Пламя, объявшее наши крылья
– Братец? – тихо промолвила Анна, взирая на то, как сорвавшийся брат отпрянул от нее, самозабвенно мчась прямиком на безоружную жертву. Очередная неукротимая вспышка гнева не кончится ничем хорошим, но хрупкой сестре оставалось только наивно протянуть к нему свои руки, напуганно посмотрев в удаляющуюся спину.
Девушка, что до этого сыпала недовольствами и обвинениями, тут же растеряла весь свой пыл и, закричав, запрыгнула в свою карету, торопливо закрывая дверцу. Меньше всего она ожидала, что парень беззвучно накинется на нее, словно какая-то бешеная собака, спущенная с цепи. Ворон же с неукротимым гневом рубил проход, всерьез намереваясь добраться до девушки. Престарелый кучер пытался как-то остановить разбушевавшегося воина, но, получив локтем по лицу, мигом завалился на снег, пытаясь отползти подальше от безумца. Отчаянные крики о помощи доносились изнутри кареты, и душераздирающая истерика девушки тревожила душу всех окружающих. Она молила о спасении, но никто не рискнул приблизиться к обезумевшему юноше, который в кровожадном порыве превращал карету в груду бесформенных щепок. Но когда Ворон практически уже добрался до своей цели и увидел через проделанную дыру задыхающуюся от слез и страха девушку с растрепанными волосами, его меч вместо досок соприкоснулся со сталью.
– С нее достаточно, – донесся возле юноши грубый мужской голос. Вместо ничтожного зрелища рыдающей девы, перед ним возник чей-то увесистый клеймор, заблокировавший его оружие. Посмотрев направо, Ворон увидел незнакомого мужчину с короткими, но кудрявыми светлыми волосами. Его тон стал чуть тише, и он добавил: – Род Ормус славится своей воинственностью, но на твоей родине не оценили бы такие бездумные срывы на глупых девочках.
– Я сам решу, когда будет достаточно, – раздался незамедлительный, но отчасти неуверенный ответ, и Ворон отпрянул назад, рассматривая незнакомца. На вид ему было чуть больше сорока лет. Он отличался довольно крепким телосложением, но тускло-голубые глаза его были исполнены какой-то колоссальной печалью. Этот трагический вселенский холод во взгляде даже остудил пыл Ворона, заставив его ненадолго смутиться.
– Я знаю. Но позволь мне попросить тебя прекратить. Твоя сестра, кажется, напугана. Давай мы не будем усугублять ситуацию и пройдем в теплую ратушу Кленохлада? – позволить попросить. Сестра напугана. Теплая ратуша. Этот незнакомец словно знал все уязвимости и пути к душе Ворона, проворно пользуясь ими. Это было странным, но, хмыкнув, юноша остепенился и убрал свой клинок в ножны. Оглянувшись на Анну, он увидел слезы, стекающие с ее изумрудных глаз.
– Успокойся, – виновато проговорил он сестре, хватая ее руку. Чувствительная к происходящему вокруг, она была напугана не меньше той захлебывающейся в слезах жалкой девицы. Кучер, что раньше благоразумно предпочел не вмешиваться, теперь пытался утихомирить свою хозяйку. На его кафтане можно было разглядеть отличительный символ Вларста объясняющий причину такого малодушия. Бедный, раздробленный на крошечные части регион, граничащий со столицей и Лорднасом одновременно. Это был край запутанных ясеневых лесов, болот и невежественных людей, цепляющихся за любую ниточку, ведущую к дворянству. Оно было им нужно, чтобы притеснять остальных. Только вот едва страна начала рассыпаться, как они принялись искать новое гнездо. И эта самоуверенная и дерзкая девушка была лишь самым первым гостем на жестоком севере. Но был ли Ворон чем-то лучше них? Для всех он действительно выглядел как какой-то трус. Ради чего он сбежал, а не умер там? Чтобы также жалко хвататься за жизнь? Чтобы спасти сестру? Наследие? Ворон до сих пор задавался этими вопросами, так и не способный отыскать должного ответа.
Вместе с незнакомым мужчиной Ворон и Анна вошли в Кленохлад. Некоторые, сторонясь буйного юноши, негромко выражали свое недовольство касательно того, что он слишком легко получил билет внутрь. Другие же хвалили его, радуясь тому, что таким варварским способом он поставил на место недовольную всем знатную девицу из Вларста.
Глава IV
Небо медленно становилось фиолетовым – на мир неторопливо опускалась очередная ночь. Из еще различимых облаков на землю беззаботно падали белые хлопья снега, и нашедшие пристанище у городских ворот люди искренне радовались ему, как никогда раньше, ибо холод значил теперь слишком многое. Жители Королевства, а уж тем более северяне, способны были перенести студеные морозы, но захватчики, которые выросли на жарком западе, никогда не видели ничего, кроме знойной жары и бескрайних песков. Уязвимые к свирепому холоду, они скорей всего погибнут, если в порыве своей слепой одержимости осмелятся ступить на неприветливые земли вечной зимы.
Похоже, слухи о единственной возможности спасти свою шкуру разбежались по стране с огромной скоростью. Стоило только западному рубежу пасть, как весть о неостановимой беде распространилась на все остальные пять регионов, повсеместно сея панику и подкашивая обороноспособность и без того подавленного государства. Привычка к беззаботному миру и уверенность в собственной защищенности сделала большинство областей абсолютно беспомощными, и теперь, когда через образовавшуюся пробоину основательно хлестала губительная вода, не оставалось ничего, кроме как смириться с безрадостной участью, или же из последних сил отчаянно цепляться за свою жизнь, убегая прочь из родных земель.
Город был готов к тому, что к его вратам прибудут беженцы. Плача и проклиная все на свете, они коченели возле стен, надеясь, что князь Кленохлада проявит милость и впустит их внутрь. Тот же, стоя напротив охваченного морозными узорами окна своей высокой башни, задумчивым и сомневающимся взглядом рассматривал прибывающие издали точечки, столь похожие с такой высоты на каких-то жалких муравьев. Кто помнил о его городе в безоблачные и мирные времена? Никто. Эта дыра среди снега и льда всегда пользовалась дурной репутацией и, в отличие от каждого клочка плодородной земли Королевства, никому ровным счетом не была нужна. Кленохлад всегда был независимым уголком, но за это подчас приходилось дорого платить. Отчаявшиеся люди, жившие здесь, всегда сетовали на голод и тяжелую долю и, зачастую не выдерживая несладких условий, пытались отыскать для себя новой жизни. Часть из них, наивно желая безоблачного существования, отправлялась в злополучный Вларст – унижаться и прислуживать расплодившейся, подобно грибам после дождя, знати. Некоторые же, кто особо ценил свою свободу и верил в чудеса, махнув рукой на все, безвозвратно отправлялись еще глубже на север. Туда, где среди звенящей тиши заснеженных чащоб обитали древние и непостижимые племена Ищущих. По легендам они жили бок о бок с полубогами и старались посвятить всю свою жизнь бесконечному празднеству.
Но Гретир с завидным упорством не желал верить в сказочные легенды и всем своим сердцем ненавидел абсолютно любых богов. Поданные могли воочию лицезреть, как, будучи единственным наследником, он законно заполучил бразды правления Кленохладом, принимаясь устанавливать абсолютно новый порядок и намереваясь превратить увядающее и жалкое северное поселение в процветающий город, которым искренне можно было бы гордиться.
И, с точки зрения обычного обывателя, не ведающего всей подоплеки происходящего, у него это получалось. За несколько лет он сумел восстановить развалившиеся от старости стены при помощи какого-то загадочного раствора, увеличить в несколько раз поголовье скота и предпринять несколько по-настоящему революционных шагов, которые повысили качество жизни и заставили людей поверить в своего нынешнего угрюмого лидера.
Но мало кто знал, что практически все заслуги Гретира на самом деле принадлежали вовсе не ему. Вечно хандрящий, опечаленный и витающий в своих мыслях лидер не только был слабым и безнадежным правителем, но, ко всему прочему, даже не знал древнего рунного языка – сложной письменности, используемой в существенной части трактатов, предназначенных для княжеского ума. Любые его затеи терпели безоговорочный провал, лишь сильней ввергая его в пучину нескончаемых самоосуждений и неуверенности. Не предрасположенный к властвованию, он был подобен незрячему волчьему детенышу, бредущему среди бескрайних зарослей терна, где каждый неудачный шаг его сулил очередную болезненную ошибку.
Гретир давно был сломлен, и масштабы его внутренней слепоты вынуждали его действовать наугад. Не ведая как именно, он упорно старался походить хотя бы на мерклую тень лидера, в глубине своей души не чувствуя ничего, кроме горькой пустоты и какой-то немыслимой вечной скорби.
Все самые успешные ходы были высказаны и предугаданы тем самым мужчиной с короткими кудрявыми волосами и усталыми глазами по имени Магнус. Тем, который вел к ратуше юношу и девушку в приметных черных одеяниях. Глядя на это со своей башни, владыка Кленохлада поморщился. Он вновь почувствовал себя недальновидным, и ему явно не нравилось это мерзкое чувство какой-то гнетущей неясности внутри себя. Все эти успешно подсказанные идеи, удивительная прозорливость и странные действия Магнуса невольно вызывали подозрительность. Да, этот человек был незаменим в вопросе управления городом, но его изворотливость и хитрость наталкивала на совершенно иные, более настораживающие и колкие мысли. Вопреки всему, Гретир почему-то отчаянно боялся утратить вверенное ему предками лидерство, а учитывая то, что один из приближенных превосходит его по остроте ума в несколько раз, надуманная проблема вполне себе обретала более серьезное значение. К тому же Магнус, как назло, отказался от приставленного Гретиром проверенного напарника, указывая на то, что ему нужен «человек, на которого лично он сможет положиться». И неужели этот самый заветный человек шел сейчас рядом с ним, направляясь к ратуше?
Глава V
Они всегда были неделимым целым. Родившись в один день, они всю свою жизнь провели рядом друг с другом, и Ворон не мог вообразить человека более близкого для себя, нежели чем Анна. Подчас ему было сложно признаться в этом или сказать в открытую, но в сущности его отчетливо присутствовал неоспоримый факт бесконечной любви к своей странной сестре. В далеком детстве он достаточно часто не понимал, почему вокруг нее то и дело каждый день кружатся новые незнакомые люди. Не унаследовав дара управления красным пламенем, мальчик мог только лишь наблюдать со стороны, как приходящие целители и маги донимали Анну вечными экспериментами и травили всевозможными дурно пахнущими зельями. А хуже всего было то, что они отнимали драгоценное время, которое можно было бы потратить на игры и сказки. Он до сих пор помнил ту бесследно исчезнувшую книгу с историей о небесном кузнеце, написанную изящным шрифтом и снабженную поразительными картинками – бесценный подарок, прибывший прямиком из столицы.
Так или иначе, ни у одного нанятого родителями человека не получалось достучаться до разума и сердца слабоумной девушки так, как у родного брата. Между ними, несомненно, существовала какая-то непостижимая связь, и незримыми нитями они были сплетены между собой с самого своего рождения. Разорвать подобные узы было попросту невозможно, ибо любая попытка разобщить близнецов тягостно терзала их души. Когда Рикард и Мара осознали, что все их усилия абсолютно тщетны, они сошлись в едином мнении – стараться больше никогда не разделять своих детей даже на день, ибо только так получалось обуздать бесконтрольную мощь девочки лучше всего. Анна отныне всегда ходила за Вороном, присутствовала на тренировках и слушала монотонные рассказы гувернеров о несчетных исторических событиях. Несколько долгих и счастливых лет прошли без катастроф, и иногда Лорднас забывал, что за колоссальная сила таится за могущественными стенами чернокаменного замка.
Три фигуры шли по одной из прямых улочек Кленохлада, неумело мощенных булыжниками непропорционально разных размеров. Двое из них неторопливо о чем-то беседовали, а девушка, с объятыми туманом глазами, устало плелась за ними, понурив голову.
– Их слишком много. Непомерное количество. Они были похожи на какую-то человеческую реку, и их вопли нескончаемым эхом слышались по всем замковым коридорам, – рассказывал Ворон своему новому знакомому. Взор его заинтересованно сновал по округе, примечая неприветливые взгляды горожан и покосившиеся от влаги и старости деревянные срубы. На уличных скамьях сидели опечаленные старики, а под одним из навесов истомлено работал кузнец, нерасторопно взмахивая своим увесистым молотом. Этот город был будто объят какой-то отягощающей и заразительной серой дремой.
– Ты поступил мудро, что не остался там. Я понимаю, насколько гадко ты ощущаешь себя теперь, но уясни одну важную вещь – наследник рода должен остаться в живых, – ответил Магнус. Он изредка поглядывал на своих спутников, но большую часть времени неотрывно глядел на ратушу, высящуюся по центру города. Одно из массивных стекол, на самой верхушке, привлекало особое внимание.
– Это не очень утешает, – юноша покачал головой. – Отец сказал не соваться в столицу, но я до сих пор не понимаю, почему мы все вместе просто не отправились туда. Разве не там будет собираться армия со всего Королевства, чтобы дать отпор врагам?
– Не верю, что ты не знаешь истинного ответа, Ворон. Ты хочешь, чтобы я подтвердил твои предположения, верно? Те самые, которые ты опасаешься высказать, – тускло улыбнувшись, произнес Магнус. – Даже я, прозябая на севере, прекрасно знаю, что столица представляет собой не больше чем красивый замок, изображенный умелым художником. Янтарный Обруч – та самая грандиозная стена и великое архитектурное чудо, окружающее Аванкрон, слишком хрупок для реальной войны. Как произведение искусства, сияющее в лучах солнца – пожалуйста. Но в действительности, прекрасная золотистая преграда больше походит на воск, нежели чем на крепкое непроходимое препятствие. А теперь о славных рыцарях, что придут по зову короля со всех уголков страны. Однист – неорганизованное и запущенное болото, где с попустительства правителя уже давно царствуют преступники. Вларст напоминает бесполезное, разбитое на крошечные ненавидящие друг друга осколки зеркало, а Богье до сих пор не оправился от морских эпидемий. Что остается? Лорндас и Рубежье – два пограничных города, раскинувшихся на западе и востоке. Вот только первый, к великому сожалению, пал, а второй населяют рыцари-старики. Они, конечно, очень воинственные и доблестные, но не способны будут защитить все ваше государство.
– Не может быть все настолько плохо, – Ворон задумчиво опустил взор вниз.
– Может. Если вместе с отцом ты принимал и выслушивал послов, то наверняка знаешь все сам. Князь Лорднаса был очень благородным и умным человеком, поэтому не сомневайся в правильности его решений. Ты должен быть здесь.
– Возможно, это действительно так, – согласился юноша, чувствуя, наконец, некоторое облегчение внутри себя. – Но куда ты нас ведешь? – затем добавил он, решив, наконец, поинтересоваться, что будет дальше.
– Как ты мог видеть, Ворон, очень много людей сейчас хотят оказаться за стенами Кленохлада и почувствовать себя хотя бы в относительной безопасности, – Магнус остановился. До ратуши оставалось совсем немного. – Мы были готовы к такому исходу, но выбрать придется только самых достойных из всех пришедших. Сейчас нам сильно нужны строители с крепкими руками, знахари и, конечно же, воины. Ты очень ценный человек. В тебе течет кровь рода Ормус, и это уже говорит о многом. Я хочу дать тебе работу, Ворон.
– И в чем же она будет заключаться? – нахмурившись, уточнил юноша. Он точно знал, что ему придется что-то делать в новом месте, но перспектива отлучиться от сестры вызывала сильное беспокойство.
– Напарник, если тебе так будет угодно. Мне необходим кто-то, на кого я смогу полностью положиться. Редкие вылазки в лес, плюс небольшие дела в городе – я не буду требовать от тебя чего-то невозможного.
– Анна. Я не могу оставить свою сестру в одиночестве, – сказал Ворон. Возможно, человек, который стоял перед ним, еще не понимал всей сложности ситуации. – У меня есть серебро. Может, есть какие-нибудь другие пути остаться здесь?
– Ты должен помнить, что на севере деньги не особо воспринимают всерьез. Нам нужны поступки. Особенно в такие тяжелые времена, – казалось, что Магнус пытался придать некое сочувствие своему тону. – Я смогу обеспечить тебя и твою сестру комнатой в главной княжеской башне. Если ты опасаешься за нее, я постараюсь сделать все, чтобы ты был уверен в ее абсолютной безопасности.
На лице Ворона проскользнула задумчивость. Он вздохнул и посмотрел на свою сестру, которая какими-то жалобными глазами неотрывно взирала на него. Ее голова была наклонена вбок, и юноша ощущал, что она хочет что-то сказать.
– Братик, мне нужно побыть одной? Я могу, – наконец тихо промолвила она, застенчиво утыкаясь лбом в его наплечник.
– Путь твоего отца был выстлан сложными решениями, – для пущей убедительности напомнил Магнус, ожидая решающего ответа.
– Полагаю, что у меня нет выбора, – признал Ворон, сжимая в своей руке холодные пальцы сестры. После долгих блужданий по зимней пустоши им обоим нужно было выпить чего-то горячего и как можно скорей.
– Я бы очень хотел сказать, что выбор есть всегда, но, к сожалению, это будет наглой ложью, – печально подытожил мужчина, поворачиваясь в сторону входа в главное здания Кленохлада.
– Почему именно я? Ведь у ворот целая куча людей, которые со щенячьими глазами готовы были бы служить тебе.
– Не думай, что каждого человека можно заменить. Ты веришь в судьбу, Ворон?
– После того, что произошло с нашим замком, у меня какое-то отторжение к высшим силам, – печально поделился юноша, подходя к двустворчатой двери. Ему больше хотелось грезить об ожидающем его прогретом прибежище, нежели чем о какой-то мистической предопределенности.
– Полагаю, это поможет тебе найти общий язык с князем. У него достаточно мрачный нрав, особенно когда дело касается чего-то запредельного.
После стольких дней утомительной езды и бесконечных блужданий среди промерзлых рощ было истинным блаженством попасть в прогретое и уютное помещение, надежно огороженное от злых северных ветров. Никакие встречающиеся на пути обветшалые таверны с грязными кроватями и пещеры с постоянно гаснущим костром не способны были сравниться с просторным залом ратуши, где в двух каминах ярко и сильно пылало оранжевое пламя, со звучным треском окутывая неистовыми огненными языками громадные бревна.
У Ворона свело дыхание от сладостного чувства вожделенной теплоты, которое вдруг принялось охватывать его тело. Осторожно пробираясь через оледенелый доспех и касаясь замерзшей кожи, спасительный пыл двигался дальше – к самому сердцу. Кровь, которая за время долгого странствия словно превратилась в талую воду, медленно начала оттаивать, разнося по жилам благодатное чувство какого-то удивительного наслаждения.
Магнус приказал принести гостям теплого питья, после чего подошел к Ворону, который самозабвенно примкнул к камину с бушующим внутри пламенем.
– Я смотрю, твоя сестра намного легче переносит морозы, – кивнул мужчина в сторону Анны, которая спокойно стояла в отдалении, при этом бессмысленно обратив пустой взгляд в каменную стену.
Хоть Анна уже и долгое время не использовала свою магию, огненная сущность, похоже, немного согревала ее изнутри. Ворон едва заметно нахмурился, задумываясь о том, стоит ли делиться с этим человеком информацией касательно разрушительной природы его сестры. Знает ли он о тех слухах, что принялись распространяться после парочки бедствий, обрушившихся на Лорднас и случившихся из-за потерянного девочкой контроля? Вряд ли до северян могли дойти эти не особо значимые вести, и поэтому лишних вещей им знать необязательно. Так будет лучше, прежде всего для сестры. Ведь, в конце концов, на всем белом свете можно было отыскать не больше двадцати огненных магов.
– Я переел зимнего крыжовника, – пробормотал юноша. – Те последние два дня, как мы вошли в холодные земли, не попадалось ничего, кроме этой дряни.
– Все равно что пить воду из решета, – с натянутой улыбкой ответил Магнус, кивнув и переводя взор с Ворона на Анну. – Но не забывай – мы должны попытаться научиться доверять друг другу.
– Я помню это, – заверил юноша, поднимаясь на ноги и взирая на широкую лестницу, что вела наверх. Когда первый ряд ступенек кончался, по бокам возникали еще две лестницы поуже, направленные в противоположную сторону. – Я готов представиться князю.
Глава VI
Помещение, где располагался владыка этих земель, не было таким же громадным, как холл, но тоже могло впечатлить своим простором и помпезностью – с каменных стен свисали темно-красные гобелены, поблескивали по краям высокие подсвечники, и таились за декоративными витринами красивые мечи, копья и арбалеты. Огромное круглое окно с морозными узорами на стекле располагалось по самому центру – днем из него можно было увидеть не только город, но и все близлежащие окрестности, раскинувшиеся под сенью северных небес. Ниже громадного ока ратуши стоял тяжелый, но не лишенный изящества широкий стол, над которым и возвышалась фигура князя. Холодным и неприветливым взглядом он смерил прибывших гостей, после чего неторопливо и важно подошел ближе. В потемках можно было увидеть еще три мрачных силуэта, расположившихся за столом, но они предпочли лишь безмолвно повернуть свои головы, подобно каким-то таинственным, томно наблюдающим теням.
– Мое имя Гретир. Как вы уже наверняка знаете, я являюсь законным князем Кленохлада, – скупо проговорил подошедший мужчина. Из-за слишком выразительных черт лица на вид ему было более пятидесяти лет, а глубоко посаженные серые глаза почему-то походили на неброскую и скудельную сталь заурядного солдатского клинка. Одеяния его были почти один в один, как и у Магнуса: плотный утепленный камзол багрового цвета, с высоким, окружающим шею воротником, аметистовые штаны и высокие серые сапоги, постепенно переходящие в железные наколенники. Сталь также виднелась и на локтях с плечами – покрытые клепками округленные пластины наверняка даровали скромную защиту, не лишая при этом маневренности.
– Я Ворон из рода Ормус, сын Рикарда, являвшегося правителем Лорднаса, – ответил юноша, сжимая руку сестры крепче и вглядываясь в равнодушные серые очи. Он знал, что потаенные эмоции и мысли князя прочесть, видимо, будет невозможно, но ему было по-детски интересно распознать хотя бы обрывок какого-нибудь чувства, кроме пренебрежения. – Рядом со мной моя сестра по имени Анна, – Ворон ненадолго замолчал. Сейчас ему придется вновь коснуться той темы, которую он ненавидел всем сердцем. Он будет вынужден в очередной раз признаться в собственной трусости. Отведя взор в сторону сидящих в полумраке безликих людей, парень, наконец, решился произнести те самые заветные слова. – Мы вынуждены искать пристанище на севере.
Воцарилась недолгая пауза, позволившая прочувствовать ощущаемое в зале уютное спокойствие и различить воющий за окном ветер, придающий соответствующего контраста. Его холодные порывы не способны были преодолеть здешних стен.
– Мне жаль, что так вышло с вашим родным домом, – не особо заинтересованно промолвил Гретир. Он отчужденно осмотрел лица своих гостей и их одеяния, словно сделав из этого какой-то вывод. Затем, чуть прищурившись, он повернулся в сторону Магнуса. – Но в ближайшее время никому не будет хорошо, особенно всем нам. Полагаю, мой наместник уже успел что-то предложить тебе?
– Да. Я буду рад, если мне найдется применение в этом славном городе, – сейчас Ворон чувствовал себя каким-то ненастоящим. Все эти любезности и длинные высокопарные речи явно были не для него: юноше, похоже, впервые в жизни приходилось выражать свое уважение не потому, что ему так хотелось, а потому, что так было нужно, чтобы угодить стоящему перед ним человеку. Хотя бы немного понравиться повелителю этого тележного колеса, небрежно брошенного каким-то исполином среди бесконечного холодного леса и снежной пустыни. Ведь, если этого не удастся, куда им еще остается идти?
– Подождите, подождите, – донесся из полумрака чей-то тонкий женский голос. – Магнус, ты что, берешь его с собой вместо меня?
Искажая свои очертания, непроницаемые тени вдруг зашевелились. Взгляд Ворона, постепенно привыкший к мерклому освящению, сумел разобрать лицо вынырнувшей из мрака девицы, что вдруг направилась к расположившейся в свете свечей четверке. На незнакомке была все та же привычная легкая броня багрового и аметистового цвета с несколькими железными пластинами. А вот волосы, обрамляющие почти детское личико, даже уставшего от перехода и малоприятного разговора Ворона заставили вскинуть бровь: темные лишь у самого основания, дальше они отдавали пестрой краснотой, словно когда-то их небрежно окунули в кровь или какую-то неведомую стойкую краску.
– Алетта, не сейчас, – проговорил с искрой недовольства Гретир, едва хмуря лоб. Неужели наконец проявил хоть какую-то эмоцию?