Притчи

Врата мира

Пара троек котов с облезлой, свалявшейся шерстью шло по пустынной улице за катафалком мадам. Коты эти были не из тех, что обитали в ее квартире, а бродячие, бездомные и дворовые, которым она выбрасывала остатки жирных обедов своих домашних котов. Их было семеро, истинных хозяев квартиры, а она, домовладелица, как ни верти, состояла у них в услужении. Для них стояли диваны и кресла для них, были расстелены ковры и подстилки, готовились специальные кошачьи кормежки и два раза в неделю прибирала пожилая домработница, тихо кляня про себя всю эту кoтoвасию. Иногда коты дрались, и тогда их разнимали собаки: у мадам жили еще три собаки – собачонки немыслимых азиатских пород, любимое лакомство корейцев. Сама мадам состояла в обществе защиты животных и активно боролась за их права. На ее счету числилось несколько тяжб с особами, уличенными в дурном обращении с братьями меньшими. И особам этим не поздоровилось. Она подбирала брошенных котят и отвозила в приют для беспризорных зверюшек, а однажды спасла еще слепой выводок от участи быть закрытым в землю.

Мадам жила одна, не считая, естественно, этого зверинца – объекта ее волнений и опеки; претенденты в мужья в доме появлялись и исчезали чаще, чем эти коты.

И вот кошачья масленица кончилась в одночасье: мадам вынесли ногами вперед. Домашние питомцы разбежались, куда глаза глядят, и, не приученные к улице, канули в неизвестность. На кладбище провожать пошли только бездомные, бродячие, облезлые коты, да и те по дороге исчезали один за другим.

А душа мадам приблизилась к эфирным высотам и готова была в упоении возноситься выше, туда, где эфир становился легче и лучезарнее, но натолкнулась на полупрозрачное, почти невидимое, однако плотное облако, в высоты эти ея не пропускавшее. Она попыталась обогнуть его, слева, справа, но только различила слепленных, свернутых в клубок прелестных существ, напоминающих эльфов, вернее, малышей эльфов от трех до пяти лет, с голубыми, розоватыми, зеленоватыми трепетными прозрачными крыльями. Эти призраки эльфов не сводили с нее своих не по-детски печальных глаз.

– Что вам надо?! Кто вы?! – взмолилась обессилившая в тщетных попытках прорваться душа мадам.

– Мама, мамочка! – загалдели призраки-эльфы, и от этих слов ей стало так тепло и приятно, как не бывало даже тогда, когда самый пушистый из котов забирался на колени и заводил свою ласковую песню. – Мы твои дети! – и шумно забили, забили крылышками так, что поднялась белая искристая пыль. – Девочки, – сладко пропели они, и им вторило плывущее эхо, – и мальчики!

– Какие дети? У меня не было никаких детей! – встрепенулась душа мадам.

– Были, были! – зарокотали дети, – были и есть. Ты же нас видишь!

– Вижу, – сжалась душа.

– Только мы не рождённые. Так и останемся не рождёнными среди небесных кущей, сиротами в надоблачных широтах… и меридианах. Ты нас не захотела…

– А с пап не спрашивается? – попыталась защищаться душа мадам.

– Мы подождем и пап, – мечтательно вздохнули души, не ставшие детьми. – Папа. Так хочется познакомиться. Мы ведь могли с ним ходить на рыбалку или за грибами… Не пошли. Потому что последнее слово всегда было за тобой, мамочка!

– Ах, – поникла душа мадам , – а чем бы я вас кормила?

– А что это такое: кормила? – удивились детские души.

– Какие же вы наивные!

– Наивные, наивные, – воспрянули они. – Мы ведь даже не дети, мы будущие дети!

И вдруг потемнели, как темнеет небосвод, когда его заволакивает дождевая туча.

– А-а-ах, не будущие!.. Не быть нам, уже не быть… коль мы встретили нашу матушку не на земле, а на небе.

И туча на глазах стала чернеть. Душа мадам теперь не видела, куда же ей двигаться, чтобы пройти в те высоты, манившие из-за тучи короной сияющих всеми цветами радуги лучей. С разных сторон одновременно до нея донесся усталый голос:

– Чтобы пройти, надо сначала пропустить других. А ты не пропустила, ты – мать, врата в мир земной. Ты. Тех, кто любил бы тебя и ты бы любила.

– Виновата наука, медицина, общество, геноцид в стране! – завопила душа мадам.

– С каждого спросится свое, – отозвался голос. – Ты ответь за себя.

– Чем бы я их кормила?

– Но котов же ты чем-то кормила! И вырезкой, и сметаной! – громыхнул голос.

– Неужели у моих детей больше нет шансов быть? – ужаснулась душа мадам, будто до нее что-то дошло.

– Души-сироты… Кто их усыновит? Но тому вдвойне воздастся.

Душа мадам разорвалась от жалости и боли; обрывки ея неожиданно вразнобой прокричали: «Мяв-гау-у-у!!!» – и попытались слепиться, чтобы сделать еще попытку прорваться в эфирные высоты. Разогнались, ударились о плоть почерневшей тучи, таившей призраки душ детей, и рассыпались в прах.

За гробом не шло ни одного кота. Да и не было уже никакого гроба. Лишь клок черного дыма, отрыгнувшийся через трубу крематория.

9–14.05.2003 г.

Дорога домой

Памяти Коренёвского священника Петра Ивановича Маркова, убиенного под оркестр на Бутовском полигоне в феврале 1937 года. Канонизирован в 2006.

Перовкурсников физико-математического факультета поселили в общежитии через дорогу от Матросской тишины. Удивительно, совсем рядом по Стромынке проходит трамвайная линия, от тяжеловесных внуков конки дребезжат стекла в рамах и подрагивает бахрома на абажурах, а печально известная улица Матросской тишины никогда не выходит из тягучего полусна, будто окраина вымершего уездного захолустья. Впрочем, окна общежития, бывшей Екатерининской богадельни, выходили как раз на Стромынку, и о тишине в комнатах, где жили по восемь душ, можно было только мечтать.

Татьяне досталась койка и тумбочка у окна, смотревшего во внутренний двор здания, построенного буквой «П». Посредине двора островом возвышалась церковь, – бывшая церковь, однокупольная, с одним крыльцом, без боковых дверей. Крест с купола давно был снят, золотая обшивка ободрана, а на двери прибита табличка, сообщавшая, что это архив. Вид у церкви был сиротливый, как у пригожей девицы в обносках с чужого плеча на принудительных работах. Татьяна ее так и прозвала: «сиротинка».

Ездить на занятия – путь неближний: почти час по трамваям, метро, автобусам столицы. А столица-матушка безразмерная, кого хочешь измотает, даже молодую, полную сил, застоявшихся в провинции, душу. Да еще если она каждый вечер возвращается в комнату, где семь таких же нерастраченных Софий Ковалевских без конца хлопают дверью и где их не ждет ни ужин, ни стакан чаю – и ни потопаешь, не полопаешь: обо всем надо позаботиться самой, претерпевая волчий голод, когда сдается, быка проглотила бы, набросилась, съела, да еще заела-запила чем-нибудь.

А ляжешь в койку, трамваи каждые десять минут сотрясают улицу, здание и Тишину. Соседки жалуются на трамвай, на дальность поездок, а Татьяне все ни по чем: она спешит в свой уголок у окна; а когда население комнаты сморит не первый сон-богатырь, она садится на постели и смотрит во двор на сиротинушку. Какая она совсем другая по сравнению с нынешними строениями, не чета им, ласковая, уютная, да уж больно запущенная; и жалко делается Татьяне церкви, жалко, как сироту бездомную или брошенного котёнка. Или! – Татьяну осенило – как царевну на паперти. Ведь это ж до чего душераздирающе, если царевна нищенствовать должна! И все лгут на нее, плюют, последние крохи отбирают и никто не пожалеет! Татьяна тайком, чтоб никто из товарок не увидел, возьмет да и перекрестится: вот тебе, церквочка, пряничек, не тоскуй, милая, царевночка бедная, вот и еще гостинчик – снова осенит себя крестным знамением, а вот еще, и целый кулич: «Святый Боже, Святый Крепкий, Святый Бессмертный, помилуй нас!» Это все, что из молитв, она знает наизусть. Да и откуда ей знать, студентке физико-математического факультета на хорошем счету?

А однажды Татьяна открыла глаза от тонко-серебряного звона, наполнившего комнату. Она села на кровати, взглянула в окно и обмерла: церковь стояла осиянная лунным светом, в котором струились снежные хлопья. От света золотился купол, от снега свадебной белизной отсвечивали стены и крыльцо.

– Красота какая! – восхитилась Татьяна и трижды перекрестилась. – Вот она, краса какая, эта тихая церковь. Спрятали ее, ободрали, а она все едино – краса! Все едино царевна! Вот она, тайная жизнь церкви! Святый Боже, Святый Крепкий, Святый Бессмертный!

Плавный поток снежных хлопьев покрывал церковь, будто крыло ангела.

Было это по старому стилю шестое января, навечерие Рождества Христова, сочельник, о чем Татьяна Маркова, золотая медалистка советской школы, знать не могла.

– Святый Боже, Святый Крепкий, Святый Бессмертный! – шептали восторженно её губы.

На втором курсе студентов переселили поближе к alma mater, университету, на Воробьевы, тогда еще Ленинские горы, и все радовались, что кончились их мытарства в дальних поездках, можно дольше поспать и на проездном сэкономить. Только Татьяне было грустно уезжать со старого места, где ей приоткрылась светлая тайна, где ждала ее, привечала старая церковь.

Прошло много лет. Татьяна Маркова стала нет, не старым: душа не стареет, а прожившей жизнь человеком. Да что говорить о ней, если уж у ее единственного сына виски тронула седина. Большую часть свободного времени он просиживал в исторических архивах, составляя книги о делах давно минувших дней. Вот он-то и раскопал, что церковь во дворе бывшей Екатерининской богадельни именовалась Воскресенской и была приходом прадедушки Татьяны по материнской линии Маресовых. А бабушка, которой она не знала, здесь родилась и прожила до бурь революции.

Ныне, когда взялись за старое, как за новое, архив из Воскрсенской церкви убрали. Возвращают ее в лоно Святой Соборной и Апостольской. Но работы по реставрации еще не начаты, да и причет с иереем пока не пожаловали. А Татьяна приезжает сюда и подолгу стоит у крыльца, вспоминает далекую ночь сочельника, когда ей открылось сокровение земли русской, оказавшееся родовой тайной, и то удивительное ощущение теплого семейного очага, которого она больше нигде никогда не испытала, даже в своей отдельной московской квартире на таком этаже, где и ласточки не вьют гнезда. Стоит она, убеленная сединой женщина, перед церковью, которой теперь молодеть, вздыхает и повторяет:

– Воистину Воскресенская!

Слеза светится в ее глазах, как звезда, отразившаяся на дне колодца.

11.06.04 г.

Самый умный

Жили-были три соседа, Незван, Неждан и Красносвист. Любили они компании. А какая компания без бражки да закуски? И нет лучшей скатерти-самобранки, чем братское вскладчину. Идет по кругу шапка, и каждый в нее по трешке бросает. Но как только доходит до Незвана, он затылок чешет:

– Ой, братцы, забыл дома кошелек! Одолжите кто-нибудь. Честное слово, завтра отдам.

И всегда найдется добрая душа, готовая ссудить трояк.

Но проходило завтра, послезавтра, и добрая душа понимала, обещанного три года ждут. А три года для трояка – это никогда. Кто ж столько о нем помнить будет? Работал Незван в поте лица и цену копейке знал, помнил, что она при рубле цепная собака. И денежки дисциплинированно на книжку относил.

И с Нежданом всякий раз, когда шапка перед ним останавливалась, происходила заминка. Он долго шарил по карманам, нагребал мелочь, извинялся, что издержался, до получки еле тянется, и бросал в шапку горсть медяков.

– Эх-х! – вздыхал при этом, будто последнюю рубаху снимал, что не мешало ему гулять, пить и веселиться наравне со всеми. Да и Незван от него не отставал.

Оба они, и Незван, и Неждан, на заводской доске почета красовалась.

А Красносвист числился в лентяях и тунеядцах, выходного пиджака не имел, что не мешало ему первым бросать свою трешку в шапку. А трешка от бедности – больше, чем червонец от достатка. Да и для Красносвиста компания, что аквариум для вуалехвоста: он оказывался в центре внимания, его присказки, байки и прибаутки шли нарасхват, – без такого опухнешь со скуки.

Прошла жизнь. И за первым из трех соседей леди в белом платье с косой пришла за Незваном. Вот тогда-то и открылось, что на книжке у него скопилось десять тысяч рублей, по тем временам чуть ли не сокровище Флинта, и на машину хватило бы, и на дом в деревне и на пять шуб норковых, соболиных жене, которая всю жизнь в пальтишке с потертым цегейковым воротником проходила. От экономии, видно, и приказала долго жить еще раньше Незвана.

Все руками развели: как же так, всю жизнь по людям трояки сшибал, а у самого за душой такие деньжища! Экий хитрован! Ни Незван его надо было наречь, а Хитрован!

Сразу и наследнички на его сбережения отыскались: племянница с мужем-пьянью, получили они их тут же и пустились покойного дядьку поминать, и так допоминались, что и без того, что раньше нажили, остались. Увлеклись, не опомнились, как и дом, и корову спустили.

Неждану выпал век дольше, чем Незвану. Сподобил Бог дожить до денежной реформы свободного рынка. Ночь толпился он в очереди в сберкассу за своими кровными, получил, кинулся по магазинам, на базар, и как раз его сбережений, а их было чуть поменьше Незвановых, на мешок семечек хватило. Взял Неждан этот мешок, сел над ним, обнял голову руками и даже зарыдать не смог:

– Вот уж не ждал я такого, не догадывался. Всю жизнь копил, чтоб старость безбедно прожить, а что ж выходит? Все жертвы ради мешка семечек, и те наполовину прелые! Хорошо Незвану, вовремя сыграл в ящик. А я, видно, не зря Неждан: не ждал такого, никак не ждал-не гадал.

Один Красносвист барином ходит, посмеивается:

– Ничего я не потерял, ничего у меня не было, все мое при мне осталось, в компаниях бесшабашных, в гуляньях!

Вышло, умнее всех лентяй и лежебока оказался. Стали его с тех пор не Красносвистом звать, а Самым Умным Красносвистом. Так и говорили, когда он в худом пиджачишке по улице шел:

– Вон, идет, наш Самый Умный, – и пальцем показывали да о чем-то своем тяжко вздыхали.

2003 г.

Зло добра

История эта достоверна, как достоверно то, что чиновники раз в году получают отпуск и уезжают в прекрасные места, чтобы как-то оправдать и возместить себе казенное хождение на службу изо дня в день по звонку до звонка и по цепи кругом. Наш чиновник не был исключением из этой служебной рутины, он был даже образцовым чиновником, за что будем дальше писать его с большой буквы. Он тоже собрался на лазурные берега Черного моря, и перед ним встал вопрос: куда пристроить кошку, тем более если она две недели назад окотилась милым полосатым единственным котенком? Он обзвонил полторы дюжины знакомых, отчаялся и пошел за пивом. Открыл дверь и вслед за ним на лестничную площадку выбежал котеночек.

– У, какой! – услышал Чиновник восхищенный возглас, оглянулся с надеждой и увидел соседа, великовозрастного Детину, обитавшего с матерью напротив.

– Милейшее создание! – схватил Чиновник зверька на руки.

– Милейшее, – согласился Детина.

– Да вот беда: мне уехать надо на месяц, а куда его деть, ума не приложу. Хоть в подвал относи.

– Зачем же в подвал, – почесал котенка за ухом Детина, и котенок, как всегда готовый пионер, громко замурлыкал. – Жалко такого.

И Чиновник так виртуозно сыграл на его жалости, что Детина сделал доброе дело: взял и котенка, и кошку на весь отпуск и даже банок с кошачьим питанием не потребовал.

А Чиновник со спокойной совестью уехал отдыхать.

Через день вернулась с дачи мать соседа, увидела большую кошку с котенком, схватилась за сердце:

– На минуту дуралея без присмотра нельзя оставить! Того и гляди, натворит чего – не расхлебаешь! – и поставила ультиматум, – Либо я, либо коты!

И для большей убедительности корвалола с валидолом приняла. Детина вынужден был отволочь котов на дачу к бабушке.

Дача большая: сад, огород, лес – все, как положено. Но бабушка предупредила:

– Летом пусть живут, не жалко, но зимой я их в город не возьму, у меня слезоточение на кошачьи запахи, а в квартирке они скапливаются, сгущаются и преют.

– Что ты, бабушка! – успокоил ее внук. – Меня только месяц попросили за ними присмотреть, пока хозяин в отпуске.

– Ну-ну! – с сомнением погрозила пальцем бабушка.

И коты зажили на воле, в саду, в огороде, в дом приходили только поесть да понежиться. Старая кошка оказалась охотницей, ловила грызунов в поле и все чаще удалялась за свежатиной в лес. Котенок же подрастал при доме и уже был не котенком, а котиком, ловким, ласковым, а главное, забавным. Мог забраться в пакет и долго искать из него выход, ни за что не оставался ночевать под открытым небом. Даже если двери уже были на запоре, он проникал в дом через форточку, а если и форточка оказывалась заперта – через дымоход. Вылазил оттуда не серый, полосатый, а черный-пречерный и отряхивал сажу на пол. Бабушка бранила его, но и привязалась, называла, ласково ворча, обормотиком, домовым, духом дома. Да еще кошка-мать, однажды уйдя на охоту в лес, не вернулась, и обормотик стал полновластным хозяином дачи, воистину духом дома.

Тем временем отпуск его законного владельца кончился; Детина забрал котика и повез к нему. Владелец, увидел не котенка, уже даже не котика, а почти кота, категорически от него отказался:

– Не мой.

– Как не ваш? – обиделся Детина от того, что его заподозрили в жульничестве. – Ваш. Просто он вырос.

– Ну да, – умудрённо кивнул хозяин кота, – известная ситуация: «просто во время пути собака могла подрасти». Не смешите, пожалуйста. Я вам отдавал котёнка, а вы мне приволокли кота.

– Ваш! – не сдавался Детина.

– А справка на него есть? – вышел из положения Чиновник.

– Какая справка? – опешил Детина.

– Из эпидемстанции. Что он чистый, насекомыми не заражен…

– Ну, знаете, – обидевшись за кота, взял его под мышку Детина, – это нормальный кот. В дом через трубу пролезет. Его все полюбили. А вы… Это вам справку надо… из эпидемстанции, что у вас совесть чиста.

И удалился с котом, как с дорогим подарком, – а что делать? Дверь перед его носом победоносно захлопнули и прокричали из-за нее напутствия – врагу не пожелаешь.

Что же делать Детинушке с дорогим подарком? У матери сердце, у бабушки аллергия. Бросить кота в городе, точно пропадет, а вот в деревне,… то, авось, охотой на полевых мышей овладеет, была же его мать охотницей, и в деревне его скорее, чем в городе, кто пригреет в сарае или где на сеновале, – рассудил Детина и поехал на дачу. Не доехав до нее две остановки, а это верст пятнадцать, сошел с электрички и отпустил кота в поселке с хорошими кирпичными домами и просторными дворами. А сам явился к бабушке.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.