– Я согласна с вами, – кивнула Амелия, сжимая в руках дневник. – Я так счастлива узнать, что в него верили. Что нашелся кто-то, согласный с его замыслами. Он был бы так рад познакомиться с вами лично.
– Мне не выпало такого шанса. Но со мной случились вы.
– Если вы думаете, что я хоть что-то знаю о его работе, вы ошибаетесь, – понурилась мисс Амелия. – Я проводила дни напролет, слушая его, мастеря вместе с ним, но так ничего и не поняла.
– Амелия, Амелия, – Габриэль Мирт осторожно коснулся ее плеча, заставляя посмотреть на него. – Вспомните, что я обратил на вас внимание сразу, как только вы вошли в эти двери. Умная, смелая женщина, не побоявшаяся осуждения и обсуждения, пришла сюда за тем же, за чем и множество мужчин – и получила это. То, что вы дочь Гилдероя, делает особенно значимым этот момент, но вы важны и сами по себе.
– Но теперь я смогу вернуть обществу веру в отца. И в то, что он делал.
– Да. Сможете. Потому что то, что казалось его безумием, оказалось не так-то сложно воплотить в жизнь. Хоть я и потратил на это несколько лет жизни, но вот увидите: пройдет совсем немного времени, и паровые машины из великого чуда станут обыденностью.
– Но начнем мы все-таки с чуда, – Амелия наконец-то улыбнулась, и мистер Мирт вздохнул с облегчением.
Неожиданный разговор о Гилдерое с его дочерью отнял у него все силы. Он присел на подлокотник кресла и запустил руки в волосы.
К его бесконечной благодарности Амелия ничего не стала говорить. Просто молча вернулась в свое кресло и смотрела на него невероятными вишневыми глазами.
– Понимаете… – мистер Мирт наконец отпустил свои волосы и сцепил пальцы вокруг колена.
От этих телодвижений он стал еще сильнее походить на воробья.
– Паровая машина – это настоящая революция. Истинное просвещение. А вовсе не то, что понимает под этим наш дорогой Парламент. Я не знаю, как вы относитесь к Призыву Просвещения, Амелия, но, учитывая судьбу вашего отца, подозреваю вас в отсутствии всякого переживания.
Взгляд мисс Амелии стал жестче.
– Да. Призыв Просвещения стал началом конца моего отца. Он был близок к королевской семье. Пусть в нем и не текла кровь фаэ – но его тонкий ум был высоко оценен Блюбеллами.
– И все это знали. Парламент очищает пространство от сторонников павшего короля и его семьи. Возможно, это предусмотрительно с их стороны. С моей – отвратительно.
– Я не пыталась оценивать так глубоко, – ответила мисс Амелия. – Но сама мысль об этом пробуждает во мне гнев.
– Как и во мне. Отчасти поэтому я дошел до конца и не сдался, даже когда казалось, что я никогда не создам действующую паровую машину. Меня преследовала череда неудач. Пару раз я даже мог погибнуть. Но я добился своего – и первыми гостями, которых я хочу провести в прицепленном вагоне, как раз будут члены Парламента. В этом году Выставка особенная. Мистер Черч – это устроитель – сказал, что сам господин Чэйсон Уолш покинет стены Парламента и лично осмотрит все экспонаты на Выставке! А так как паровую машину можно оценить только в движении, я задумал проехать по дороге до дворца Цикламенов и вернуться обратно. Вообразите их лица!
Мисс Амелия задумчиво посмотрела на мистера Мирта.
– Из вашей лекции я поняла, что нужны специальные приспособления – сама по себе машина двигаться не может? Как если бы это был кеб без лошадей?
– Не может, – кивнул мистер Мирт. – Наблюдение верное. Специальные рельсы – как у вагонеток в угольных шахтах – позволят ему перемещаться на то расстояние, на которое они положены. А паровое устройство даст ему импульс.
– Так зачем нужен водитель? Если паровая машина способна передвигаться сама?
– Потому что необходим тот, кто возьмет над ней контроль уверенной рукой. Кто сможет отправить ее в путь – и остановить, когда будет надо. Паровая машина огромна. В неумелых руках она может многим навредить.
Мисс Амелия улыбнулась.
– Вы описываете свою паровую машину, точно фермер – норовистую лошадь!
Мистер Мирт усмехнулся краешком рта.
– Может быть, и так… Но… Да что я распинаюсь? Сами все увидите. Хотите посмотреть прямо сейчас?
Он увидел, как глаза Амелии восхищенно расширились.
– Да. Да, конечно хочу!
– Что ж. Тогда едем. Немедленно!
* * *У Габриэля Мирта была повозка, которой он управлял самостоятельно. Не самая удобная карета для поездки с дамой, однако возможность добраться куда угодно самостоятельно это компенсировала в полном объеме.
– Могу я поехать на козлах? – немедленно спросила мисс Амелия.
– Кто я такой, чтобы вам возражать! – улыбнулся он и помог девушке забраться на козлы. Обошел повозку с другой стороны, похлопав лошадей по носу, и сел рядом.
– Многие не соглашаются возить меня на козлах, – пожаловалась мисс Амелия. – Из-за того, что я девушка.
– Глупости какие, – фыркнул мистер Мирт. – Я собираюсь доверить вам паровую машину. Почему бы вам не ехать в повозке там, где вы сами сочтете нужным?
– Знаете, Габриэль, – вздохнула мисс Амелия. – Если бы все мужчины были такими, как вы… Я, должно быть, уже вышла бы замуж.
Мистер Мирт ответил ей долгим взглядом.
– Я рад, что все мужчины не такие, как я, – тихо ответил он, отвернулся и натянул вожжи.
Ехали достаточно долго – мисс Амелия успела заскучать, глазея по сторонам. Особняк мистера Мирта находился практически в центре города, в то время как павильон, собранный специально для его изобретения, стоял на отшибе.
– Это сделали по моей просьбе, – пояснил мистер Мирт. – Ведь мое изобретение очень важно для всех Бриттских островов. Мистер Черч это прекрасно понимает. Поэтому в этом году Ежегодная выставка достижений пройдет в новых павильонах, возведенных специально к этому событию. И один из павильонов строится вокруг моей паровой машины. Изначально я собирал ее в деревянной постройке, но теперь ее разобрали и расширили павильон. Вам понравится. Вы первая, кто увидит, как будет выглядеть Выставка в этом году!
Мисс Амелия ответила ему солнечной улыбкой человека, целью жизни которого стала Выставка вот прямо сейчас. Она даже не кривила душой – с тех пор как она узнала, что Габриэль Мирт не рядовой изобретатель, а фактически продолжатель дел ее отца, она еще серьезнее стала относиться к предстоящей авантюре.
Одно дело – просто стать первой женщиной-водителем паровой повозки, обойдя всех мужчин. И совсем другое – показывать отцовское наследие.
Мистер Мирт видел, что она вдохновлена, и сердце его наполнялось радостью оттого, что выбранный им водитель не просто проедет за рулем его изобретения по маршруту до дворца Цикламенов и обратно, но еще и поймет всю важность, весь масштаб созданного им чуда.
Наконец впереди появились внушительные стены павильонов. Возведенные на скорую руку, они все равно выглядели монументально. Здесь поработали лучшие руки, которые только находились в подчинении у мистера Анатоля Черча.
– Ого! – невольно вырвалось у мисс Амелии. – А вы сказали – временная выставка…
– Я сказал: построенная специально ради моего изобретения, – улыбнулся мистер Мирт. – Но я не сказал – временная. Мне кажется, мистер Черч всерьез ухватился за возможность сделать Выставку чем-то большим, чем ежегодным праздником, длящимся неделю. К сожалению, внутри выставочных залов Лунденбурха ему давно уже тесно, да и другие салоны и выставки наступают ему на хвост. Остаться на постоянной основе не получается.
– И он решил воспользоваться моментом?
– Именно. Парламент разрешил использовать эту землю так, как он сочтет нужным. Так что павильоны останутся здесь, и многие изобретения тоже – что даст возможность целый год до следующей Выставки любоваться успехами изобретателей и ученых и вдохновляться на что-то новое.
– И вы оставите вашу паровую машину как экспонат? – поразилась мисс Амелия.
Мистер Мирт мотнул головой, отчего темные кудри упали ему на лицо.
– Ну уж нет! Я намерен победить в этом году. А победитель получает неограниченный патент на реализацию своего изобретения на государственной основе. Я мечтаю о том, как рельсы опутают Бриттские острова, и мы сможем добираться всюду в считаные часы!
– Звучит здорово… Хотя пока невероятно.
– Вот увидите. Все реально, – заверил мистер Мирт и натянул вожжи, велев упряжке остановиться.
* * *Огромные выставочные павильоны занимали почти всю территорию старого пустыря. Как такое место вообще долгое время было пустым? Говорили, что здесь стоял когда-то один из дворцов фаэ. Что его уничтожило, никто толком сказать не мог, но затевать на этом месте строительство не решались на протяжении нескольких веков.
И сейчас не решились бы, не стукни Габриэль Мирт кулаком по столу – фигурально, конечно, ведь он был прекрасно воспитанным джентльменом. И давним знакомым Анатоля Черча – несколько лет подряд изобретения разной степени полезности демонстрировались в выставочных залах. И, надо сказать, имели успех у публики. А сам Габриэль Мирт стал обладателем нескольких патентов.
Только это и позволило Анатолю Черчу не счесть мистера Мирта сумасшедшим, когда тот явился к нему с чертежами паровой машины. А уж когда изобретатель предъявил сопроводительные письма от мистера Чэйсона Уолша, председателя Правления, мистер Черч только рукой махнул – мол, будет тебе персональный выставочный павильон. Для этого мистер Черч потребовал от мистера Мирта взять на себя всю ответственность за возможный гнев фаэ, и возил его с собой на строительство на протяжении нескольких месяцев.
Мистер Мирт был только рад: находясь в центре событий, он мог следить за строительством самого важного павильона и смотреть, чтобы деревянный сарай, в котором стояла паровая машина, демонтировали аккуратно и оставалась возможность для прокладки рельсов.
– А как ты собираешься свою громадину потом на рельсы ставить? – поинтересовался мистер Черч еще на начальном этапе строительства.
– Все просто! – лучезарно улыбнулся мистер Мирт. – Она уже собрана на рельсах. Мне останется собрать дорожное полотно за и перед ней. И проложить… Где-то до дворца Цикламенов и обратно.
– Сам прокладывать будешь? – поддел мистер Черч.
– Нет, найму каменных великанов, – с предельно серьезным выражением на лице ответил мистер Мирт и отправился нанимать рабочих для нелегкого и времязатратного дела.
Рабочие нашлись, рельсы ложились, все шло своим чередом.
Едва повозка затормозила у высокого арочного входа в выставочную зону, как навстречу выбежал мистер Черч.
– Габриэль! – воскликнул он, поправляя круглые очки, то и дело спешащие сбежать с кончика носа. – Вот уж не ожидал, что ты появишься сегодня. Разве у тебя не смотр будущих машинистов?
– Он уже прошел! – мистер Мирт спрыгнул с козел, обошел лошадей и подал руку мисс Амелии.
Она грациозно спрыгнула на землю и протянула руку для рукопожатия мистеру Черчу. Тот неуверенно пожал ее, не зная, стоит ли это делать – или лучше, по традиции, поцеловать. Но мисс Амелия крепко сжала его ладонь.
– Мистер Черч, устроитель выставки… Мисс Эконит, будущий водитель паровой машины! – скороговоркой произнес мистер Мирт, желая поскорее закончить этап знакомства.
А то с мистера Черча стало бы заострять внимание на том, что мисс Амелия – женщина. Мистер Мирт видел, что она и без того расстроена возмутительным поведением рабочих и кебменов сегодня утром.
Мистер Черч, однако, вопреки опасениям мистера Мирта ни о чем таком и не думал.
– Как я рад, что Габриэль нашел водителя по вкусу! Уверен, вы со всем справитесь, мисс Эконит. Несмотря на сложность воплощения, все изобретения Габриэля просты в обращении. Вы видели, наверное, его астрономические часы? Стоят во дворе Парламента. Удивительно точные!
– Я не была в Парламенте, – улыбнулась мисс Эконит. – Когда случился Призыв Просвещения, я была слишком юна. На публичные слушания меня не брали. А потом… Я и сама не захотела. Так что, к сожалению, выдающееся изобретение мистера Мирта я не видела.
– О, позвольте… – вдруг сообразил мистер Черч. – Вы сказали, Эконит?
– Да, Анатоль. Эконит, – положил ему руку на плечо мистер Мирт. – Тот самый, благодаря которому моя паровая машина вообще существует.
– Тот самый Эконит… – повторил мистер Черч и едва не подпрыгнул на месте. – Мисс Эконит, вы будете нашим талисманом!
– В первую очередь она мой водитель, Анатоль! – шутливо погрозил ему пальцем мистер Мирт. – Я собираюсь показать мисс Эконит паровую машину. Проводишь нас?
– С удовольствием. Хотя не представляю, как мы туда пройдем, там все перегородили! Ух, придется прыгать!
Мистер Черч устремился вперед. Мисс Амелия проводила взглядом его круглую фигуру и повернулась к мистеру Мирту.
– Кажется, нам с вами надо поторопиться. Он убегает! – смеясь, произнесла она.
– Так поспешим же! – кивнул мистер Мирт и протянул ей руку.
Мисс Амелия крепко ее сжала.
* * *Паровая машина выглядела как… чудо.
Мисс Амелия, конечно, сталкивалась с паровыми двигателями, но никогда – с подобными. Он и рядом не стоял с тем, что используют в шахтах для того, чтобы тянуть вперед угольные тележки.
Громада паровой машины вздымалась перед ней, выпятив металлическую раму, похожую на широкую улыбку, и устремив вперед круглый выпуклый фонарь – фару, призванную разгонять любую тьму на пути. Металлические бока хромированно блестели в приглушенном свете выставки – на новаторские паровые лампы мистера Мирта до открытия выставки особо не тратились, а газовые фонари не могли дать нужного освещения. Однако мисс Амелии хватило и этого – живое воображение разом нарисовало ей то, как будет выглядеть паровая машина во всем своем блеске, когда выставочный павильон откроется для зрителей.
Она медленно пошла вокруг металлического гиганта, касаясь рукой в перчатке железных деталей. Огромные колеса вздымались выше ее головы. Ей никогда не доводилось видеть таких колес. Мисс Амелия никогда в жизни не посещала угольные шахты, однако знала по записям и рассказам отца, что местные машины невысоки и компактны – что более чем разумно, учитывая, что они передвигаются по пещерам.
Паровая машина мистера Мирта же раздвигала границы восприятия масштаба. Гигантский корпус был из литого металла, и прямые линии его создавали впечатление гончей, вставшей в охотничью стойку – та же восхитительная безупречность, от которой перехватывало дыхание.
Со своего места мисс Амелия даже не могла в полной мере разглядеть трубу для выхлопа – она уходила куда-то вверх, к потолку.
– Как она будет работать здесь? – тихо спросила мисс Амелия. – Ведь когда мы приведем ее в движение, разве не задымит она все вокруг? Как я себе это представляю…
– Ха, я задал ему тот же вопрос! – хохотнул мистер Черч. – Потому мы и разработали специальную раздвижную крышу. Пока Габриэль здесь работает, крыша защищает паровую машину от дождя и ветра. Но, когда наступить день открытия, я просто потяну за рычаг…
Мистер Черч отошел к стене и потянул за незаметный черный рычаг.
Крыша медленно разъехалась в разные стороны, подставляя паровую машину солнечным лучам.
– Произойдет магия. Видите? – довольно усмехнулся мистер Черч в пышные усы.
Мисс Амелия восторженно разглядывала паровую машину. В свете солнечных лучей механизм, казалось, обрел еще большую торжественность.
– Вам нравится? – тихо спросил Габриэль Мирт.
Он стоял, спрятав руки в карманы сюртука и, казалось, отчетливо нервничал. Мисс Амелия улыбнулась ему как можно ласковей.
– Габриэль, – нежно сказала она. – Мой отец был бы так благодарен вам…
Из дневника Габриэля МиртаЛунденбурх, август, 18** год…целые дни мои проходят в ангаре, который превратится позже в один из основных выставочных павильонов. Он прекрасен. Над его конструкцией мы с Анатолем думали так долго, что, казалось, ничего уже не получится.
Но вот же – ангар с раздвижной крышей и стеной, полностью уходящей в боковые створки. Рельсы пойдут от самого центра павильона на север, туда, где расположен дворец Цикламенов. Пока все идет по плану. И это тревожит меня – уж не слишком ли гладко все складывается?
Амелия сравнила мою паровую машину со зверем – совершенным, плавным, напрягшимся в ожидании прыжка. Признаться честно, какие-то подобные сравнения приходят и мне на ум, когда я смотрю на нее. Смотрю – и поражаюсь величию, которое создал. Может ли человек стать творцом – настолько?
Однако все-таки это бездушный механизм, а не скульптура или живописное полотно. Цель существования паровой машины – не удивлять и восхищать, и не заставлять задумываться о бренности всего сущего и восхищаться моментом. У нее есть практическое применение. Я намерен охватить путами железных дорог все Бриттские острова. Пусть создатели маленьких паровых двигателей в угольных шахтах это начали – я же продолжу. Не пишу – закончу, специально, чтобы не сглазить самого себя. Ведь я не устаю напоминать себе, что это всего лишь начало пути.
Но я рад, что сразу показал Амелии свое чудо.
Амелия… Вот уж где настоящие чудеса. Меня самого забавляет вопрос: почему я выбрал ее? Потому что она женщина? О нет, я даже не рассматривал женщин на роль водителя паровой машины. Признаться честно, к своему стыду, мне и в голову не приходило, что женщины также могут быть заинтересованы в тяжелой работе, как и мужчины. Потому что она дочь Эконита? Как я сказал ей прямо, я не знал об этом. Но… Я беседовал с Амелией в самом конце, и она показалась мне такой… настоящей. Единственной, кто пришел, потому что ее увлекла идея, а не деньги. Как она потом призналась, содержание у нее есть.
Меня удивило и то, что она явилась без какого-либо сопровождения. Неужели ей настолько не дорога репутация? Но она растолковала мне, что женщина – не собственность мужчины или няньки, и что она, наследница и глава пусть небольшого, но дома, вправе сама распоряжаться собственной жизнью. Все это я узнал потом, а до того – меня впечатлила ее невозможная смелость и сияние глаз.
Она впечатлила меня, и я не стесняюсь писать об этом, но говорить об этом вслух – не хочу, пусть сокровенное останется у сердца…
Глава 5
Улей контрабандистов
То место рядом с портом, под мостом, где всегда дурно пахнет человеческим телом и разложением, называлось Улей. Отчего? Ортанс никогда не пытался понять. Клички и прозвища прилипают к маргинальным местам так же крепко, как и к их обитателям.
Ботинки скользили по грязи, идти было тяжело, местами – неприятно, потому что грязь эта состояла из навоза и испражнений больше, чем любая другая улица Лунденбурха.
– Что бы ни случилось – не лезьте в драку, – негромко сказал Ортанс. – Помните, что вы ранены. Вы со мной только как наблюдатель.
– Позволю себе не согласиться с вами, – так же тихо отозвался Цзиянь. – Когда я готов и предупрежден, я могу за себя постоять.
– Опять вы за старое, – закатил глаза Ортанс. – Друг мой, никак не хочу больше спорить об этом. Вы пошли со мной? Ваше право. Но позвольте мне диктовать свои условия. Эти места мне знакомы. И эти люди. И, поверьте, я предпочел бы до конца жизни не водить подобных знакомств.
Юй Цзиянь кивнул, соглашаясь.
– Кого мы ищем? – решил он сменить тему.
– Кое-кого по имени Шершень, – ответил Ортанс. – Тот еще пройдоха, зато может и снег летом достать. И у него точно есть выходы на ханьцев, торгующих из-под полы.
– Но почему? В смысле, у Хань налаженные торговые связи. Контрабанду прикрыли еще при моем… Еще когда я был на родине.
– Это вам сказали, что ее прикрыли, – вздохнул Ортанс. – Вы иногда кажетесь не по годам мудрым, а иногда – настолько же наивным. Контрабанда процветает тем больше, чем симльнее монополия на торговлю сжимает свои тиски. Человек всегда ищет где выгоднее. Или где быстрее – как мы с вами. Разве мы не за этим пришли?
– Когда я жил в Хань, я боролся с преступностью, – помолчав, сказал Цзиянь. – А теперь, выходит, сам становлюсь на путь беззакония?
– Ну… – Ортанс почесал бороду. – Выходит, что так! Но вы не волнуйтесь, мой друг. Как я уже сказал, вся плата с меня.
– Я все равно рядом. И мы все делим надвое.
Когда Юй Цзиянь волновался, ханьский акцент в его речи становился заметнее.
– Я бы предпочел…
Он не договорил, оборвал сам себя и осекся, прислушиваясь к чему-то за спиной.
– Мы не одни, – проговорил он.
Ортанс резко развернулся, выкидывая вперед руку с небольшим револьвером. Такие были в ходу у торговцев и моряков: небольшие, легко прятавшиеся в подкладке сюртука или за голенищем сапога. Ортанс давно понял, что простым механиком с его связями и интересами ему не быть.
– Кто здесь?..
Когда спускаешься в маргинальные слои города, стоит быть готовым ко всему. И разговаривать уметь на их языке. Темные закоулки Лунденбурха были подобны Холмам фаэ: тоже легко заблудиться и потеряться, и самого себя забыть на добрую сотню лет.
Меньше всего Ортанс хотел бы угодить в Холмы или расстаться с жизнью в грязных переулках, пропахших тухлым мясом, потом и испражнениями. Особенно когда рядом с ним был неугомонный Юй Цзиянь, свалившийся на него как снег на голову.
* * *Ортанс вряд ли мог бы сказать, сколько Цзияню лет. Знал только самое основное – он прибыл из Хань (был ли он беженцем или приезд его был обусловлен дипломатическими причинами, он также не знал), уже больше трех лет снимал одну и ту же квартиру на Ризен-стрит и регулярно попадал в неприятности. Выправка и манеры выдавали в нем дипломата – из тех, кто так настойчиво учил лунденбурхский язык, чтобы говорить на нем спокойно и свободно с представителями Бриттских островов в Хань. Между странами соблюдался условный нейтралитет, но душа ханьцев – потемки. Не зря же ходили слухи, что принц Джеймс не погиб во время Призыва Просвещения, а отправился именно в Хань, где успешно скрылся от преследования новых властей.
Как-то Цзиянь обронил, что не желает учиться драться потому, что убежден во вреде насилия.
– Насилие лишь множит насилие, – убежденно говорил он, разливая по маленьким чашкам прозрачный зеленый чай.
– Одной дипломатией не добиться нужного результата, – качал головой Ортанс.
– Посмотрим, посмотрим… – только и улыбался Цзиянь.
Ортанс знал, что Цзиянь должен был активно действовать в то время, когда Блюбеллы пытались превратить Хань в свою колонию – и приложить руку к тому, чтобы идея оказалась совершенно провальной. Сложно представить, каким был бы мир, расширь Бриттские острова свое влияние не только на Инд Сингху, но и на Хань.
Возможно, Цзиянь приложил руку к тому, чтобы этого не произошло. Или к предполагаемому бегству выживших Блюбеллов в Хань. Или же к тому, что после просочившихся слухов и превентивных военных действий между Хань и Бриттскими островами не разверзлась кровопролитная война.
Правды Ортанс не знал.
Цзиянь рассказывал то, что хотел, и тогда, когда хотел. Попытки расспросить его подробнее никогда не увенчивались успехом. Вот ведь невыносимый человек! Ортансу до дрожи в кончиках пальцев хотелось понять, как в одном человеке может сочетаться несочетаемое: упертый пацифизм и военная выправка, мягкость характера и стальная решимость, умение находить неприятности на свою голову и умение заводить друзей, привязывая к себе так крепко, что деться-то уже некуда. В противном случае Ортанс не потащился бы в эту яму среди ночи.
К услугам мастеров Улья он прибегал крайне редко – во‐первых, для его работы хватало в основном официальных поставок, достаточно было своевременно поддерживать подобающие отношения с парой достаточно алчных поставщиков. А во‐вторых, в Улье шутить не любили – нажить здесь проблем на всю жизнь было парой пустяков.
Но Цзияневы протезы держались на честном слове, а без них… Ортанс не был уверен, сможет ли Цзиянь нормально существовать без них – и без постоянной боли, которую должны причинять непроходящие раны.
Ортанс знал, что Юй Цзиянь жил затворником, увлекался ботаникой, разводил в своей небольшой квартирке на Ризен-стрит редкие виды растений, до сих пор не вступил ни в один джентльменский клуб и не проявлял никакого интереса к так называемому наращиванию связей. В каком-то смысле Ортанс, дни напролет проводящий в мастерской, его понимал. Однако не мог не расстраиваться замкнутости и отшельничеству друга: ведь это Лунденбурх, шумная столица, живущая знакомствами и разговорами. Отшельнику здесь сложно. Почему Цзиянь не уехал дальше, вглубь, в принципе, было понятно: в глухих деревнях Каледонии его экзотическая внешность, дополненная протезами, делала бы его еще более приметным. Там бы ему житья не дали.
В большом городе затеряться проще.
Но Ортанс до сих пор не мог понять: хочет Цзиянь затеряться или наоборот – чтобы его нашли.
В любом случае, он радовался дружбе с ним хотя бы потому, что мог разделить одиночество Цзияня, выпить бокал-другой бренди и подлатать его вечные раны. Когда он перестанет искать себе врагов и будет искать друзей? Явно не сегодня и не внутри Улья. Брать его с собой было худшим решением. Однако Ортанс уже не мог ничего переиграть.