Сага о маленьких радостях. Записки заядлого собачника

Поезд заскрежетал, завизжал, замедлил ход и остановился. Я схватила собаку, взлетела по ступенькам в вагон и помчалась на свое место. Я была уверена, что сейчас последуют какие-то санкции. Например, штраф. Ну, или вообще высадят. Видела, как пришел разбираться начальник поезда, но вот, что удивительно – проводница меня не сдала! Впрочем, она в любом случае была виновата – не надо было выпускать пассажира на такой короткой остановке. С тех пор я никогда не выхожу с собаками на маленьких станциях.

Стричь меня учила моя московская заводчица Галина Константиновна Кухаренко, за что ей большое спасибо. Потом была многолетняя практика на своих и чужих собаках, но основы стрижки «модерн» преподала мне именно она. Других стрижек тогда практически не было – не стригли даже льва. На выставках эта прическа не только не приветствовалась, но иногда даже становилась поводом для снижения оценки. Кстати, в Тюмени все же была единственная собака, стриженная подо льва, – серебристый карликовый кобель московского разведения. У него была молодая хозяйка – совсем девочка, которая занималась с ним и ОКД, и ЗКС, так что этот кобель был вполне охранной собакой, несмотря на свой размер.

Я приехала в Москву снова спустя два года – в 89-м, чтобы принять участие в первом Всероссийском пудель-шоу. Такая первая, по сути, монопородная выставка. Собак было – море. Только в нашем ринге, а выставляла я Арнику в открытом классе, было семнадцать сук! Судил немец – очень приятный дядечка. Что я помню про судейство? Очень была необычная манера по тем временам. Да и по нынешним тоже – сейчас так не судят. Может, потому, что нет такого количества собак? Для начала эксперт прогнал нас всех по кругу и сразу разделил на три части: хорошо, очень хорошо, отлично. «Хорей» даже не смотрел, не описывал, не расставлял по местам – поставил оценки и отправил с ринга. Очхоровских снова всех прогнал по кругу и расставил по местам, но описания, если мне память не изменяет, не давал. Потом дошла очередь тех, кто мог рассчитывать на «отлично». Мы оказались именно в этой группе. Выстроились. Эксперт пошел вдоль ряда пуделей, наклоняясь к каждой собачке, заглядывая ей в глаза и проверяя зубы. Когда подошел к Арнике, нагнулся, потрепал ее по морде и даже причмокнул, как если бы поцеловал – так она ему понравилась.

Надо сказать, что выражение морды у Арники, действительно, в отличие от многих других абрикосов, было ангельское. Ну, хороша она была! А потом… потом эксперт обнаружил на груди у нее маленькое, совсем незаметное, на первый взгляд, белое пятнышко. Надо было видеть, как он расстроился! Я даже не ожидала. Он чуть не плакал, разводил руками, как будто извинялся, прижимал руку к груди и почти кланялся мне. И в результате поставил нас на третье место. Я, конечно, тоже расстроилась. Потом мы сидели с заводчицей у нее на кухне и чего-то пили, и обе плакали. Но, согласитесь, третья из семнадцати – это тоже не так плохо.

Арника была идеальной по характеру собакой – ласковой, незлобивой, спала со мной в постели, чего никогда не позволяла себе Груня, причем всегда у стенки и даже похрапывала. Вернувшийся из армии муж сначала ревновал, потом сам оценил прелесть ее пребывания под одеялом – брал в охапку, словно мягкую игрушку, и забывал о моем существовании…

Арника – единственная собака, которая умела улыбаться. Когда у нее было хорошее настроение, она вставала на задние лапы, передними начинала скрести мою ногу, при этом открывала рот, растягивала губы, так что обнажались зубы, и еще издавала какие-то хрюкающие звуки – ну, полное подобие смеха! Конечно, она была избалованной собакой – ее любила не только я, но и мои родители, у которых мы проводили значительное время, и соседи. Помню, маленький сын однажды сидит, гладит собаку и наговаривает: «Арнюша, девочка моя!». И поясняет бабушке: да, надо говорить – девочка моя, она же у нас еще маленькая!

Поскольку в этот момент я довольно активно занималась пуделями и даже возглавляла секцию, то и экспериментировала я на своей собаке почем зря – в смысле стрижек. Тогда только-только появилась книжка Вольф-Тальбот «Пудель» – настольная книга пуделиста, учебник и библия в одной обложке, а в ней – описание разных стрижек. Вот я и решила потренироваться – взяла и сделала Арнике «английское седло». Наверное, если бы стриг профессионал, она бы выглядела лучше, но мне все равно понравилось.

Замуж Нюся выходила трижды. Первый раз я повязала ее в Свердловске с абрикосовым пуделем по кличке Барон, которого привез из Москвы с моей же подачи мой двоюродный брат. Родился один щенок, – его мы соответственно назвали Виконт. Парень был очень крупный – вырос практически до размера стандартного пуделя, и яркого, очень насыщенного окраса. Но не красный, а именно темно-абрикосовый. Хозяйка его выставляла, но потомства, по-моему, он так и не оставил – вязать в Тюмени было не с кем. А жаль. Викоша, как мы его звали, вполне мог бы стать родоначальником абрикосовых стандартов. Но больших сук хотя бы черного окраса в нашем городе тоже не было. Я уж не говорю об абрикосовых…

Нюся, кстати, сама была очень яркая. Помню, на выставке в Свердловске один из пуделистов прицепился ко мне: чем красила собаку? И никак не мог поверить, что у меня нет необходимости ее красить.

Так вот, вернемся к Виконту. В момент его появления на свет мы жили в маленькой однокомнатной квартирке, и разместить собаку со щенком было негде. Пришлось устроить ее под ванной – в углу. Нюсе там места вполне хватало. Буквально через день-два после родов приехала из Свердловска мама. Я буквально обалдела от того, как повела себя Арника. Она ходила вокруг мамы кругами и громко жаловалась, по – другому не скажешь, на свою долю: визжала, скулила и звала ее за собой в ванную. Когда мы вошли туда, она начала метаться от щенка к маме, издавая все те же звуки, словно показывала ей: мол, посмотри, вот видишь, что тут такое? Ты это видела? Какая я несчастная! Что со мной сделали! «Да-да-да, – отвечала ей мама, – бедная, он тебя совсем замучил!». Очень довольная тем, что ее правильно поняли и пожалели, Нюся спокойно улеглась к своему дитятку.

Во втором помете у нас родилось пять щенков – три суки и два кобеля. Про кобелей сейчас ничего не вспомню. Одна сука уехала в Киров, две остались в Тюмени. Одну из них звали Жантиль, и на тот момент она внесла самый значительный вклад в поголовье абрикосовых малых в Тюмени, поскольку рожала по исключительно по восемь штук. Хозяйка умудрялась раздать их в мгновение ока даже в те годы, а это были уже девяностые, когда спроса на пуделей не было вообще. Но все они сели на диваны – на выставки почти никто не ходил. Да и интерес к выставкам тогда резко упал. Люди выживали, как могли. Стало не до собак. Но об этой печальной теме чуть позже.

Я всегда знала, что пудели – умнейшие собаки, но Арника убеждала меня в этом неоднократно. Она понимала меня на уровне интуиции, каких-то флюидов. Иногда я не успевала произнести ни слова, а она уже реагировала.

Помню, как-то я решила ее помыть. Клянусь, я только подумала о том, чтобы ее помыть, молча встала с дивана и молча пошла в ванную, чтобы включить воду и подготовить шампунь, полотенце и т. д. Я сделала буквально три шага, как Арника соскочила с дивана и исчезла под креслом! Как она поняла?! В другой раз то же самое было со стрижкой. Я встала с дивана со словами, сказанными в никуда, в пространство: «Собаку, что ли, подстричь?» Я не взглянула на нее, не позвала, не взяла в руки ничего, что могло быть связано со стрижкой. Опять же просто не успела. Через секунду после этих слов Нюся испарилась!

Сейчас у меня живут карлики и стандарты – они по-своему умны, но вот такой интуицией, как мне кажется, обладали только малые пудели. Даже про больших я не могу сказать того же. Может, потому что карлики более эмоциональны, а большие, напротив, более флегматичны?

С Арникой связаны еще две сейчас забавные, а тогда едва не ставшие драматичными истории, сохранившиеся у меня в памяти. В 91-м у нас в семействе «случилось» прибавление – родилась дочка. Привезли ее из роддома. Глядя на нее сейчас – 176 см, трудно поверить, что когда-то росту в ней было всего 47 сантиметров – кукла! Положили куклу в кроватку, на которой еще не была установлена решетка, и ушли на кухню – обедать. Через какое-то время захожу в комнату и вижу, что пеленка сбилась, и даже лицо у ребенка закрыто. Ничего не поняла, но пеленку поправила и снова ушла. И уже на кухне в какой-то момент обратила внимание на собаку: она лежала под столом, а тут поднялась и бочком-бочком, явно стараясь не привлекать к себе внимания, отправилась в комнату. Я, заподозрив неладное, – за ней. И что бы вы думали? Арника встала на задние лапы возле кровати, а передними начала старательно «закапывать» ребенка! Как она глаза ей не выцарапала – не знаю! Скребла, правда, пеленку, но так, чтобы прикрыть ею лицо. То есть принесли домой что-то странное, чересчур, видимо, пахнущее, инородное и чужое, от чего нужно срочно избавиться.

Арнику я, конечно, слегка отшлепала, и больше она на Лену не посягала. Но решетку на кроватке на всякий случай сразу установили.

Второй случай связан с колли по кличке Тося (Таис Фром Си Кастл), которую приобрел себе муж, решив, что, если у меня есть своя собака, то и у него тоже должна быть. Про нее можно рассказывать отдельно. А случай был вот такой: специально для Тоси муж где-то достал лошадиную ногу – «косточку». Нога была настоящая, с копытом. Тося долго ее мусолила, но попробуй с такой справиться! А грызла она ее в коридоре между комнатой и кухней. То есть обойти Тосю, которая возилась с этой ногой, никак нельзя было.

Арника, как все нормальные пудели, обычно находилась рядом с любимой хозяйкой: я на кухню – и она на кухню, я в комнату – и она туда же. Но в коридоре лежала Тося и мимо своей косточки Нюсю не пропускала – рычала. Вообще-то собаки у нас жили дружно, никогда не дрались, но тут Тосю просто бес попутал. Замкнуло ее на этой лошадиной ноге. В общем, три дня я носила Арнику на руках – из комнаты в кухню и обратно. На третий день Тося решила, что, чем ногу караулить, проще Арнику загрызть. И в какой-то момент кинулась на нее, не дожидаясь, пока та выйдет в коридор, – прямо в комнате! Крик стоял! Хорошо, что все мы в этот момент были дома. Арнику из зубов Тоси вырвали, злодейку наказали, пуделя утешили, чем могли… После этого, вы не поверите, – за ночь Тося ногу сгрызла начисто вместе с копытом!

Выставочная карьера Арники закончилась, когда собака, в общем-то, была еще совсем молодой. Года три – четыре. И не потому, что мы собрали все, что могли. Тогда и собирать-то, по большому счету было нечего – даже Чемпионов России еще не давали. Первый раз, помню, за этим титулом мы ездили с подругой в Пермь, и это было уже году в 94-м, а то и в 95-м. Может, в Москве и раньше начались Чемпионаты России, а на Урале и в Сибири – в середине 90-х. Ни про какие САСы мы и слыхом не слыхивали. Тогда не нужно было получать кучу кандидатов – это уж потом РКФ придумала, чтобы на выставки народ привлекать. Чемпиона России получала одна собака в окрасе – кобель или сука.

Помню, как это было. Приехали мы в Пермь с подружкой, – у нее жила малая серебристая Элис Мориц, привезенная из Москвы. Эля была страшная стерва. Стригла ее только я, потому что хозяйке она не давалась, но при этом и меня умудрялась то и дело тяпнуть за палец. Однажды, когда мы «имели наглость» выдавать ее замуж, Эля в самый ответственный момент укусила меня за нос…

Стрижки превращались в настоящую экзекуцию, но не столько для собаки, сколько для меня. Длились эти процедуры несколько часов, после чего, совершенно обессиленные, мы с ее хозяйкой обязательно это дело «запивали», чтобы снять стресс. Например, Эля совершенно не хотела стоять, все время заваливалась на бок, висла на наших руках, отворачивалась, горбилась и т. д. Причем стричь мы ее начали с двухмесячного возраста, то есть нельзя сказать, чтобы она была не знакома с этой процедурой. Но вот такая была собака…

Выставлять ее тоже могла только я, потому что в руках у хозяйки она превращалась в кисель, расползающийся по всему рингу. В то время, а это год 94-й – 95-й никто толком и не умел выставлять – стойки в ринге только-только становились, что называется, хорошим тоном, и никто и не думал о том, чтобы подбирать собачке оптимальный темп движения и следить за тем, как она держит голову. Ну, пробежали и пробежали, ну, получили описание… Вот и мы – пробежали и получили описание.

Судила тетенька из Москвы – помню, полная такая, круглая. Эля, которой было года полтора, стала первой в ринге серых сук, а у кобелей ринг выиграл хороший такой семилетний мальчик в классическом льве, с огромным количеством шерсти, с неплохой головой (но и у Эльки был такой рубильник – позавидуешь!). Вышли мы с этим кобелем на сравнение на Чемпиона России. Поставили собак в стойку. А Эля ну ни в какую стоять не хочет – падает на бок и все тут. Я ее под горло взяла, встряхнула и так зажала, что собака аж захрипела, а сама на эксперта смотрю и во весь рот ей улыбаюсь.

Вот она ходила между нами, ходила, ходила – ходила, думала – думала. И тот нравится, и эта вроде ничего. У кобеля хозяйка была – молодая девушка, деловая такая. Эксперт у нее спрашивает: сколько собачке? Семь лет. А вам? То есть Эльке. «Полтора года», – говорю я, а сама Элю душу и улыбаюсь. Эксперт снова думает. Чувствую – сейчас силы у меня кончатся, руки разожмутся, и собака просто упадет на пол. И прощай тогда Чемпион России! Ну, и решила на судью «давление оказать». «Мы, – говорю, – еще молодые, у нас все впереди, нам стимул нужен!» Уж не знаю – почему, то ли эти мои слова повлияли, то ли улыбка висельника, но только Чемпиона России эксперт нам отдала. А в качестве приза мы получили чугунную сковородку…