Слова в дни памяти особо чтимых святых. Книга первая. Март, апрель, май

Во имя Отца и Сына и Святого Духа!

Дорогие во Христе братья и сестры!

Этот месяц мы называем мартом, им начинается весна. Солнечные лучи становятся теплыми и ласковыми. Травы покрывают землю ярким ковром. Одеваются листвой деревья. Расцветают и благоухают цветы. Повсюду разносится ликующее птичье пение. Все это для нас – обычные земные радости. Но об этом месяце Господь сказал служителям Своим Моисею и Аарону и всем древним израильтянам: Месяц сей да будет у вас началом месяцев, первым да будет он у вас между месяцами года (Исх. 12,2). Земная весна напоминает нам о весне Вселенной – о начале времен, когда был создан этот мир со всеми его красотами.

Любуясь весенним расцветом творения, мы неизбежно устремляемся мыслью к Творцу.

Божественный апостол открыл нам великую истину, что Бог есть Любовь (1 Ин. 4, 16). Сотворение мира ничего не могло прибавить к полноте внутренней гармонии Божества, Его Всеблаженству. Ни в чем и ни в ком не нуждается Всесовершенный Господь. Причина сотворения Вселенной только одна: желание Всевышнего. То была воля Бога любви. Из этой созидающей мысли Всемогущего мгновенно (вневременно) возникло небывалое и неисчислимое многообразие форм, обликов, природ, сущностей. Так Бог стал Творцом. Создание мира явилось излиянием Божественной любви. Можно сказать: Бог сотворил мир любовью Своей.

Бог – единый имеющий бессмертие, Который обитает в непреступном свете (1 Тим. 6,16). Он по Своей сущности непостижим ни ангельским разумом, ни тем более земным человеческим рассудком. Однако стремление познать своего Творца не только законно, но и жизненно необходимо для всякого создания. В нем есть источник вечной жизни, а отказ от богопознания, по словам святого Григория Нисского, «сам по себе становится для человека причиной погружения в страстную и нечестивую жизнь». Господь есть Источник жизни, отрыв от Него означает гибель. Поэтому творение призвано всеми силами – и чувством, и мыслью – приникать к Нему. Но что же мы можем узнать о Непостижимом? Только то, что Он Сам благоволит открыть о Себе. Тщеславный рассудок, мнящий самостоятельно понять Всеобъемлющее Божество, похож на жалкую лужицу, силящуюся вобрать в себя океан. Творец бесконечен, тварь ограничена.

Знание о Всевышнем может быть даровано только свыше, в Божественном Откровении. Таково бесценное сокровище Православия: познание Бога как Единосущной Святой Троицы.

У Всевышнего нет изменения и ни тени перемены (Иак. 1,17). Бог в Себе – Вседоволен. Его Всесовершенству чуждо внутреннее развитие, которое кажется – да и в действительности является – жизнью ограниченных созданий. Его Всемогущество исключает неисполнимость желаний, страстную внешнюю активность – то, что неразумным людям кажется «живой жизнью». И плоская логика рисует безжизненный образ: некое верховное существо, безучастное или даже беспощадное. Отсюда жесткость «строгих монотеизмов» в деизме и протестантских сектах. Отсюда холодный абсолют или высший разум у философов. Отсюда же, наконец, и клевета богоборцев, кричащих о небесном тиране. Но Истинный Бог бесконечно далек от всех этих мертвых схем.

Господь есть Бог Живой, есть Жизнь Вечная. Внутреннее бытие Его самодостаточно и неизменно, но оно бесконечно богаче, прекраснее, гармоничнее, бесконечно живее всех наших существований. Мы способны ощутить веяние Божественной Жизни – этого Высочайшего Покоя, этой Вечности Божией – только в свете тайны Троичности Божества. «Даже неясная тень Троицы наполняет меня волнением!» – восклицает святитель Григорий Богослов.

Говорить о тайнах Господних неимоверно трудно. Наш ум мелок, наши понятия ничтожны, наш язык слаб и жалок. Даже Священное Писание, обращенное к людям, вынуждено употреблять приземленные образы – говорить о деснице и крепкой мышце, об очах и взоре Бога Всевышнего, хотя Бог есть дух (Ин. 4,24). Притча, образ, дальнее уподобление – вот средства, которые есть у нас, чтобы увидеть отблески Божественных Истин.

С чем сравнить богатство бытия Божия? Вот с чем: в чем красота драгоценного камня, почему им можно любоваться часами? В нем – сокровенная красота: переливы света и мерцание искр; яркий, струящийся блеск и неуловимое сияние. Станет ли алмаз, сверкающий тысячью граней, прекраснее, если вдруг придет в движение – скажем, начнет летать по комнате? Нет, конечно. Красота этого камня – внутренняя, самодостаточная, сама являет образ высокого покоя.

Высочайший покой Святой Троицы озарен внутренним сиянием – светом Всесовершенной Любви. Это предивная и пречудная, невыразимая и неизреченная полнота единения Трех Ипостасей – Отца и Сына и Святого Духа. Троица Единосущная, Неслиянная и Нераздельная! Единое Божество во взаимном блаженстве трех Лиц! Здесь немыслимо одиночество, непредставимо противоречие, бессмысленно главенствование и подчинение – нет никакой тьмы в сокровенном Свете Господнем. Всесовершенен Союз Трех, Которые – Одно.

В тайне Троицы открывается нам Бог – Любовь. Через эту тайну мы начинаем понимать Господа и в Его деяниях – как Вселюбящего Создателя. Вот просветляющее, освобождающее, вдохновляющее Откровение.

«Благость Божия не удовлетворилась созерцанием Самой Себя: пожелала излить и распространить благо, чтобы многие сделались причастниками благости, а это свойственно величайшей благости», – учит святитель Григорий Богослов. Всещедрый Господь дал существование Вселенной, подарил жизнь Ангелам и людям. Но из самой сущности Творца следовало необходимое условие жизни Его созданий. Сотворенное Вселюбящим Богом должно было жить только в любви: ибо счастье и мудрость, добро и свет, созидание и вечность – все, что составляет истинную жизнь, объемлется любовью. Желание совершенства есть насущная потребность любящего, так он устремляется к Богу как к Всесовершенной Любви, облекается в боголюбие. Всевышний Отец, возлюбивший оживотворенных Им Ангелов и людей, призывает их ко взаимной любви. Всякий любящий рожден от Бога и знает Бога (1 Ин. 4, 7). Но к любви нельзя принудить, это пресветлое чувство не терпит насилия. Отсюда высочайший – но и опаснейший, страшный дар Господа творению: свобода.

Творя мир, Бог не «смотрелся в зеркало», не просто рассылал повсюду блики Своего Света. Творец создавал особые, самостоятельные существа. Дарованный им образ Божий являлся начатком Божественных совершенств, одно из которых – свободная воля была способна омрачить и уничтожить все остальные. Каждому созданию было предоставлено на выбор: сказать «да» или «нет» Божественной Любви.

Всемогущий Создатель не мастерил послушных кукол. Ему не нужны были ни «духовные роботы», ни «биороботы». Господь творил мир для любви. А разве можно назвать любовью притяжение гвоздя к магниту или жжение инстинкта, подавляющее разум и волю? Только создание, свободно отвечающее любовью Вселюбящему Создателю, становится достойным своего Творца.

Бог творил совершенный мир – совершенный в добре, красоте, мудрости. Но лишь сокровенное бытие Святой Троицы является гармонией полной и нерушимой: создание всякого внешнего уже несло в себе некоторое противоречие. Об этом свидетельствует Священное Писание: пред Всевышним – даже небеса нечисты (Иов. 15,15)! При сотворении мира появляется неизбежный разрыв между Всесовершенством Создателя и совершенством творения. Этот разрыв открывает перед созданием просторы для совершенствования. Так, на крыльях всевозрастающей любви среди умножающегося счастья возносятся сыны Света к Вселюбящему Господу. Их блаженный полет бесконечен, как бесконечно Всесовершенство Создателя. Это путь тех, кто свободно избрал для себя верность Всевышнему. Но тот же разрыв может стать для твари падением в бездну, погружением в ненасытно мучительное небытие. Это жуткое низвержение так же бесконечно, ибо неуничтожимо бытие, дарованное Всемогущим Творцом. Таков путь сынов погибели, свободно избравших для себя противление любви Господней. Обо всем, чем чревата для мира свобода воли, знал Всеведущий Бог, творя в начале небо и землю (см. Быт. 1, 1).

Сотворение духовного неба

В первой же строке Откровения мы сталкиваемся со слабостью и нищетой нашего языка. Здесь каждое слово требует подробного толкования. Сам глагол «творить» здесь означает невместимое нашим рассудком понятие «создать из ничего». Здесь земля – это не сырая почва и не планета, а то, что мы весьма неточно называем веществом или материей: материал для создания видимого мира. Изначальное небо вовсе не голубая околоземная атмосфера и не чернота межзвездных пространств, но – незримый духовный мир. Наконец, начало – это еще отнюдь не начало времен, скорее его можно уподобить некоему остановленному мгновению, замершему мигу на границе вечности и времени.

Мириады чистейших светоносных духов – вот небо начала. Эти создания не были обременены плотью и кровью, не нуждались в пище и питье, им не нужен был земной воздух. Они были призваны дышать любовью – воздухом вечного счастья. Но один из высших Ангелов, Денница-Люцифер, сказал «нет».

Была неумолимая логика в том, что пала именно совершеннейшая и прекраснейшая тварь Божия. Денница обратил внимание не на Всесовершенство Создателя, а на свои собственные достоинства, подменив любовь самолюбованием. Он оглядывался вокруг и не находил среди небесных светочей равного себе – так он породил в себе гордыню. Выше его ему казался только Бог. Люцифер задался вопросами: почему Господь – Он, а не я? почему к Нему, а не ко мне устремляется ангельский мир? Проникшись завистью ко Всевышнему, верховный херувим пожелал свергнуть и истребить своего Создателя, чтобы самому занять Его место. Все это: гордость, зависть, ненависть – было сгустком лишь одной мрачной мысли, рожденной им, и этой мысли было достаточно, чтобы Денница погас. Прекраснейший и светлейший из Ангелов, он внезапно превратился в беспросветно-мерзкого диавола-сатану. Люцифер померк не один: он заразил своим мраком треть светил – духов, которые также позавидовали если и не Богу, то светлейшим своим собратьям. Эти зараженные тоже угасли, сделались гнусными демонами. На это темное перерождение не было воли Божией – то была свободная воля Люцифера и его присных. Но для них уже не было места среди любящих Бога светоносных Ангелов: Пресветлое небо вытолкнуло из себя духов злобы. Падение диавола и его воинства положило начало всем бедствиям тварного мира. Бог зла не творил – зло породил сатана.

Извращенная фантазия подвигла некоторых писателей на лесть диаволу. По страницам литературных произведений разгуливают «симпатичные» Мефистофели и «справедливые» Воланды. У Мильтона, Байрона, Шелли, Лермонтова и других писателей дух злобы вызывает сочувствие, предстает в образе романтического бунтаря, таинственного революционера. Эта романтизация зла является ложью и великим соблазном для человеческих душ. Вдохновитель подобных произведений, диавол-человекоубийца (Ин. 8, 44), не имеет ничего общего со своими подсахаренными портретами.

И в суетном земном мире мы нередко видим, как какой-нибудь заместитель «подсиживает» своего начальника – всячески старается ему навредить, чтобы самому занять его кресло. Но такой лукавый подчиненный обычно запасается хотя бы самооправданием: я, мол, умнее своего руководителя и лучше его справлюсь с делом. А говоря о действиях лукавого духа, нужно понимать, против чего и Кого восстал Люцифер.

Денница задумал уничтожить не просто вышестоящего начальника, а своего Создателя, Того, Кто подарил ему жизнь, ум, красоту, счастье. Мятеж против отца, отцеубийство – это навязчивая идея языческих культов, каждый из которых имеет более или менее явные признаки сатанизма. Такой мотив мы видим у верховных кумиров – к примеру, у вавилонского Мардука или у Зевса древних эллинов (заметим, что эллинская античность и посейчас считается «гармонически прекрасной», и в ней – исток так называемого западноевропейского Возрождения). В наши дни сатанинская секта «Белое братство» пыталась внедрить в сердца молодых людей ненависть к их родителям. Так в культах земных поклонников диавола преломляется его мечта об убийстве Небесного Отца.

Надо понять, чему воспротивился Люцифер, когда сказал свое «нет» Божественной Любви. Созидание и доброта, свет и мудрость, милосердие и счастье – все это только у Бога и в Боге, без Которого невозможно никакое истинное благо. Всякое даяние доброе и всякий дар совершенный нисходит свыше, от Отца Светов (Иак. 1,17). Господь – Творец, диавол – изобретатель. Наперекор Вселюбящему Богу сатана изобрел ненависть, ложь, подлость, жестокость, насилие, мрак, гнусные похоти и грязные страсти. Вся боль, все страдания, все скорби мира имеют только одного автора – сатану. Чудовищнейшие преступления, изощреннейшие пытки, омерзительнейшие извращения, даже мысль о которых не вмещает нормальное человеческое сознание, – все это вышло из диавольских мастерских. Людоеды, маньяки, сладострастные палачи: представление о них – это только тень жуткого облика князя тьмы. Если собрать воедино все отвратительное и вызывающее в нас ужас – и этого не хватит для того, чтобы описать всезлобного духа.

Вот в этот немыслимый кошмар, а вовсе не в романтический плащ одет пресловутый «печальный демон, дух изгнанья». Вид олицетворенного зла, даже не самого диавола, а любого из его прислужников-бесов, настолько страшен, что этого не может вынести человек, не облеченный в броню святости. Вот почему злые силы часто являются обычно не в собственном облике, а в виде диковинных уродцев: к примеру, звероголовых богов у древних египтян, леших и домовых среди суеверных невежд или инопланетян с НЛО в наш повредившийся на технике век. Преподобный Серафим Саровский, обладавший духовной силой для прямого противоборства демонам, мог с содроганием сказать о них только одно: «Они гнусны».

Бог есть Даритель и Источник жизни. Диавол породил и несет с собою смерть. Духовная смерть несравненно страшнее умирания человеческих тел, при котором прах возвращается во прах, материя отдыхает до Судного дня. Но гибель, порожденная вселенским злом, – это вечно длящаяся пытка, нескончаемое погружение в глубины страдания. Сам диавол – самоубийца и вовлекает в самоубийство всех, кто покоряется ему. В представлениях земных безбожников-атеистов отразилась несбыточная мечта сатаны о небытии: его жажда погасить свое сознание, чтобы вместе с ним исчез весь мир. Это невозможно. Природа каждого существа имеет Божественное происхождение, она изначально добра и, даже искалечив в себе злом образ Божий, не способна уничтожить его, но обречена на нескончаемую тоску по Творцу. Зло – не сущность, а своевольно вызванная болезнь созданий Господних. Для падших духов и духовно погибших людей эта болезнь становится неизлечимой: они обрекли себя на вечное падение в бездну, где плач и скрежет зубов (Мф. 8,12). Бессмертие – лишь в любви к Господу Жизнодавцу, противление Богу – это безжизние, вековечная жуть геенны.

Небесный Отец желает дать Ангелам и людям как можно больше счастья – и каждый верный получает такое блаженство, какое только способен вместить. Цель отца лжи, сатаны, прямо противоположна: он жаждет причинить как можно больше страданий тем, кого ему удалось заманить в свои сети. Диавол – суперсадист, и «заслуги» перед ним его палачей-рабов вызывают во всезлобном духе еще большую ярость палачества. Пусть помнят об этом те, кто в этом мире служит греху, пусть знают, какую страшную «награду» готовит им свирепый хозяин. Наперекор Божию Царству добра и света диавол изобрел преисподнюю: пыточную мастерскую с неугасимым мрачным огнем и неусыпающим сверлящим червем, с разнообразнейшим арсеналом чудовищных зверств. Горе несчастным, попавшим туда, ибо для многих это – навеки.

Чего же добился Денница, воспротивившись Божественной Любви? Всещедрый Создатель ничего не жалеет для Своих созданий: каждый получает всю радость и славу, какую может принять. Люцифер обладал великолепнейшим сиянием, большего величия была не способна вместить его природа, но гордецу показалось мало. Завистник пожелал прыгнуть выше головы. Что ж, он стал первым в своем роде – воцарился в аду, на мрачной и смрадной свалке Вселенной. А былую славу Денницы давным-давно превзошел и малейший из Ангелов, сохранивших верность Всевышнему, ибо добрые духи непрерывно возрастают в сиянии Отчей Любви.

В Царстве Небесном светятся нежностью, пламенеют любовью, наполняются счастьем лучезарные сыны Божии. Каждый из них велик, мудр, прекрасен, могуч. Они сказали свое «да» Божественной Любви и приняты в объятия Всесовершенного Создателя. Ни один из верных Ангелов уже не может пасть: их выбор сделан в вечности – сроднившись с Небесным Отцом, они неколебимо утверждены в добре.

Земные суемудры часто вопрошают: как, дескать, Всеблагой Бог может обречь кого-то на страдания, тем более – на страдания вечные? Нет, не Господь обрекает аду Свои создания, а их собственная, обращенная во зло свободная воля. Но, мол, зачем дал им Бог свободу воли? Затем, что без этого творение мира становилось бы бессмысленным. Если бы Всевышний не творил ради того, чтобы не мучился сатана и прочие духовные самоубийцы, – не вызваны были бы к жизни мириады прекрасных и счастливейших сынов Света. Для жалких совопросников века сего гремит глас Всемогущего Творца: Где был ты, когда Я полагал основания земли? Скажи, если знаешь (Иов. 38,4). Будешь ли состязаться со Вседержителем? Кто предварил Меня, чтобы Мне воздавать ему? под всем небом все Мое (Иов. 41,3).

Светлый ангельский хор встречал начало времен не лукавыми вопросами, а восторгом умудренной любви. Господь творил видимую Вселенную при общем ликовании утренних звезд, когда все сыны Божии восклицали от радости (Иов. 38, 7).

Начало времен

Всевышний сотворил и духовный, и видимый мир из ничего. Не из Своей Сущности и не из чего-то внешнего – из ничего. Ничто не есть нечто. В превечности, прежде начала творения и начала времен, существовал только Бог. Никакой праматерии – ни духовной, ни вещественной – не было. Никакого «первобытного хаоса», о котором фантазировали древние греки и новейшие материалисты, не существовало. Атеистические басни о «самоорганизации материи» разоблачены уже и наукой. Термодинамика установила: вещество само по себе стремится не к «буйству стихий», а к превращению в совершенно однообразную, «пустую и безвидную» гигантскую кашицу, в необозримую мертвечину. Движение, порядок, стройность, красоту дал материальной Вселенной Творец, создавший ее из ничего.

В современной астрофизике наиболее правдоподобной считается теория происхождения Вселенной вследствие взрыва некой точки, уже заключавшей в себе всю энергию мироздания. Что ж, действительно похоже. Точка не имеет ни длины, ни ширины, ни высоты – по сути она ничто. А энергия (величина которой стремится к бесконечности и о происхождении которой наука умалчивает) – это творящая мысль Божия. Впрочем, есть существеннейшая и сущностная разница между научными теориями и Божественным Откровением. Мать мучеников Маккавеев, вдохновляя младшего сына на подвиг во имя веры, говорила: Умоляю тебя, дитя мое, посмотри на небо и землю и, видя все, что на них, познай, что все сотворил Бог из ничего (2 Мак. 7, 28).

Вряд ли воспоминание о «взрывающейся точке» способно дать человеку мужество для принятия страшной казни. Иное дело – напоминание о Всемогуществе Небесного Отца, звучащее из уст доблестной матери мученика: Творец мира, Который образовал природу человека, опять даст дыхание и жизнь с милостию тому, кто не щадит самого себя за Его законы. Дитя мое, прими смерть, чтоб я по милости Божией опять приобрела тебя (см. 2 Мак. 7, 23, 29).

Вот так Богооткровенные Истины, в отличие от научных умозрений, являются для человека спасительными и спасающими.

Наука сама по себе есть добро. Исследуя мироустройство, видя его гармонию и разумность, человек может проникнуться мыслью о Премудрости Творца. По слову апостольскому: Невидимое Его, вечная сила Его и Божество, от создания мира через рассматривание творений видимы (Рим. 1,20). Но злая воля может извратить и доброе. Богопротивники XVIII–XIX веков сотворили из науки некоего кумира, отвлекая множество духовно нестойких людей от Творца и вовлекая в поклонение числам и формулам, измерительным приборам и теориям – плодам ограниченного человеческого рассудка. Ученый, как всякий человек, может заблуждаться в своих поисках – и именно заблуждения науки вроде «обезьяньей теории» Дарвина стали выдаваться за окончательные истины. Но возгордившийся рассудок совершенно забыл о том, что само слово «теория» означает лишь предположение, догадку, построение ума. Наукопоклонники объявили, что действительные, свыше данные истины – Священное Писание и даже само бытие Божие – якобы опровергнуты наукой, и стали высмеивать религию и верующих как людей темных и отсталых. Особенно ядовитые насмешки «научных» безбожников вызывал Шестоднев – первая глава книги Бытия, повествующая о сотворении мира Господом Богом. И вдруг к середине нынешнего века этот смех затих. Сама наука вдребезги разбила домыслы атеистов.