– Для этого, необходимо к Червоточине подойти.
– Ну, так, подойдите. Вы же знаете, как это делается!
– Ну, во-первых, нам нужно прилететь сюда в своём теле, а не в качестве фантомов. А такое проделать в наши годы непросто. Да и опасно это для нас. Червоточина поглотит любого, кто приблизится к ней.
– Но, тогда, кто-то, всё-таки, подошёл? Или я ошибаюсь?
– Не ошибаешься. Червоточина не трогает только правителя.
– Почему?
– Говорят, что во главе государства может встать только тот, кто отмечен печатью Судьбы. Другие, даже, если займут это место, долго не удержатся. Судьба не даст. И червоточина это чувствует.
– Но, вы, же стоите во главе государства.
– Как ты думаешь, почему у нас Верхними Землями управляет совет старейшин, а не Верховный правитель?
– Почему?
– Потому что, ни у кого из нас нет печати Судьбы. Тогда Верхними Землями управлял Верховный Правитель Сайлат. Он и смог подойти к Червоточине. Но его нет уже с нами. Вот уже пятьсот лет, как он ушёл в Чертоги Судьбы.
– То есть, я, тоже, смогу?
– Ты сможешь. На тебе есть печать Судьбы. Тебя Червоточина не тронет.
– Хорошо. Что я должен буду сделать?
– Нужно подойти к ней и услышать зов.
– Как же я его услышу, если только единицы могут услышать червоточину?
– Зов услышит любой, обладающий магическими способностями, если рискнёт приблизиться к ней. Но, слышать, о чём говорит Червоточина и отвечать ей может только избранный.
– И кто он, этот избранный?
– Обычно это один из великих воинов своего народа, или представитель клана магов. Но, предупреждаю, дело это не быстрое. В тот раз Сайлату пришлось сидеть около месяца, пока не откликнулся маг из Горной Страны.
Фантомы старейшин исчезли. Сразу в зале стало просторно и пусто. Остался только Шурмат, и они ещё долго говорили о том, как можно уничтожить Червоточину. Наконец, Шурмат тоже раскланялся, растаял в воздухе, превратившись в светящееся облачко, которое быстро развеялось на сквозняке, и Алпат остался один. Он присел на трон и задумался. И, где, спрашивается, искать этого кого-то? Старейшины, даже, не смогли сказать, кто это может быть: человек, лесовик, норник, летучка, или водяной? С таким же успехом это может быть горник или степняк. Народов много, а толку? Внутренний взор, против воли, опять устремился к угольной шахте. Кажется, или, действительно, червоточина немного увеличилась.
– Великий господин! – вбежал в тронный зал советник Арсаф. – Великий господин! В Горючих Скалах на одной из шахт пропали все! Углекопы не пришли домой вечером! Их семьи пошли к шахте, чтобы узнать об их судьбе и тоже исчезли! Управляющий решил, что на углекопов напали разбойники, собрал мужиков из окрестных деревень, вооружил их, вместе с ними отправился туда и тоже не вернулся!
– Я знаю, – чего-то подобного Алпат ожидал. – Передайте военному министру, пусть возьмёт солдат, оцепит эту шахту так, чтобы ни одна мышь не смогла к ней подобраться и ждёт меня. Сами, тоже, пусть туда не суются. Это смертельно опасно.
– Слушаюсь! – Арсаф коротко поклонился и выбежал из зала.
История, похоже, начинает набирать обороты. Червоточина сожрала углекопов и начинает увеличиваться. Значит, медлить нельзя. Но, поужинать не помешает. Кто знает, сколько возле той шахты сидеть придётся? Дёрнув за витой шнур, свисающий с потолка, он дождался вошедшего управляющего замком и распорядился накрывать на стол. Обеденный зал был неподалёку. Достаточно было выйти в галерею, пройти по небольшому коридору и войти в витражные двери с изображением охоты на оленя. Стоило Алпату сесть во главе стола, как четыре поварёнка внесли половину запеченной туши быка. Пока он перемалывал её, притащили кабана, приготовленного в углях с травами Киранских лугов. Мысленно поблагодарив охотников из лесовиков, добывших такого зверя, он быстро его доел, запил из десятилитровой кружки пивом, сваренных в королевских пивоварнях, сладко отрыгнул пламенем и поднялся.
Лететь на сытый желудок не хотелось, но надо. Расправив крылья, Алпат взмыл под своды обеденного зала, вылетел через окно и полетел к шахте. Приземлившись возле тёмного грота, откуда виднелся передок тележки, полной крупными кусками угля, он перешагнул через брошенную кирку и нашёл внутренним взором Червоточину. Она пульсировала, словно живой организм и, явно, среагировала на Алпата. Осторожно, с опаской, он подошёл к ней почти вплотную и прислушался к своим ощущениям. Вроде, ничего. Никто его не жрёт, не кусает. Разве, только, чувство неудобства, какое-то. Но, трудно чувствовать удобство, находясь рядом с таким смертельно опасным явлением. Значит, Шурмат был прав. Есть на нём печать Судьбы. И Червоточина его не тронет.
Погрузившись в самый низший уровень сосредоточения, положил голову на камни и принялся слушать. Зов он уловил не сразу. Сначала появилось ощущение, что кто-то толкает его в грудь. Потом, к толчкам прибавилось зудящее чувство в клыках и, наконец, почти на грани, послышался стон. Ухватившись за этот звук, Алпат поднял голову и пригляделся, настраивая внутренний взор на пульсирующую неподалёку от входа в шахту червоточину. Пятно, сначала размытое, стало приобретать чёткие очертания, потом, превратилось в постоянно вращающуюся спираль, из центра которой потянулся тонкий, не толще человеческого волоса, луч, уходящий куда-то вдаль.
Луч, то натягивался струной, то провисал и начал метаться из стороны в сторону. Он искал. И Алпату ничего не оставалось, как, только, ждать. Он ввел себя в состояние оцепенения, закрыл глаза, оставив только внутренний взор, внимательно наблюдавший за лучом, и, словно, превратился в статую. Ждать пришлось около суток. Хорошо, что поел перед тем, как сюда прилететь. Несколько раз советник порывался привести к нему кухонную челядь с корзинами еды, но Алпат, только, рыкал, не позволяя подходить близко. И сам боялся отлучиться и оставить Червоточину без внимания. Несколько раз тональность стона менялась, заставляя его напрягаться, луч вытягивался, но, вновь опадал и снова принимался метаться из стороны в сторону. Наконец, свершилось! Стон перешёл в лёгкий звон, и Алпат понял, что Червоточина нашла избранного. Осталось узнать, кто он.
Создав маленький фантомный шарик, Алпат прицепил его к лучу и тихонько толкнул. Шарик легко заскользил и, вскоре, скрылся из глаз. Перед внутренним взором замелькали леса, речки, дороги, горы, сливаясь в одну пёструю смазанную ленту. Впереди заклубилась дымка, вначале редкая, хлопьями, словно перистые облачка, потом, более плотная, превратившаяся, наконец, в густой туман. Вот этого, Алпат, никак не ожидал. Он, ещё, готов был принять любую точку Тонкого Мира. Да, хоть, Зачарованные Болота, наконец. Тонкий Мир полон магии, и избранный мог быть кем угодно. Но, чтобы этот избранный оказался в Срединном Мире – этого просто не могло быть. В Срединном Мире магии нет. Это знает каждая ящерка.
Мишка проснулся от того, что кто-то мягко коснулся его плеча. Ничего не понимая, он сел и оглянулся по сторонам. Рядом никого не было. В стандартной интернатовской спальной комнате все одиннадцать пацанов спали, тихонько сопя во сне. Тихий зов раздался из-за двери. Точнее, не зов, а, словно, кто-то где-то далеко, почти на грани слышимости, застонал. Миха встал, надел тапочки и вышел из спальни. Полутёмный пустой коридор, в котором, по определению, должны были гореть в это время лампочки через одну, но, половина из них давно перегорела. Напротив – дверь девчонок. Он подошёл к ней и прислушался. Может, кто-то из девчонок плачет? Недавно привезли двух новеньких. Так часто бывает. Новенькие первое время плачут, пока не привыкнут. Особенно, девочки.
Как было у него, он не помнил. Сюда Мишка попал семь лет назад, шестилетним, когда его родители погибли в автокатастрофе и его определили в интернат. События того времени, почти совсем, стёрлись из памяти. Даже, родителей своих он не особо помнил. Разве, только мягкие волосы мамы и крепкие руки отца. Ну, ещё, две фотографии, старые, затёртые и переломанные в уголках. На одной – мать с отцом на фоне какого-то фонтана, а на другой они были сняты втроём, рядом с машиной «Жигули». На этой машине родители и разбились. Миха всегда носил эти фотки в кармане и старался никому не показывать. Помнится, когда, однажды, он забыл их вытащить и сдал свою курточку в стирку, потом, в прачечной, переворошил целую кучу белья, пока не нашёл. Курточки-то, у всех одинаковые. Пока каждую по карманам обшаришь. А женщины, которые там работали, сначала ругались, а, когда узнали причину, стояли в сторонке и молча смахивали с уголков глаз слезинки.
Тишина. Нет, зов не оттуда. Мишка отшатнулся от двери и пугливо огляделся. Не хватало ещё, чтобы его тут застукали. По всему интернату будут потом говорить, что он по ночам за девчонками подсматривает. Позору не обреешься, и весь авторитет, заработанный годами – насмарку. В сердце мягко толкнуло, и в голове опять прозвучал зов. Миха прислушался. Кажется, звали из глубины коридора, оттуда, где был выход на пожарную лестницу и чердак. Вообще-то, она была всегда закрыта, но все пацаны знали, что замок можно открыть любым гвоздём. Там, на лестнице, часто курили старшеклассники. Парнишка вернулся в спальную, быстро оделся, чтобы не бегать по коридору в трусах, и опять вышел. Обычно, знакомый коридор, сейчас, в полутьме, выглядел зловеще. Мишка поёжился, но, всё же, пошёл вдоль стены, мимо дверей в спальные комнаты других классов. Зов усилился. Точно оттуда идёт. Может, кто-то из пацанов вышел ночью покурить, и ему стало плохо?
Гвоздик был там же, где и обычно, в щели между стеной и подоконником. Странно, если кто-то выходил, то гвоздика не должно было быть, и дверь была бы открыта. Уже понимая, что не стоит этого делать, Миха достал гвоздик и ковырнул в замке. Язычок послушно отодвинулся, и дверь, скрипнув, приоткрылась. Парень осторожно просунул в проём голову и стал всматриваться в темноту на лестничной клетке. Вроде, никого, но зов усилился и стал слышаться гораздо явственней. Немного поколебавшись, Мишка перешагнул через порог и нерешительно остановился. Показалось, или нет, но в темноте что-то шевельнулось.
– Эй! – полушёпотом позвал парень. – Кто здесь?
Темнота в дальнем углу сгустилась, стала выпуклой, объёмной и зашевелилась активнее.
– Ты кто? – Мишка, на всякий случай, отставил одну ногу назад в коридор и вцепился одной рукой в косяк, а другой – в дверную ручку.
Сгусток темноты отлепился от стены и плавно поплыл к двери. Странное оцепенение сковало парня. Открыв в немом крике рот, он смотрел на черноту, приближающуюся к нему. Так бы, наверное, и простоял, пока тьма не поглотила, если бы не существо, внезапно проявившееся из самого сгустка. Вид мерзкого, голенастого, похожего на кузнечика-переростка, монстра, протягивающего к нему свои лапы, вывел из ступора. Мишка заорал и стремглав рванул по коридору туда, где за столом, обычно, сидела ночная нянечка. Нянечка оказалась на месте. Положив голову на сложенные на столе руки, она спала. И спала так крепко, что Миха никак не смог её разбудить. А кошмарное существо, закутанное в темноту, как в тогу, не торопясь, плавно, но неумолимо, приближалось.
Страх погнал его дальше, в комнату воспитателей, где должен быть кто-то из дежурных. Дежурный воспитатель был, но он, как и нянечка, спал беспробудным сном, запрокинув голову на спинку дивана. Мишка потряс его за плечо, потом, с опаской, легонько похлопал по щекам, но так и не разбудил. Не зная, что делать, он повернулся и, вновь, увидел в незакрытом дверном проёме существо. Всё его тело охватила апатия. Мишка понял, что спасения нет. Подчиняясь иррациональному желанию побыстрее всё закончить, он обречённо шагнул навстречу, когда прямо перед ним из ниоткуда, вдруг, возник, матово мерцающий, шарик и толкнул его в грудь. Шарик был маленький, но толчок получился сильным. Потеряв от неожиданности равновесие, Мишка шатнулся назад и, уже в падении, влетел в, неизвестно откуда взявшийся в комнате, туман.
Миха завалился на спину, ударившись затылком обо что-то мягкое. Наверху, вместо облупленного потолка, простиралось, необычайной красоты, звёздное, словно усыпанное бриллиантами разной величины, небо. Вспомнилось существо, загнавшее его в комнату воспитателей, и Мишка вскочил, тревожно озираясь. Он стоял на склоне холма, поросшего мягкой травой. Существа не было. Зато, рядом был… Наверное, это был дракон. Не совсем такой, каким его изображали в тех книжках, которые довелось прочитать парню, но, пожалуй, это был именно он. Большой, метров пяти в высоту, напоминающий тираннозавра. У него были такие же мощные задние лапы, только, передние были не теми бесполезными хилыми отростками, как у древних ящеров, а тоже развиты вполне, и заканчивались вполне себе, человеческими ладонями с узловатыми пальцами. Разве, вместо ногтей – когти. Такие длинные острые, загнутые книзу. И шея – длинная, по-змеиному гибкая. Голова, более изящная, чем у динозавра, была увенчана витыми рогами, а от самой макушки вдоль всего тела, до самого кончика хвоста шёл гребень из бритвенно острых треугольных пластин. По обеим сторонам гребня из спины росли большие кожистые крылья, в свободном состоянии лежащие на траве. И цвет у него был яркий, красный, перетекающий, местами в малиновый или оранжевый. Только вокруг глаз были чёрные круги, которые совсем не портили его облик. Большая зубастая пасть и длинные вислые усы, как на картинках про китайцев. По-своему, он был, даже, красив.
– Испугался? – заговорил дракон, вгоняя этим Мишку в ещё больший ужас. – Не бойся. Не съем.
– Ккто тты? – От страха не сказал, а просипел сдавленно Миха.
– Я – Алпат, король Благословенного Гиньдана. Успокойся же, наконец! Я не ем людей. Мне достаточно мяса животных, которое мне поставляют охотники и крестьяне. И, в конце концов, я – благородный Летающий, а не дикарь какой-нибудь.
– Алпат? Кроль? Гиньдан? Мясо? – в голове мысли путались, и парню никак не удавалось сосредоточиться. – Ты – король над всеми драконами?
– Не знаю никаких драконов.
– Но, ведь, ты – дракон?
– Я – Алпат, король… – он подумал и обречённо махнул рукой. – Ну, хорошо. Пусть дракон. Но я не король драконов. Такие, как я, живут далеко, за Грозным Океаном. Мы называемся Летающим народом. А здесь я один такой. В подчинении у меня люди, норники, болотники, горники и ещё много других. Но, Летающего Народа здесь нет.
– Я ничего не понимаю, – Мишку стало отпускать и ему удалось привести свои мысли в относительный порядок. – Где я?
– Ты в Тонком Мире.
– Я не на Земле? Меня похитили инопланетяне?
– Ты – на Земле. Только, на другой Земле.
– Их, что, несколько?
