Штурм Грозного. Анатомия истории терцев
Каждый отряд через своих гонцов поддерживал связь со своим ханом, а тот – с главной ставкой.
Шесть царевичей, Ахматовых сыновей, шли каждый со своим туменом в десять тысяч человек. Особые военные советники – юртжи, приставленные к царевичам, держали всю власть над воинами. Царевичи проводили время беззаботно, охотились с борзыми и соколами и пьянствовали, полагаясь на своих советников, бывавших не раз в набегах на русские земли. Верные тургауры[8] бдительно их охраняли. Всадники шли налегке, без юрт. Спали они на земле, близ пасущихся рядом коней. Многие воины имели двух или несколько коней и в пути пересаживались с одного коня на другого.
Племянник Ахмата Касыдой со своим туменом татар шел впереди войска. Ему было поручено следить за степью, производить разведки, узнавая, где находятся передовые сторожевые посты русских, пытаться ловить их и спешно доставлять пойманных в ставку Ахмата. А оттуда каждый день шли приказы: «Давайте пленных! Шлите „языка”!»
– Если не будет пленных, переведу хана Касыдоя в тыл войска, плестись в хвосте и довольствоваться остатками будущих побед, – говорил приближенным Ахмат. Дикое поле, по которому двигалось войско, представляло собой отлогие холмы с редкими дубовыми рощицами по берегам рек, оврагами и буераками. Здесь легко было укрыться и наблюдать за степью. В оврагах могли скрываться целые полки, поджидая противника. Поэтому отряд Касыдоя продвигался вперед осторожно, останавливаясь на ночь у обрывистых берегов речек, опасаясь засад, и высылая вперед лазутчиков и наиболее ловких нукеров.
Так они подъехали к окраине рязанской земли, где сперва в рощах, а затем в лесах стали появляться дозорные заставы.
Хан Касыдой вызвал к себе начальника сотни Кяризека, бывшего ранее у него простым нукером – сокольничим.
– Ты и твои воины – лихие джигиты, степные волки! Отправляйтесь сегодня вон к тому лесу, – показал он рукой. – Там замечены всадники. Это, по-видимому, казачья засека. Нападите на нее и возьмите пленных.
Начальник сотни, поглаживая блестящую черную бороду, посматривая исподлобья, молчал.
– Что же ты не отвечаешь? – спросил у него Касыдой. – Хочешь узнать о награде?
Сотник молчал.
– Будет тебе награда. Проберитесь к засеке пешком вон тем логом, – показал рукой Касыдой, – спрячьтесь и при удобном случае захватите хотя бы одного русского. Понял?
– Понял, – ответил сотник. – Но ты приказываешь нам отправиться до засеки пешком.
– Конечно. Верхом вас сразу же обнаружат. Дозорные сразу же дадут вам отпор или уйдут вглубь леса.
– Но мы привыкли ездить на коне, а пешком отобьем себе подошвы раньше, чем доберемся до леса. А если русских будет много, как мы унесем целыми наши головы?
– Хорошо, берите коней! Но подъедете туда ночью, в темноте. Коней спрячете в овраге. Только с пустыми руками не возвращайтесь и притащите пленных не полудохлых, а невредимых, чтобы их можно было показать хану Ахмату! Аллах вам в помощь!
Кяризек понимал, что теперь в русских лесах им кругом грозит опасность. Поэтому, выехав на задание, он свой отряд разделил. Сам со своей группой он остановился в овраге, а помощника Джиганхара послал в разведку. Джиганхар, оставив коней в подлеске, с десятком нукеров стал пешком пробираться вперед. Где-то раздался лай собак. На лесной поляне зачернела ограда, показались привязанные кони. Это была сторожевая застава.
Джиганхар тихо повернул обратно и послал гонца к Кяризеку. Тот приказал ждать и не пугать заставу.
Сумерки затягивали туманной дымкой окрестности. Серебристый ободок полумесяца повис над верхушками деревьев, а потом и вовсе исчез.
Вскоре подошла вся сотня Кяризека. Они окружили засеку, ворвались за ограду, перехватили коней и стали рубить всех выбегающих из землянок и шалашей беспечно зазевавшихся сторожей.
В живых осталось всего несколько казаков, которых взяли в плен. Остальные полегли в неравном бою, где одному пришлось биться с десятком.
Касыдой пожелал лично увидеть пленных, захваченных на засеке. Нукеры быстро приволокли двоих к нему. Касыдой с любопытством рассматривал лежащих перед ним казаков. Под ударами плетей они с трудом приподнялись. Первый рослый воин пошатывался и держался за плечо своего товарища. Дерзко и злобно он смотрел на всех и на вопросы толмача отвечал неохотно.
– Откуда ты родом и чем занимаешься? – спросил Касыдой.
– Рязанский я, несу службу дозорную, – ответил пленник.
– Давно ты был в Рязани?
– Недавно.
– Тогда говори правду, сколько войск у рязанского князя?
– Сколько людей, столько и воинов, – отвечал пленник. – Теперь каждый взялся за меч или топор.
– Но если ты рязанский, зачем сражаешься здесь за Москву?
– Как не сражаться, Москва же город наш, русский.
– Но ведь князь Московский хочет присоединить вашу землю к себе, – уже злясь, сказал Касыдой.
– А это уж дело князей разбираться, кто к кому пристанет. А наше княжество независимое. Земли его Великий князь вручил сестре своей, княгинюшке нашей Анне Васильевне, и ее сыну навечно! Правит нами князь Василий Иванович и правит по совести – мы довольны.
Ответ рассердил Касыдоя.
– Уведите пленных, – распорядился он. Но когда нукеры потащили их, он неожиданно остановил их.
– Стойте! Скажи мне, ты, – обратился он ко второму пленнику, – сколько войска у рязанского князя.
Пленник замялся. В это время первый, будто споткнулся, навалился на него и шепнул:
– Придержи язык-то!
– Начальник милостивый, – медленно ответил второй, – неведомо нам это. – Стоим в дозоре уже давно. Кто же его знает, сколько войск у князя стало.
Ответ вновь не понравился Касыдою.
– Отправьте их к Ахмату, – сказал он.
2Кяризек, разведав, что неподалеку располагается станица, доложил об этом Касыдою.
– Это не иначе главная дозорная застава русских, – заключил тот. – Даю тебе еще две сотни нукеров, захватите ее.
И вот татарский отряд двинулся по просеке вглубь леса. Кяризек, понимая, что в русских лесах им кругом грозит опасность, вел его с особой осторожностью.
Вскоре они выехали к неширокой, но обрывистой речушке. На другой стороне была станица. Там все было тихо. Кое-где лаяли собаки, несколько огоньков еще мерцали в домах, но и они постепенно один за другим погасли.
Темная ночь окутала дремой станицу. Избы, вытянувшиеся вдоль опушки заснувшего векового леса, словно вросли в землю. Тишину изредка прерывал сухой треск плетня или раскачивающегося дерева. На окраине несколько раз тявкнула собака, потом вдруг залилась тонким протяжным лаем. За ней подхватили другие. Где-то стукнула калитка, звонко заржала лошадь.
Кяризек, сидя на коне, напряженно вглядывался в темноту и намечал план предстоящего нападения.
– Отойти назад по просеке, вглубь леса, – приказал он. – Нападем перед утром, по моему приказу.
Всадники не отходили от своих коней и, привязав повод к поясу, лежали всю ночь, свернувшись, как кошки, у передних копыт своего коня.
Под утро прозвучал рожок. Отряд аллюром двинулся к цели. Лес стал редеть, впереди показалась речка.
– Вынуть оружие, – из ряда в ряд передали приказ Кяризека. Воины вынули из ножен свои кривые сабли, приготовили луки. Кони устроили бег, и татары вылетели на широкую зеленую поляну.
Справа тянулся невысокий, но густой болотистый лес. Слева, по другую сторону реки, у самого берега расположилась станица, с небольшой часовней. Оба берега были загорожены засеками из наваленных бревен, елок, пней с длинными корнями, чтобы коням было невозможно перебраться через них.
Как только основная масса татар собралась на поляне, запели рожки, и затрещал барабан. Казаки, не ожидавшие нападения, стали выбегать из домов и спешили к теремку, который возвышался рядом с часовней.
Вскоре возле теремка показался на гнедом коне красивый, высокий с большой черной бородой всадник. Это был атаман станицы, старший сторожевой заставы, казачий есаул Дербаба. Около него вскоре собралось до сотни казаков, и они бросились навстречу татарам.
А те уже мчались на них. Один отряд бросился влево и, поднявшись на берег, двинулся дальше на избы. Другой отряд помчался вправо, вдоль засек, обогнул их, схватился с русскими прямо у реки. Третий отряд, бывший в середине, отчаянно направился стремительным потоком прямо на валы и засеки. Сотни татарских коней ударились грудью в засеки, ломая встречные укрепления. Кони падали, всадники вместе с ними валились на землю. Налетавшие новые всадники проносились через упавшие тела, топтали их и, не замедляя натиска, устремлялись дальше и сваливались по крутому берегу реки.
Казаки сбегали с другого берега навстречу врагу. Главная схватка разгорелась прямо на берегу. Казаки, во главе с атаманом Дербабой, отважно бросились на татар. Они умело владели палашами, и от их ударов разлеталась в куски более тонкая татарская сталь. Станичники, собираясь в кучки, яростно врезались в татарский строй, но те, теснясь рядами по десять воинов, не отходили один от другого. Казаки бросались то вправо, то влево, отдаляясь друг от друга. Постепенно они рассеялись в татарской массе.
Наблюдавший с высокого холма за разгоревшейся схваткой Кяризек соображал: «Если бы атаман Дербаба с казаками держался тесно, плечом к плечу, пробивался сквозь татарские ряды, они могли бы проложить себе путь в лес и спастись безвестными дорогами. А здесь их гибель можно предсказать заранее».
Вот упал сраженный татарской стрелой атаман Дербаба. Кяризек очнулся и дико завизжал:
– Вперед, за мной! – и вместе со своей охраной бросился вниз с холма.
Но казаки оправились от первого натиска татар и стали сами теснить их. Татары метались во все стороны, отлетали, быстро заворачивали коней и снова налетали на русских.
Среди казаков мужественно бился казачий урядник Андрей Щедра с товарищами. Они, тесно прижимаясь друг к другу, прорубались в татарской массе, продвигаясь вперед к лесу.
Казаки бились отчаянно, татары метались в беспорядке. Кяризек не мог собрать своих рассеявшихся всадников, чтобы одним ударом сломить сопротивление упрямых противников.
Русские стали одолевать. Но из просеки показались новые отряды конных татар. Они вылетали из леса беспрерывным потоком с воем и тонким ужасающим криком. Это примчались отряды самого хана Касыдоя. Два новых отряда решили исход боя. Казаки стали отходить, скатываться с крутых берегов реки и удаляться в лес. У них не было сил противостоять свежим татарским отрядам, не было атамана. Храбрость и беззаветная их жертва оказались уже бесполезными.
Прибывший с новым отрядом хан Касыдой поднялся на холм и, наблюдая оттуда, как проносились с криками и визгом его воины, как они затихали, когда набрасывались на русских, и как в полном безмолвии происходила бешеная рубка. Только вскрикивания и стоны тяжелораненых наполняли страшными звуками заставу.
Русские всюду отступали и удалялись вглубь леса. Татары добивали последних казаков, которые продолжали сопротивляться, хотя были окружены со всех сторон. Битва кончилась.
Касыдой проехал вдоль засек, заваленных трупами воинов и коней, переправился на другую сторону реки и остановился около пожарища на месте сгоревшей часовни.
– А теперь идем на Москву, – распорядился он. – Скорее прочь отсюда, из этих дремучих лесов.
В это время ветер переменился и разогнал серые тучи. На летнем голубом небе показалось яркое солнце. Теплые золотистые лучи осветили местность.
Зазвенели частые удары в медные гонги, призывая татар к сбору Они с хриплыми криками быстро строились по десяткам и сотням.
Глава IV
Меры Великого князя по отпору врага
1О нашествии татарском было известно и в Москве. Злобствуя на Великого князя за его ослушание и недовольный умеренностью даров, хан Ахмат договорился с литовским королем Казимиром вместе напасть на Россию. Сам он, выйдя из волжских улусов, двигался к Оке, а литовцы должны были двигаться к берегам Угры, и с двух сторон они в одно время должны вступить в Россию. Предвидя это, Великий князь еще раньше заключил договор с крымским ханом Менгли-Гиреем и его братьями о совместной борьбе с Ахматом, который не прочь был прибрать к рукам Крым и вновь воссоздать Золотую Орду.
И вот, как только Орда двинулась, Менгли-Гирей по условию с Иоанном напал на Литовскую Подолию и тем отвлек Казимира от содействия с Ахматом. Получив известие о том, что Ахмат оставил в своих улусах только жен, детей и стариков, Иоанн велел крымскому царевичу Нордоулату и звенигородскому воеводе, князю Ноздроватому, с небольшими отрядами сесть на суда и плыть туда Волгою. И разгромить беззащитную Орду или, по крайней мере, устрашить хана.
Великий князь не замедлил усилить сторожевые заставы на всем пути от Дикого поля до русских земель. Оттуда стали приходить тревожные вести. Сообщалось, что татары всюду зашеперились и их отряды растут, все более вклиниваясь в русскую сторону.
Москва кипела всевозможными слухами. В городе уже появились беженцы с детьми. Они рассказывали, что татары сжигают на своем пути все наши селения. Всех мужчин выше колеса телеги убивают. Женщин и детей гонят к себе в полон. Говорили, что татары уже навалились на Рязань, а это уже недалеко от Москвы.
Старые вести сменялись новыми, волнуя все больше и больше москвичей. А в это время гонцы от Великого князя носились вскачь по всем княжествам, будоража народ и требуя, чтобы все, кто может держать в руках оружие, спешили в княжеские дружины.
– Если мы все станем одной стеной, то позора и беды от злых недругов не будет, – говорили они. – Но если мы не отзовемся немедленно на призыв Великого государя нашего, то горе-горемычное навалится на нас и всех разметает, как буря.
Москва в несколько дней стала наполняться ратниками.
– Скажи нам, княже, чего хотят татары? Чего им от нас надобно? – спрашивали они, когда Иоанн выходил встречать пополнение.
– Большой хан хочет, чтобы народ русский, как и прежде, покорялся им и бил челом. А нет – грозится потоптать нас своими конями.
– Зря похваляется и грозится! Не бывать тому! – кричали ополченцы.
– Не гневайся, Великий князь, за слова бесстыжие, что я слышал, – спросил один из княжеских помещиков. – Правда, что требуют они дани неотступной, как прежде, десятины во всем: и в князьях, и в людях, и в конях…
– И это верно, люди! Я же сказал ему, пусть оставит нас в покое. Не рабы мы ему!
– Правильно.
– Слава Великому князю!
– Смерть басурманам!
Приняв все меры к обороне русских земель, Великий князь стал готовиться к выезду в войска, которые уже стояли на берегах Оки.
Вся Россия с надеждой и страхом наблюдала за событиями. А татары между тем уверенно продвигались по протоптанным ранее дорогам и шляхам.
Благословляя его, Первосвятитель, метрополит Геронтий, с умилением говорил ему: «Бог да сохранит твое царство и даст тебе победу, якоже древле Давиду и Константину! Мужайся и крепися, о сын духовный, как истинный воин Христов. Добрый пастырь полагает душу свою за овцы, а ты не наемник! Избавь врученное тебе Богом словесное стадо от грядущего ныне зверя».
– Аминь! Буди тако! – промолвили все духовные и молили князя защитить Отечество.
Великий князь, государь Иоанн Васильевич, покинув Москву, направился на Угру. Лихая тройка, запряженная гуськом, не переводя духа, скакала от погоста к погосту, где подавали свежих коней. Великий князь строго говорил сбегавшимся селянам:
– Берите мечи и топоры! Ополчайтесь в дружины, собирайтесь вокруг князей, готовьтесь к смертному бою с врагом хитрым и жестоким. Мы должны спасти родную землю. Я сам поведу вас.
Кони снова неслись вперед по широкой дороге. За князем следовали родственники, слуги. Верховые дружинники охраняли княжеский кортеж.
Князь торопил возничих. Стараясь нигде не задерживаться, он мчался вперед и вперед. Укачиваемый равномерным конским топотом, скрипением колес возка и покрикиванием конюха, князь погружался в дремоту, а в ушах еще звучали последние слова Первосвятителя Геронтия: «Нет, ты не оставишь нас, не явишься беглецом и не будешь именоваться предателем Отечества». «Конечно, – думал он, – духовенство не имеет полного понятия о случайностях войны, но оно же с чистым сердцем молится о спасении Отечества».
«Как же мне лучше поступить? – думал он и сам же себе отвечал: – На месте будет видней».
Очнувшись от дум, князь хмурился и вздрагивал, когда впереди из-за поворота вдруг показывались черные кусты. Ему мерещились татарские всадники, которые, изогнувшись, припали к гривам коней, готовые метнуть стрелу из огромного лука.
Но возница лихо посвистывал, гикал: шарахавшиеся в сторону кони снова подхватывали, и черные кусты оставались позади.
2А в это время, в лощине, под высоким яром, среди наваленного грудами хвороста, тихо потрескивал небольшой костер. У костра лежали четыре молодца, из тех, кому ни дождь, ни снег, ни буря-завируха – все нипочем! Все четверо дозорных, молодцы-удальцы, узорочье рязанское. Казаки, ускользнувшие под Рязанью от татарского аркана, своей четверкой воевали «вольными охотниками» в лесах, вылавливая зазевавшихся или отставших татар. Услышав, что Великий князь собирает где-то на Угре войско, они прискакали к нему. И вот по приказу его сына, Иоанна младшего, они поставлены сторожевыми дозорными на этом яру.
– Кони у вас добрые, – напутствовал их молодой князь, – в случае появления татар быстро сообщите в лагерь.
За яром простиралась открытая местность, откуда в любое время могли появиться татары. Дозорные коротали время, ведя разговор.
– Ну и времена настали, – говорит Степан Гладков старшему дозора Щедре и товарищам. – Татарва в любое время может нагрянуть. Как бы не прозевать.
– Это точно. Мы же видели, как они всюду шныряют, вынюхивают, – ответил Щедра и послал на яр второго дозорного.
– Смотрите в оба – разом налетят татары, не успеете и молитву прочесть, как без голов останетесь, – напутствовал он его. А сам стал огораживать хворостом и лесинами костер, чтобы ночью татарские разведчики не приметили огня.
Греясь у костра, оставшиеся продолжили разговор.
– Вовремя отбросил свое раздумье Великий князь, – говорил Щедре товарищ, – и войска собрал порядочно, правда?
– Он теперь самый сильный из князей, ему сам Бог велит встать во главе русского войска, – ответил Щедра.
– Всем миром надобно подняться на лютого врага, только тогда одолеем его.
– Это точно. Сколько страданий приняла русская земля из-за княжеской розни. Теперь всем надо встать дружно, одной волей, одним сердцем, – как бы размышляя, ответил Щедра и стал ворошить костер. – Горе, сколь к нему ни готовься, все равно застает врасплох, – словно оправдываясь, проговорил он.
И на этом разговор прервался.
– Смотрите, черный дым валит! – кричал с яра дозорный.
– Где? – переспрашивали его казаки, поднявшись из лощины.
– Вон смотри.
– Не иначе Залесское горит. Видно, татарва привалила, – сказал стоящий рядом с Щедрой Алешка Курдюков и тут же вскрикнул: – Да вон они идут – лавой.
Двое дозорных быстро укрылись в яру, а двое спешно поскакали в русский лагерь.
Глава V
Конец татарскому игу
Ахмат, получив известие, что берега Оки к рязанским пределам везде заняты Иоанновым войском, пошел от Дона мимо Мценска, Одоева и Любутска к Угре, в надежде соединиться там с королевскими войсками и вступить в Россию с той стороны, откуда его не ожидали.
Великий князь, дав повеление сыну и брату идти к Калуге и стать на левом берегу Угры, сам приехал в Москву. Распорядившись о защите города и повелев сжечь посады вокруг столицы, он вновь отправился к войскам.
На другой день к вечеру Иоанн прибыл в Кременец, городок на берегу Лужи, и дал знать воеводам, что будет оттуда управлять их движением.
Русские полки, расположенные на шестидесяти верстах, ждали неприятеля.
Татары, как и сообщали дозорные, подошли к русским позициям к вечеру. Вначале несколько десятков на рысях проскакали по берегу, а потом их становилось все больше и больше. И хотя это был только передовой легкий отряд, татары вскоре заполнили берег Угры. Пара сотен татар, ища переправу, попыталась перебраться на противоположный берег, но была отбита меткими стрелами и пищалями. Тогда они отпрягли коней, развели костры и повели себя так, точно никто им не угрожает.
А на следующий день, на восходе солнца, к Угре подошло все ордынское войско. Их всадники на крепких конях, держась кучно, стали быстро проноситься по берегу. Одеты они были в долгополые кафтаны, в меховые шапки, прикрывающие своими отворотами лицо и шею так, что видны были только раскосые глаза. Татары громко кричали, бранились. В тихом утреннем воздухе ясно звучали их непонятная, странная речь и дикие возгласы.
Великий князь Иоанн III с князьями Андреем Меньшим и Иоанном Младым в сопровождении дружинников выехали на крутой берег реки. Здесь их встретили воеводы, и они стали внимательно следить за передвижением татарских войск.
Вот к шатру, что стоял по ту сторону, подъехал отряд, в котором выделялись нарядно одетые ханы в полосатых и пестрых одеждах. Под ними отличались рослые кони с дорогой сбруей, отделанной золотом. Некоторые всадники были в кольчугах, другие в блестящих панцирях. Ханов сопровождали сотни воинов с длинными тонкими копьями.
Толмач на чубаром коне приблизился к самой кромке воды и обратился к стоящим на противоположной стороне:
– Не стреляйте! Слушайте! Хан Большой Орды, Ахмат, прибыл сюда со своим могучим непобедимым войском. Знает ли Великий князь Московский о прибытии в его земли великого хана.
– Знаем. Не слепые и не глухие, – раздалось с нашей стороны.
– Где же он прячется? – продолжал толмач. – Пригласите его сюда, хан говорить с ним будет.
Это звучало вызывающе. Стоявшие на берегу бояре, князья тихо перешептывались. Несколько нетерпеливых казаков сделали выстрелы из пищалей. Раненые татарские кони закружили на месте. Татары сейчас же ответили десятком стрел. На русской стороне кто-то вскрикнул.
Татарский толмач продолжал:
– Не стреляйте! Передайте своему князю, если не покоритесь, мы захватим все ваши города и вырежем все взрослое население.
– Умрем, но не покоримся, – слышалось в ответ. – Уезжайте в свои степи! На русской земле вам делать нечего.
На другой, третий и четвертый день опять сражались издали. Видя, что русские не бегут, да и стреляют из пищалей метко, Ахмат отвел свои войска на две версты от реки, стал на обширных лугах и распустил войско по литовской земле для пополнения провианта. Между тем отдельные отряды, регулярно, выезжали из стана на берег и кричали:
– Дайте путь нашему хану или он силою дойдет до вашего князя, а вам будет худо.
Миновало еще несколько дней.
Иоанн собрал совет. Многие князья еще враждовали, да и бояре московские не совсем ладили между собой.
– Надо решать, как будем действовать, – обратился Великий князь к собравшимся. – Хан Ахмат перед нами.
Несколько князей, захлебываясь, кричали, что разбить ордынцев – нечего делать.
– Вспомните, как мы в прошлые годы били ненавистных нам крымских ханов, – раскалялся молодой князь Серпуховский.
– Действительно, как они позорно тогда бежали, – вторили ему.
Другие спорщики опровергали первых.
– Мы их погнали, они бежали, а какие сами понесли потери? Доколе будет литься невинная русская кровь, – говорили они.
– Нельзя так спокойно и беззаботно доверяться одной русской лихости.
– Золотоордынский хан Ахмат привел отличное войско и, может, стоит подумать о замирении с ним, – продолжили приближенные Великого князя – Олексич и Таврило.
– С кем? С Ордой? – послышалось в ответ.
Совет бурлил. Но когда со своего места встал Великий князь, все притихли.
Князь Иоанн выпрямился и заговорил медленно и четко:
– Вы призвали меня встать на защиту Русского государства, и вот я здесь.
Иоанн вынул из-за пазухи свернутую в трубку ханскую грамоту Ахмата с болтавшейся на шнурке печатью со львом и передал ее писцу
– Читай, – сказал он. И тот, зычно крякнув, сиплым голосом стал читать:
– Князь Иоанн! Если можешь, сопротивляйся!
Писец остановился, посмотрел направо и налево, покачал головой и снова, кашлянув, продолжал:
– Если можешь, сопротивляйся. Но я уже здесь и пленю землю твою! Ахмат.
Несколько рук протянулось, желая взять грамоту, но писец увернулся и отдал бумагу Великому князю.
– Слыхали, что пишет заносчивый золотоордынский хан? Пленить нашу землю грозит!
– Гляди, куда махнул! – зашумели присутствующие. Однако крики еще более усилились, когда приближенные к Великому князю бояре Ощера и Григорий Мамона посоветовали государю, что лучше искать мира. Они даже напомнили Великому князю о судьбе его родителя, Василия Темного, плененного татарами. И он все больше стал склоняться к их предложениям.