Книга Сикарио - читать онлайн бесплатно, автор Альберто Васкес-Фигероа. Cтраница 4
bannerbanner
Вы не авторизовались
Войти
Зарегистрироваться
Сикарио
Сикарио
Добавить В библиотекуАвторизуйтесь, чтобы добавить
Оценить:

Рейтинг: 0

Добавить отзывДобавить цитату

Сикарио

Должно быть, в итоге там получилось не блюдо, а целая корзина, потому что все подворотни были завалены трупами.

И как результат: опустевшие улицы в течение семи недель.

Среди тех, кто наивно полагал, что уже не боится ничего, вдруг началась паника, и на протяжении двух месяцев количество нападений на женщин на улицах города сократилось до такого минимума, о котором никто никогда и не слышал.

По счастью, нас с Рамиро это обошло стороной.

Даже если бы мы и захотели кого-нибудь изнасиловать, то для этого нам пришлось бы забраться на плечи один к другому, да и то не дотянулись, потребовалось бы еще взять в руки палку. Но, все равно, происходящее нас очень испугало. По ночам мы сидели в своем фургончике, тряслись от страх и постоянно прислушивались ко всем звукам, ко всем шорохам, что доносились со стороны площади.

Сколько нам тогда было? Десять, может одиннадцать лет… Часами мы сидели с круглыми, как блюдца глазами, с пересохшим от страха горлом, так что и слова вымолвить не могли, ожидая, что того и гляди кровожадные мстители набросятся на нас из темноты, сводя счеты за девчонку, которую мы и в глаза не видели, но у которой папаша нажил приличное количество деньжат.

Слышали вы, как воет ветер, что налетает на Боготу с гор? Он приходит с вершины Монсерат, спускается в долину, проносится по улицам, пересекая город с востока на запад, и уносится в направлении кладбища, чтобы затем раствориться и затихнуть на просторах саванны.

После полуночи ни одна скорбящая душа не осмеливается выйти на улицы и площади города, когда дует этот ветер, и не потому, что он холодный и режет как бритва, и промозглый настолько, что проникает в саму душу, но от того, что кажется, будто он не просто воет, а нашептывает слова леденящие кровь, и некоторые утверждают, что это и не слова вовсе, а «Поцелуй Костлявой».

Даже покойники вздрагивают в своих могилах, когда этот ветер проносится над ними.

Вы и представить себе не можете, каково это сидеть в маленьком разбитом фургоне, слушать как ветер завывает снаружи, чувствовать как ледяные струйки просачиваются во все щели, навевая такую тоску смертную особенно часа в три ночи, что поневоле покажется, будто там перешептываются убийцы, пришедшие чтобы отрезать ваши бесценные «орешки».

Улыбаетесь? Нет? Не обманывайте. Я видел. Пусть ваши губы и не шевельнулись, но в глазах появилась улыбка.

Если хотите по-настоящему понять о чем я говорю, ощутить это в полной мере, то попробуйте провести ночь на улицах Боготы, когда дует этот ветер. Наймите какой-нибудь старенький автомобиль, заберитесь внутрь и постарайтесь дождаться утра.

Видите эти пальцы похожие на птичью лапу. И хоть я вполовину младше вас, но с трудом могу шевелить ими. «Артрит» сказал доктор, и кто его знает, что означает это слово, но я абсолютно уверен, что именно из-за того ледяного ветра рука моя стала теперь похожа на крючковатую лапу.

И еще, от этого ветра у меня выпали зубы.

Не верите… Не хватало еще, чтобы я ходил беззубым, как старик. Это обошлось мне в десять тысяч песо. Хотите узнать остались ли у меня собственные или весь рот набит вставными? Вообще-то, вы должны признать, что трудно отличить одни от других.

Так о чем мы говорили? О ветре?

Или правильнее сказать о страхе?

Спустя два месяца жизнь вернулась в прежнее русло, головорезы ушли, прекратились кастрации и убийства, и почти сразу же начались ограбления, нападения и изнасилования в количестве не меньшем, чем было до этого.

Приблизительно в то же самое время на сцену вышли «Лимоны».

Викторио, Отелло и Каликсто Лимон, двоюродные братья. В своем родном городке Тулуа – он располагается в долине Каука, эти людишки вполне обоснованно заслужили славу отчаянных насильников. А следует отметить, что и среди колумбийцев Каука считается местом опасным, где в пятидесятые годы репрессии со стороны властей достигли масштабов настоящей катастрофы.

Были они наемными убийцами на службе ультраправых реакционеров.

Землевладельцы Кауки использовали тех «Лимонов» чтобы расправиться с либеральной и крестьянской оппозицией, и, насколько я осведомлен, те ребята справились с предложенной им работой самым лучшим образом, так что, в результате их самоотверженных усилий, там не осталось никого достойного хоть какого-нибудь упоминания.

Поговаривают, что наняли их торговцы с Седьмого Шоссе, другие утверждают, что их использовали местные владельцы ресторанов и гостиниц, некоторые указывают на комиссара полиции, решившего переложить эту грязную работу на плечи других людей – версий много.

Все трое были похожи друг на друга, будто их строгали по одному шаблону: среднего роста, с желтоватой кожей, с орлиным носом, худые и молчаливые, все время прячущие руки под серым пончо, на голове сомбреро, надвинутое по самые глаза, что никогда не смотрят прямо, а куда-то в сторону, но, тем не менее, постоянно отслеживают каждое твое движение и от их взгляда невозможно скрыться.

Свой штаб они устроили в одном кафе на проспекте Лимы. Садились за столиком в глубине зала, спиной к стене, а между ними и дверью возвышался угол барной стойки. В течение дня никто не осмеливался занять это место, достаточно хорошо защищенное, хотя и знали, что «Лимоны» имели обыкновение собираться там лишь ближе к вечеру.

Никто никогда не знал где они жили. Они никогда не ели в одном и том же ресторане дважды. Никогда не спали с одними и теми же женщинами. Здоровые привычки, нужно отметить, приобретенные на работе в родных местах, позволившие им, несмотря на обилие врагов, продолжать наслаждаться жизнью и их неизменными гаванскими сигарами.

Первые несколько недель их практически не было ни видно, ни слышно, но потом… С наступлением ночи превращались в настоящих подручных «костлявой», и там, где они собирались пройти, находили столько трупов, что, казалось, будто сама «Старуха с косой» спустилась на улицы.

Безымянные трупы одиноких детей перестали складывать в городском морге, кто-то приказал швырять их сразу в общую могилу, еще до того, как они остынут.

И опять приступы страха.

Ужас в чистом виде, без каких-либо послаблений. Всюду Лимоны действовали по одному и тому же правилу: либо пуля в затылок, либо ножом по горлу, и ничего не боялись, поскольку знали: никто не будет требовать от них каких-либо объяснений за содеянное.

Что случилось с бандами, с «гальядами»? По-разному. Большинство разбежались и попрятались. В том числе и самая знаменитая, самая опасная, под названием «Кондор», прочно обосновавшаяся в парке Сантандер, растворилась в воздухе в тоже утро, когда их харизматичный вожак Габино Кагафео был найден повешенным на городском фонтане с отрезанным языком. А за два дня до этого, будучи под кайфом, он орал, что никто из «Кондоров» не боится каких-то там Лимонов.

И начали они с тех, кому исполнилось пятнадцать и старше. Выискивали ребят, кто когда-то побывал в ненавистных застенках «Ла Трейнта» или Сескиле.

Все, на кого была собрана хоть какая-нибудь информация в полиции, очень скоро престали существовать. А поскольку хранить досье на покойников занятие бесполезное, то полки в архивах начали освобождаться.

Выяснить кто им передавал эту информацию не получилось, но посудомойка, работавшая в том кафе, рассказывала, что очень часто видела, как они изучали длинные списки и вычеркивали от туда какие-то фамилии.

Может показаться не правдоподобным и зловещим, но совершенно очевидно – кто-то очень влиятельный предложил таким образом почистить дно Боготы, и в отсутствие в то время широко разрекламированных «Карибских Лимонов» («Limones del Caribe» рок-группа) с большей эффективностью и «пользой для дела» применил «Лимонов из Тулуа».


Насилие, сеньор, словно камень, лежащий на краю пропасти. Лучше его не трогать. Но если все-таки пришлось сдвинуть с места, то в самом начале его еще можно остановить без особых усилий, если же отпустить этот камень, то он увлечет за собой гораздо большие камни и контролировать каким-либо образом подобный обвал будет уже невозможно.

Похожее произошло и в Колумбии.

Судя по некоторым слухам, было время, давным-давно, еще до моего рождения, когда некоторые «деятели» думали, что насилие – это чистое безрассудство в их исключительно богатой стране и им очень хотелось все это сохранить, но потом они вдруг увидели, как объявились некие претенденты на все то богатство и тут же решили, что только у них имеется исключительное право на применение силы для защиты своего достояния.

И так оно продолжалось в течение некоторого времени, но потом камень покатился по склону, и я очень сомневаюсь, что кто-нибудь когда-нибудь сможет остановить это движение и все происходящее.

Пятнадцать или двадцать тысяч убитых ежегодно. Точную цифру всё равно никто не знает! И это результат разгула насилия в Колумбии, но самое печальное во всем этом то, что ни одна из тех смертей не решила хотя бы крошечную национальную проблему.

И «Лимоны» – самое очевидное подтверждение сказанному, а уж вы должны мне поверить, потому что о насилии я знаю почти всё… ну, или достаточно много.

Убивали они со сдельной оплатой и их совершенно не заботило, что место убитого «гамина» тут же занимали пять или шесть детей, порожденных проститутками здесь же, далеко не надо ходить, которые также становились «гаминами». Это равносильно тому, чтобы пытаться сдержать течение реки голыми руками.

Когда кто-то с самого рождения привыкает жить в голоде и холоде, то со временем он также привыкает и к страху.

А «Лимоны» всю свою жизнь убивали в маленьком провинциальном городке, но Богота оказалась для них слишком большой.

Их первоначальный успех можно объяснить достаточно полной информацией о личностях и привычках будущих жертв, получаемую от кого-то там, сверху, но все течет, все меняется, ничто не постоянно, и новые кандидаты на места в городском морге приняли необходимые меры предосторожности, и в свою очередь начали подготавливать контратаку, и тут уж «кумбия» зазвучала по-другому.

Как я вам уже вчера рассказывал, Каликсто Лимон приобрел здоровую и полезную привычку никогда не есть в одном и том же ресторане дважды, а также никогда не спать с одной и той же шлюхой, но кто-то, удивительно наблюдательный, выяснил, что этот тип придерживался очень странного правила ставить на один и тот же номер в субботней лотерее.

Ничто так не «заводит» моих сограждан, как лотерея!

Они просто сходят от неё с ума!

Играют все, играют каждый божий день и, конечно же, постоянно гадают о следующем результате, внимательно изучают разные приметы: попадется ли по дороге кривой или горбатый, какое число или день недели лучше, что приснилось самому или соседу… совершенная ахинея и чистой воды предрассудки! Но, именно благодаря этому, тысячи колумбийцев едва сводят концы с концами.

Иногда ничего не делают день-деньской, а стоят лишь вдоль улицы и ждут незнакомца, затем преследуют его, умоляя о том, чтобы он назвал какую-нибудь цифру.

Для Каликсто Лимона таким заветным номером была любая цифра, оканчивающаяся на четырнадцать… или на какую-нибудь другую цифру… Кто его знает!

Не помню.

Четырнадцать или что-нибудь там другое, значения не имеет. Главное, что он всегда искал подходящий номер, и одна старая торговка с Восьмой улицы постоянно оставляла для него такие билеты.

В ту субботу «Лимоны», всегда такие бдительные и внимательные к любым мелочам, не обратили, однако, должного внимания, что по причине каких-то дорожных работ старушка со своим складным столиком переехала немножко влево, всего на каких-нибудь пять метров.

Отелло и Викторино, как всегда находились на страже, стояли немного в стороне, руки спрятаны под пончо.

Каликсто купил свой «счастливый» билетик, и в тот момент, когда уже собирался расплатиться, снизу, через вентиляционную решетку, «случайно» оказавшуюся у него прямо под ногами, выскочил металлический стержень с остро заточенным концом и, войдя ему через анус, прошел сквозь все тело и вышел наружу из горла.

Так он и оказался насаженным на этот кол. Кровь начала хлестать у него изо рта таким обильным потоком, что залила перепуганную до смерти старушенцию с головы до пят.

А железка оказалась каким-то образом намертво закреплена в земле. Как они это все проделали, не знаю до сих пор. Но рассказывают, что пока Каликсто завывал от боли и корчился на этой «спице», Отелло и Викторино пытались снять его от туда, пихая под задницу, вверх, через край, как снимают колбасу с шампура.

Народ же собрался вокруг и с интересом наблюдал за происходящим.

Насколько я знаю, образовавшаяся вокруг толпа зевак молча наблюдала за тем, как два человека, измазанные кровью, пытались спасти третьего, и никто, ни один из тех любопытствующих даже не пошевелился, чтобы помочь хоть как-то.

Когда его наконец-то унесли, труп, конечно же, на тротуаре осталась огромная лужа крови и клочья кишок. Кто-то повесил на металлический прут плакат со словами: «Здесь Выжимают Лимоны».

Зловещее чувство юмора, не правда ли?

В итоге, они получили то, что искали, потому что нужно быть безмерно самоуверенным и одновременно глупым, чтобы приехать в такой город как мой и начать закручивать гайки.

Здесь слишком много винтов и гаек, чтобы закрутить все и сразу.

Помните, у Чаплина был такой фильм, где он бегал с огромным гаечным ключом и заворачивал болты, а потом сошел с ума?

Приблизительно похожее рано и поздно должно было случиться и с «Лимонами».

Любой здравомыслящий наемный убийца видя, как весь город демонстрирует откровенную враждебность, принял бы разумное решение удалиться куда-нибудь подальше отсюда, к примеру, в соседнюю область, но только не Викторино и Отелло Лимоны. За свою жизнь они поубивали столько людей, что не собирались принимать чужие правила игры и, судя по всему, поклялись отомстить тем, кто так ловко насадил их брата Каликсто на кусок железа.

В течение четырех дней их нигде не было видно, но на пятый, в субботу, они устроили настоящую резню. И хотя большинство из тех, кто им попался на дороге, давно уже заслужили себе право отправиться на кладбище, но были среди них и парочка тех, кто ни в чем не был замешан, а лишь выпили слишком много в тот злосчастный день, стараясь, наверное, заглушить какие-нибудь горестные чувства. Ну, не повезло им… что тут сказать?..

Спрашиваете, зачем все это они сделали?

Ради мести, наверное. Хотя, как я лично полагаю, если ты ведешь такой кровавый бизнес, то единственным значимым активом может служить только страх, который вселяет в окружающих твое присутствие, поэтому для того, чтобы продолжать заниматься этим делом, они не могли просто взять и уехать с поджатым между ног хвостом, им нужно было оставить после себя зловещую память, иначе бы их никто больше не нанял.

Должны были показать всем, что хоть их теперь только двое, но, все равно, они продолжают оставаться «Лимонами».

Засыпав улицы трупами, эти ребята испарились, но оставили после себя не просто дурную славу, а продемонстрировали всем весьма не хороший пример того, как можно действовать.

И кто бы их не нанял, похоже, пришел к выводу, что выполненная работа была в конечном итоге достаточно продуктивной, и что имело смысл продолжать действовать теми же способами, пусть и не так зрелищно, но более осторожно, скрытно, а по улицам этого города, погрязшего в нищете, наемных убийц бродило всегда предостаточно.

Редкой была ночь, когда на улицах не появлялся бы какой-нибудь новый труп. И, наверное, приблизительно в это самое время впервые зазвучали некоторые названия, что потом я уже встречал очень часто: «Военизированные подразделения», «Полицейские дружины». Называйте их как хотите. За всеми этими лицемерными обозначениями скрываются такие же канальи, как «Лимоны», с одной лишь разницей, что те типы из Тулуа не боялись показывать свои лица, а новые усердно прячут их.

Днем они законопослушные граждане, иногда получающие зарплату на службе закона и справедливости, а с наступлением ночи превращаются в настоящих палачей.

Для них термин «Оздоровление Страны» никогда не был синонимом социальных реформ, реформ государственных структур, про которые любой дурачок скажет, что прогнили насквозь. Эти же, наверное, представляли себе, будто обрывая плоды с уродливого дерева, которое сами же и вырастили, заставят его засохнуть, что оно якобы зачахнет само по себе.

Никто никогда не предложил нам миску горячей похлебки, место, где можно было бы спокойно выспаться, не дал ни ботинок, ни одеяла. Я уж не говорю про школу или какую-нибудь работу. Нет. Вместо этого нас поставили перед выбором: либо уходите с улиц, либо пуля между глаз.

И каждый новый раз жертвами становились ребятишки все моложе и моложе.

Одним из них стал Рикардито Плешивый.

Когда он сидел на тротуаре и мечтательными, сонными глазами щурился на яркую рекламу швейной машинки на противоположный стороне улицы, впадая в состояние близкое к кайфу от «базуки», его переехал автомобиль… после чего он несколько часов корчился в луже собственной крови пока не испустил дух.

А я и не прошу, чтобы вы мне верили. Это исключительно ваше право думать по этому поводу, что захотите, но… я еще раз хочу напомнить: я не намеревался и не собираюсь развлекать вас, рассказывая придуманные истории.

Чтобы соврать нужно обладать хорошим воображением, чего у меня отродясь не было, но зато я всегда отличался хорошей памятью.

А спустя месяц сожгли наш фургончик.

К счастью нас там не было, мы ждали, когда с кухни престижного ресторана «Старый Дом», располагавшегося с другого края площади, вынесут объедки, а там всегда оставались хорошие куски.

Мы видели, как какой-то зеленый автомобиль проехал несколько раз туда и обратно, потом оттуда вылетела бутылка и прощай Фургончик.

Так все просто, как будто ничего и не случилось.

Все наше «имущество» сгорело за пару минут.

Автомобиль остановился на углу, оттуда вылезли два каких-то типа и спокойно наблюдали за тем, как догорал наш «дом». На том месте осталась лишь куча обгорелого, искореженного железа да выжженное пятно.

Рамиро слишком близко к сердцу принял происшедшее. Он поднял с земли камень и, если бы я не удержал его, то рванулся бы к тем типа, чтобы проломить им голову, и тогда бы я остался не только без дома, но и без друга, потому что один из тех сволочей, тот, кто помоложе, вынул из кармана пистолет.

Поверите ли, но на вид ему было не больше двадцати лет? Нет, не выстрелил. Но, на сколько я теперь знаком с оружием, могу совершенно точно сказать, что та сволочь не замедлил бы прострелить Рамиро голову, если бы тот швырнул в них камень.

Этой ночью я также не плакал, хотя причин для этого было предостаточно, более того я вовсе не разозлился, я был уверен, что нам несказанно повезло, окажись мы внутри, от нас остались бы одни головешки.

Зеленый автомобиль уехал, а чрез пару минут вышел какой-то элегантно одетый сеньор, который наблюдал за происходящим из окна отеля. Когда он узнал, что сожгли наш «дом», то взял нас за руки и отвел в «Такендама», где приказал выделить нам комнату, пусть и в подвале.

Сеньор этот был из Барранкилья, это на побережье. Должно быть, это был важный сеньор, потому что его приказание было исполнено.

Той ночью мы спали на двух огромных кроватях.

А на следующее утро в комнату вошла старуха с очень не довольным видом и сообщила, что тот сеньор уехал, но оставил каждому из нас по тысяче песо, которые мы сможем получить при условии, если вымоемся.

И еще он купил нам одежду.

Старуха нас вымыла, дала одежду, деньги и выставила на улиц у.

А сеньор? Больше мы его никогда не видели. Мы так и не узнали кто это был, но клянусь вам, с того самого дня я никогда не причинил вред кому-либо из Барранкилья, они для меня стали святыми.

Да я знаю, и в Барранкилья полным полно всяких сукиных детей, но тот человек был единственным, кто сделал для меня что-то и взамен не попросил ничего.

Нас отмыли и мы стали похожи на обыкновенных детей, а в карманах у нас было две тысячи песо.

И что вы думаете мы сделали? Пошли в пиццерию и наелись от пуза.

Вы не представляете, как это приятно сесть за стол, показать официанту деньги и заказать огромную пиццу с ветчиной и луком.

И есть эту пиццу не на корточках где-нибудь в углу, а сидя за столом, рядом стоит банка с «колой» и никто не подойдет, чтобы отнять её у тебя или не начнет «тереться» рядом, выпрашивая кусочек.

А на десерт мы заказали мороженное.

Есть вещи, о которых человек должен помнить всю свою жизнь, и я всегда буду вспоминать, как первый раз в жизни спал на кровати с матрасом, как первый раз принял ванну, как купил новую одежду и свой первый обед, который я ел как человек цивилизованный.

Этим же вечером мы пошли на рынок и купили одеяло, а поскольку вид у нас был приличный, не как у «гаминов», мы смогли пробраться в соседний дом и спокойно выспались на лестничной площадке верхнего этажа.

О чем мы говорили с Рамиро этой ночью?

Конечно об отеле, о пицце, о новой и красивой одежде и, конечно же, о ванне, о душистом мыле и горячей воде.

Три дня спустя мы случайно наткнулись на тот самый зеленый автомобиль.

Представляете? Тот же автомобиль, выкрашенный в зеленый цвет с темной крышей, с вмятиной на бампере и на заднем сиденье лежал плюшевый ягуар.

Мы сорвали крышку бензобака, на палку намотали тряпку и, просунув в бак, пропитали бензином, кусок тряпки оставили висеть снаружи и зажгли её.

Вот это был взрыв, черт возьми!

Горел не хуже нашего фургончика. Когда из ресторана выскочил тот малый с пистолетом, вопя как ненормальный, мы показали ему такую затейливую фигуру из трех пальцев, какую никто еще не видел на улицах Боготы.

И как мы улепетывали от него! Поскольку знали наверняка, что если поймает нас, то точно убьёт, правда этот кусок дерьма смог выдержать не более трех кварталов, а потом отстал.

Этой ночью я глаз не смог сомкнуть, меня так и распирало от эмоций, таким счастливым я не чувствовал себя никогда до этого.

Было мне тогда лет двенадцать, но первый раз за всю свою жизнь я показал всему свету, что был больше, чем какой-нибудь помойный «гамин» или грязный, шелудивый кобель, которого может каждый пнуть безнаказанно.

Я стал человеком.

Человеком! Сеньор, какая, однако, это была идиотская фантазия, лишенная всякого смысла! Той ночью мы не только не превратились в людей, более того, мы перестали принадлежать к подвиду существ, называемых «гаминами» и мы даже не стали собаками.

Начиная с того момента мы стали хуже, мы превратились в крыс.

Против нас развязали настоящие репрессии, кто-то там наверху снял все запреты на охоту на нас: на детей-попрошаек, на детей-воров, на всех беспризорных вместе взятых. Там решили, что, показывая всему миру подобную нищету, наше присутствие на улицах создает неверное представление об обществе. На нас смотрели как на «язву», как на «болячку», от которой нужно излечиться… любыми способами…

После этого кого-то поймали и отправили в специализированные учреждения, вроде «Интернатов» или «Детских колоний» в деревне, подальше от городов, которые на самом деле были учреждениями исправительными, по своим порядкам напоминающие тюрьмы, и где срок твоей «девственности» продолжался ровно столько, сколько ты сидел на стуле, но стоило поднять зад…

И если мальчонка хотел остаться там в живых, то первое, что он должен был сделать – это отдать свой зад на растерзание или приучиться делать минет у взрослых, а те, кто сопротивлялся и лез на рожон, им вспарывали животы, вытаскивали кишки и завязывали вокруг горла наподобие галстука.

Можете спросить у тех, кто там был, и кто остался в живых, хотя… вряд ли кого вы найдете.

Лично я был знаком с парой таких и могу найти их, если, конечно, вы хотите узнать поподробнее.

Очень скоро по городу поползли слухи о том, что творилось в тех «исправительных заведениях» и все мы, кого перспектива превратиться в гомосексуалистов вовсе не прельщала, разбежались кто куда и спрятались как можно глубже.

Отлавливали нас очень просто: накидывали тебе на шею петлю, как бродячей собаке и готово…

Сидишь себе преспокойно с протянутой рукой где-нибудь в уголке, вдруг, откуда не возьмись, появляется тип, хватает тебя за шею, следом подлетает голубой фургон и тебя швыряют внутрь.

Рамиро так попытались отловить на выходе из кинотеатра, но он выхватил нож и полоснул по руке тому типу, ну тот его и отпустил сразу.

Рамиро был быстрый с ножом. Очень быстрый! Всегда носил его спрятанным вот здесь, на запястье, в рукаве и если что… раз и дело сделано.

К сожалению горячей ванны, новой одежды и тысячи песо нам хватило ненадолго, и вскоре мы опять превратились в уличных «гаминов» самого низшего пошиба.

Следует отметить, что и среди «гаминов» были определенные различия, своего рода касты. Одно дело быть «гамином», когда у тебя имеются мать или отец, пусть и живущие в трущобах, другое дело, когда у тебя нет никого.