Книга Хроника смертельной весны - читать онлайн бесплатно, автор Юлия Зиновьевна Терехова. Cтраница 7
bannerbanner
Вы не авторизовались
Войти
Зарегистрироваться
Хроника смертельной весны
Хроника смертельной весны
Добавить В библиотекуАвторизуйтесь, чтобы добавить
Оценить:

Рейтинг: 0

Добавить отзывДобавить цитату

Хроника смертельной весны

Сергей молчал. Умозаключения Виктора были так логичны и так очевидны. По-прежнему настаивать на своем глупо и… опасно. Опасно потому, что, потеряв дружбу майора, можно влипнуть в гораздо более неприятное положение, чем то, в котором он, Катрин и Анна оказались.

– Ну? – Виктор выжидающе смотрел на Булгакова.

– Баранки гну, – буркнул Сергей. – Да, с нами был еще один человек.

– Имя?

– Откуда мне знать? – но, видя, что Виктор недоверчиво поморщился, Сергей добавил:

– Анна называла его Александр.

На самом деле, Анна называла парнишку «рыцарь», но, если сказать об этом Виктору, тот все равно не поверит. Только разозлится еще больше. Итак, никакого средневековья и никакой мистики. Александр. И точка.

– Что за Александр?

– Кажется, он помогал Кортесу ловить Рыкова.

«Как удобно теперь все сваливать на пропавшего Кортеса», – мелькнула циничная мысль. Причем одновременно у обоих – так как они переглянулись, после чего Глинский усмехнулся, а Сергей сжал зубы – да с такой силой, что ему показалось, что Виктор должен непременно услышать скрип.

– И что теперь? – мрачно спросил Булгаков.

– У меня плохие новости, – ответил Глинский. – Этого человека и его жену зверски убили спустя два месяца после мочилова в Серебряном бору. И у меня большие подозрения, что эти два события каким-то образом связаны между собой.


Последние числа июня 2014 года, Париж

Прошло два месяца с того дня, как майор Глинский посетил Анну на улице Жирардон. В тот день прима сразу же позвонила Жики, отправившейся по делам в Буэнос-Айрес, и выплеснула на ту малодушный страх, накрывший ее после этого визита. Старая дама ахнула: «Так вот почему я не могла связаться с ними столько времени! Дознаватели, которых я посылала в Москву, решили, что те сбежали. Как я могла такое подумать!»

Жики искренне любила и уважала молодую пару, и их исчезновение не давало ей покоя. И теперь, узнав об их страшной кончине, ей казалось, что воздух вокруг сгустился до состояния киселя, и дышать им было решительно невозможно. На старую тангеру напал приступ кашля, какого у нее не было более чем за шестьдесят лет заядлого курения. Как хотелось ей успокоить Анну! Но предчувствия, охватившие старую даму, были столь скверными, что, откашлявшись, она только сдавленно посоветовала молодой женщине никому об этом не рассказывать и пообещала вернуться в Париж при первой же возможности.

Но встреча с Глинским лишь на короткое время заставила Анну забыть о зловещем голосе в трубке, испугавшем ее до полусмерти, отодвинув на второй план даже появление Лизы с дочерью. «Querida, зачем ты меня убила?..» Анна узнала голос Мигеля, человека, который любил ее, и которого, как ей одно время казалось, любила и она… Во всяком случае, что-то она к нему чувствовала. И, несмотря на это, убила. Как это случилось – она помнила смутно.

Когда обморочный тошнотворный туман стал рассеиваться, предметы и люди вокруг начали обретать очертания. В нескольких шагах от нее мертвенно-бледный Булгаков полулежал, прислонившись к стене, а еще чуть поодаль корчился на полу Рыков, зажимая на животе кровавую рану. Она увидела дергающиеся в агонии ноги подруги. Анна даже не поняла, что происходит – Кортес навалился на Катрин всей тяжестью.

– Мигель! – позвала Анна слабым голосом. «Вот так!» – услышала она его торжествующие интонации. До замутненного сознания Анны начал понемногу доходить смысл происходящего. На расстоянии вытянутой руки она увидела пистолет. До недавнего времени она совсем не умела обращаться с оружием. Но Мигель, в нетерпеливом предвкушении расправы, научил ее – надо снять с предохранителя – как-то так… Может, просто ударить его по затылку – нет, она слишком слаба, это не поможет. И она подняла пистолет и, не целясь, выстрелила… Она убила его… точно убила…. Но никто не знал, что это сделала она – Рыков взял его смерть на себя. Но тогда кто же ей звонил? И кто говорил с ней голосом Мигеля? Это был его голос – вне сомнений. А потом еще и более чем странная находка в комоде. Анна ясно помнила, как Мигель появился на улице Жирардон после смерти Антона – он все время крутил на безымянном пальце то самое кольцо, будто хотел привлечь ее, Анны, внимание к фамильной драгоценности. И привлек же…

Вероятно, Анна совсем бы расклеилась, но положение спас звонок Франсуа. Он поинтересовался, не может ли Анна выкроить пару дней и прилететь в Мадрид. «Я пришлю за вами самолет». Голос его звучал чуть смущенно. «И встречу вас в аэропорту Торрехон де Ардос». «Это лишнее, – испугалась Анна его напора. – Я вполне способна взять себе билет бизнес-класса». «Если вы такая упрямая, будь по-вашему, летите сами. Но билет оплачу я», – твердо заявил Альба. Они попрепирались еще немного, после чего Анна сдалась. И улетела в Мадрид первым же рейсом.

И вот она наслаждается рубиновой риохой в ресторане на Пуэрта-дель-Соль.[85] Позади целый день прогулки по Мадриду – поразительно, сколько раз она бывала в этом городе, но ничего, кроме сцены и гримерки Teatro Real[86] не видела. Ах да – еще Королевский дворец из окна той же гримерки и аэропорт. Франсуа заявил, что осматривать Мадрид из окна автомобиля – кощунство, и к крыльцу Palacio de Liria[87] подали изящное ландо[88], запряженное парой белых лошадей со снежными гривами и хвостами. На козлах сидел кучер, а на запятках ландо стояли два лакея – все трое в ливреях голубого цвета с серебряным позументом.[89] На лаковой дверце красовался уже хорошо знакомый Анне герб с герцогской короной.

Сопровождаемые любопытными взглядами и вспышками камер бесчисленных туристов, они объезжали достопримечательности Мадрида. Строгая Plaza Mayor,[90] казалось, еще хранящая запах костров аутодафе, величественный Palacio Real,[91] смахивающий на свадебный торт, череда статуй, словно в почетном карауле на Plaza de Oriente.[92] Остановив ландо под серыми стенами времен Ренессанса, Франсуа поведал Анне о «босоногих монахинях» – Descalzas Reales,[93] испанских принцессах и девушках из самых благородных семей, предпочитавших полуголодное существование браку с нелюбимым, назначенным для них строгими родителями. Солнце уже давно покинуло зенит, когда Альба предложил отправиться в Аранхуэс,[94] но тут Анна взмолилась: «Франсуа, я устала!» И они вернулись на Пуэрта-дель-Соль.

Гитарист – хрестоматийный севильянец – темноволосый, черноглазый, в черной шелковой рубашке, подпоясанный алым кушаком. Его тонкие нервные пальцы перебирают струны, а голос – бархатный и страстный:

Qué bonitos ojos tienesDebajo de esas dos cejasDebajo de esas dos cejasQué bonitos ojos tienes.[95]

– Вы знаете эту песню? – спросил Франсуа, после того, как токаор[96], опалив молодую женщину огненным взглядом, закончил петь и, продолжая ласкать струны гитары, отошел от их столика.

– Знаю, – улыбнулась Анна. – Это Malagueña.

– Точнее, Malagueña Salerosa[97]. Строго говоря, это мексиканская песня, а не испанская. Вы понимаете, о чем она?

– Фрагментами, – призналась Анна. – Мой испанский далек от совершенства.

– Верно. У меня к вам просьба, Анна.

Анна крайне удивилась – Франсуа за два года их знакомства никогда ничего у нее не просил, и из уст гордого аристократа подобное звучало по меньшей мере странно. Тем не менее, Анна сказала: – Рассмотрю вашу просьбу максимально благосклонно, ваше высочество.

Франсуа не отреагировал на ее выпад – он по-прежнему был спокоен. – Мне б хотелось, чтобы вы занялись испанским языком.

– У меня совсем нет времени, – Анна с сожалением покачала головой. – Я сейчас готовлю новую партию. Лиза в «La Fille mal gardée»[98].

– Я слышал. Когда премьера?

– В сентябре, – ответила Анна. – Я так счастлива, Франсуа! Дирекция пригласила Бориса Левицкого, моего партнера по московскому театру, на партию Колена. Я так, оказывается, скучала по нему, даже сама не осознавала, насколько.

– Я очень рад за вас, – голос Альба звучал совершенно искренне. – Но, поверьте мне, Анна, всегда можно выделить полчаса в день, чтобы позаниматься.

– Франсуа, – Анна заволновалась, – что случилось? Зачем? Мы с вами прекрасно общаемся по-французски, а больше друзей-испанцев у меня нет, – она запнулась и поправилась: – Теперь нет.

– Вы о Мигеле де Сильва, виконте Вильяреаль? – поднял бровь Альба. – Слышал, вы дружили с ним.

– Да, – в горле Анны запершило, и она кашлянула. – Он погиб.

– Я знаю, – чуть надменно кивнул Альба. – Насколько мне известно, при весьма странных обстоятельствах. Вы общались с ним по-испански?

– Нет, – растерялась Анна. – С какой стати? Он прекрасно говорил по-русски. Мигель родился и вырос в России. Почему вы вспомнили о нем, Франсуа?

– Если покопаться – он очень дальний мой родственник. Одна из моих родовых фамилий – де Сильва, и…

– С вами, должно быть, половина Европы в родстве, – не удержалась Анна. Нельзя сказать, что Франсуа отличался высокомерием, но порой Анну начинали раздражать его династические пассажи. Ее сарказм не остался незамеченным. Франсуа заткнулся, но ненадолго: – И все же я настаиваю, Анна.

– На чем? – Анна недоуменно пожала плечами.

– Будущая герцогиня Альба должна говорить на castellano[99], как чистокровная испанка, – Франсуа не сводил с Анны напряженного взгляда. – Ошибки недопустимы.

– Что?! – Анна поперхнулась. – Франсуа, вы, должно быть, шутите!

– Нет, – отрезал он весьма холодно. – В нашей семье не принято шутить подобными вещами. Брак – дело серьезное.

– Правильно ли я поняла вас? – Анна даже не пыталась скрыть растерянность. – Вы делаете мне предложение?

– Именно, – наконец на непроницаемом лице Альба мелькнуло что-то похожее на смущение. – Окажете ли вы мне честь, Анна?

– Вы не можете говорить серьезно, – она покачала головой. – Вы же понимаете, что подобное невозможно.

– Невозможно? – удивился Франсуа. – Это почему?

– Потому что… потому что…

– Потому что я принц? – прищурился он. – Вы поэтому мне отказываете?

– Я не отказываю, – Анна совсем смутилась. – Но, Франсуа… Вы никогда не говорили мне о любви.

– Не говорил, – согласился Альба. – Я старался быть максимально корректным. Вы сами крайне сдержаны в проявлении чувств.

– Вы не первый говорите мне об этом. Но я такая, какая есть, – Анна по-прежнему с трудом подбирала слова, – и вероятно, совершенно не подхожу вам. – Она помолчала. – Какой-то странный у нас разговор.

– Более чем, – согласился он. – Будто мы говорим не о браке, а о сочетании аксессуаров. Я вам совсем не нравлюсь? Настолько не нравлюсь, что вы отказываетесь рассматривать меня в качестве кандидата в мужья?

– О нет, Франсуа, вовсе нет, – робко улыбнулась Анна. – Все совсем не так. За то время, что мы знакомы, я успела привязаться к вам.

– Привязаться? – нахмурился Альба. – И все?

– Нет, не все, – вздохнула Анна. – Но вы всегда вели себя очень… по-дружески.

– ¡Que me lleve el diablo![100] Не знаю, как принято у вас, у русских, но мы не набрасываемся на женщин, которые нам нравятся, подобно голодным тиграм, что б там про нас, испанцев, не говорили. Помнится, еще во вторую нашу встречу, не совсем удачную, кстати…

– О да!.. – Анне живо вспомнился вечер двухлетней давности, после концерта Крестовского в «Плейель» – когда Митя неловко пытался познакомить ее со своим высокопоставленным приятелем.[101]

– Еще в тот раз я откровенно объявил вам, что вы мне нравитесь. Но вы, вероятно, предпочли бы услышать от меня нечто иное?

– Иное?.. – распахнула светлые глаза молодая женщина.

– Я не умею говорить красивые слова, но, Анна, мне казалось, вы и так должны были все понять обо мне и моих чувствах к вам?

– И что это я должна была понять? – в голосе Анны зазвучала откровенная ирония.

– Что я люблю вас, – герцог выпалил это столь громко, что его услышали посетители ресторана за соседними столиками.

– Франсуа?..

– У вас такой удивленный вид, словно вы и не подозревали об этом. И какого дьявола вы заявляете, что я вел себя исключительно как друг? – Франсуа нервничал, это было очевидно – Анна впервые видела его таким: светло-серые глаза потемнели, складка меж бровей стала глубже, он резким движением взъерошил на затылке подернутые серебром волосы.

– Пако[102], прекратите на меня кричать! – твердо произнесла она, и Альба растерянно уставился на нее. Анна сама оторопела, она никогда его так не называла.

– Я не кричу, – пробормотал он.

– Именно кричите, – возразила Анна.

– Простите, – Альба сцепил пальцы, пытаясь успокоиться. – Я веду себя как кретин. Сам от себя не ожидал, честно говоря. Я оказался не готов.

– Не готовы – к чему?

– К вашему отказу.

– Вам что, никто никогда не отказывал? – насмешливо поинтересовалась она.

– Не может такого быть.

– Не понимаю вашего сарказма, – Альба, казалось, немного обиделся. – Это всего лишь второе предложение о браке в моей жизни. Моя первая жена – Лаура, из семьи Кандия и наши семьи договорились обо всем до того, как я сделал официальное предложение.

– Из семьи Кандия? – Анна решила поддеть его. – Не имею чести знать.

– Скорее всего, не имеете, – Франсуа, казалось, не заметил ее тона. – Герцоги Кандия живут очень закрыто. Но к тому моменту уже было получено разрешение…

– Чье разрешение?

– Как это – чье? Короля, разумеется. Гранды моего класса не могут жениться без королевского разрешения.

– До сих пор? – удивилась Анна. – Средневековье.

– Традиции, – пожал плечами Альба. – Всего лишь традиции. В них свои прелесть и резон.

– Вам виднее, – Анне внезапно стало скучно. – Но при чем тут я? Если все так, как вы говорите – то нет никакой гарантии, что вам позволят жениться на мне. Там, là en haut,[103] – она показала пальцем наверх.

– Уже позволили, – он достал из внутреннего кармана пиджака длинный конверт с национальным гербом Испании, и еще – с бургундским косым крестом[104]. – Вот разрешение, заверенное согласно кодексу Реаль Куэрпо де ла Ноблеса[105].

– Что? – растерялась Анна. – Вы просили разрешения у вашего короля, не спросив меня? Ну, знаете! Хотели подстраховаться?

– Подстраховаться? Да о чем вы говорите, Анна! Знаете, на ком женат Фелипе?

– Кто такой Фелипе? – испугалась Анна.

– Наш новый король![106] Вы знаете, на ком он женат?

Анна с недоумением повела плечами, а Франсуа рявкнул: – На журналистке! Да еще разведенной!

– То есть, – пробормотала Анна, – по сравнению с партией короля, моя кандидатура очень даже ничего?..

– Анна, я не понимаю, – было очевидно – Франсуа устал с ней спорить. – Вы категорически мне отказываете?

– Я должна подумать, – честно заявила она. – Но прежде скажите – если я дам вам положительный ответ – будете ли вы настаивать, чтобы я оставила сцену?

– Это так для вас важно? – нахмурился Альба.

– Сцена для меня все. Балет – моя жизнь.

– В жизни есть много, чего вы даже отдаленно себе не представляете. Особенно, когда у вас есть деньги и власть.

– Не сомневаюсь. Но я не променяла танец на любовь. Так неужели вы думаете, что я променяю его на деньги и власть?

– Ваши слова жестоки, – Франсуа поджал губы. – Значит ли это, что вы меня не любите?

– Вы мне очень нравитесь, Франсуа. – Анна прямо посмотрела ему в глаза. – Но я вас совершенно не знаю. Мы встречаемся с вами уже почти два года, но кто вы? Что вы за человек? Да и вы ничего не знаете о моей прошлой жизни.

– Напрасно вы так думаете. Определенную картину я успел себе составить. И если вам интересно, я могу вам рассказать о себе, о моем детстве и юности. Хотите?..

– Расскажите, – Ей хотелось хоть на время прекратить разговор о возможном браке. С того момента, как Франсуа завел о нем речь, она чувствовала себя не в своей тарелке. Франсуа же несколько мгновений изучал ее, словно желая понять, правда ли ей интересно, или она просто желает сменить тему, но потом начал:

– Про таких, как я, в Испании говорят: «Nació con cuchara de plata en la boca»[107]. Мой отец, восемнадцатый герцог Альба, женился на моей матери, графине де Сильва, по любви, как ни странно – в то время в нашем кругу редко заключались браки по любви. Они познакомились на французской Ривьере, в отеле «Негреску», в 1965 году, спустя три года поженились, а спустя положенный срок родился я – их первенец. Мой крестный, король Хуан Карлос, тогда еще наследный принц, изрек, принимая меня из рук кардинала Винсенте Энрике, епископа Толедо: «Вот будущее Испании!»

Я, к сожалению, не оправдал ожиданий. Я был редкостный «el pasota»[108], огорчал мать и раздражал отца, а уж старших членов семьи – бабку по линии Альба и ее двоюродную сестру, маркизу де Парра…

– Пако, ради Бога! – перебила его Анна. – Пощадите…

– Старшие старались не говорить обо мне в приличном обществе, так как при упоминании моего имени всегда находился титулованный читатель скандальной прессы и начинал, с удовольствием обсасывая подробности, пересказывать содержание какой-нибудь статьи из паршивой газетенки.

– Лживой статьи, без сомнения, – поддела его Анна.

– Ну почему же лживой? – усмехнулся Франсуа. – Когда мне было пятнадцать, папарацци засекли меня в компании пьяных матадоров после рождественской корриды в Лас Вентас[109], а еще раньше… ха-ха…

– Что – ха-ха?..

– У меня был приятель – пикадор по имени Хесус Монтего. Как-то я напоил его кантабрийским орухо…

– Чем-чем?..

– Пятидесятиградусной водкой. И пока тот храпел в раздевалке, нацепил его костюм и вышел на арену. Когда моя мать узнала – а она страстная любительница корриды – у нее чуть сердечный приступ не случился. На той корриде погибли три матадора.

– Какое варварство! – воскликнула Анна. – Вы убивали невинных животных!

– Скорее, невинные животные убивали нас, – невозмутимо заметил Альба. – Это была настоящая резня. Знаете, что такое – терция смерти? El tercio de muerte?

– Не знаю, но звучит жутко.

– Это заключительная фаза корриды. Тореро, со шпагой и мулетой[110] в левой руке, с непокрытой головой, обращается к человеку, которому он посвящает быка. В тот раз Мигель Соледа посвятил быка королеве Софии. Менее чем через четверть часа Эль Моро[111] поднял его на рога, практически разорвав пополам.

– Эль Моро?

– Так звали быка.

– И что с ним сделали? С быком?

– Бык-убийца доживал свои дни, покрывая лучших коров Севильи и Андалусии[112]. А у Мигеля осталась вдова с двумя маленькими детьми. Что касается меня, то после попойки с матадорами меня отослали в Швейцарию, в закрытую школу для трудных подростков из благородных семей. Там даже был карцер.

– В закрытых школах есть определенные плюсы, – благоразумно заметила Анна.

– Вы, как балерина, знаете это лучше других. Вы ведь тоже учились в интернате с жесткой дисциплиной.

– Нас за провинность не сажали в карцер, – возразила Анна. – Всего лишь оставляли на дополнительный экзерсис.

– В нашем карцере была постель с льняными простынями, горячий душ и неплохая библиотека, – Альба рассмеялся. – Ограничения касались общения с друзьями, прогулок на свежем воздухе и развлечений типа вечеринок и охоты.

– Какие строгости, – фыркнула Анна. – А потом?

– После школы, которую я все же закончил de honor[113], я поступил в Академию ВВС.

– Вы – летчик? – изумилась Анна.

– Я военный пилот, – поправил ее Альба. – El Comandante del Ejército del Aire de España.[114]

– Вот уж никогда б не подумала…

– Собственно, почему? – в свою очередь удивился Франсуа. – Выбрать военную карьеру для молодого человека из благородной семьи так же естественно, как… ну не знаю… для еврейского мальчика играть на скрипке.

– Какое-то сомнительное сравнение, – поморщилась Анна.

– Да, не очень удачное, – согласился он.

– И вы служили в армии?

– Естественно. В эскадрилье Patrulla Águila.

– Орлиный патруль? Что это?

– Несмотря на бойкое название, это всего лишь пилотажная группа из семи штурмовиков, что-то вроде ваших «Русских витязей». Мы выделывали всякие штуки на парадах и авиашоу.

– Как-то я была на таком шоу. Это очень красиво.

Франсуа кивнул с улыбкой, которую вполне можно было назвать горделивой.

Анна задумалась.

– То есть вы никогда не были на войне?

– Бог миловал, – Франсуа покачал головой. – В 90-е я по глупости пытался напроситься в зону боевых действий…

– Куда?

– В Сербию, – Франсуа заметил, как Анна поджала губы: – Даже рапорт подал. Но моя мать употребила все влияние, чтобы Хуан Карлос самолично наложил запрет на мою командировку. И я остался развлекать их величества в Мадриде. Скоро мне это осточертело, и я вышел в отставку. К тому времени мой отец умер и долг требовал от меня, чтобы я женился. Моя матушка сосватала мне Лауру, графиню Бланка, младшую дочь из семьи Кандия. Некоторое время мы жили с ней в Мадриде. Нельзя сказать, что наш брак был несчастливым, но в один прекрасный момент мы поняли, что безмерно надоели друг другу и мирно развелись. Оба сына остались с матерью, а я уехал в Париж. И жил себе спокойно, пока однажды около Опера Бастий не встретил изумительную женщину, с которой захотел связать жизнь. Я пытался стать для нее необходимым. Очень старался, честное слово. Но она меня отвергла.

– Не передергивайте. Я вас не отвергала.

– Вы недвусмысленно дали мне понять, что балет интересует вас больше, нежели моя скромная персона.

– Ваша персона все же недостаточно скромна. Ваша персона просто прибедняется, что, ввиду высокого положения вашей персоны, выглядит сущим лицемерием.

Франсуа расхохотался.

– Рада, что смогла повеселить вас, ваша светлость, – фыркнула Анна. – Но, к сожалению, между нами стоит не только моя работа.

Веселое выражение исчезло с лица Франсуа, словно сметенное порывом ветра. Оно стало серьезным, даже озабоченным. – О чем вы говорите, Анна?

– Простите, я пока не готова обсуждать эту тему. – Анне вдруг стало трудно не то, что говорить, а даже дышать.

– Хорошо, препятствия мы обсудим позже, когда у вас будет настроение. Поговорим о чувствах. Желтая пресса чего только нам с вами не приписывает, а я ни разу за два года вас не поцеловал.

Анна смутилась: – Вы никогда не делали даже попытки…

– А вас это уязвляло? – он улыбнулся краем губ. По тому, как она покраснела, Альба понял, что попал в яблочко. – Признайтесь, Анна?

– В общем… да… – промямлила она. – Я, честно говоря, считала наши отношения чисто дружескими.

– И, тем не менее, вас это уязвляло, – настаивал он.

– Иногда. Но чаще всего я говорила себе, что лучше не омрачать нашу дружбу напрасными надеждами. Я пережила однажды невыносимую боль утраты, и мне не хотелось бы вновь пройти через это.

– Вы говорите о вашем муже?

– Да.

– Вы до сих пор скорбите о нем?

– Никогда не перестану, – призналась Анна. – Но вместе с тем я понимаю, что необходимо жить дальше… дышать… танцевать… любить, наконец.

– Наконец! Наконец-то мы добрались до сути! – с торжеством воскликнул Франсуа. – Наконец-то вы произнесли ключевое слово! Несмотря на боль и разочарования, пережитые нами обоими в той или иной степени, надо жить дальше. И я надеюсь, вы обдумаете мое предложение.

Анна подняла на него светлые глаза, полные тихой печали: «Я обещаю». А затем сменила тему: «Когда вы возвращаетесь в Париж?»

– Вы скучаете по мне? – с надеждой поинтересовался он. Анна лукаво улыбнулась:

– Не так чтоб очень… Но иногда мне вас не хватает…

Телефонный звонок не дал ей договорить. – Извините, Франсуа, – глянув на экран, она увидела имя. – Я должна ответить. Да, я слушаю, Лиза! – И была оглушена рыданиями: – Анна, Анна, помогите!

– Да что случилось, Лиза?

– Тони… она исчезла!.. Это Шарль, я уверена, больше некому! Он решил, что родители Антона заберут внучку!

– Лиза, это нонсенс! Они бы никогда так не поступили!

– Я знаю! Но Шарль после их приезда сам не свой! Подождите, мне прислали une message texte![115] О Боже…

– Что такое? – Анна взглянула на Франсуа – тот внимательно следил за ней и, не понимая ни слова из разговора по-русски, пытался оценить потенциальную опасность того, что происходило.

– О Боже, – повторила Лиза. – Это адресовано вам, Анна!

– Как? Что там написано?

– «Передайте Анне Королевой, чтобы она вернула то, что ей не принадлежит и отказалась».

– Вернула – что именно? Отказалась от чего?

– Здесь не говорится. Анна, что же делать?! Если это не Шарль…

– Лиза, меня сейчас нет в Париже, но вернусь либо сегодня, либо завтра с утра. Заявите в полицию.

Слово «полиция» Франсуа понял и нахмурился.

– Нет, Анна, здесь еще текст – «Полиция вам не поможет, только все усложнит».

– Есть ли угроза в адрес ребенка?

– Нет, нет, – Лиза продолжала плакать. – Анна, что же делать?

– Лиза, возьмите себя в руки, – Анна понимала, что это пустой совет – как может взять себя в руки мать, у которой украли дитя? – Я позвоню вам сразу, как прилечу – прямо из аэропорта.