– Меня никто не спрашивал?
– О чем?
– Что значит «о чем»? Меня никто не искал?
– Искал? Вы терялись?
– С чего ты взял, что я терялся?! – начал злиться Улит.
– Ну как же? Вы не пришли ночевать, а теперь спрашиваете, кто вас искал.
– Вот так всегда, – проворчал Улит. – Даже самое прекрасное утро непременно испортит какой-нибудь кретин своей тупостью.
– Что вы сказали?
– Говорю, что я не терялся.
– Это хорошо, что не терялись. А то в газетах такое пишут, что я беспокоился за вас, когда вы не терялись до утра.
– И что там пишут?
– На днях в Язде, страшно сказать, иэх, взорвали магазин. Пишут, что многим поотрывало руки-ноги, а кому-то и, иэх, голову. Хорошо, что вы не были тогда в Язде, иначе и вам бы могло оторвать голову. Вы лучше не ездите в Язду.
– В Язде я не был и не собирался, – важно ответил Улит. – Мне нет никакого дела до Язды. А тех, кто подорвал магазин, нашли?
– Про это ничего не писали.
– Вашей полиции необходимо лучше работать, – назидательно сказал Улит.
– Обязательно, – закивал Чикфанил, словно как-то мог повлиять на эффективность работы полиции.
– Впрочем, это не мои заботы, – небрежно махнул тростью Улит. – Верум не выходил?
– Кто не приходил, иэх? – переспросил Чикфанил. – Мой сын?
– Твой сын? – округлил глаза Улит.
– Нет, мой сын не приходил.
– Да плевал я на твоего сына! Ве-рум! Ве-рум не спускался вниз?!
– Ах, этот, – припомнил Чикфанил. – Так ведь ему, иэх, отрезали пальцы и язык. Вы забыли?
У Улита померкло в глазах, а пол едва не ушёл из-под ног. Тоскливо забил набат. Землянин вцепился в край Чикфанильей конторки.
– К… как отрезали? – промямлил сын известного писателя.
– Обычно, ножом, – равнодушно сказал Чикфанил.
– За-зачем?
– Неужели вы забыли? Его, иэх, бросили в тюрьму, ему отрезали пальцы и язык за то, что он оскорбил вас и бросился на вас в драку.
Набат утих, пол перестало шкивать, и к Улиту вернулась способность скандалить.
– Старый долбоёб!! Перепугал меня до смерти!! – заорал он едва ли не с пеной у рта. – Я спрашивал о Веруме, а не о том ублюдке с Востока!! Верум, это землянин, который живет со мной в 22-ом номере!
– Ах, другой важный, иэх, землянин. Удивительно, как я мог сперва подумать, что Верум мой сын, а после принять его за востоковца Уддока? Верум в столовой. Но вас он не искал, вы ведь не терялись. И как я перепутал? Совсем мозги чешуёй, иэх, заросли.
В столовой, один на все столики, сидел Верум и пил чай из кособокой белой чашки с кривыми краями. Улит яростно посмотрел на него.
– С самого утра скандалишь? – спросил Верум, приветствуя друга кособокой чашкой.
– Этот безмозглый дед несет всякую околесицу!
– Да я слышал, слышал… твои вопли.
– Между прочим, я пропал на целую ночь, а ты и не подумал искать меня!
– А чего тебя искать? – ухмыльнулся Верум. – Известно, где ты был. Сам же сказал.
– Известно ему, – пробурчал Улит, думая, к чему бы ещё придраться.
– Как прошла ночь?.. Ах, ты же не любишь, когда об этом говорят напрямик.
– Не люблю. Есть вещи, которыми джентльмен интересоваться не должен.
– Странные у тебя понятия о джентльменах… Тогда так. Этой ночью ты открыл в библиотеке новую книгу? Она оказалась полна новых знаний и приключений? Ты оставил в ней закладку? Будешь ее перечитывать?
Улит постарался изничтожить Верума взглядом, испепелить его до последней ДНК. Но Верум не испепелялся, а продолжал пить чай, нагло ухмыляясь.
– Ты пошлая сволочь, – сокрушенно заключил Улит. – От зависти готов облить грязью всё то чистое, светлое и романтическое, что произошло со мной этой ночью. Ну не всё, конечно…
Улит вспомнил неловкий момент, связанный с запутанной простынёй и падением на пол как раз тогда, когда это было очень даже неприемлемо, в конце концов, неловко и просто неприлично.
Верум кивнул на кособокую чашку.
– Это нам Трощ подарил, – сказал он. – Заявился сегодня в гостиницу с первыми лучами солнца и подарил. Сказал, эту чашку вчера слепила его пятилетняя дочь для уважаемых важных землян. И он с утра пораньше лично вытащил шофёра из постели и прикатил в гостиницу, чтобы, как водится у муслинов, взять у Чикфанила ключ, ворваться в наш номер, лично вытащить из постели уже меня и с гордостью подарить этот шедевр гончарного дела. Каков папаша, а? А может, сам и слепил чашку, чтобы к нам подлизаться, потому что у него дома я в глаза не видел никаких дочерей, и сам Трощ никаких дочерей раньше не упоминал. Теперь у нас есть кособокая чашка с кривыми краями, и я пью из неё чай. Можно бы забрать домой в качестве сувенира, как на билет денег накопим, да таможня вряд ли пропустит. Будто Трощ этого не знает.
– Кстати, сколько нам нужно работать, чтобы набралась нужная сумма?
– Если ограничить себя в еде и прочих развлечениях, нам нужно проработать около года. Вернее, круга. Он чуть длиннее года.
– Что очень даже неплохо, – неожиданно для Верума заявил Улит.
– Неплохо? Мы застряли здесь на год, а ты говоришь, это неплохо? Я не ослышался?
– Не ломай дешевую комедию, Верум. Ни на какой год мы здесь не застряли. Пройдет полгода, и мой отец отправит кого-нибудь из своих помощников, а может прилетит сам, если выкроит время. Такая задержка позволит мне… чаще работать в библиотеке.
