Эффект Бандерлогов

Глава 1

Скачок

Сгорбившаяся старуха, едва передвигая ноги, вышла из подъезда дома в элитном районе центра Москвы. Никого не удивило, что бабка, еле державшаяся на ногах, одна пошаркала за угол. К ней привыкли. И охранники, и консьержи знали – бабуля с пятого этажа. Мать известного дирижёра. Она была старой, но в полном уме. Старость сделала её не только глухой, но ещё злой и неприветливой. Она никогда не здоровалась и не смотрела на людей. Молча уходила. Молча приходила. Ходила каждый вечер покормить уток на близлежащий пруд, замаливая тем самым, по её мнению, грехи своей молодости, связанной с миром Мельпомены и изобиловавшей бурными романами с известными поэтами весёлых шестидесятых. Пошаркает туда, а примерно через час возвращается. Вот и на этот раз – потупила взгляд в пол и, бормоча проклятия всему миру, – скрылась за дверью. Старуха зашла за угол. Не оглядываясь, она вдруг ускорила движение. С каждым шагом она двигалась быстрей и быстрей. Когда расстояние от дома увеличилось до такой степени, что её перестали фиксировать камеры видеонаблюдения, бабка юркнула в высокие вечнозелёные заросли можжевеловых дерев и исчезла. Минут через пять в противоположной стороне из кустов вынырнула молодая девушка в спортивной куртке, тёмной вязаной шапочке и чёрном шарфе, закрывавшем почти всё лицо. В руках она держала большую матерчатую сумку тёмно-серого цвета. Девушка быстро зашагала по направлению к станции метро и уже через семь минут растворилась в людском потоке, затерявшись в бурлящей разнородной массе пассажиров. Старуха в подъезд не вернулась. Сменившиеся как раз во время её отсутствия консьержи и охранники не заметили сего странного обстоятельства. Они и не могли заметить. Одна смена – уехала отдыхать. Вновь заступившие – вообще ничего не подозревали о затянувшейся прогулке престарелой жительницы.

Но что же это за странное преобразование в кустах? Куда делась старуха? И откуда взялась девушка с большой сумкой? А дело было так…

Хозяева квартиры в этой же «элитке», но двумя этажами выше – уехали надолго. Они жили на два дома. Зимой чаще в Москве. Летом – в Ницце. Хотя и в зимние месяцы уезжали на несколько недель в Альпы, оставляя квартиру на домработницу Катю. Вот и теперь Катя осталась за хозяйку в квартире профессора Хомич и его супруги. Квартира была чистой, и только два раза в неделю Катя поливала цветы да протирала пыль. На этот раз она приехала на квартиру рано утром в понедельник и осталась на три дня. Она жила тихо, ступая на цыпочках и стараясь как можно меньше производить шума. Цветов было много, и Катя любила с ними разговаривать. Для полива она использовала специально приобретённую хозяйкой лейку и проводила эту, казалось бы, незамысловатую процедуру строго по графику, в специально подобранное время. График полива висел на стене, и хозяйка дома Алла Степановна требовала строгого его соблюдения. Окончив с поливом, домработница подошла к картине неизвестного художника, висевшей на стене, отодвинула её и, не снимая тонких резиновых перчаток, в которых обычно убиралась, просунув руку под раму – достала ключ от сейфа. Сейф находился в кабинете хозяина Даниила Львовича, и был замаскирован, представляя собой подставку под аквариум. Огромный, с морской водой и диковинными обитателями, он был гордостью хозяина и занимал полстены кабинета. Обслуживали его работники специализированной фирмы, приходившие раз в месяц. Аквариум стоял на красивой тумбе, выполненной из красного дерева. В ней же находилась сложная система очистных, воздушных и иных прибамбасов для этого чуда «аквадизайна». Сейф был аккуратно и незаметно вмонтирован в боковую стену. Получалось – одна боковина имела нишу, совершенно незаметную для людей, обслуживающих аквариум. Никто из них даже не заметил ни разу чего-то неладного в конструкции. Они чистили, промывали, проверяли работу и уходили. Знали о сейфе только хозяин и его жена. Ну, конечно, и те, кто его производил. Но они жили далеко. Сейф был привозной, из-за «бугра». Сделан он был под заказ и доставлен в квартиру точно в срок и без нареканий со стороны заказчика. Но как-то однажды, когда хозяева были в отъезде, в квартиру позвонили из службы доставки. Привезли заказанный давно диван. Катя хотела принять заказ, но оказалось, он оплачен наполовину. Поскольку диван доставляли не из-за «бугра», а из-за пределов Садового кольца, то доставили его с опозданием почти на месяц. Хозяева не дождавшись – уехали. Что было делать? Она позвонила в Ниццу, и Алла Степановна, после долгой паузы, терзаний и мучений, всё же открыла тайну тумбы. Сказала, где взять ключ, – «в духовом шкафу на кухне», но страстно просила никому не говорить об этом. Хозяйке уж очень хотелось получить долгожданный диван. Катя взяла из сейфа указанную сумму, оплатила заказ, и пахнущий кожей красавец разбросал свои блестящие плечи в гостиной, напротив камина. Катя, конечно, клялась в исключительной честности и порядочности. Она и в мыслях, де, не держала подумать даже кому-то сказать о сейфе и тем более о его содержимом. Всё же по приезде хозяева сменили замок сейфа, а ключ перепрятали в другое место – за картину, изображавшую то ли «Утро на ферме», то ли «Секс на лужайке». Этакий крик души амбициозного, но, по-видимому, бесталанного художника. Ключик висел там тайно от всех много дней, пока Даниил Львович не прибежал домой днём, как раз во время уборки квартиры. Даниил Львович был человеком от науки. Доктора заработал ещё до той поры, когда диссертации штамповались сотнями и продавались легко и непринуждённо, как картофельные чипсы к пиву. Ещё до того момента, когда весь депутатский отряд дружными рядами выстроился в очередь за получением научной степени. До того, как работы кандидатов и докторов можно было представлять, как копии друг друга, для заверения нотариусом, настолько они были одинаковы. И это естественно, так как писали их одни и те же люди, поставившие на поток решение задачи по повышению значимости депутатского корпуса. Доктора наук, имевшие до этого не полное высшее, а иногда и неоконченное среднее, заседали в палатах. Они гордились своими приставками на вычурных, отмеченных двуглавым гербом визитках – к. э. н., или д. ф. н., что означало соответственно – кандидат экономических наук и доктор философских наук. Что, естественно, придавало шику в глазах бывших друзей по ПТУ или пацанов из одной «Бригады». Расценки на научные труды были сносными. Кандидатская от трёх тысяч долларов. Докторская от семи тысяч. Наш профессор – был настоящим. Но совдеповски заточенным. Тогда тоже упор делался на применение своих знаний в рамках учения марксизма-ленинизма. С годами страсть к идеям Маркса – Ленина прошла. И он приспособился к враждебной ранее идеологии обращения свободного капитала. Но об этом позже.

Итак. Пришёл он домой раньше времени. Ранее такого за ним не наблюдалось. Катя вначале удивилась, но потом продолжила уборку как ни в чём не бывало. Она пылесосила, протирала пыль, наклоняясь довольно смело и откровенно, демонстративно не замечая хозяина. Алла Степановна уехала по магазинам и обещала вернуться только к вечеру. Хозяин как-то странно всё ходил из угла в угол, мешая пылесосить, и что-то мямлил себе под нос. Затем, очень неловко и коряво, но достаточно быстро, приблизился к домработнице, схватил её за упругий зад, быстро задрал платье и, прижавшись плотно к тугим ягодицам своим тщедушным уже оголённым тельцем, задёргался в каком-то исступлённом экстазе. Катя, вначале возмущённо вырывалась, но потом ею обуял гомерический хохот. Она от смеха даже перестала сопротивляться. Как? Профессор! Доктор каких-то там непонятных для неё наук – опустился до уровня Ваньки-слесаря, пристававшего к ней каждый раз, когда приходил починить или поменять какую-нибудь прокладку или кран?

А меж тем «свихнувшийся» профессор задёргался, словно в конвульсиях, обнял домработницу двумя руками за грудь, затрясся всем телом и… обмяк. Очки свисали на одной дужке с раскрасневшегося уха, слюна тонкой ниточкой протянулась от губ почти до груди, а глаза испуганно и нервно бегали, не находя предмета, на котором можно было бы задержать взгляд. Катя села на пол и продолжала хохотать. Её хохот дошёл до слёз, и стало абсолютно непонятно – смеётся она или плачет. Профессор схватился руками за голову, отскочил к злополучному дивану, плюхнулся на него, нервно застёгивая штаны, и запричитал: «Простите! Простите, ради всего святого! На меня нашло! Вы… такая молодая, сильная… да нет, что я… мы с Аллочкой столько лет… и я, в общем-то, люблю её… Кошмар! Простите… умоляю! Не губите!» Он упал перед Катей на колени и плакал как дитя, глотая слёзы и размазывая их по щекам. Катя поднялась, еле уняв смех, и как ни в чём не бывало, спокойным, деловым тоном сказала:

– Даниил Львович, я – девица… всё ещё, – при этом она едва сдерживала смех, но продолжала играть. – А вы воспользовались своим превосходством. Я зарабатываю на хлеб честным трудом … – она всхлипнула и утёрла выступившие от смеха слёзы. – А вы!.. – и домработница посмотрела на профессора так, что тот готов был умереть, лишь бы загладить свою вину. Он никогда не изменял своей жене. Да и вообще – Аллочка была у него первой и единственной женщиной. Долгие годы он лелеял мечту, как любой, даже самый преданный муж, попробовать с другой женщиной, но природная робость и внешняя непривлекательность не позволили осуществиться тайным мечтаниям. Он много учился, работал, защищался. Кандидатская, докторская, работа на кафедре, статьи в научные журналы многих стран, потом бизнес-проекты, и времени для женщин не оставалось. Разве только в мечтах. Но, когда в доме появилась Катя, профессор решил реализовать свою мечту во что бы то ни стало. Он строил планы, представлял, как всё это однажды произойдёт, готовил пламенную речь, но не решался. И вот теперь – решился! Однако ожидаемой эйфории счастья не наступило. Всё произошло и без ответного участия желанной домработницы. И теперь он сидел с мокрыми штанами на новом кожаном диване и хотел провалиться сквозь землю, а Катя добивала его своим менторским тоном и целомудренной речью оскорблённой и униженной девушки:

– Я сейчас же позвоню Алле Степановне и расскажу ей…

– Умоляю, всё что хотите… умоляю, – Даниил Львович находился в предынфарктном состоянии. – Хотите… право, даже не знаю, обидит вас это или… возьмите деньги, – он потупил взгляд. – Сколько скажете? Не обижайтесь! Это не подкуп… это знак доброй воли… в знак наших добрых отношений… ну, простите! – он заплакал ещё сильнее.

Катя пустила слезу, шмыгнула носом и промычала сквозь напиравший смех:

– Хотите унизить до конца бедную девушку?

– …!

– Молчите! Молчите… Но раз вы так, то я скажу. Да! Мне очень нужны деньги. У меня больна мать!

– Сколько? – хватаясь за соломинку, всхлипнул сексуально озабоченный профессор. – Сколько? – и, не дожидаясь ответа, потеряв бдительность, прямо на глазах у домработницы – сунул руку за картину, достал ключ и, не скрываясь, полез под аквариум в сейф.

Катя, искоса поглядывая за действиями немолодого ловеласа, сказала тихо и очень застенчиво:

– Пятьдесят… тысяч… рублей, – и нарочито громко всхлипнула.

– Конечно… вот, возьмите. Здесь семьдесят! Только… умоляю!

Это случилось за месяц до отъезда хозяев. И вот теперь, взяв ключ из заветного, но малозаметного тайника, домработница Катя направилась в кабинет к аквариуму. Она открыла тумбу во второй раз, и уже знала – где тайная замочная скважина. Первый раз, при оплате дивана, искала долго. Ключ был плоский с утолщённым концом и испещрён замысловатыми вырезами и углублениями. Он точно совпал по размерам с отверстием и провернулся легко и очень плавно. Дверь сейфа, толкаемая невидимой пружиной – медленно открылась. «Сейф!»

В нём было чем поживиться. В первый раз там лежало не много, и всё рублями. Сейчас же! Купюры исключительно по пятьсот евро, были аккуратно упакованы в банковский переплёт. Пачек было десять штук. «Это что же – полмиллиона?» – у Кати взмокло под грудью и защекотало в носу. Какие-то бумаги разных цветов, украшения хозяйки… «Ладно – потом разберусь». Она аккуратно сложила всё содержимое сейфа в приготовленную заранее большую матерчатую тёмно-серую сумку, закрыла сейф, стянула перчатки, сунула их в боковой кармашек той же сумки и стала переодеваться. Одежда была более чем странной. Добротное, но старушечье пальто с каракулевым воротом, заранее купленное, на толкучке, валеночки с модными, но всё же галошами, огромный пуховый серый платок, закрывавший почти всё лицо, и в довершение всего – очки с толстыми линзами. Сумку она подвязала под пальто спереди, но объёмное одеяние скрыло её наличие. Катя подошла к зеркалу, посмотрела на себя, перекрестилась, надела серые варежки, взяла палку – трость и вышла, предварительно изучив обстановку в дверной глазок. Входная дверь запиралась автоматически, мягко и без стука. Далее: на лифте. Затем, мимо консьержей и охраны, опустив голову, и шаркая по-старушечьи ногами, бубня что-то себе под нос, Катя вышла на улицу и доковыляла до можжевельника. Ландшафтный дизайн вокруг дома представлял собой широкую живую изгородь, в которой легко укрыться и переодеться. Старушечье пальто, платок и валенки она сложила в сумку с деньгами, огляделась по сторонам и как ни в чём не бывало – направилась к метро. Расчёт сработал. Её приняли за ненормальную актрису, с верхнего этажа, и не обратили внимания.

На съёмную квартиру воровка пришла к вечеру. Спрятала сумку с деньгами и украденными ценностями в раскладной, допотопный диван-кровать, предварительно достав из неё старушечьи вещи. Затем долго принимала контрастный душ, приводила себя в порядок, смывая остатки не до конца стёртого в кустах можжевельника маскировочного грима и успокаиваясь после проделанной рискованной операции. Ей представлялось, сделать это будет просто. Но на поверку вышло не так. Мелкая дрожь не унималась с момента выхода из квартиры. Всё время казалось – кто-то следит. Она с трудом заставляла себя не оглядываться каждое мгновение и к дому добралась абсолютно разбитая и опустошённая. Но совесть – не мучала. Однако была страшна возможность разоблачения. Мысли никак не приходили в порядок, хотя план вынашивался и разрабатывался не один день. «Что там теперь? Куда девать столько денег?» Расчёт был тысяч на четыреста рублей. Когда в первый раз она, с разрешения хозяйки, брала деньги, для оплаты дивана, там было четыреста. И то сумма для неё приличная. Но не такая! Вначале она ликовала. Потом тряслась от страха, молясь – только бы добраться домой. А теперь нервно соображала, что с этими деньгами делать? Оставить здесь? Найдут. Хозяева кинутся, заявят в полицию. Первой на подозрении будет она. Обыска не избежать. Обратиться к Кириллу? Глупо. Он больше испугается, чем она. А бумаги? Наверняка это акции какие-то. А бриллианты хозяйки! По плану её работы следовало завтра идти на квартиру хозяев и ждать представителя фирмы по чистке аквариумов. Сделать нужно будет всё для того, чтобы у него оказался ключ от сейфа в руках. Он оставит на нём отпечатки, и подозреваемых в краже будет уже двое. Помимо её – ещё и работник фирмы, обслуживающий аквариум. Поскольку свои отпечатки на ключе она не оставляла, работала в перчатках, а на сейфе естественно найдут отпечатки второго подозреваемого, который и не догадывается, что боковая стена тумбы и есть сейф, – заподозрят именно его. А он оставит отпечатки – факт! Он всегда там что-то крутит, продувает, прочищает. Деньги она перепрячет в тайнике, который заранее приготовила в подвале нежилого дома, в двух кварталах от съёмной квартиры. Там – тихо. Нет ни бомжей, ни пьяниц. Памятник архитектуры. Проход скрыт с улицы. В подвале – маленькая каморка. В ней – подпол. Небольшой. Размером с чемодан. Сантиметров сорок вглубь, и примерно таких же размеров в длину и ширину. Накрыт подпол фанерой, а сверху тонким металлическим ржавым листом. Долго Катя искала этот схрон. Пока случайно, прогуливаясь вечером, не забрела в этот дом. Сторож – с центрального входа. Никогда не выходит из своего убежища. Охранять особо нечего. Лаз во временном заборе очень узкий, незаметный. Катя, стройная и небольшая девушка, и то с трудом протискивается в него. Вот отойдёт от стресса и спрячет деньги. Хозяева ещё не скоро приедут. А там потихоньку – перетаскает в новое место… А куда? Пока не до конца решила. Домой к родителям – нельзя. Могут проверить. У профессора связи… Но к тому времени, когда вернутся Хомичи – наверное, придумает… Главное, чтобы не заподозрили. Приедут Хомичи – обязательно ей позвонят. Она же, после встречи с аквариумщиком, больше не пойдёт на квартиру. Цветы подвянут, факт. Но это один из пунктов её плана. Последним в квартире был – парень – аквариумщик. А она уйдёт в аптеку, оставив его одного. Больше не возвратится до приезда хозяев… Якобы «поплохело». Заболела и свалилась с гриппом – надолго. Потом осложнение. Врача не вызывала – прописки нет. Сама лечилась. Лекарств надо бы накупить и раскрывать пачки. План был наивный и сырой. Но Кате показался очень хорошим.