проблема идеологии будущего «угасает» в информационных механизмах современной геополитики. Она играет подчиненную роль.

В ситуации реальной геополитической игры исчезает определяющая роль как «левых», так и «правых», как христиан, так и мусульман. Они превращаются в средство геополитической игры, в которой особая социальная роль идеологии становится не нужной. Ключевое значение приобретает определение «чужого», представляющего в геополитической игре очередную «угрозу». Соответственно задача состоит в создании его негативного образа, как «угрозы», подлежащей элиминации. Таким образом, идеология подчиняется смене дихотомии образов.

Формирование дихотомии образов оказывает все более глубокое влияние на глобальную жизнь. В силу реальности процессов глобализации человек оказывается включенным и материально, и информационно в глобальную смертельную игру. Жизнь страны и каждого гражданина этой страны основывается на формировании состояния социально-психологического транса, связанного с возникающей угрозой выживания себя, своего тела, своей семьи, своих друзей и близких, а значит, и сограждан.

Глобальные игроки всматриваются в виртуальную реальность, оценивают состояние будущего и пытаются определить наиболее выгодное направление стратегической политики. Современная геополитическая игра может принимать как военные, так и экономические, информационные формы. Суть дела от этого не меняется. Виртуально все включены в глобальную игру. Смысл игры видится в постоянном состоянии войны различными средствами и с различными геополитическими «противниками». Эти противники определяются постоянным победителем. Именно он обладает правом выбора очередной геополитической мишени. Не столь важно, является ли она реальным геополитическим противником. Важно то, как она будет определена. И это определение начинает диктовать характер складывающихся в мире международных отношений. Победитель в глобальной игре «забирает всё». В этом происходит реализация метафизики абсолютной выгоды. Это – негласный основополагающий принцип игры.

Но однако сохранение роли постоянного победителя требует в контексте осуществленных акций формирования такой среды, которая влияет на поддержку населения, на процессы расширения зон враждебности или дружественности. Метафизика абсолютной выгоды начинает обретать парадоксальное качество. Во имя метафизики абсолютной выгоды оказывается необходимым идти на финансовые жертвы и создавать среду, символизирующую подлинный прогресс – после бомбардировок и наземных военных действий приходится восстанавливать инфраструктуру и предлагать проекты улучшения жизни, рекламировать их не только с помощью листовок, но и с помощью громкоговорителей, рекламных плакатов и встреч с населением.

Возникает и другой фундаментальный вопрос: можно ли считать постоянной роль постоянного победителя?

Нельзя не видеть, что положение геополитических игроков, принявших правила игры, различно. Место «постоянного победителя» может оказаться непостоянным. Странное положение и у «легионеров». Каждый «легионер» пытается следовать правильному расчету.

Однако правильный расчет может оказаться и глубоко ошибочным. Вскочить в лодку победителя не значит спастись. Возможна ситуация, когда лодка будет освобождаться от «балласта». Могут выбросить за борт и демонстрирующих абсолютную преданность: они должны будут пожертвовать собой ради «общей победы». Или же они могут стать объектом другой игры. Они могут оказаться «виновными» или «неполноценными». При осознании реальной ситуации геополитической игры любой легионер может начать свою самостоятельную игру. И это создает условия неопределенности достижения цели геополитики.

Таким образом, онтология геополитической игры, даже при достижении ее конкретной цели, содержит в себе потенциально и реально никогда непрекращающийся конфликт: между населением подчиненной страны и подчиняющими его внешними и внутренними силами; между постоянным победителем и легионерами. В силу этого поле геополитики подвержено периодическим радикальным изменениям.

Это значит, что построение поля геополитики содержит в себе потенциал саморазрушения. Об этом свидетельствует вынужденный вывод войск из казалось бы победоносно оккупированных регионов. Об этом свидетельствует и исторический опыт.

Этим объясняются попытки выработать теорию, определяющую константы геополитической игры против основных глобальных противников на обозримую перспективу.

5. Проект новой геополитической дихотомии

Выявляющиеся тенденции самодеструкции поля геополитики создают угрозу для геополитической игры, обнаруживая ее неэффективность. А это, как представляется, может поставить под сомнение легитимность глобального лидерства «постоянного победителя», а значит, и возникшей после Второй мировой войны финансовой системы, позволившей «освободить» ставшую глобальной по своей роли валюту от золотого ее обеспечения.

Геополитическая игра «отодвигает» принципиальный вопрос экономической легитимности в тень. Сохранение этой выгодной глобальной ситуации и является скрытой целью постоянства геополитической игры. С отступлением от геополитики на поверхность международных экономических отношений всплывает проблема нелегитимности финансового управления миром с помощью валюты сверхдержавы, валюты, не имеющей обязательного золотого обеспечения.

Если вернуться к заявлению Митта Ромни в ходе предвыборной президентской кампании 2012 г., то закономерно высказать предположение о том, что проектировщики геополитической игры думают о перенесении опыта, полученного в ходе испытания ее методов, на «постоянных противников». К этому подталкивает и внутренняя «логика» геополитической игры. Но здесь возникают определенные трудности.

Геополитическая глобальная игра содержит в себе в качестве неотъемлемого элемента перманентную войну. И в этом своем перманентном качестве война должна обрести привлекательность как внутреннюю, так и внешнюю. Внутренняя привлекательность обеспечивается тем, что она отождествляется с игрой, в которой обеспечен выигрыш в силу абсолютного военного превосходства. Практически такая возможность апробируется в реальных военных действиях в Югославии, Афганистане, Иране и Ливии и находит свое подтверждение.

Внешняя привлекательность обеспечивается тем, что война помещается в информационный кокон, позиционируя себя как освобождение населения от тиранического режима, который стоит на страже суверенитета государства, но не соблюдает принципы демократии. Психологические операции ставят своей целью «внушить» населению, что в его собственных интересах поддержать армию Соединенных Штатов18. Население рассматривается как смешанный объект воздействия, состоящий из врагов, потенциально составляющих движение сопротивления оккупантам, и возможных друзей, получающих активную поддержку.

В академических исследованиях построения поля современной геополитики можно встретить как ее критику, так и апологию.

Критическое отношение к построению поля современной геополитики безусловно связано с тем, что в исторической перспективе любой участник геополитической игры может оказаться ее жертвой. Возникает вопрос: является ли адекватной для международной жизни стратегия геополитической игры? Адекватная стратегия современной международной политики может быть основана лишь на принципе безопасности для всех, для всего человечества как взаимосвязанного глобального целого. Спасение находится не в геополитическом порядке жизни, а в совместном признании принципа справедливости, основанного на равенстве прав суверенных субъектов. А это значит, что международная безопасность человечества зависит от исходного принципа порядка международной жизни.

Начало XXI в. символически прояснило ситуацию выбора. 11 сентября 2001 г. расставило точки над i. Противник глобальной безопасности номер один – это терроризм, его инициаторы и ударные отряды.

В борьбе с терроризмом могут быть соединены усилия народов всех стран, в том числе России и США.

Ситуация более чем ясная и не поддающаяся сомнению. Россия определенно заявила о своем предпочтении именно этого выбора и подкрепила его практическими шагами своей внешней политики.

Сегодня мы встречаемся не просто с сомнениями относительно определения международного терроризма в качестве главного и общего противника безопасности, но и попытками возможного включения его в «новые правила» геополитической игры. Таков политический фон, на котором осуществляются современные академические исследования. Он влияет и на те исследования, которые казалось бы далеки от геополитической проблематики. В этой связи необходимо заметить, что и Фукуяма, хотя и не рассматривает проблему идеологии будущего в геополитическом аспекте, однако интуитивно угадывает его центральное значение. И это проявляется в его оценке китайского вызова.

Распад Советского Союза, а вместе с тем и кризис реального социализма определяют попытки выработать новый взгляд на глобальную ситуацию с точки зрения возникновения в ней нового эмпирического противовеса либеральной демократии. Фукуяма выделил вызов с Востока, идущий от Китая, который комбинирует (и весьма успешно!) авторитарное управление с частично рыночной экономикой. Китайцы, утверждает Фукуяма, начали рекомендовать «китайскую модель» как альтернативу либеральной демократии. Однако через 50 лет мир, утверждает Фукуяма, не будет выглядеть как Китай. Уместно заметить, что через 50 лет мир не будет выглядеть и как Соединенные Штаты, хотя США предпринимают поистине титанические усилия для рекламы американского образа жизни. Они знают, что другие страны не могут повторить у себя американский образ жизни просто потому, что они не имеют для этого достаточных материальных, финансовых, научно-технических и культурных предпосылок. Если американский образ жизни признается образцом, то все народы должны так или иначе признать свою «неполноценность». И это дает право американцам судить всех, тогда как они сами суду не подлежат. Это – очень важная для «чистоты совести» нравственная предпосылка реализации целей геополитики. Реализация современной геополитики в отличие от политики нацизма претендует на «высокую нравственность». Имитация «высокой нравственности» служит духовной ширмой метафизики абсолютной выгоды.

С позиции «чистой совести» Китай может рассматриваться в качестве той «команды», против которой необходимо начать геополитическую контригру, с тем чтобы уже на ранней стадии нивелировать возникающий серьезный вызов экономической гегемонии Запада. Однако Китай на сегодняшний день – это не самый удобный контригрок. Победоносная игра обеспечивается рядом последовательных стадий. Это – информационная дестабилизация внутренней обстановки и экономическая блокада, стимулирование гражданской войны, объединение потенциальных союзников для начала общих, в том числе военных, действий с целью приведения к власти новой послушной и управляемой администрации.

Можно считать, что выработка такой тактической последовательности действий – это практический вывод из поражения Соединенных Штатов во вьетнамской войне.

И, конечно, особо важное значение имеет выбор того субъекта, против которого можно начинать тотальную геополитическую игру с уверенностью в ее успешном завершении.

Китай испытывался неоднократно, однако добиться его внутренней дестабилизации так и не удалось. Теперь, когда экономика, наука и культура Китая находятся на крутом подъеме, рассчитывать на внутреннюю дестабилизацию и начало гражданской войны не приходится. Однако потенциально цель приведения к власти послушной и управляемой администрации остается. Это не значит, что забыт другой геополитический контригрок. Об этом и говорит тот факт, что в ходе предвыборной кампании Митт Ромни назвал Россию геополитическим противником США номер один.

Против России давно ведется информационная война. Она была особенно успешной в 90-е годы XX в. Стимулированный этой войной антисоветский дух привел к дискредитации сверхдержавы – Советского Союза, к отождествлению всего советского с состоянием полного «застоя», а советский человек был представлен «придурком», не знающим, в чем состоит действительная свобода и счастье. В итоге эйфория счастья и свободы стала отождествляться с беспорядочным сексом и массовыми тусовками рок-концертов. Антисоветский дух превратил и могущество Советского Союза в нечто «неистинное». Это был невиданный успех информационной геополитической войны. Для рядового советского человека это был процесс моральной самодеструкции того, от чего зависела его повседневная жизнь. Так, например, советская медицина была одной из самых передовых в мире. А теперь, как утверждает доктор Князькин, «наша страна является абсолютным лидером в мире… по самолечению»19. И вот бывшие западно-поклонники начинают крыть грязной руганью сделанные по западным стандартам медицину и фармакологию, а также чиновников-бюрократов, создавших эту систему20.

Возрождение политики, основанной на здравом смысле, вызывает элементы истерики. Возникает социально-психологическая атмосфера, в которой «все кошки серы», а истину увидеть невозможно. Она не лежит на поверхности.

Истина сокрыта в механизмах геополитики, которую еще необходимо расшифровать.

Сегодня очевидно одно: пока Россия обладает реальной возможностью нанесения сокрушительного ответного контрудара в случае развязывания против нее военной агрессии, она остается наиболее убедительным препятствием на пути успешного ведения глобальной геополитической игры. Вот почему приоритетное значение придается различным формам информационно-психологиче-ского воздействия на Россию. Бен Андерсон отмечает точку зрения таких теоретиков, как Мифейт и Джексон, Макинлей, Менсур и Ульрих, согласно которой всякое военное действие должно сопровождаться попыткой сформировать то, что называется «информационной средой» войны. В этой среде разочарования и надежды ожидания и другие чувства выступают как реальные силы, призванные «модифицировать» поведение населения, состоящего из потенциальных врагов и потенциальных друзей21.

Создается образ «неполноценности» России. Можно подумать, что все это делается руками «безгрешных», «святых» политиков, которые учат своих солдат-оккупантов, как им нужно улыбаться, пожимать руки и извиняться, чтобы выглядеть высокоморальной военной силой. Агрессор должен предстать в облике носителя высокой нравственности. Но тогда объект агрессии должен предстать перед мировым общественным мнением как средоточоие Зла. Но каков же мотив «высокой морали» агрессии, на чем он должен основываться? Наиболее убедительной для мирового общественного мнения кажется вина за развязывание Третьей мировой войны. Не трудно догадаться, о чем идет речь. Это уже не обнаружение фактов и доводов, а попытка создать мораль для тотальной войны.

Мораль для тотальной войны потенциально раскалывает человечество на две части, каждая из которых может стать объектом жертвоприношения. В силу этого не может быть общечеловеческой морали.

Теряет принудительную силу и академическая аргументация, основанная на приоритете системы. Оказывается подходящей «аргументация», которую в свое время предложил Геббельс для «доказательства» того, что Гитлер не напал на Советский Союз, а просто нанес удачный превентивный контрудар по сталинской агрессии.

Опыт Геббельса берется на вооружение, и ему придается некоторый академический блеск с учетом неимоверно возросшей силы глобальных информационных возможностей.

В этой связи нельзя не обратить внимание на концепцию, сформулированную в 2007 г. Азаром Гатом, профессором Тель-Авивского университета. Создается впечатление, что в своем азартном стремлении создать хитроумную пропагандистскую ловушку Азар Гат даже забывает о том, какая армия спасала его этнических сородичей из гитлеровских лагерей смерти. Кто же в следующий раз будет спасать его сородичей? Или этого делать уже не придется?

Какую картину, с претензией на академическую основательность, рисует Азар Гат, говоря о вызовах, перед которыми оказывается глобальный либерально-демократический порядок? Азар Гат предлагает внести существенные изменения в глобальные геополитические ориентиры. Речь прежде всего идет об изменении оценок угроз, исходящих от радикального ислама, а другими словами – от глобального терроризма. Азар Гат считает, что радикальный ислам не является главной угрозой. Для либеральной демократии радикальный ислам – это наименьший из двух существующих вызовов. Он не представляет из себя серьезной военной опасности, полагает Азар Гат. По сути дела, Азар Гат предлагает изменить ориентацию на соединение усилий, чтобы следовать фундаментальным целям геополитики, которые необходимо направить против второго вызова.

Второй, более значительный вызов, оказывается, исходит не от терроризма, а из подъема великих держав, старых соперников Запада по «холодной войне». Это Китай и Россия22.

Угрозу либеральной демократии Азар Гат усматривает в огромных потенциальных экономических и научно-технических возможностях Китая и России. Он считает, что нацистская Германия и Япония использовали свои внутренние возможности для наращивания экономического и технического могущества, направляемого на военные цели. Но они были слишком малы по своим размерам. И именно поэтому, считает Азар Гат, они потерпели военное поражение.

Азар Гат «забывает», что нацизм использовал ресурсы практически всей Западной Европы, а японский милитаризм – Восточной Азии. И голословно утверждает, что размеры и ресурсы России и Китая «несопоставимы» с размерами и ресурсами фашистской Германии и Японии времен Второй мировой войны. И сегодня очевидно, считает Азар Гат, что Китай становится «подлинной авторитарной сверхдержавой»23.

Теоретически проработанное и практически проведенное сочетание частной инициативы, рыночных механизмов и государственного регулирования дает кумулятивный эффект для экономического и научно-технического развития. Это и доказывает опыт Китая.

Россия, поскольку ее реформаторы слепо следовали постулатам неолиберальной доктрины, потеряла очень многое, и ей сейчас приходится наверстывать упущенные в 90-е годы возможности.

Азар Гат определяет режимы Китая и России как «авторитарно-капиталистические». Принципиальная важность этого определения состоит в том, что оно позволяет «концептуально» отождествить современные Китай и Россию с авторитарно-капиталистическими режимами Японии и Германии, развязавшими Вторую мировую войну и игравшими ведущую роль в международной системе отношений вплоть до 1945 г. Они отсутствовали, пишет Азар Гат, но теперь они как будто бы готовы к возвращению. Тем самым Азар Гат относит новый источник глобальной агрессии к России и Китаю, хотя у России и Китая вообще концепций установления нового мирового порядка, как известно, нет, поскольку они продолжают следовать сложившемуся мировому порядку, порядку планетарной демократии, олицетворением которой является Организация Объединенных Наций. Посольства Соединенных Штатов Америки в мусульманских странах уже в 2012 г. могли в полной мере оценить «эффективность» рекомендаций Азара Гата. Им пришлось эвакуировать своих сотрудников. Факты свидетельствуют о том, что развитие Китая и России не представляет военной угрозы для либерально-демократических порядков Запада.

Военная угроза современному миру окопалась в построениях новых геополитических дихотомий, в которых видят непременное условие «нормального движения», обеспечивающего сохранение гегемонии супердержавы.

Задача информационного и концептуального сопровождения этого процесса состоит в том, чтобы представить его как намерение утвердить во всем мире «подлинную демократию», совпадающую со всеобщим ощущением свободы и счастья.

Вместе с тем новым смыслом наполняется древний слоган «благими намерениями вымощена дорога в ад».

6. Заключение

Феномен геополитики представляет серьезные трудности для академического анализа. Он не сводится к концепциям, которые опубликованы и авторы которых хорошо известны.

Геополитика – это реальность, имеющая свои скрытые мотивы, свой процесс и свои последствия. Это реальность, которая имеет двойственную природу сокрытости–открытости.