В день, когда расцветут хризантемы. Повесть и рассказы

Пролог

Ярко-красный «Фиат» вывернул из-за угла дома и на бешеной скорости помчался по асфальту.

– А помедленнее нельзя? – спросила Анна, увидев, что впереди, примерно метров за сто, какая-то женщина с собакой переходит дорогу.

– Тебе показывают все достоинства автомобиля, а ты еще недовольна, – обиделась Лариска. – Лучше погляди на цветник. В этом году на удивление рано распустились хризантемы. Завтра племяннице в школу нарву.

Анна повернула голову влево и действительно увидела желтые шарики цветов, сияющие солнышками на зеленых кустах.

В этот момент раздался скрип тормозов, и она поняла, что машину заносит на обочину, туда, где сиротливо возвышались два огромных тополя. Громом прозвучал удар, постепенно переходящий в какофонию скрежета железа об асфальт и визга трущейся резины.

Перед глазами что-то вспыхнуло, ослепило, и Анна провалилась в пустоту, черную и зловещую. Странно, но боли она не чувствовала. «Наверное, я умерла», – подумала Анна и тут же проснулась.

Этот сон снился ей уже в четвертый раз, с маниакальной настойчивостью повторяя каждую мелочь и детали события, и женщина ни на минуту не сомневалась, что он – вещий.

После смерти мужа ей стали часто сниться вещие сны. Да вот хотя бы про соседку Инночку.

Лето, жара. В сиянии полуденного солнца по двору идет довольная жизнью Инка и катит перед собою коляску.

– Кто родился? – спрашивает Анна.

– Девочка, Дашенька, – счастливая мама поправляет кружева на пеленке, – ростом 52 сантиметра и весом 3 килограмма 900 граммов.

Проснулась – ни двора, ни коляски. Зима. За окном валит снег.

– Прибавления в семействе ждете? – поинтересовалась при случае Анна у соседки Галины, Инниной свекрови.

– Да, – ответила та гордо, – Инесса на третьем месяце! А ты откуда знаешь?

Анна рассказала ей про сон, а Галя, по своей привычке ко всему серьезно относиться, записала в блокнотике: девочка? (Даша?) – 52/3,90.

Она уже забыла об этом случае, но как-то в июле соседи позвали ее гости – «ножки обмывать».

– Представляешь, девочка родилась! Как ты и предсказывала, ростом 52 сантиметра. Даже вес совпал, – Галя раскрыла блокнот. – Удивительно другое! Сын, ни с кем не посоветовавшись, в загсе внучку Дашей записал! Ну ты, Анька, и ведьма! Не обижайся, не обижайся, лучше посмотри, какую мы колясочку купили! – она сняла покрывало с большого предмета в углу комнаты, показав ярко-розовую немецкую коляску с маленькими белыми колесиками, точь-в-точь такую, какую Анна видела во сне.

Обидевшись на ведьму, Анна про свои сны больше никому не рассказывала, но в общежитии к ней стали относиться как-то настороженно. Видимо, с Галининой подачи.

Ну и пусть, она в своей жизни еще и не это пережила! Мнение соседей ее не очень-то интересовало. Анна вообще ко многому относилась терпеливо и без эмоций. Но только не к своим вещим снам.

Приснилось как-то, что возвращается она из магазина, несет сумки с продуктами. Вдруг люди, которые только что спокойно шли рядом по своим делам, куда-то побежали, засуетились.

– Что случилась? – спрашивает Анна у какого-то мужчины.

– Да мальчишки на стройке в котловане лазили, одного из них песком засыпало. Насмерть. Когда откопали, уже дышать перестал.

– Кого?

– Какого-то Иванова Сашу.

Анна проснулась в холодном поту.

– Саша! – подозвала она к себе семилетнего мальчика, – обещай мне, что никогда, никогда ты не будешь ходить на стройку в соседний двор!

– Ты что, мам! – удивился ребенок. – Мы с ребятами там не играем.

Анна успокоилась, но дня через три, возвращаясь из магазина с полными сумками, она увидела бегущих в сторону котлована людей. Вой сирены скорой помощи сильно резанул слух, разбередив в душе Анны нехорошее предчувствие.

Она посмотрела на мужчину, идущего ей навстречу, – это был человек из ее недавнего ночного кошмара. Можно было ничего не спрашивать. Ноги подкосились, и Анна упала, выронив сумки.

– Мама, мамочка, что с тобой? – перепуганный Сашка склонился над женщиной, обеими руками поддерживая ее голову.

Прохожий собирал рассыпавшиеся продукты, складывая их в пакет.

Анна села на тротуар и заплакала:

– Сыночек, ты живой? Тебя не завалило?

– Ты что, мам! – прижался к ней сын. – Там другого Сашу Иванова песком засыпало. Он со мною в параллельном классе учился.

– А вы откуда знаете про погибшего мальчика? – подозрительно спросил мужчина, помогая ей подняться.

Анна только рукой махнула. Что она могла ему сказать?

1

Вот уже месяц они находились в этом доме и чего-то ждали. Их поселили на втором этаже в довольно-таки приличной комнате деревенского коттеджа.

Впрочем, деревенским он считался по заграничным меркам. Для большинства постсоветских граждан, проживающих в России, наличие подобного дома было хрустальной недосягаемой мечтой, как полет на Луну.

– Вот живут, сволочи! – не переставала то ли завидовать, то ли восхищаться Зинка. – Ирка, посмотри, у них даже на туалетной бумаге сердечки нарисованы.

Санузел, или по-другому туалетная комната, примыкавший к помещению, в котором поселили девушек, стал любимым Зинкиным местом пребывания. Она могла не выходить из него часами, разглядывая то кафель со сценами из жизни фараонов Древнего Египта, то джакузи с необычной синеватой подсветкой и всевозможными навороченными душами и массажными приспособлениями, то изящной формы биде и умывальник. Особенно ее восхищал установленный на возвышении унитаз, по форме напоминавший трон.

– Когда разбогатею, обязательно оборудую себе шикарный сортир! Лучше этого! – витала в мечтах Зинаида, которая в своей жизни ничего красивее этих принадлежностей санитарной гигиены не видела.

– А ты что будешь делать, когда разбогатеешь? – спросила она приятельницу, днями напролет смотревшую в окно.

– У меня жизнь – сплошной сортир, мне не до джакузи, – меланхолично ответила та, наблюдая за прохожими, идущими по мощеному тротуару.

Чистенькая сельская улочка с изогнутыми фонарными столбами прошлого века, аккуратненькие, почти кукольные двухэтажные домики с красными черепичными крышами, с геранью на окнах и колокольчиками вместо звонков у дверей, окруженные такими же заборчиками и палисадниками, начинали раздражать женщину. «Хризантемы расцветут к первому сентября, – напряженно думала она, прокручивая в мозгу сон, в очередной раз приснившийся ей ночью. – Уже почти август! А у меня ни копейки нет в заначке! Ни копейки! На кой черт мы здесь сидим? Чего дожидаемся?»

Успокаивало одно – им обещали заплатить по тысяче долларов, если все получится. Хоть что-то останется у детей после смерти матери. В том, что она умрет накануне первого сентября, Анна ни на минуту не сомневалась.

– Слышь, подруга, на что ты деньги потратишь? – не унималась Зинка.

– Не знаю, а ты? – пожала плечами Анна, в планы которой совершенно не входило обсуждение деталей ее будущей жизни. За годы, прожитые вместе с Виталием, она научилась понимать, что молчание действительно золото. «Не давай о себе информацию, переключай собеседника на его проблемы» – так учил ее муж.

Зинка сразу погрустнела.

– Никому не скажешь? – спросила она Анну, как-то по-детски заглядывая ей в глаза.

– Нет! Обязательно всем расскажу: и в этом городишке, и в Москве! А еще лучше, напишу статью о твоей тайне в газету «Гудок»! – в тон ей ответила женщина.

Зинка на шутку не отреагировала.

– Мне парня моего нужно выкупить.

– Как это выкупить? – не поняла Анна.

– Да задолжал он чеченцам – Вахе и Эльдару, которые нас наняли, сейчас у них отрабатывает. Мне Ваха сказал, что, если я пять ходок сделаю, он моего Борьку отпустит.

– Вот так сюрприз! Чем больше ждем, тем интереснее становится! – Когда Зинаида предлагала ей эту работу, то ничего не говорила ни о своем парне, ни о его долге. Что день грядущий нам готовит?

С другой стороны, Анна тоже не лыком шита, и у нее – свои секреты. Соглашаясь на работу, она прежде всего позаботилась о том, чтобы ее работодатели никогда не узнали, ни как ее зовут, ни где живет, предварительно отправив заказным письмом до востребования в первый попавшийся город, на который упал взгляд в железнодорожном расписании, свой паспорт.

Что толку выяснять, кто и когда тебе врал, а главное – зачем? Вместо этого она спросила:

– Откуда у тебя парень?

Глупо спросила, как-то бестактно и неуклюже.

– А что? Думаешь, если я толстая и некрасивая, то и понравиться никому не смогу? – с вызовом ответила ей Зинка, прибавив пару крепких выражений из нелитературного русского языка. – Мы, между прочим, несколько лет вместе прожили душа в душу, пока он в казино не проигрался! Ты вот замужем была?

– Нет, – соврала Анна, похоронившая почти год назад второго мужа.

– А дети у тебя есть?

– Нет, – опять солгала та.

– Странно, – прищурилась товарка, – животик у тебя небольшой, как у рожавшей женщины.

– Много ем, – и, чтобы не продолжать разговор, Анна взяла из вазочки печенье и надкусила его.

2

Она экономила на всем, особенно на еде и транспорте.

Школа, в которой Анна работала учительницей младших классов, находилась через две остановки от ее общежития. Каждый день, встав в шесть часов утра и наскоро собрав завтрак, она пораньше выходила дома, чтобы не спеша с детьми за руку дойти до работы. Сама Анна утром не завтракала, ну может, чашку чая выпьет без сахара или в лучшем случае съест несколько ложек овсяной каши, но детей накормить – это святое! У них должно быть все: сливочное масло, хлеб, молоко. Слава богу, отменили ненавистные талоны, и магазины постепенно начали заполняться продуктами и товарами.

На нищенскую зарплату учительницы, которую к тому же не выдавали месяцами, нельзя было купить даже самое необходимое. Как Анна ни старалась, но где-то еще постоянно подрабатывать у нее не получалось. В небольшом провинциальном городишке, куда она вернулась с детьми из Москвы, работы не было. Государственные предприятия закрывались одно за другим, на прежнюю службу Анну не брали, а идти торговать в киоск к частнику – не хотелось. Спасибо, удалось пристроиться в школу, откуда нормальные люди, с точки зрения городских обывателей, бежали без оглядки.

Иногда ей везло, и она подрабатывала в собственном общежитии вместо ушедших в отпуск или заболевших уборщиц бабы Мани и бабы Любы. Тогда Анна вставала в пять утра и до семи мыла лестницы и полы в коридоре. Подработка была для нее подарком – общежитие принадлежало еще не обанкротившемуся заводу, и вахтерам с уборщицами там платили более или менее регулярно.

Первый муж Анны вместе с новой семьей уехал на заработки куда-то на Север. По слухам, доходившим до нее, платили там тоже с перебоями, поэтому и алименты на старшего сына Анна получала нерегулярно и редко. Младшему сыну полагалась пенсия по случаю потери кормильца, но ее, боясь последствий, она не оформляла. Причитающиеся пособия на детей Анне тоже почти не выплачивали, ссылаясь на дефицит в бюджете города, и выдавали вместо денег либо низкосортные макароны, либо тетрадки в косую линейку, плохо раскупавшиеся в магазине.

Осенью стало особенно тяжело – зарплаты не было аж до Нового года. Вот тогда-то Анна и стала выходить из дома чуть свет.

Проходя вместе с детьми мимо продуктовых магазинов, мимо киосков, круглосуточно торгующих спиртным, мимо пивнушек, она из урн, из-под скамеек, а то и просто с тротуаров поднимала пустые бутылки, аккуратно складывая их в целлофановый пакет. Это было опасное занятие – за бутылками охотились все бомжи микрорайона, иногда устраивая побоища из-за стеклотары. Анну участь битв каким-то чудом миновала, но, все-таки, было стыдно конкурировать с бомжами на глазах у редких утренних прохожих. Тем более ее многие знали!

Бутылочный бизнес приносил мало денег, но их хватало, чтобы ежедневно покупать половину сайки пеклеванного хлеба и пол-литровый пакет молока. А иногда даже перепадало на крупы и набор куриных шеек, из которых Анна варила супы.

Чего у нее было всегда вдосталь, так это конфет в коробках и всевозможных ликеров, регулярно приносимых благодарными родителями к очередному празднику. Ликеры, которые, к слову сказать, Анна терпеть не могла, иногда менялись у соседей на колбасу и консервы, с конфетами вместо сахара пили чай.

По выходным она шила на старенькой машинке все тем же соседкам по этажу: иногда за деньги, иногда за ведро картошки, иногда за оставшийся лоскут ткани, из которого можно было собрать себе кофточку с коротеньким рукавчиком или скроить разноцветную наволочку.

Она до сих пор не понимает, как они пережили то голодное время.

Особенно трудно было старшему сыну – в Москве семья Анны жила не то чтобы очень богато, но далеко не бедно.

В большой трехкомнатной квартире свекра на Ленинском проспекте места хватало всем. Виталий, ушедший на пенсию после ранения, занялся бизнесом и чуть ли не одним из первых в Москве открыл кооперативное кафе, с традиционным названием «Русская кухня». В период тотального дефицита, талонов и просроченной гуманитарной помощи, он каким-то образом умудрялся доставать приличные продукты. Набрал штат хороших поваров, и в кафе, с недорогой, вкусной, почти домашней едой, живой музыкой по вечерам, народ повалил толпой.

Тогда, в конце восьмидесятых, люди к частникам ходили больше из любопытства, сравнивая как у нас тут, с тем, как у них там, на Западе.

Виталий старался держать марку. Отремонтировал помещение обшарпанной общепитовской столовой под сруб русской избы, расставил деревянные столы и лавки. Вышитые шторы, скатерти, рушники, в тон им расписные косоворотки на официантах, вежливое и культурное обращение, и дымящиеся, с пылу с жару, блюда в глиняных горшочках, с блинами, икоркой и запотевшей водочкой в графинах сделали кафе очень популярным. Особенно среди партийно-комсомольских работников горкомовского и обкомовского уровней.

Анна, пробыв положенное время в отпуске по уходу за ребенком, по настоянию мужа уволилась и больше не работала.

– Мне нужна красивая, ухоженная жена, а не вечно замотанная ударница коммунистического труда, – сказал он, – а еще мне нужны здоровые дети и чистый дом!

Брак у них был зарегистрирован, и она теперь носила простую русскую фамилию Иванова.

Несмотря на это, свекор ее к себе в квартиру прописывать отказался, ссылаясь на многочисленные примеры, когда ушлые провинциалки оттяпывали жилье у коренных москвичей, но внука и старшего сына Анны от первого брака прописал. Мальчишки для него опасности не представляли.

– Ничего, скоро купим свою кооперативную квартиру или построим дом, тогда будешь собственницей и полноправной москвичкой, – утешал ее муж, но Анна особо и не расстраивалась.

Для нее наступили золотые времена – спокойные, сытые и благополучные. После родов Анна немного раздобрела, но супругу это даже нравилось, и она не спешила худеть.

У нее не было проблем и трудностей. С Виталиком все решалось быстро и как-то само собой. Старшего сына Колю они перевели в одну из лучших специализированных школ с углубленным изучением иностранного языка, к малышу приходила вышколенная няня, пока супруги ходили по презентациям, банкетам или просто отдыхали за городом на даче у очередного высокопоставленного друга.

Обленившись, Анна даже не готовила. Каждый день с утра пораньше из заведения мужа приезжал водитель с кастрюлями, кастрюльками и судочками, и ей оставалось только разогреть еду и подать на стол. Но часто всей семьей они обедали прямо в своем кафе.

Пустота в магазинах и огромные очереди тоже мало волновали Анну, перед супругом которой, благодаря его прежней и нынешней работам, открывались двери многих складов, баз и подсобок магазинов.

Она взяла пример со своих новых подруг – жен быстро разбогатевших кооператоров и стала посещать модельные показы и одеваться в доме моды Вячеслава Зайцева.

Виталий не скупился на Анну и детей, ему было в радость одаривать ее золотыми украшениями, а французские духи, первая коробочка которых у Анны появилась только после замужества, она даже начала коллекционировать.

Мужу нравилось смотреть, как Анна, достав заветные коробочки и флакончики, открывала и закрывала их, мазалась, а потом вертелась перед ним, чтобы он оценил ее благоухание. Он в шутку отпихивал жену и как бы недовольно бурчал: «Парфюмерный магазин пришел!» Анна шла в душ, смывала с себя дорогостоящие запахи, но потом снова доставала заветные флакончики, вернее один флакон с любимыми духами мужа «Клима» и, нанеся по капельке на мочки ушей и запястья, шла к нему подлизываться.

Виталий был самой большой и взаимной любовью Анны. Ей было неприятно вспоминать о том, что когда-то, в прежние времена, она испытывала к нему противоположные чувства.

В тот период жизни Анне многое было неприятно вспоминать. Например, предсказание ее судьбы, услышанное некогда во Владивостоке. Ну почему она должна быть одинокой и несчастной женщиной, если у нее дружная семья? Если она счастлива, и у нее все хорошо! Если они с Виталиком понимают друг друга с полуслова, полувзгляда, с полужеста, и уже не самостоятельные единицы в социуме людей, а неотделимые половинки единого целого.

Случайно столкнувшись по жизни, они вдруг обрадовались, что нашли друг друга, и поняли, насколько раньше была скудна их жизнь. Теперь Виталий старался дать Анне то, чего раньше она была лишена, в том числе и материальные блага, на которые у него, слава богу, имелись средства. Они регулярно ходили в театры, покупали дорогие хорошие книги. Узнав, что Анна никогда не была за границей, он повез ее в Германию. По возвращении заставил получить права и подарил новую «Ладу».

О себе он забывал. Анна покупала ему одежду, обувь и белье. Каждый день стирала рубашки и следила, чтобы его костюмы были вычищены и наглажены, а галстук подобран в тон.

Все это осталось в прошлом.

Теперь, сидя вечерами в своей общежитской комнатушке, Анна не могла отделаться от мысли, что над ней кто-то зло и жестоко подшутил, в один миг отняв у нее все.

«За что?» – только и повторяла она, размазывая по лицу слезы. Ей не хотелось жить, но подходил кто-нибудь из детей, теребил за руку, просил поиграть, поесть, да мало ли что могут просить дети, и она возвращалась в реальность.

3

Гость появился неожиданно перед рассветом.

По-хозяйски ввалившись в комнату в грязных ботинках, он со скрипом отодвинул стул и, не стесняясь полураздетых женщин, уселся вытянув ноги. От пришельца несло перегаром, смешанным с запахом едкого пота и еще какого-то неприятного амбре: то ли дешевого табака, то ли давно не стиранной одежды, то ли застарелого куриного навоза. Запах был настолько сильным, что Анну передернуло.

– Быстро встали! Ты, жирная корова, – он чуть не пнул по заднице ничего не соображавшую спросонья Зинаиду, – быстро взяла игрушки и повесила на себя.

– Сейчас, Эльдар, – безропотно и даже как-то заискивающе произнесла женщина, вместо того чтобы по обыкновению огрызнуться в ответ.

– А ты, – обратился он к Анне, кинув ей на кровать пакет с каким-то шмотьем, – надень это.

Анна, собравшаяся было дать отпор нахалу, увидев поведение напарницы, быстро сообразила, что выступления неуместны, и прикусила язык. «Ничего, – мстительно подумала она, – потерпим! Вот получу свои деньги, тогда и поквитаемся!»

В пакете оказалось нижнее белье из черного кружева, довольно-таки безвкусное, китайское, и такая же уродливая кружевная блестящая кофта. Не вступая в полемику, Анна ушла в туалетную комнату и переоделась.

– Накрасься поярче, – крикнул ей вдогонку гость, – а то выглядишь, как бледная вошь!

По-русски он говорил вполне грамотно и без акцента.

Вернувшись в комнату за косметикой, Анна увидела, что на полу перед Зинкиной кроватью лежит большая раскрытая сумка «Адидас». Заглянув в нее, она неприятно поежилась, но, решив относиться ко всему спокойно и без эмоций, тихонько присела на диван, взяла зеркальце и начала красить ресницы.

– Что сидишь, помоги ей! – снова прикрикнул на женщину Эльдар. Как хлыстом ударил!

Бросив тюбик с тушью в косметичку, она подошла к подруге. Зина, между тем, производила довольно-таки странные манипуляции. Задрав юбку до пояса и достав из сумки новенький, поблескивающий плохо вытертой смазкой пистолет марки «ТТ», она с помощью лейкопластыря пыталась прикрепить его к внутренней стороне ноги, чуть пониже интимного места.

– Про пистолеты мы не договаривались! – Анна возмущенно развела руками. – Я думала, что контрабандный товар – сигареты или спиртное!

– Заткнись! Слишком много думаешь! – одернул ее Эльдар. – Вот сейчас пристрелю тебя, и ни одна сволочь не найдет! Давайте поторапливайтесь, у нас времени всего два часа!

– Молчи, Ирка! – зашептала Зинаида и быстро начала обматывать ногу пластырем, закрепляя пистолет.