– Ну что, Светик, давай в подробностях рассказывай как твои дела? А то в последнее время редко общались – блондинка немного сводит идеальные брови и бубнит:
– Конечно, редко, живешь на своей работе.
– Ну, ты знаешь, в моем деле по-другому никак.
Профессия обязывала читать людей по их эмоциям, движениям, мимолетной мимике. То, что Светлану моя работа не радовала, было и ежу понятно. Но она не лезла со своими нравоучениями именно в этом направлении, как и я к ней. Обе понимали – бесполезно.
– А я уже успела влюбиться – девушка улыбается, но тень грусти отражается в ее глазах. Отманикюренные пальчики обвивают бокал темного нефильтрованного пива.
– Ну-ка, ну-ка, рассказывай. И почему я до сих пор ничего не знаю про этого смертника.
– Коршункова, ты издеваешься??? Я, как ни позвоню, так ты то на допросе, то за маньяком гоняешься, то сидишь над своими записульками и дела ни до кого нет…. Ну а потом ты сообщила, что возвращаешься. Я решила, что лично обо всем расскажу. А он… просто очень классный.
– Начало интригующее, ничего не скажешь – не могу удержаться и ехидно хмыкаю. Подцепляю луковое колечко с пивной тарелки и жмурюсь от удовольствия… ммм… вкусно то как.
– Ну тебя Машка, вечно ты со своим прагматичным скепсисом – подруга закатывает глаза и продолжает – я с ним случайно познакомилась, крутой мен и это в свои тридцать с хвостиком, сам себя взрастил с нуля так сказать —
Света ловит мой недоверчивый взгляд, в котором так и читается: «ага, ну как же сам». Так-то может и сам, только подушка в виде родительского кошелька под золотой жопкой имелась на всем пути или еще лучше его просто посадили на заранее нагретое местечко.
Почему такое категоричное мышление? Все просто! Я сама из этой категории детей, только обломала все планы родителей и выбрала другой путь. А все любОви Светика обычно были сыновьями партнеров ее дяди или каких-то высокопоставленных шишек, которые вряд ли бы отпустили наследников в свободное плавание.
– Нет, Маш. Он другой. Знаешь, такой сильный, красивый, с хорошим чувством юмора. Мужчина – мечта.
– Свет, вот я смотрю на тебя и думаю, нам по двадцать восемь, а ты до сих пор на единороге по облакам скачешь. И как Федор тебя замуж не выдал еще? – она лишь отмахивается.
– Дядя своих дочерей пристроить никак не может, а я уже девочка большая сама как-нибудь разберусь.
Ага, знаю я, как она разберется. Что касалось любовного фронта, Светка отличалась какой-то непроходимой тупостью. Не замечала очевидно, покрывала и оправдывала всякого рода придурков в своих же глазах. Ради чего? Лично мне до сих пор не понятно, как бы не копала в этом направлении. При этом миловидная блондиночка являлась просто белой акулой в мире бизнеса.
Как оказалось, родной отец Акимченко Андрей Сергеевич держал контрольный пакет акций в какой-то строительной корпорации. После его смерти, все эти блага предназначались Светлане, но до совершеннолетия всем заправлял Федор Сергеевич – приемный отец и дядя в одном лице.
Как только племяшке стукнуло восемнадцать, девушка стала активно вникать во все тонкости и бизнес в целом. Получила два высших. Теперь она не просто акционер, но еще генеральный директор ЗАО «ГеоСтройЮг».
Сидим и наслаждаемся хмельными напитками и закуской, просто праздник души и живота. Я внимательно слушаю историю влюбленности подруги и не могу понять причину расстройств.
Если отталкивать от ее слов, они нашли друг друга на парковке торгового центра, когда мужчина подпер тачку Акимченко. Успешный голубоглазый ресторатор тридцати пяти лет от роду покорил даму своей галантностью и интеллигентной настойчивостью. Цветы, ужины при свечах, поцелуи под луной, обещанные звезды с неба и все дела.
Вникаю, анализирую. С каждой восторженной ее репликой о том, какой он прекрасный и восхитительный, под мою ментовскую шкурку закрадывается все больше сомнений. Ничего не могу с собой поделать. Я уже на сто процентов уверена что, что-то с эти типом не так. Либо изврат в постели, либо импотент, а скорее всего, просто женатик.
Светка резко хватается за бокал, делает два громких глотка и выпаливает:
– А вчера я увидела его с девушкой и коляской, представляешь?
Очень даже представляю и совершенно не удивляюсь.
– Он меня тоже увидел, явно испугался и отвернулся, а через пять минут прислал смс.
Голубые глаза блестят предательской влагой, и она протягивает свой телефон. На экране открыт чат с абонентом Женя.
«Малышка! Это не то, что ты думаешь. Мы вместе только из-за ребенка. Вечером приеду, и обо всем поговорим. Не обижайся, умоляю!»
«Люблю я тебя, а она просто жена и ничего не значит для меня. Клянусь!»
Быстро пробегаюсь по строчкам и перевожу взгляд на красивое лицо подруги.
– Я надеюсь тебе не нужно втолковывать очевидную истину, что он урод.
Света поджимает губы:
– Маш, да, я ни такая уж и клиническая идиотка. Он оказался женат. Просто решил развлечься и отдохнуть от рутины – она легонько стукает себя по груди и закрывает на пару секунд глаза – только вот чувствую себя хуже общественного туалета… Женя меня очень зацепил.
Что ей ответить не знаю, правда. Чувства, чувства… без них было бы проще, только стоило бы жить тогда вообще? Свои огрызки этих самых чувств я засунула в самый дальний уголок нутра еще год назад. Там спрятала и воспоминания о тех днях, когда была такой же слепой. Раз в жизни, первый и последний.
Мы чокаемся полупустыми бокалами, как в этот момент к нашему столику подлетает Катя. Ее не просто узнать под слоем третьего силиконового и косметики. Где та угловатая, прыщавая пискля? А вот голос этой светской львицы такой же противный и визжащий. Двоюродная сестра Светы истерично вопит:
– Светаааа!!! Он меня кинул, он… козел!
Девчонка рыдает, а я молча наблюдаю разворачивающийся концерт. Плачет почти искренне, вон и туш потекла уже. Только, достойный ли повод? Ну, кинул, чего сопли разводить, да еще голосить на весь бар.
– Катя, в чем дело? Ты о ком? О Славке? – Акимченко всегда трепетно относилась к сестрам, хотя те порой этого совершенно не заслуживали. С годами ничего не изменилось.
– Какой к черту Слава! Я тебе о Стрельцове говорю! – Брюнетка видимо стала приходить в себя и начала внятно отвечать на наши непонимающие мины.
– Свет, помнишь, неделю назад мы со Славой поругались. Я в клуб поехала, познакомилась с парнем и ночевала у него… – Катерина совершенно по-детски тупит глаза, будто только сейчас понимая в каком свете себя выставила. Только значит, поскандалила с одним и уже укатила на ночевку к другому. Похоже, ты там простыни помяла от силы час, а потом получила пинок под зад. Дааааа, моральные нормы у Катюшки явно пострадали с годами, хотя не мне судить.
– Ну, и – подгоняет ее Света.
– Я ему номер оставила, а он не перезвонил. А сейчас его тут увидела и решила подойти. Так этот урод меня прилюдно послал и еще ударил! – с каждым словом голос звучит все выше, привлекая внимание посетителей с соседних столиков. Я не ханжа, да и до ее морального облика дела нет, но вот фразу «еще ударил» оставить без внимания не могу, как и Света.
Подруга переводит взгляд на меня, уже бегающую по открытым частям тела горе-Катерины. На правом запястье виднеются красные пятна. Ничего криминально, скорее всего, просто схватил за руку или дернул. Поэтому решаю уточнить:
– Куда именно он тебя ударил?
Катя замено мнется и меняет показания:
– Он сильно дернул мою руку, а вдруг у меня вывих, Свеееетаааа.
Твою налево! Вот и посидели, расслабились. Будь моя воля, Катя уже бы командировалась с низкого старта по горящей путевке в лёгкое эротическое трехбуквенное турне. И да, мне не совестно от этого. Переспала один раз с парнем, теперь еще тут права качает. Я спокойно жду вердикта старшей сестры, пережевывая очередную чипсину и уповая на ее благоразумие. Но нет.
Алкоголь и несбывшиеся романтические мечты подталкивают Светлану встать и направиться к столику, на который указала сестренка. Ну а я что? Вспоминаю нашу юность, где Светка нарывается или кидается на защиту опять-таки своей родни, а я мирно наблюдаю, а как ситуация достигает пика – вмешиваюсь, что бы все уладить. Поэтому нарочито громко выдыхаю и двигаюсь следом.
Пока мы подходим, я уже успеваю оценить ситуацию. Двое молодых мужчин за дубовым столиком в абсолютно расслабленных позах пьют пиво и что-то обсуждают. Один смуглый, явно не славянской внешности. Узкий разрез глаз, угольные глаза, оливковая кожа, короткий густо растущий смоляной волос и такая же аккуратная борода. Фигура борца – не иначе, а из-под футболки виднеются обрывки татуировки, которая лезет на мощную шею. Он примечает надвигающуюся бурю в виде Светы и не сводит с нее глаз. Второй мужчина сидит к нам спиной, поэтому его лица не видно. Только аккуратно стриженый затылок и широкая спина, обтянутая рубашкой-поло.
Поравнявшись с нужным столом, Акимченко грозно рычит:
– Ну, и кто из вас Стрельцов?
Мужчины смотрят на нас непонимающе, но заинтересованно. Ощупывают все, что можно и естественно нельзя. Нерусский растягивается в улыбке, останавливаясь на декольте Светланы. А там есть на что поглядеть, не могу его осуждать. Тот, что сидит спиной, достаточно лениво переводит на нее синие глаза и спокойно произносит:
– Допустим я, что хотела?
Стрельцов по-мужски красив. Пусть его черты грубоваты, как будто каменные, даже имеется несколько маленьких шрамов на лице. Голос достаточно низкий и способный вызывать волну незапланированной миграции мурашек по коже. Глаза нереальные. Как утреннее море с высоты моего этажа. А может линзы?
Приходится побороть в себе желание оттеснить подругу и всмотреться в бездны. Ааа! Что ты творишь, Коршункова??? Акимченко сейчас на уши весь бар поднимет. Девочка она, конечно, добрая, но явно не в эту секунду. А ты чуть в сахарной лужице тут перед мужиком не разлилась! Это все алкоголь и отсутствие секса, да. Определенно. Собравшись с мыслями, я осознаю, что вокруг тишина. Не учитывая грохочущей музыки, а Света стоит как истукан с глазами навыкат.
– Рус – она шепчет это как-то неуверенно – Рус, это ты!!!
За столом продолжается немая пауза, а блондинка кидается обнимать очумевшего мужчину. И куда делась моя фурия? Что значит это «Рус!!!». Меня успокаивает то, что я хотя бы не одна в ступоре. В нем находятся все, кроме Светы, естественно. Вот и пришли на разборки.
Светик наконец-то отлепляется от Стрельцова.
– А это я… Светлячок… помнишь? – подруга неуверенно мнется и протягивает руку раскрытой ладонью вверх, демонстрируя старый тонкий шрам. Кажется, Светка говорила, что стеклом порезалась, когда я интересовалась.
Выражение на лице синеглазого меняется с бешеной скоростью. Шестеренки в голове что-то прокручивают. Мужчина еще раз осматривает подругу с ног до головы. Громкий вдох, затем выдох. Хватает ее буквально, впечатав в грудь и произносит:
– Охренеть, Светлячок, и правда, ты.
***
Руслан Стрельцов
Отброс, голодранец, без рода и племени, шпана, детдомовец. Все это про меня. Я оказался в стенах детского дома, когда мне было шесть. Худосочный заморыш, смотрящий волком на все и всех.
Мать алкоголичка со стажем. После очередного заседания совета местных бичей у нас на кухне завалилась на диван, закурила и вполне закономерно отключилась. Убогая однушка, значившаяся домом, сгорела дотла, вместе с женщиной, которую положено называть не иначе как мама. Меня спасло только то, что гулял на улице. Гонял в футбол в соседнем дворе. С того дня жизнь зашла на новый вираж.
Те, кто считают, что детский дом более подходящий вариант, чем нерадивые родители, ошибаются. Лучше бы я спал на старом, вонючем матрасе времен Куликовской битвы в своем углу за шкафом, чем попал в этот ад.
Детдом – это тюрьма, в которую посадили ни за что. Просто потому что ты остался один, и никому на хрен не нужен. Из всей родни была только тетка Тома – старшая сестра матери. Ей предложили забрать меня, но та отказалась, ссылаясь, что я такой же конченый, как и ее младшая. Яблоко от яблони так сказать. Мне было всего шесть – но я все помню, до мелочей. Память, сука, очень злая.
Место ставшее новым «домом» не сулило ничего радужного. Вечно голодные до любви, ласки и нормального отношения дети. Через-чур ранний секс, безнаказанные изнасилования, дедовщина и зависть. При чем, не важно, что поспособствовало. То ли найденная стекляшка в общей песочнице, то ли приходящие смотреть, которых ты вдруг заинтересовал. Вечная злоба и боль. Ненависть на весь мир и желание вылезти из этой зловонной жижи. Вот что такое детский дом. По достижению восемнадцати лет ты уже поломан как физически, так и морально.
Была у нас нянька Зинка по кличке Муха – та еще сука. Детей она просто ненавидела, при чем, не пыталась этого скрывать. Унижала, гнобила и всячески издевалась особенно над соплюхами. Ведь старшие могли дать отпор, но опять же не всем. Меня Муха обходила стороной, даже взгляда не переносила, да и вообще редко кто выдерживал, как и сейчас собственно.
В день, когда мне стукнуло шестнадцать, в нашем аду появилось новое лицо. Белокурая девчонка в красивом ажурном платье, белоснежных колготках и лаковых туфельках с бантами. Ее глаза метались по лицам детей, отвратным желтым стенам и посеревшим занавескам, а пальцы комкали подол платья до белизны в костяшках.
Мне хватило секунды, что бы понять – она не выживет здесь. Этакий комнатный цветочек, который всю жизнь холили и лелеяли, а тут резко вырвали с корнем и бросили на грязный асфальт под ступни прохожих.
К своим шестнадцати я уже был старожилом этих стен и заработал определенную репутацию. Драки, бесконечные потасовки и выяснение отношений – без этого никуда. Поэтому решил взять кроху под свою опеку. Не знаю, чем тогда руководствовался, просто принял решение, что не дам ее обидеть. На сам цветочек я планов не имел.
Ей всего двенадцать – совсем еще глупышка. Хотя в этом возрасте многие присутствующие здесь девчонки – уже давно не невинны, и в большинстве не по своей воле.
Своего светлячка я оберегал ровно месяц и даже привязался к ней, как к сестренке, которой никогда не было. А потом ее забрали, что не удивительно. Хотя в таком возрасте удочеряют редко, предпочитают малышей, которые как чистый лист.
Со светлячком же дело обстояло иначе. Мы много с ней общались. Сначала она меня боялась, а после не отходила и на шаг, бегала как хвостик. За что и получила это шрам на ладошке. Софка – дура приревновала, решила устроить ей темную, что, в общем-то, норма для здешних. Но я вовремя успел, и мой хвостик отделался лишь неглубоким порезом.
Малышка оказалась дочкой богачей, ее родители погибли в автокатастрофе, других родственников вроде как не было. А через месяц она меня покинула. Ее забрали.
В день прощания девчонка поцеловала меня в щеку и сказала «Рус, я всегда буду тебя помнить… и любить». Я тогда лишь хмыкнул и приобнял ее. Забудет она и меня, и эти дни как страшный сон.
Я бы хотел забыть весь ужас, что тут творился. Но уже не смогу. А у нее еще есть шанс.
Как только золотистые кудряшки скрылись за забором, ко мне подошел Гоша. Мразота. И громко так выдал: «Что, не дала тебе светля-чок?! А я бы ее отодрал!». Все. Переклинило. Разбил ему морду и еще парочке прихвостней, которые пытались рыпнуться на меня, когда этот уродец уже давился кровью. Пожалуй, появление светлячка – это единственное светлое воспоминание из так называемого детства.
Конечно, до детского дома моей жизни тоже нельзя было позавидовать. Вечный голод, холод и мытарства по улицам, да по соседским бабулькам. Они жалели маленького оборвашку, сетовали на никчёмную мамашу и подкармливали.
Баба Сима из пятой квартиры даже конфеты иногда давала, хоть и сама жила на копеечную пенсию. В «тюрьме» номер семь с добычей еды дело было проще без условно, но появились другие беды.
Дети по натуре своей жестоки, а детдомовцы не знают ни любви, ни жалости. Там как в животном мире – выживает сильнейший. И я выжил.
Сейчас мне тридцать два года, и я даже не помышляю о женитьбе и детях. Зачем? И так все прекрасно. Бизнес, путешествия, валюта на счетах и в кошельке, телка тоже может быть любая, достаточно только ткнуть пальцем.
Сегодня мы с Аббасом выбрались в бар, отметить последнюю сделку. Только потянулся к запотевшему бокалу, как к столу швартуется чье-то бедро. Я скольжу глазами по силуэту и останавливаюсь на перекаченных губищах призывно вишеневого цвета.
– Рус, милый, привет, а ты почему не пишешь, не звонишь – ее рот искажает наигранная гримаса обиды – а я все ждуууу – девушка складывает тонкие руки под грудью, чем приподнимает ее, демонстрируя в более выгодном свете.
– Знаешь, Ир – начинаю я, а малышка тут же пучит глаза и так пронзительно верещит:
– Какая еще Ира!!! Я Катя!!!
Да, я знаю, что эту зовут Екатерина, или как она представилась в первый день знакомства Кэт на европейский манер. Память у меня прекрасная, но целенаправленно ошибся в имени, если уж быть козлом в девичьих глазах, то полным.
– Тем более, Кать – разворачиваюсь в ее сторону, что бы девушка смогла лицезреть меня в анфас – я не писал и тем-более не звонил, потому что мне, откровенно говоря, похер на тебя, да и наклевывался вариант поинтереснее, но раз уж ты здесь, то… как на счет потрахаться? – ухмылка сама дергает мои губы, смотря на стоявшую рядом Катюшку.
Ее эмоции сменяются одна за другой: непонимание, шок, злость. Вот еще чуть-чуть и пар повалит из ушей. Молодая, импульсивная дурочка. Мысленно стартовал отсчет: три, два, один, ноль, пуууфф.
– Урод! Козел!
Неоригинально, но и так сойдет. Только мелькнула мысль, как рука девчонки пошла на замах в надежде засадить пощёчину. Но я быстро перехватываю ее и сжимаю так, что Кэт пищит.
– Отпусти!!!
Откидываю руку и смеряю лишь взглядом. Если не совсем безмозглая, должна понять – последствия не за горами, стоит свалить сейчас же. Катя трет запястье и шипит короткую тираду о вселенской ненависти, после чего дефилирует от стола вглубь бара. Все это время за нашим дуэтом наблюдает Аббас, сидящий напротив.
– Ну и говнюк ты – Суровый обнажает свой белоснежный оскал и смотрит на удаляющуюся задницу Кэт.
Даже спорить не хочу с ним. А смысл? Он прав. Давно не испытываю к прекрасному полу ничего кроме похоти. Оттрахал – а дальше не интересно. Не за что в них зацепиться, пустые, мимолетные, как и чувства их эфемерные.
Только я забыл о пришествии девицы, и Аббас начал рассказывать о своей поездке в Уфу, как друг замолкает и усердно пялиться куда-то за мою спину. Не стоит поворачиваться, что бы понять – баба, при чем, эффектная. Глаза моего собеседника, не отрываясь, изучают объект. Я уже хотел было тоже посмотреть исключительно для оценки, как слышу над своей головой такое почти грозное:
– Ну и кто из вас Стрельцов?
Начинается, две недовольные телки для одного вечера – перебор. Я вообще не терплю истеричек. С ними только геморрой. Хотя постановка вопроса меня озадачивает.
Перевожу взгляд на ту, что буквально пыхтит как паровоз и понимаю – лицо милое, но незнакомое. Имени могу и не помнить, если просто перепихнулись, но мордаху точно бы узнал, хотя бы смутно. А тут ноль.
Курносая блонди, искавшая меня, как-то в момент затаила дыхание и вообще замерла, а вот вторая привлекла внимание. Стоит такая спокойная как бронетранспортёр, только глазками цепко изучает все вокруг. Шмотка обычная, даже слишком на фоне подруги, затянутой в короткое платье. Но это не мешает ей заинтересовывать парней за барной стойкой. Сразу промелькнула мысль: «На кого именно так похотливо капал слюной Суровый?». А теперь она смотрит мне в глаза, нагло так, самоуверенно. Ну же, малышка, давай, отводи. Хоть покрасней для приличия. Ничего. Девушка стойко и даже флегматично переносит волчий взгляд, он сейчас именно такой, не сомневаюсь, и это что-то дергает внутри. Я первый отворачиваюсь на реплику блондинки:
– Рус – она шепчет это как-то неуверенно – Рус, это ты!!!
Мать твою! Светлячок!
Через полчаса мы сидим за одним столом. Я, моя невозможная Светлана, Стрельцов, который оказался ее давним знакомым, и Аббас – друг Руслана.
Акимченко трындычит без умолку, при этом светясь как начищенный самовар и стреляя глазками по мужчинам. Вся ее грусть по Евгению вмиг испарилась, что могло только радовать, и в этом вся Светка. Влюбленность способна испариться так же быстро, как и появилась. Но расслабиться у меня не выходит. Даже пиво кажется безвкусным и пьется как вода, не говоря уже о забытой закуске.
Слушая беседу в пол уха, занимаюсь излюбленным делом – изучаю новых знакомых, отмечая для себя очевидное и не очень. Начнем с Аббаса, которого я нарекла Нерусским. Так и есть – татарин. Мужчина не словоохотлив, но его реплики всегда звучат уверенно, и, как мне кажется, направлены только Свете. Туда же бесконечно стремится потемневший взгляд, из-за расширенных зрачков. Это возбуждение. В общем-то его глаза и без того чернее ночи.
Так же в диалоге проскакивает такое обращение, как Суровый, на что незамедлительно реагирует моя дорогая шефиня, интересуясь происхождением. Аббас же объясняет – так его часто зовут друзья, а вообще это просто значение имени. Что сказать, оно у него говорящее. Хотя я уверена смысл закопан гораздо глубже.
Он не из касты смазливых красавчиков, на которых часто заглядывается Акимченко. Нет в нем намека на тонкую интеллигентную кость и голубую кровь, скорее наоборот. Обыкновенное мужское лицо, если не учитывать расовых особенностей. Но ухожен, притягателен и прекрасно сложен физически. Один разворот плеч чего стоит. Белоснежные ровные зубы мелькали лишь пару раз, потому что широко улыбался Суровый редко, но этот факт не ускользает. В нем чувствуется внутренняя сила, манящая энергетика и бешеный стержень. Смотришь и отчетливо понимаешь, он как самый надежный ремень безопасности, если жизнь нехило тряхнет, то все равно удержит – а это куда важнее внешней красоты. Венцом всему еще и при деньгах, явно немалых.
Аббас не отвлекается от созерцания Светки, буквально пожирая ее взглядом. Горячий мужик, ничего не скажешь. И все бы прекрасно и замечательно, кроме одного. Я уверена, что он сидел. Возможно, по малолетке или отбывал небольшой срок, но тюремные стены точно видел изнутри. Они всегда оставляют отпечаток. Хотя теплится надежда, что заблуждаюсь.
К слову сказать, все мы люди, все совершаем ошибки, расплачиваемся за это тоже сами. Работа вынуждает наблюдать, как рушатся человеческие судьбы. А еще чаще приходится жалеть, что в нашей стране нет смертной казни, ведь это не гуманно, как же. Столько уродов вокруг. Но бывают среди подозреваемых и осужденных те, кто оступился по нелепой случайности или просто оказался не в то время, не в том месте. Кто-то осознанно шел на преступление из-за понимая – по закону никак уже не получится, ибо он бессилен по ряду причин. Или просто от отчаяния. Таких людей я не могу осуждать. Порой самой хочется превысить все полномочия и пустить пулю в лоб упырю, который улыбается, зная, что на нарах его ждет баланда на деньги честных налогоплательщиков. Отсидится с десяток лет, а потом снова руки по локоть в крови.
Я оставляю на время Сурового в покое и переключаюсь на Стрельцова. Как уже успела заметить, он по-мужски красив и не уступает развитой мускулатурой другу, только ростом выше. Явно завидный жених и гроза доброй части юбок нашего города.
Когда он улыбается, я не лишаю себя удовольствия задержаться на мужских губах дольше, чем могут позволить нормы приличия. Потом возвращаюсь к невероятным глазам, затягивающим на опасную глубину.
И в очередной мой заплыв Руслан ловит в сети этих омутов. Пытается таранить, подавить, смутиться, в конце концов, и все это лишь глазами. Ключевое слово – пытается. Определенно у него тяжелый взгляд, способный внушить уважение и даже страх. Как у хищника, безошибочно выслеживающего свою добычу. Я ставлю ему восемь из десяти, даже мысленно кричу «Браво!», но не поддаюсь. Нееет, красавчик. Тебе со мной не тягаться. Спасибо папе, фирменный взгляд – его наследственность. Мужчина первый прерывает контакт. Не сдался, это было бы слишком просто. Он думает. Мыслительным процессом занимаюсь и я.