История Русского народа от потопа до Рюрика

О древности славяно-русов

«Откуда есть пошла Руская земля стала есть и кто в ней почал первее княжити?» – такой же бессмертный вопрос на Руси, как и «кто виноват?» и «что делать?». Вот уже почти тысячу лет ломают по этому поводу копья летописцы и историки, но, похоже, что чем дальше мы движемся по шкале исторического времени, тем меньше у нас надежды узнать истину.

В школьные годы нам раз и навсегда закладывают в голову «сумму знаний», слагаемую, в основном, из сработанных по шаблону постулатов господствующей исторической теории. А она гласит, что славяне выступили на историческую арену позже других народов, и это предопределило их отставание от «цивилизованного мира», что история России началась не ранее VIII–IX веков, а до того на Восточно-европейской равнине царили дикость и варварство и все хорошее – начиная с азбуки – мы получили с Запада, который навечно обречены догонять без малейшей надежды на успех, потому что, как известно, «ученик не больше учителя» (Лук. 6:40). В общем, не народ, а удобрение для роста «исторических наций». Именно это пытались внушить нам на протяжении трех последних столетий западные учителя от Канта и Гегеля до Маркса и Рейгана, называвших славян то «неисторическим», то «реакционнейшим» народом, а то и попросту «империей зла».

Наши «брадатые предки», как называл Карамзин великороссов, вплоть до XVIII столетия имели национальную гордость, высокую самооценку и не страдали комплексами неполноценности, столь развившимися у российской интеллигенции в последующие века. Уже самоназвание «славяне» – «славные», «известные» – свидетельствует об этом. Боровшиеся со славянами западные племена (прежде всего германские), переделали его на свой лад: склавин (раб). Так что идеологическая война началась не вчера и даже не в позапрошлом веке. Но после вестернизации России при Петре Первом она была перенесена на русскую территорию.

Немецко-русский историк Шлецер, по мнению Карамзина, «муж ученый и славный», сказал, что Россия началась от 862 года[1]. А до этого «великая часть Европы и Азии, именуемая ныне Россиею, в умеренных ее климатах была искони обитаема, но дикими, во глубину невежества погруженными народами, которые не ознаменовали бытия своего никакими собственными историческими памятниками»[2]; народами, которые, как считал господин Карамзин – «русский Тацит», официальный историограф государства Российского – «пили кровь убитых неприятелей[3], выделанную кожу их употребляли вместо одежды, а черепы вместо сосудов»[4].

Вот на таких историях о своих предках и воспитывались поколение за поколением русские интеллигенты. Как следствие, в образованной русской среде развилось низкопоклонство перед Западом, осложненное презрением к собственному народу. И уже не шлецеры и байеры, а легионы взращенных в родных пенатах ученых стали уничтожать в молодом поколении «любовь к отеческим гробам».

«Из… краткого обзора внешних отношений русской истории можно видеть, что, беря эту историю с чисто хронологической стороны, мы должны поместить ее лишь во вторую половину Средних веков и в Новое время и что о всемирно-историческом значении русской истории позволительно говорить лишь по отношению к двум последним векам нового времени», – писал известный в начале XX века российский историк Н. И. Кареев. – «И в отношении к первым начаткам культурной жизни, и в отношении к началу крупной исторической роли России приходится одинаково указывать на очень позднее выступление нашего отечества на путь более широкого исторического развития. Судьба всех позже приходящих в общем та, что им больше приходится испытывать влияний, чем самим влиять, более повторять то, что уже было пережито другими, чем идти впереди других… Отдаленность от главной исторической сцены, чисто физические условия страны, постоянная борьба с азиатскими кочевниками, татарское иго, – все это, вместе взятое, крайне неблагоприятно влияло на русскую жизнь. Позднее других народов вступив на большую историческую дорогу и медленнее других по ней двигаясь, русские должны были, конечно, сильно отстать от своих западных соседей, и эта отсталость является одним из наиболее бросающихся в глаза общих фактов русской истории. Но столь же бросается в глаза и другой факт, именно весьма значительный прогресс, сделанный русскою жизнью за два последних столетия и особенно за вторую половину XIX века»[5].

Это сказано о стране, которая изначально была самым большим государством Европы, чьи правители с IX века роднились с королевским домами Франции, Польши, Чехии, Дании, Швеции, Англии и т. д. И насколько далеко от России находилась «главная историческая сцена»? Какие спектакли на ней ставились? Разве щит на вратах Царь- града, Ледовое побоище, Куликовская битва, Грюнвальдское сражение, Ливонская война имели меньшее значение для истории, чем битва при Пуатье, испанская Реконкиста, Столетняя и Тридцатилетняя войны? Уже сама нулевая точка отсчета важности исторических событий, находящаяся где-то в Страсбурге, с головой выдает тех, кто эту важность определяет.

И нынешние учебники составляются с тех же шлецеровско-карамзинских позиций. «Киевские летописцы считали, что племена восточных славян собрались в давние времена вокруг Киева… – пишут авторы одного из современных школьных учебников истории, впрочем, тут же уточняя, какие же это «давние времена». – Возникновение русского государства новгородцы связывали с приглашением варягов и датировали это с точностью до одного года – 862 г.»[6].

В целом выход славян на историческую арену авторы относят к IX в.: «Нестор решил создать специальное введение к своей летописи-хронике, начинавшейся с описания нападения русской флотилии на Царьград в 860 г.»[7]. В лучшем случае, было некое лесостепное шебуршание в VI–VII вв. А до того момента славянам отказано даже в существовании. Три первых века по Р.Х. («Трояновы века») для авторов учебника – времена «праславян»[8].

Итак, можно констатировать, что с конца XVIII века и поныне в российской историографии существует официозная точка зрения на русскую историю, в соответствии с которой славяне вышли на историческую арену только во второй половине IX века (то есть, после призвания варягов, однозначно определяемых в этом случае, как норманны), а «всемирно-историческое значение» Россия приобрела только с XVIII века, когда на русском престоле оказались представители той ветви Романовых, которую, практически без натяжек, можно назвать немецкою (не говоря уже об отдельных ее представителях, например, Екатерине II). Таким образом, германские племена дважды вытащили славян из бездны «дикости и невежества», создали (в IX веке) и реконструировали (в XVIII) государство Российское, а без их участия ни о какой исторической роли славяно-русов и говорить не приходится.

Мысль эта отчетливо прослеживается от Шлецера и Карамзина до современных написателей многочисленных «историй отечества». Стоит отметить, что эти историки, как триста лет назад, так и сегодня, были на содержании либо у нерусской власти, либо у организаций, ведущих идеологическую войну против русского народа (таких, например, как масонство или фонд Сороса).

Совсем иная история славяно-русов предстает перед нами, если мы обратимся к работам тех русских историков-патриотов, которые не получали денежного вознаграждения за свои исторические труды, а если и состояли на государственной службе, то по другому (не историческому) ведомству. При этом стоит обратить внимание на то, что чем ближе (считая от нас) к границе XVII–XVIII веков они жили (то есть, чем менее было замутнено их сознание шлецеровско-карамзинскими баснями и чем родней им были летописные и устные предания русского народа), тем более своеобразную, яркую и древнюю историю Руси- России они описывают.

И первым среди них надо назвать Василия Никитича Татищева (1686–1750), солдата, ученого, политика, чиновника, исследователя. Он участвовал в Полтавском сражении, руководил металлургическими заводами, осваивал Южный Урал и Северный Казахстан, основал Екатеринбург. Но в веках прославила его имя написанная им «История Российская», три тома которой донесли до нас бесценные сокровища русских летописей, уничтоженных затем в московском пожаре 1812 года.

Василий Никитич Татищев (1686–1750)

В первом томе своей «Истории» В. Н. Татищев (ссылаясь на таких античных авторов, как Диодор Сицилийский и Геродот), указывает на древность славян, которые, по его словам, «сначала жили в Сирии и Финикии», затем на южном побережье Черного моря, участвовали в Троянской войне, после которой значительная их часть переселилась в Европу, заняв северное и северо-западное побережье Адриатики (современную Албанию, Сербию, Хорватию и северную Италию)[9].

По мнению Татищева, «во времена Солоновы» представители славянской аристократии изучали философию в Афинах[10], а в VI веке по Р.Х. уже «завоевали всю Европу», после чего пришли «в Северную Русь»[11].

За столь «невероятные» сведения Василий Никитич был ошельмован чиновниками от исторической науки как лжец, чуть ли не сам на досуге сочинявший летописи. Немцы же, во главе с Бироном, временщиком Анны Иоанновны, окружавшие в середине XVIII века царский трон, обвинили русского историка в казнокрадстве и взяточничестве, в участие в антиправительственном заговоре, и Татищев лишен наград и чинов, посажен в Петропавловскую крепость. Проводя последние годы своей жизни в родной подмосковной деревне Болдино, за сутки предсказал свою смерть и лично указал, где на кладбище устроить ему могилу. Умер великий русский историк 26 июля 1750 г.

Согласно с Татищевым мыслил и другой величайший русский ученый, Михаил Васильевич Ломоносов (1711–1765), которого можно сравнить разве что только с Леонардо да Винчи. Сын крестьянина-помора из Холмогор (одного из древнейших северных центров славяно-русской цивилизации), стал основателем физической химии, разработал теорию атомно-кинетического строения вещества, был художником, химиком, астрономом (открыл существование на Венере атмосферы), филологом, поэтом. Был Ломоносов также и историком, хотя об этом предпочитают особо не распространяться.

Оно и понятно. Мало того, что этот русский гений начисто отвергал норманнскую теорию и подверг ее сокрушительной критике. Он одним из первых выступил против учения о неисторичности русского народа, его «исконных дикости и невежестве».

«Немало имеем свидетельств, – писал Ломоносов в своей «Древней Российской истории…», – что в России толь великой тьмы невежества не было, какую представляют многие внешние писатели. Инако рассуждать принуждены будут, снесши своих и наших предков и сличив происхождение, поступки, обычаи и склонности народов между собою»[12].

К сожалению, это пожелание русского ученого – взглянуть непредвзято на своих предков и честно оценить степень их невежества по сравнению со славянами – «внешние» (иностранные) писатели так и не исполнили. Что, впрочем, не так уж сложно понять. Как не сложно понять и тех «внутренних», русскоязычных описателей нашего Отечества, которые шли и идут в фарватере «внешних».

Ломоносов считал, что славянский «народ и язык простираются в глубокую древность», резонно замечая, что так как «величество и могущество» славянских племен больше полутора тысяч лет (то есть, по крайней мере, со II века по Р.Х.) одинаково велико («стоит на одной мере»), то странно было бы думать, будто славяне возникли в I веке и за сто лет расплодились «до столь великого многолюдства»[13].

И так же, как Татищев, со ссылкой на античных авторов, пишет о «древнем обитании славян-вендов в Азии»[14], участии в Троянской войне и расселении после нее по Европе[15].

Еще один русский историк, противник норманнской теории, Д. И. Иловайский относит начало русской истории, по крайней мере, к I и II векам до Р.Х.[16], выводя славяно-русов из роксаланов. За свои патриотические убеждения он был «наказан» замалчиванием его трудов и заслуг на ниве исторической науки.

«Серьезные» историки XIX–XX вв., «забывая» труды Татищева и Ломоносова, принялись говорить о том, что «начальная летопись не помнит времени прихода славян из Азии в Европу»[17] и что начало Руси относится к первому тысячелетию по Р.Х.[18], дружно указывая на создание Киевского государства, как на изначальную точку отсчета русской истории. Умолчание стало главным оружием антирусской партии в исторической науке.

Немного о вере, науке и хронологии

Споры о древности славян и хронологии русской истории неизбежно ведут к вопросу о том, какие периоды в ней можно выделить.

Если не учитывать своеобразные и экзотические периодизации русской истории, например, по отношению между лесом и степью[19], то несложно заметить, что большая часть историков разграничивает исторические периоды по политическим центрам (Киевская Русь, Суздальская земля, Московское царство, Петербургский период) либо политическим событиям (татаро-монгольское иго, Смутное время, реформы Петра Великого). Однако, в любом случае, хронологический отсчет ведется ими от призвания варягов и создания Киевского государства.

Нетрудно заметить и то, что в трудах В. Н. Татищева и М. В. Ломоносова славяно-русская история имеет обширный хронологический период, предшествующий Киевскому. Например, первая часть «Древней Российской истории…» Ломоносова называется «О России прежде Рюрика» и содержит такие главы, как «О дальной древности славенского народа» и «О преселениях и делах славенских», в которых как раз и сообщается об истории славяно-русов во II тысячелетии до Р.Х. – I тысячелетии по Р.Х.

В. Н. Татищев делит свою «Историю Российскую» на пять частей (периодов), в первой из которых он желает «объявить о писателях и описать древние, касающиеся отечества нашего, три главных и от них произошедшие народы, как то: скифы, сарматы и славяне, каждого обиталища, войны, переселения и названий изменения, насколько о них нам древние передали, и сия до начала обстоятельной русской истории по 860 год после Христа»[20]. Далее Татищев описывает примерно тот же исторический период, что и Ломоносов в первой части своего труда. Оба историка считают этот период завершенным с призванием Рюрика.

Учитывая имеющиеся на сегодняшний день данные, историю славяно-русов можно проследить на основе письменных источников, по крайней мере, до середины II тысячелетия до Р.Х. В связи с этим автор данной работы, как сторонник креационной теории развития мира и человеческого общества[21], предлагает следующую периодизацию русской истории по отношению славян к истинному Богу, так как вся история, по глубочайшему убеждению автора, есть промысел Божий о человечестве:

I. Пролог (XX— XVIII вв. до Р.Х.), или от Потопа до Вавилонского смешения языков.

II. Библейский период (XVII в. до Р.Х. – I в. до Р.Х.), или от Вавилонского смешения языков до Рождества Христова;

III. Христианский период (I–XVII вв. по Р.Х.), или от Крещения Руси апостолом Андреем Первозванным до Раскола 1666 г.;

IV. Апостасийный[22] период (XVII–XX вв. по Р.Х.), или от Раскола 1666 г. до государственного переворота 1993 г.

V. Эпилог (к. XX – н. XXI в. по Р.Х.), или от государственного переворота 1993 г. до второго пришествия Господня.

Быть может, кому-то эта периодизация покажется «ненаучной» и слишком экзотичной, однако, по мнению автора, она имеет ничуть не меньше прав на существование, чем наукообразные и не менее экзотичные евразийские периодизации русской истории либо урезанные и фальсифицированные периодизации «норманистов». Автор считает, что только имея христианский взгляд на мир и общество, можно создать научную теорию, в которую непротиворечиво укладываются все известные исторические факты, и которая позволяет правильно их оценить и познать истину.

Прежде, чем перейти к изложению непосредственно исторических событий, необходимо сказать читателю несколько слов о креационизме, взаимоотношениях науки и веры, о роли Священного Писания и христианства в познании мира и о том как библейская хронология соотносится с реальной.

Креационизм – учение о божественном начале в мироздании, о сотворении мира и человека Богом, отвергающее теорию эволюционного развития. Конечно, креационизм исходит из предпосылки, лежащей за пределами науки (веры в Бога и в то, что именно Господь создал мир). Поэтому, несомненно, креационизм требует веры в Бога как в силу, которая послужила причиной сотворения мира.

С другой стороны, оппонентам креационизма, считающим его «ненаучной» теорией, необходимо напомнить, что эволюционная, «научная» теория возникновения и развития мира также требует определенной веры в некие предпосылки, лежащие в ее основании, с чем согласны и сами ученые-эволюционисты:

«Первая из недоказуемых предпосылок, на которой основывается наука, – это вера в то, что мир объективно существует и человеческий ум способен понять его истинную природу. Второй и наиболее известный постулат, лежащий в основании структуры научных знаний – это закон причины и следствия… Третья основная научная предпосылка – убеждение, что природа едина»[23].

Сами эти предпосылки науки «определяют и ограничивают научный способ мышления», при этом «каждый из этих постулатов либо уходит корнями в христианское богословие, либо не противоречит ему… Научная мысль отделилась от богословия, так как она не приняла постулата относительно какой-либо внешней силы, или силы, выходящей за пределы измеримых естественных сил»[24].

То есть расхождение между богословием и наукой началось с того момента, когда часть ученых волюнтаристски отвергла Сущего Бога и возвела в божественный ранг природу. Замечательно сказал в свое время по этому поводу профессор Капица: «Говорить о том, что ДНК возникла в процессе эволюции, все равно что считать, будто телевизор может возникнуть в процессе встряхивания деталей»[25].

По существу, эволюционисты заменили веру в личного Бога пантеизмом, и их отказ признать научность креационизма носит иррациональный, я бы даже сказал, религиозный характер. История науки показывает, что вера в Христа нисколько не препятствует познанию мира. Христианами были тысячи ученых, в том числе и совершивших величайшие открытия: Исаак Ньютон, Блез Паскаль, Уильям Гершель, Иоганн Кеплер, Михаил Ломоносов, Луи Пастер, Карл Линней, Иван Павлов, Клерк Максвелл… список этот можно продолжать и продолжать.

Один из выдающихся математиков XX века А. Кошин говорил: «Я – христианин. Это значит, что верю в Бога и в Божество Иисуса Христа так же, как до меня верили выдающиеся ученые: Тихо-де-Браге, Коперник, Декарт, Ньютон, Лейбниц, Паскаль, Гримальди, Эйлер, Гюльден, Бошкович, Хершиль и прочие великие астрономы и математики прошлых лет».

Макс Планк (1856–1947), знаменитый профессор физики Берлинского университета, основатель квантовой теории, лауреат Нобелевской премии, в своих докладах, лекциях и сочинениях проводит мысль: «Куда бы мы ни обращали наши взоры, каким бы ни был предмет нашего наблюдения, мы нигде не находим противоречия между наукой и религией; мы скорее констатируем их абсолютную гармонию в основных пунктах, особенно в области естествознания. Как религия, так и наука, в конечном результате, ищут истину и приходят к исповеданию Бога. Религия славит Бога в начале, наука – в конце всех мыслей. Первая представляет Его как основу, вторая – как конец всякого феноменального представления о мире».

Ни один добросовестный исследователь не станет отрицать, что современная наука уходит корнями в креационистское мировоззрение библейского христианства. И хотя Библия «не научная книга, в смысле детального технического и математического описания природных явлений… тем не менее, Библия касается широкого спектра разнообразных естественных явлений и упоминает огромное количество исторических событий… Люди слишком быстро склонились к тому, что Библия ненаучна. Однако достоверные факты наблюдений и опытов не противоречат библейскому взгляду на мир и историю. Библейская космология никогда не была опровергнута; просто под ее влиянием люди почувствовали себя неуютно и отвергли ее…»[26]

Для христианина невозможно верить в Бога и отвергать ту часть Священного Писания, которая затрагивает самые коренные вопросы науки и важнейшие события истории. «Как может человек поверить в то, что Библия говорит истину о спасении, о небе, о вечности – о доктринах, которые он не может проверить опытным путем, – если его учили, что те библейские факты, которые можно проверить, ложны?»[27]

Так как в этой книге выдвигается гипотеза, в соответствии с которой вся история человечества насчитывает не более 6000 лет, ледниковый период закончился во времена совсем не столь отдаленные, как предполагает официальная наука, и, в связи с этим геологические катастрофы планетарного масштаба потрясали Землю и изменяли ее лик всего три-четыре тысячи лет назад, то автор считает необходимым сказать несколько слов о возрасте нашей планеты и методах датировки тех или иных археологических находок.

Если говорить о возрасте Земли, то надо отметить, что наука может делать это только основываясь на изучении некоторых геофизических процессов. Однако делается это с учетом ложных допущений, которые превращают научный анализ в субъективный и волюнтаристский. К таким ложным допущениям относятся следующие:

1. Геофизический процесс, используемый для определения возраста Земли, всегда шел с той же скоростью, что и сегодня;

2. Система, в которой протекает данный геофизический процесс, была закрытой на протяжении всего времени существования планеты;

3. Известен количественный состав элементов данной системы на тот момент, когда процесс начал идти с постоянной скоростью.

Кроме того, и система, и процесс должны иметь всеобщий, а не локальный характер. Иначе процесс позволит судить только о возрасте той части системы, в которой он протекает.

Понятно, что ни первое, ни второе, ни третье не может быть достоверно известно современной науке. Кроме того, в природе фактически не существует ни полностью замкнутых систем, ни процессов, все время протекающих с постоянной скоростью. Невозможно определить начальные условия процесса, так что, все что знают ученые аналитики – это лишь результат процесса на данный момент. Все остальное – догадки соискателей научных степеней и Нобелевских премий, вроде открытия «планет земного типа» в других звездных системах на основании колебания орбит звезд, «видимых» только в радиотелескоп.

Хорошо иллюстрирует ненадежность официально признанного пяти- (шести-? семи-? восьми-?) миллиардного периода существования нашей планеты пример расчета этого периода по изменению магнитного поля Земли. Измерение магнитного поля началось почти полтора столетия назад и с тех пор проводится регулярно. На основании этих измерений рассчитана экспериментальная зависимость значения средней индукции магнитного поля Земли от времени. Оказалось, что эта зависимость описывается экспоненциальной функцией, значение которой уменьшается примерно вдвое каждые 1400 лет. Таким образом, 1400 лет назад магнитное поле Земли было в два раза сильнее, чем сегодня, 2800 лет назад – в 4 раза, 3200 лет назад – в 8 раз, 4600 – в 16 раз. Геофизический процесс ослабления магнитного поля Земли можно считать протекающим с постоянной скоростью, более, чем любой другой, поскольку его изменения определяются глубинными процессами в земном ядре.

На основании полученных за полтора века данных доктор Томас Барнс, профессор физики университета Эль-Пасо, определил, что максимально возможный возраст Земли 10 000 лет, так как далее сила магнитного поля Земли окажется недопустимо большой[28]. Это не значит, что срок существования Земли не может быть меньше 10 000 лет, он всего лишь не может превышать этот период, но вполне может составлять и семь, и шесть тысяч лет.

Точно так же, как во много раз завышен срок существования нашей планеты, преувеличена и древность известных историкам цивилизаций. Прежде всего, следует указать на то, что не существует достоверных письменных свидетельств, даже относящихся к истории самых древних государств, таких, как Вавилон, Шумер, Египет, которые превышали бы временную границу в 2000 лет до Р.Х., то есть, границу, очерченную библейским потопом. Об этом будет подробнее сказано ниже, в отдельной главе.

Во-вторых, все датировки органических останков – дерева, костей и пр. – основанные на современных «научных» методах, например, радиоуглеродного анализа, потрясающе неточны и недостоверны. Тот же радиоуглеродный анализ может быть относительно точен только для периода в последние 3000 лет (например, до времен библейского царя Соломона (900-е гг. до Р.Х.), но уже для времени Троянской войны (примерно 1200 г. до Р.Х.) или Новохеттского царства (вторая половина второго тысячелетия до Р.Х.) он дает уже слишком большую погрешность).