Замечательные каникулы

– Стенки вокруг вреза создают при необходимости специальную защиту, чтобы в наш мир никто нежелательный не просочился. Там, в межмирье, разные обитают, – сказала Лена.

– А это аварийная шлюзовая камера, – Лёша дотронулся до широкой двери из толстого стекла, – но мы, правда, ей давным-давно уже не пользуемся. С тех пор, как миротворцы стали работать с клонами, основным стал шлюз, который ведёт из клональной. Клональная за той дверью в конце зала. Туда мы не пойдём, там всё стерильное, и Вадим Андреевич больно щёлкнет нас по носу, если мы туда сунемся.

– А это наш самый главный компьютер, – показала Лена.

– За приближение к нему, Леночка любого поколотит, да так, что мало не покажется, – хохотнул Лёша.

– Ничего смешного, – сказала Лена. – Маша, мы тебе всё показываем, но пожалуйста, учти, что всё действительно слишком серьёзно, и никуда сама не суйся. Это может быть смертельно опасно и не только для тебя, но и для всех людей.

– Она не сунется, – мама крепко ухватила меня за руку, – она лучше совсем не будет входить в этот ваш главный зал.

– Это совсем не обязательно, в главном зале мы почти постоянно все толчёмся. Да и невозможно будет устоять перед желанием подглядывать во врез. Я сама здесь уже семь лет, но всё равно всё свободное время у вреза торчу, – сказала Лена.

– Это точно, – согласился Лёша, – к врезу так всех и тянет. Ну, а что вам ещё показать?

– А как он включается? – спросила я.

– Кто?

– Ну, врез.

– Он никак не включается. Он живёт своей жизнью. В случае необходимости, Иван Дмитриевич каким-то образом настраивает врез на нужный мир, но включить даже он не может.

– А в главном компьютере хранится информация обо всех известных в межмирье мирах и их обитателях, – сказала Лена, – могу сейчас вам кого-нибудь из них показать. Только, Машенька, повторяю, к этому компьютеру никогда не подходи. Если захочешь, тебе в комнату принесут комп хоть сегодня. А пока вот, смотрите. Это обитатели Югловариана.

Она включила свой компьютер, и на мониторе появилось нечто совершенно невообразимое. Югловарианцы оказались не людьми, не животными и даже не роботами. Это были просто лучи света. И они были живыми!

Лена, насладившись произведённым на нас с мамой эффектом, нажала следующую кнопку.

– А этот красавчик из мира быхаробов. Каков кавалер!

Трёхглазое пятно мутноватой тёмно-жёлтой жижи мне не понравилось, а мама, попятившись, спросила:

– А эта защита вокруг вреза, она надёжна?

– Стопроцентно, – ответил Лёша.

– А можно увидеть ангелов? – спросила я.

– Да, я думаю, что ты их в самом скором времени живьём увидишь. Они частенько к нам заглядывают, – сказала Лена.

– Правда?! Здорово. А сатиров я увижу?

– Да, эти почти постоянно у нас мотаются. А Рыбсель с Брыксом по-моему вообще в свой мир не уходят. Достали уже, – фыркнула Лена.

– Ах, вот как? Ну, Ленка, держись!

В то же мгновенье что-то неуловимое промелькнуло перед нами, и по клавишам главного компьютера запрыгали разноцветные шарики.

– Брыкс, прекрати немедленно! Ты же сейчас мне всю информацию сотрёшь! – взвизгнула Лена.

– Так тебе и надо, зануде, – распевали скачущие шарики.

– Брыкс, предлагаю выкуп, – крикнул Лёша, доставая из кармана шоколадку.

Шарики на мгновение застыли над клавиатурой.

– Гвардейский? – спросил тоненький голосок.

– А как же, – ответил Лёша, – я абы что тебе не предложу.

– Ладно уж, давай твою шоколадку, взяточник.

Шарики быстренько объединились в маленького зелёного чёртика, который, как белка, подскочил к Лёше и выхватил плитку шоколада у него из рук. Через мгновение ни сатира, ни шоколадки в зале уже не было, а в наступившей тишине с тихим звоном упала на пол фольга обёртки.

– А как же защита? – спросила побледневшая мама, держась за сердце.

– Ну, какая защита от сатиров. Они и ангелы, можно сказать, наше непосредственное начальство в деле миротворчества, – сказал Лёша.

– Ой, досада какая. А я думал тоже тебя на шоколадку развести. А ты так сказал уважительно – я аж прослезился, – раздался из-под двери тоненький голосок, и тут же его обладатель развеялся прозрачным зелёным дымком.

– Убежал, – притворно вздохнул Лёша, а я ведь и для Рыбселя шоколадку приготовил.

Он сунул руку в карман и достал ещё одну шоколадку. Точнее, хотел достать, но она мгновенно растаяла в воздухе. Чудеса!

А Лена, успокоившись после хулиганской выходки сатира Брыкса, продолжила:

– А на других этажах у нас расположены вспомогательные службы. Первый этаж занимает охрана. На втором у нас инженеры, оружейники и пиротехники. Третий этаж самый интересный. Там у нас обитают швейники, обувщики, мастера по спецэффектам. Ну, прямо как на настоящей киностудии. Четвёртый и пятый – наши этажи. А на шестом у нас компьютерный зал и технические службы. Это всё, Машенька, ты узнаешь по ходу.

* * *

Когда я только собиралась в Москву, то мечтала, что уговорю тётю Катю отпускать меня на самостоятельные прогулки и буду целыми днями бродить по разным московским улицам. Тётю Катю особенно и уговаривать не пришлось. Ещё в первый день она вручила мне новёхонький смартфон и сказала:

– Все необходимые телефоны я уже вбила. Навигатор настроила. По интернету всегда можешь свериться с картой Москвы и схемой метро. Гуляй по городу сколько хочешь, но смартфон пусть будет постоянно с тобой. Если возникнут какие-то сложности, вызывай на помощь любого из нас, не стесняйся.

Я очень обрадовалась, потому что смартфона у меня никогда ещё не было. Папа с мамой считали, что такую дорогую игрушку покупать мне ещё рано, и у меня был только самый простенький мобильник. А о таком я даже мечтать не смела. Правда, я с ним походила только несколько дней. А потом забросила его и забыла. Не потому, что он мне разонравился, просто у меня совершенно не оставалось времени на прогулки по городу.

– А в четверг мы втроём идём в театр, – сказала тётя Катя, дождавшись, пока я перестала прыгать от радости обладания собственным телефоном.

– В Большой? – спросила я, боясь поверить своему счастью.

– В Большой, – кивнула тётя Катя, – на Щелкунчика.

Здорово!

* * *

Мы с тётей Катей уже были готовы. А дядя Вадим завязывал перед зеркалом галстук, когда вдруг раздался сигнал тревоги. Дядя Вадим так и замер с недозавязанным галстуком в руках.

В комнату вошёл Иван Дмитриевич.

– Вадим, культпоход отменяется, – сказал он, – у шуширов разгорелся серьёзный конфликт. Необходимо наше безотлагательное вмешательство. Галстук необязателен ввиду отсутствия у тамошних обитателей шеи.

– Что за конфликт? – спросил дядя Вадим.

– Из-за цвета солнца.

– Из-за чего?!

– Говорю же, из-за цвета солнца. Жёлтосолнцевые выступили против красносолнцевых. Не исключено, что зелёносолнцевые готовят какой-то неприятный сюрприз, а уж как себя поведут синесолнцевые никто даже и представить не может. Я пошёл готовиться.

– Нет, Иван, ты сегодня в операции участвовать не будешь, – строго сказала тётя Катя. У тебя в прошлый раз давление поднялось. Сегодня Вадим с Лёшей пойдут.

– Эх, обидно. Сто лет на балете не был, – вздохнул дядя Вадим.

– Я тоже не пойду. Машенька, ты не обидишься, если с тобой Лена сходит? – сказала тётя Катя.

– А можно я тоже останусь? – с замиранием сердца спросила я.

– Иди лучше в театр, – сказала тётя Катя, – успеешь ещё насмотреться на разных чудаков из межмирья, а в Большом сезон заканчивается.

* * *

То, что работа миротворцев не сахар, я поняла довольно быстро. Ни выходных, ни отпусков настоящих не было. Сигнал тревоги мог прозвучать в любой момент. Для этого в каждой комнате были установлены специальные зуммеры. По тревожному сигналу каждый из миротворцев занимал своё место и принимался за дело «согласно штатному расписанию», как говорил Иван Дмитриевич. Сам он сразу связывался с Советом миротворцев межмирья, Лена разыскивала в справочном компьютере необходимую информацию о мире, в который предстояло высаживать десант, а дядя Вадим отправлялся в клональную. На создание каждого клона уходило около двух часов, да ещё несколько часов необходимо было для придания клону требуемой формы. Конечно, сам процесс клонирования регулировал специально запрограммированный компьютер, над которым тоже потрудилась Лена, но модификацию клонов никакими программами предусмотреть было невозможно. Лена говорила, что весь шестой этаж полностью отдан программистам, которые записывают программы по созданию готовых уже форм, и работы у них хватает, а дядя Вадим делал новые формы в одиночку и без компьютеров.

Мне кажется иногда, что процесс модификации не обходится без какой-то магии. Хотя, кто всерьёз может поверить в такую ерунду в наше просвещённое время. Кстати, работа по модификации клонов тяжёлая, утомительная и долгая. На модифицирование, в зависимости от сложности, уходит в среднем от двух до пяти часов, а иногда и больше. Вот так! Это вам не волшебной палочкой махать!

Но самое трудоёмкое – это дежурства у вреза во время работы миротворческого десанта. Дежурства эти иногда длятся по нескольку дней, а то и недель, и тогда миротворцам приходится дежурить у вреза посменно. Но самые главные и сложные в работе миротворческого десанта первые восемь – десять часов. В такое время, чтобы не мешаться, я старалась не заходить в главный зал, но когда врез бывал свободным, я очень полюбила бывать здесь. Мне уже совсем не хотелось гулять по городу, и тётя Катя даже сердилась на меня и говорила, что у меня развивается вредная «врезовая зависимость». Но врез был таким интересным, что трудно было от него оторваться. Врез, и вправду, жил какой-то своей особенной жизнью. Иногда он был тёмным и непроницаемым, а иногда перебирал миры, как мы перебираем страницы книг. Мне очень нравилось часами сидеть у вреза и читать учебники в ожидании, пока врез проснётся, а потом заглядывать в чужие миры. Миры эти были удивительны и многообразны. Вот, к примеру, мир живых Камней. Я с детства любила камни. У меня же папа с мамой геологи, и поэтому нас дома во всех комнатах висят специальные витринки с подсветкой, где на стеклянных полочках лежат самые разные камни. Полевой шпат и базальт, яшма и малахит, халькопирит и диабаз. Но камни в наших витринках мёртвые, а в мире Камней они живые. Живые Камни почти неподвижны, и большую часть времени, которое течёт в этом мире неспешно, предаются размышлениям и беседам. И хотя я почти ничего не могла разобрать в низком гудении звуков каменной речи, я всё-таки с удивлением и восхищением наблюдала за живыми Камнями.

А вот грибы – это полная противоположность Камням. Они все страшные воображалы, жадины, постоянно суетятся и вредничают. К счастью, они ещё и глупы как пробки, и все мелкие гадости, которые они вечно устраивают друг другу, не страшные, а, скорее, смешные. Поэтому миротворцы в их отношения никогда не ввязываются, а лишь смотрят как глуповатую, но забавную комедию.

Существа, похожие на огромных десятиногих пауков, показались мне поначалу ужасными, но потом я поняла, что они с удивительной нежностью относятся не только друг к другу, но и ко всем обитателям своего многообразного мира, и прониклась к ним симпатией. Симпатичными мне показались и суетливые, но забавные обитатели мира Корвеца, похожие на взъерошенных крикливых воробьёв, проводящих почти всё время в бескровных, но очень шумных дуэлях по разным поводам, а то и вовсе без повода.

* * *

А ещё мне понравились полканы. Это очень симпатичные существа. Они похожи на кентавров из наших мифов – это тоже полулюди-полукони. Точнее, полупони. Крепенькие такие, коренастые. Мужчины непременно носят бороды и шляпы. Одеты полканы обычно в вязаные комбинезоны, похожие на комбинезончики для собак. Полканы-мужчины предпочитают сдержанные спокойные цвета: тёмно-синий, коричневый, серый, оливковый, а женщины и дети носят яркую одежду. Женщины ещё дополнительно украшают свои туалеты рюшами, кисточками и вышивкой. Полканийки очень большое внимание уделяют своей внешности: гриву, растущую ото лба до поясницы, они причёсывают самым причудливым образом, ногти на руках и копыта тщательно полируют и покрывают цветным лаком. Они, вообще, страшные кокетки. Впрочем, очень милые. Все полканийки замечательные рукодельницы, и почти постоянно руки их заняты вязанием или вышивкой.

В отличие от кентавров полканы не признают никакого оружия: ни луков, ни дротиков. Оружие полканам, вообще, ни к чему. Это мирные землепашцы и вегетарианцы. Им не на кого охотиться и ни с кем не надо воевать.

А ещё все полканы очень любят петь и танцевать.

Правда, об этом мы могли узнать только из справочника. Мы познакомились с полканами в недоброе для них время, и им было совсем не до песен и танцев. На этих симпатяг напали создания, которых мы окрестили «наездниками». Эти существа, как рассказала Лена, вычитавшая всё в своём замечательном справочном компьютере, почти целиком состоят из огромного седалища-присоски. Ручки и ножки у них тонкие как у паука-сенокосца, головёнка маленькая, сплющенная. Они крепко-накрепко присасываются к своим жертвам и не отпускают их до самой смерти. И всё это время скрипуче похихикивают. Избавиться от наездника полканам не удаётся. Снять эту пакость друг с друга они тоже не могут.

– А откуда они, вообще, взялись, эти наездники? – спросил дядя Вадим, с сочувствием глядя на красивого молодого полкана, замученного наездником до смерти.

– Это межмировые пираты, – ответила Лена, вглядываясь в монитор справочника, – они кочуют по всем мирам, нападая на любых позвоночных, но на представителей разумной расы они напали впервые.

– А почему именно на позвоночных?

– Наездники – это разновидность вампиров. Только питаются они не кровью, а спинным мозгом.

– Вот пакость какая! Ладно, не будем терять время. Пойду готовить клоны. Лена, а ты пока закажи в мастерской нам с Иваном одёжку, неприлично бегать голым среди благовоспитанных полканов.

Все разошлись готовиться к операции, а я осталась у вреза. Вскоре я увидела несущуюся по степи полканийку. За ней, спотыкаясь и жалобно окликая её, спешил и не поспевал малыш.

Вот полканийка взбежала на высокий обрыв и замерла, измучено поводя боками. Она была молода и красива. Её светлая грива была заплетена в изрядно растрепавшуюся от безумной скачки, но всё ещё изящную косуколосок, нарядное ажурное одеяние лазоревого цвета было дополнено ожерельем и браслетами из бирюзы. Но бледное лицо было обезображено страданием, большие глаза мутны и бессмысленны от боли, а по подбородку текла струйка крови из прокушенной губы. Полканёнок, радуясь, что мама остановилась, из последних сил подбежал к ней. Но она не заметила малыша. Шатаясь как пьяная, она добрела до края обрыва и бросилась вниз, на камни, торчащие из воды хищными клыками. Полканёнок растеряно затоптался на месте, потом сел по-собачьи на землю и заплакал.

У меня тоже потекли слёзы.

А наездник, несмотря на свою нелепую внешность, довольно ловко соскользнул с изуродованного тела погибшей и подплыл к берегу.

Малыш продолжал горько плакать, ничего не видя вокруг.

Я вдруг поняла, что наездник сейчас оседлает беззащитного ребятёнка.

– Убегай, ну убегай же!

Но он не слышал и не понимал меня. И помочь некому!

Вдалеке в степи я увидела клубящуюся пыль. Это спешили к месту трагедии полканы. Хоть бы успели спасти маленького!

– Давайте, миленькие! Ну, давайте же быстрее! – закричала я.

А наездник преодолел уже почти половину расстояния до плачущего малыша и продолжал двигаться не спеша, но тем не менее достаточно быстро. И уже было совершенно ясно, что полканы не успеют добежать и помочь маленькому. А тот всё сидел и плакал, не замечая опасности.

– Вставай же, дурашка! Да вставай же, пока эта дрянь не добралась до тебя, – всхлипнула я и стукнула кулаком по стеклу вреза.

Полканёнок, словно услышав, поднялся на ножки, растеряно оглядываясь и хлопая длинными, слипшимися от слёз ресницами. А наездник уже приготовился оседлать свою жертву.

– Копытом его, копытом, – крикнула я, в бессильной злобе сжимая кулаки.

Неожиданно рядом с малышом появился высокий полкан с рыжей гривой и всклокоченной рыжей бородой. Его комбинезон горчичного цвета был застёгнут через пуговицу, как будто рыжегривый полкан одевался в страшной спешке.

Я не успела заметить, откуда он взялся. В рыжегривом я не сразу узнала клон дяди Вадима – всё-таки эти модификации у меня в голове не укладываются.

Рыжегривый встал, заслоняя малыша собой. Наездник тут же переключился на новую жертву. Наездники, как было написано в Ленином справочнике, предпочитают нападать на самых крупных сильных и красивых. Может быть потому, что над сильными поглумиться можно подольше. Но едва Паразит вспрыгнул на спину рыжегривого, как сразу дико заверещал и скатился с полкана как ошпаренный. Держась за вспухший покрасневший зад, наездник бросился прочь с максимальной скоростью, которую могли позволить ему убогие ножонки.

Только тут я заметила, что рядом со мной уже сидит дядя Вадим.

– Ага, – с удовлетворением сказал он, – значит, я не ошибся в выборе, а Иван всё настаивал на каких-то электрических сложностях.

– Дядя Вадим, а что ты сделал? – спросила я.

– Спину клона горчицей намазал. Самую забористую выбрал. Каков эффект!

– Здорово!

Но тут из кустов выполз ещё один наездник.

– Что ты там кричала про копыта? – спросил дядя Вадим.

Рыжегривый одним лёгким прыжком подскочил к наезднику и наступил огромным копытом на паучью лапку.

Наездник завыл. Рыжегривый наклонился, будто с удивлением разглядывая, валяющегося под ногами вампира, потом сказал малышу:

– Смотри-ка, других мучает, а когда самому больно, ему не нравится.

– Ага, – кивнул полканёнок, подошёл к рыжегривому и доверчиво прижался к нему боком.

– Главное, не дать наезднику оседлать себя, а на земле они беззащитны. И я, и ты гораздо сильнее любого из них, пока они на земле.

Потом рыжегривый вновь склонился к поверженному наезднику.

– Запомни, зараза, не в твоих интересах попадаться кому-то из нас ещё раз на глаза.

После этого рыжегривый мощным пинком отшвырнул наездника.

В это время, наконец, подбежали полканы. Полканийки заахали, глядя на погибшую сестру и стараясь приласкать осиротевшего малыша, а мужчины окружили рыжегривого незнакомца. Тогда он достал из нагрудного кармана баночку горчицы и стал объяснять, как именно ему удалось расправиться с наездником. Седобородый полкан в синем комбинезоне взял баночку, понюхал её содержимое, обмакнул в горчицу палец и осторожно попробовал, затем радостно закивал и возбуждённо заговорил, показывая куда-то вправо.

Слов я не разобрала, и дядя Вадим объяснил мне, о чём речь.

– Представляешь, у них растёт что-то подобное нашей горчице. Ну, держитесь, наездники! Быть вам всем с обожжёнными присосками. Леночка, посмотри-ка где-нибудь в нэте, как именно горчицу готовить надо, а я полканам расскажу. Они ребята сообразительные, всё на лету схватывают. Я уверен, что они быстренько из местного сырья наготовят столько оружия против паразитов, что те постараются не слишком обременять хозяев своим присутствием в этом мире.

В это время появился ещё один наездник. Сколько же их там в этих скалах? Наверно, там их гнездо. Так и ползут, гады. Полканы, увлечённые разговором, его не видели. Я толкнула дядю Вадима, привлекая его внимание, но тут малыш, успевший усвоить уроки самообороны, подскочил к наезднику и от души врезал ему копытом.

Сил у ребёнка было, конечно, меньше, чем у взрослого, и тот не отлетел, а лишь с воем завертелся волчком на месте.

– Браво, малыш! Так держать! Мы с тобой скоро тут всех наездников разгоним! – воскликнул рыжегривый, небрежным жестом отшвырнул паразита далеко в море и обнял отважного полканёнка.

И тот, неуверенно хихикнув или всхлипнув, уткнулся лбом рыжегривому в грудь.

Я перевела дух, оттёрла невольные слёзы и, наконец, смогла оглядеться. Оказывается, у вреза собрались уже все. Даже тётя Катя пришла, хотя она всегда повторяет, что все эти миры её совершенно не интересуют. Но мне прочему-то кажется, что она так говорит в воспитательных целях.

А полканы тем временем начали танцевать, чествуя героя – победителя наездников. А кудрявая полканийка в розовом, обильно изукрашенном рюшками комбинезоне, уже напропалую кокетничала с рыжегривым.

Тётя Катя сказала недовольно:

– По-моему у этой Барби вид довольно пошловатый.

– Ты, что, ревнуешь? – засмеялся дядя Вадим.

– Вот ещё, глупости. С какой это стати я буду жеребца ревновать? – возмутилась тётя Катя.

Рыжегривый, обернулся в нашу сторону, нахально подмигнул и заржал:

– Ревнует, ревнует. Даже не сомневайся!

– Неправда, – сердито крикнула тётя Катя.

И все вокруг засмеялись, даже Иван Дмитриевич, про которого я думала, что он совсем смеяться не умеет.

А рыжегривый помахал нам, потом обнял одной рукой кудрявую, другой осиротевшего малыша, и, окружённый остальными полканами, пошёл прочь.

Один из полканов задержался и, глядя прямо на нас, сказал:

– А всё-таки, горчица – это абсолютно ненаучная авантюра.

– Иван Дмитриевич? – спросила я.

– Он самый, – засмеялся дядя Вадим.

– Да, это я, – сказал настоящий Иван Дмитриевич, вылезая из своего кресла и подходя к нам с дядей Вадимом, – и я ещё раз повторяю, что мазать спину горчицей ненаучно, а учить детей драться непедагогично. Ну, с тобой, Вадим, всё понятно, ты у нас авантюрист, но вот от тебя, Маша, я этого не ожидал. Ты такая положительная девочка. Надо искать иные методы воздействия. Между прочим, возможно, наездники тоже относятся к разумным существам.

– Предлагаешь заняться их перевоспитанием? – насмешливо спросил дядя Вадим.

– Можно хотя бы попробовать найти с ними общий язык и вступить в переговоры.

В это время из кустов выполз очередной наездник, и полкан-Иван Дмитриевич, не прекращая нравоучений, лягнул наездника, так, что тот испустил дух на месте.

– Поздравляю с первым успехом на дипломатическом поприще! – засмеялся дядя Вадим, а Иван Дмитриевич тряхнул головой, словно отбрасывая гриву, и сказал:

– Между прочим, копыто – это тоже весомый аргумент в дипломатии!

* * *

Это был обычный день. Тётя Катя наводила порядок в своём врачебном кабинете, дядя Вадим над чем-то колдовал у себя в лаборатории, Иван Дмитриевич и Лена пытались вбить в отчаянно сопротивляющийся компьютер очередную головоломную программу, а неутомимый Лёша насмерть рубился на мечах с собственной тенью в спортивном зале. Я сидела у вреза с учебником английского и ждала, когда врез проснётся. Он долго оставался тёмным, потом вдруг засветился мягким светом, и я увидела странное создание: маленькое, не больше ногтя, светло-зелёное сердечко покачивалось на нитевидном стебельке. Вроде ничего особенного, но оторвать взгляд от этого качающегося сердечка было невозможно – так радостно было на него смотреть. Я замерла, боясь спугнуть удивительное создание неосторожным дыханием. Потом рядом с зелёным появилось второе сердечко шоколадного цвета. Некоторое время сердечки независимо покачивались на своих стебельках, каждое в своём ритме, и вдруг случайно соприкоснулись и сразу слились в одно, сразу разросшееся до размеров ладони и засиявшее матовым молочно-белым светом. В глубине этого нового сердечка мелькнуло что-то красноватое, и вскоре можно уже было отчётливо рассмотреть алую капельку, которая росла и становилась всё ярче прямо на глазах. Я затаила дыхание. Почему-то мне казалось, что сейчас произойдёт что-то удивительное и прекрасное.

Но тут к сердечку неуклюже подползло животное, похожее на огромную, высотой почти с терьера, жабу, тёмно-серую с редкими длинными щетинами, напоминающими иглы дикобраза, на спине и затылке. Несколько мгновений «жаба» наблюдала за светящимся сердечком бледно-лимонными глазами, потом вдруг распахнула широченную, как чемодан пасть, и проглотила сердечко.

Мне стало как-то даже обидно.

– Опять проглот, зараза!

Я обернулась. За моей спиной стояла Лена, и, судя по выражению её лица, она тоже была обижена и даже рассержена.

– Лена, а что это было? Эти танцующие сердечки?

– Мы пока этого не знаем. Мы даже не знаем, кто это? Растения или животные, а, может быть, даже разумные существа. Мы называем их любоцветами. Нам их показали ангелы. Сказали, что увидеть полностью расцветший любоцвет – к счастью. Только это редко бывает. Да ещё этот проглот, обжора!

– А зачем он ест любоцветы?

– Он ими лакомится, паршивец.

– И ничего нельзя сделать?

– Миротворческий Совет пока такого задания не давал. А мы ведь не отсебятиной занимаемся. И вообще, слишком ещё мало знаем про другие миры. А, может быть, в этом проглоте есть какой-нибудь смысл. Правда, с моей точки зрения, это просто бессмысленная противная волосатая жаба. Забудь про него. Сейчас Иван Дмитриевич будет настраивать врез на другой мир.