Охотники за партизанами. Бригада Дирлевангера
Вместе с тем Бергер, которому пришлось заступаться за браконьеров, был явно недоволен поступками своего протеже. В другой ситуации, и это не вызывает никаких сомнений, командира штрафной части посадили бы в концлагерь или в тюрьму. Только покровительство Бергера спасло Дирлевангера от неминуемого наказания. Понятно, что после такого шумного скандала, достигшего самого рейхсфюрера СС, не могло быть и речи о том, чтобы особый батальон продолжал оставаться в Люблине. Шла война. Германские вооруженные силы столкнулись на Востоке с серьезным противником и уже потерпели первую крупную неудачу под Москвой. В тылу немецкой армии тоже было неспокойно. Опасность партизанской угрозы нарастала день ото дня, доставляя вермахту, его тыловым службам и коммуникациям массу хлопот. Поэтому Бергер решил отправить батальон Дирлевангера на оккупированную территорию Советского Союза.
Начальник Главного управления СС, конечно, мог найти для своей части более спокойное место. Будь команда штрафников не такой брутальной и развязанной, кто знает, может быть, ее перевели бы во Францию. Но поведение подопечных Дирлевангера, привыкших к террору и самым радикальным методам ведения войны, больше подходило для того, чтобы использовать батальон в экстремальных условиях. Именно на Востоке, в гуще мрачных лесов, где нашли себе пристанище «бандитские стаи», было самое место для испытания браконьеров «на прочность».
Бергер, защищавший Дирлевангера от нападок судебных инстанций СС, а потом и других имперских ведомств, всегда руководствовался личными соображениями. Да, командир особого батальона был персонажем с «моральной трещиной» (sittlichen Knacks), преступал закон ради удовлетворения своих низменных страстей, разврата и пьянства, но при этом он обладал качествами фанатичного лидера, умеющего идти до конца и увлекать за собою людей. А самое главное – он без каких-либо угрызений совести, если дело касалось идей национал-социализма, преступал грани дозволенного, отшвыривая от себя в сторону излишний гуманизм – этот признак утонченного цивилизованного упадка. Сочетание в Дирлевангере боевого опыта и веры в национал-социалистическую идею делало его невероятно сильной фигурой, жаждавшей риска и обладавшей обостренными животными инстинктами. В сущности, он был хищным голодным зверем, а Бергер – его искусным укротителем, всегда знавшим, кого бросить ему на съедение…
Для своих подчиненных Дирлевангер был «полубогом». Как заметил один из бывших членов батальона, он был «повелителем жизни и смерти, он относился к нам, как он хотел. Он мог вынести смертный приговор и тут же привести его в исполнение. Ему не нужно было проводить судебное разбирательство»[180].
Действительно, как показывают факты, Дирлевангер был поборником железной дисциплины и абсолютного послушания своей воле. Он достойно относился только к тем осужденным, кто беспрекословно выполнял его приказы. Участь тех, кто не желал подчиняться, была весьма печальной. Уже в Генерал-губернаторстве Дирлевангер разработал свой собственный «дисциплинарный устав». Меры наказания были такими же, как в концлагерях. За обычный проступок штрафник получал 25 ударов палкой, за аналогичное нарушение – 50. За грубый поступок полагалось 75 ударов, а если он повторялся вновь – 100. После пятидесятого удара нарушителя, как правило, увозили в военный госпиталь. Грубым проступком считался протест. Открытое неповиновение каралось смертью на месте. Кроме того, командир части придумал особое наказание. Оно называлось по-разному – «ящик Дирлевангера» (Dirlewanger-Kasten), или «гроб Дирлевангера» (Dirlewanger-Sarg)… Суть его состояла в том, что нарушителя дисциплины заставляли стоять в узком ящике, по стойке «смирно», две недели! Ящик проверяли на третьи или четвертые сутки. Когда его отпирали, штрафник всегда находился без сознания[181].
В части также господствовало кулачное право (Faustrecht). В первую очередь, жесточайшим образом били за трусость. В последующем, когда батальон перебросили на захваченную территорию СССР, осужденные, струсившие в бою или замеченные в чем-то подобном, сразу же приговаривались к расстрелу. В порядке вещей считалось ударить или поколотить штрафника, плохо выполнившего приказ.
Словом, грубая физическая сила, как воспитательное средство, применялась в формировании постоянно[182].
Возникает вопрос: почему палочная дисциплина, введенная в особой команде СС, не препятствовала личному составу заниматься грабежами и убийствами?
Дирлевангер не отличался постоянством. В один день он мог смотреть на грабежи сквозь пальцы, а на другой – вывести известных ему вымогателей из строя и собственноручно расстрелять. Прекрасно зная психологию своих подчиненных, он умел ими руководить, и в зависимости от ситуации мог попустительствовать тому, чтобы они совершали преступления, даже провоцировать их на это, а затем вновь «завинтить гайки», превращая булькающее уголовное болото в воинский коллектив, способный выполнять боевые задачи. Он регулировал жизнь части по собственному разумению и своим стандартам, находя место для всего – и для муштры, и для совместного употребления алкогольных напитков с солдатами. Но главным был только один принцип – слепое повиновение воле командира! Когда-то Дирлевангер был уголовником, но когда-то он был и офицером. Эти два аспекта его личности оказались в неразрывном единстве и привели к тому, что в нем уживались преступник и службист.
Однако вернемся в январь 1942 г. Во время судебных разбирательств особая команда была переведена в Краков (Кракау). Штаб части расположился в здании бывшего женского монастыря по Рыбачьей улице. В столице Генерал-губернаторства формирование занималось охраной местного гетто. Все ждали, когда разрешится вопрос с Дирлевангером. Как теперь известно, по инициативе Бергера дело командира части передали в Главное управление СС, где его отложили до лучших времен [183]. Суд СС в Кракове оставил браконьеров в покое, выпустив на свободу тех, кто находился под следствием. Штрафники радовались, вспоминает ветеран СС, и добавляет: «Действия суда СС и полиции Кракова привели к тому, что мы вернулись с небес на землю, в реальность, и больше не вели себя так, как топор в лесу»[184].
Доктор Дирлевангер также пребывал в отличном настроении. В день, когда он сдал свои дела, Глобочник, еще недавно сомневавшийся в его незапятнанности, выпустил приказ, где, между прочим, были такие слова: «На основании распоряжения Главного управления СС штурмбаннфюрер СС Дирлевангер переводится для выполнения новых задач в распоряжение высшего фюрера СС и полиции “Остлайд”.
Я благодарю штурмбаннфюрера СС Дирлевангера и его солдат за выполненную для меня работу, зачастую в очень тяжелых условиях.
При этом я также могу констатировать, что все, кто в последнее время выдвигает обвинения против штурмбаннфюрера СС Дирлевангера, не имеют к этому оснований и штурмбаннфюрер СС Дирлевангер уезжает, как равный среди нас»[185].
29 января 1942 г. в Главное управление СС поступил документ из личного штаба Гиммлера № A3 5/39/42. В нем сказано: «По приказу Рейхсфюрера СС, команда Дирлевангера является добровольческим отрядом, который отныне будет подчиняться Главному управлению СС» [186].
В тот же день, 29 января, начальник Главного оперативного управления СС группенфюрер Ганс Юттнер отдал приказ (№ 524/42 секр.) о немедленном подчинении зондеркоманды Командному штабу рейхсфюрера СС. До 9 февраля 1942 г. браконьеры обязаны были получить необходимое вооружение и обмундирование. Дирлевангеру приказали доложить о готовности своих подчиненных в Главное оперативное управление СС (отдел I а). О транспорте следовало позаботиться заранее, связавшись с офицером СС, ответственным за воинские перевозки. 10 февраля 1942 г. команда должна была прибыть в распоряжение высшего фюрера СС и полиции Центральной России[187].
Как видно из представленных документов, статус части изменился, хотя фактически она по-прежнему оставалась штрафным формированием. Основной структурой, которой подчинялась команда, считалось Главное управление СС. Вопросы обеспечения батальона, порядок его боевого применения находились в компетенции Главного оперативного управления СС – одного из подразделений ведомства Бергера. В целом никаких трудностей с выдачей вещевого имущества и вооружения не возникло. К положенному сроку зондеркоманда СС была в полной готовности к отъезду. Батальон перебрасывали на оккупированную территорию Белоруссии, а точнее – в тыловой район группы армий «Центр».
Глава третья
В тылу группы армий «Центр»: особая команда СС против партизан и населения
Первые операции
Когда начинался Восточный поход, у германского командования не было четкого плана действий на случай возникновения партизанского движения. Считалось, что вермахт одержит молниеносную победу и никакого серьезного сопротивления не будет, а в случае возникновения большевистских повстанческих очагов подразделения жандармерии, тайной полевой полиции и команды СД их быстро ликвидируют – в рамках реализации так называемых «особых задач», сводившихся главным образом к уничтожению евреев.
Действительно, первое время партизаны практически не досаждали вермахту. Соответствующие подразделения СС приступили к «решению еврейского вопроса». В тыловых районах группы армий «Центр» летом – осенью 1941 г. было проведено несколько масштабных акций, сводившихся к ликвидации «враждебных элементов». В числе прочих были проведены операции под Бобруйском и Кошевичами, под Витебском, южнее Минска, а также в районе Припятских болот.
В последнем случае с согласия командующего корпусом охранных войск и начальника тылового района группы армий «Центр», генерала от инфантерии Максимилиана фон Шенкендорфа[188] были применены части 1-й кавалерийской бригады СС.
Все эти операции в оперативно-тактическом соотношении представляли собой акции по прочесыванию местности (Säuberungsaktionen) или «акции по усмирению» (Befriedungsaktionen), в ходе которых соответствующие подразделения занимались фактически уничтожением евреев. В первую очередь, это было связано с тем, что в 1941 г. понятие «партизан» (так же как и «большевик») носило четкую расовую трактовку: партизаны и большевики отождествлялись с евреями: «Где есть партизан, там и еврей, и где есть еврей, там и партизан»[189].
Однако к началу зимы 1941 г. в тылу немецких войск на центральном участке Восточного фронта советские партизаны заметно активизировались. Эта проблема выявила нехватку охранных батальонов и дивизий, предназначенных для поддержания порядка на оккупированной территории. Стремясь выработать действенную тактику по уничтожению «бандитов», командующий сухопутными силами Германии генерал-фельдмаршал Вальтер фон Браухич 25 октября 1941 г. подписал «Основные положения по борьбе с партизанами». Документ санкционировал формирование в составе воинских частей специальных антипартизанских «охотничьих команд» (jagdkommandos) [190].
С февраля 1942 г. нападения и диверсии «лесных бандитов» на железных и шоссейных дорогах, объектах военного значения приняли регулярный характер. Весьма ощутимые удары партизаны стали наносить, в частности, в Белоруссии[191].
Еще 12 декабря 1941 г. генерал фон Шенкендорф доложил в Генеральный штаб ОКХ о невозможности «обеспечить безопасность оставшимися силами»[192]. 1 марта 1942 г. он и вовсе вынужден был признать: «Зимой произошли очень радикальные изменения в партизанских методах борьбы. Раньше партизаны, почти без исключения, представляли собой маленькие группы, плохо вооруженные, без обученных военному делу командиров, которые после успешного нападения немедленно уходили от преследования войск. Сейчас они имеют крупные отряды под жестким военным руководством, обладают современным пехотным вооружением, в некоторых случаях даже артиллерией, и ведут бои, ничем не отличаясь от регулярных войск. Знание страны и населения позволяет им использовать страх, внушая местным жителям мысль о возвращении большевиков, и своей искусной пропагандой они превосходят оккупационные войска»[193]. Шенкендорф заявлял, что больше не являлся «хозяином положения». Так как имеющихся сил было недостаточно для наступательных действий против «сильно увеличившихся, хорошо обученных и вооруженных, охваченных руководством групп противника», генерал требовал возвратить ему выделенные для фронта части по штатам военного времени, чтобы применить их в качестве ударных групп (Eingreifgruppen)[194].
Одновременно с этим командующий корпусом охранных войск со второй половины февраля 1942 г. занимался разработкой программы по уничтожению партизан, планируя разгромить «бандитов» до начала весенней распутицы. Для достижения этой цели генерал Шенкендорф предполагал проводить мероприятия в двух направлениях. Во-первых, вести пропагандистскую обработку местного населения. Во-вторых, направить все усилия на «военное уничтожение партизан». В последнем случае особое значение имела структурная реорганизация руководящих органов войск для наступательных действий, связанная с распределением боевых средств между охранными дивизиями. Важнейшими считались и задачи по расширению службы порядка (Ordnungsdienst), формированию коллаборационистских боевых частей, их обучению, усилению системы оповещения и борьбе с «чужаками» в населенных пунктах[195].
Свои предложения Шенкендорф изложил 16 апреля 1942 г. в служебном запросе на имя генерал-квартирмейстера ОКХ, генерал-майора Эдуарда Вагнера. Он представил объективный анализ сложившейся обстановки и потребовал выделения дополнительных частей и соединений, чтобы подавить партизанское движение, создать приемлемые условия для продовольственного снабжения армии и экономического использования занятых областей [196].
Усилия Шенкендорфа оказались ненапрасными. Были усовершенствованы командные структуры по борьбе с партизанами. В зависимости от обстановки районы стали подразделяться на ограниченно опасные, опасные и чрезвычайно опасные. В полосе боевых действий и в войсковом тылу группы армий «Центр», входивших в сферу компетенции начальника Генерального штаба сухопутных войск и командных инстанций на местах, координация борьбы с партизанами была возложена на офицеров контрразведки разведотделов соответствующих штабов[197].
Весной 1942 г. для защиты тылового района группы армий «Центр» в распоряжении Шенкендорфа находились 221-я, 286-я и 203-я охранные дивизии, чьи штабы размещались в Гомеле, Орше и Бобруйске, а также части 10-й и 11-й танковых и 707-й пехотной дивизий[198]. Кроме указанных частей и соединений к обороне транспортных коммуникаций и уничтожению партизан привлекались формирования полиции порядка и войск СС, подчинявшиеся высшему фюреру СС и полиции Центральной России, обергруппенфюреру СС фон дем Баху, поддерживавшему с Шенкендорфом постоянную связь.
Эрих фон дем Бах происходил из обедневшего рода кашубских дворян, ранее носил фамилию Зелевски, но в 1939 г. отказался от нее, так как она звучала по-славянски. Выходец из многодетной семьи с глубокими воинскими традициями (дядя Эриха, Эмиль фон Зелевски, воевал в германской Восточной Африке и погиб там в 1891 г.), он с детства мечтал о военной карьере. Окончив обучение в гимназии, 15-летний юноша в декабре 1914 г. добровольцем поступил в 176-й пехотный полк. 1 марта 1916 г. его произвели в лейтенанты. Он командовал ротой, дважды был ранен (в голову и в правое плечо). За боевые отличия Эрих был награжден Железными крестами I и II класса. После окончания войны Зелевски продолжал служить в рейхсвере, однако в феврале 1924 г. молодого померанского офицера уволили из армии за ведение в роте национал-социалистической пропаганды. Сменив несколько работ, в 1928 г. Эрих открыл фирму в Берлине, занимался покупкой земель и обустройством их под фермы, что принесло ему неплохие дивиденды, позволившие обеспечить семье безбедное существование. Но коммерческая деятельность не была его главной целью. В феврале 1930 г. он вступил в НСДАП, а 15 февраля 1931 г. – в СС, и занялся формированием охранных отрядов в восточных приграничных районах. Стремительно поднимаясь вверх по крутой лестнице эсэсовской иерархии, в июле 1934 г., после событий «ночи длинных ножей», он был удостоен звания группенфюрера[199].
В глазах рейхсфюрера Бах-Зелевски заработал репутацию человека, готового выполнить любой приказ. Исходя из этого, Гиммлер назначил его на должность высшего фюрера СС и полиции Центральной России, доверив выполнение «специальной задачи» – командовать частями полиции и войск СС, ответственными за ликвидацию евреев и носителей «большевистской идеологии». По приказу Баха 1-я кавалерийская бригада СС, действовавшая между Барановичами и Пинском, провела операцию «Припятские болота» («Pripjetsümpfe»), уничтожив с 29 июля до 13 августа 1941 г. минимум 14 000 человек, 95 % из которых были евреями [200].
Интересно, что после войны фон дем Бах попытался выставить себя «спасителем» евреев, убитых во время этой операции: «Я полагаю, что спас примерно десять тысяч евреев, посоветовав им спрятаться на Припятских болотах. Это не такие болота, как их представляют в мире. Это в основном леса и водоемы. Я сказал евреям, что с этих болот они смогут выйти к позициям русских»[201].
По распоряжению фон дем Баха полицейский полк «Центр» (307-й, 316-й и 322-й батальоны) летом 1941 г. проводил расстрелы еврейского населения в Белостоке, Брест-Литовске, Беловеже, Марсевке, Пинске, Березе-Картузской, Старобине и Минске[202].
2 и 3 октября 1941 г., по указанию Баха, 8-я айнзатцкоманда оперативной группы «Б», 316-й и 322-й полицейские, 51-й украинский охранный батальоны и полицейская команда «Вальденбург» уничтожили в Могилеве 2273 узника местного гетто. 16 дней спустя, 19 октября 1941 г., экзекуции подверглось еще 3726 евреев[203]. Фон дем Бах лично присутствовал на казнях и подбадривал своих подчиненных, усердно выполнявших задачу по «переселению преступных групп».
Впрочем, спустя какое-то время Бах стал страдать от галлюцинаций: ему чудились призраки убитых и замученных людей. В результате нервного расстройства у него случился парез кишечника. 10 января 1942 г. Баха госпитализировали и отправили в Германию, где он перенес ректальную операцию. Гиммлер настаивал на скорейшем выздоровлении пациента. Но Бах вовсе не горел желанием возвращаться в Белоруссию.
Во время одного из визитов Гиммлера он обратился к нему с вопросом, нельзя ли остановить расправу над евреями. Рейхсфюрер закричал не него: «Это приказ фюрера! Евреи – носители большевизма… Попробуйте только отдернуть свои пальчики от еврейского вопроса, тогда увидите, что с вами будет»[204].
Эрих фон дем Бах находился на лечении с января по май 1942 г. Его обязанности временно исполнял начальник штаба высшего фюрера СС и полиции Центральной России, бригадефюрер Карл Фридрих граф фон Пюклер-Бюргхауз. В планировании и организации борьбы с партизанами участия он почти не принимал. В январе – феврале 1942 г. Шенкендорф выделил для СС и полиции лишь определенные районы, где они должны были нести охранную службу. Другими словами, СС в тот период отводилась в антипартизанской войне второстепенная роль[205].
Один из руководителей партизанского движения в Белоруссии, Герой Советского Союза В.И. Козлов (до войны – второй секретарь Минского обкома) в своих мемуарах охарактеризовал антипартизанские действия в период декабря 1941 г. – января 1942 г. как «бешеный натиск немецко-фашистских войск». Он признает, что «это был очень сложный и тяжелый период борьбы с фашистскими захватчиками. В районах Минской и других смежных областей Белоруссии беспрерывно проводили свои операции крупные подразделения эсэсовцев. Гитлеровцы поставили своей целью во что бы то ни стало расправиться с белорусскими партизанами. Нашим отрядам приходилось ежедневно вести жестокие бои, маневрировать, часто менять места дислокации. Особенно трудное положение создалось в Страдобинском, Краснослободском, Гресском, Копыльском, Слуцком, Рудненском, Борисовском и Смолевичском районах. Отрядам Коржа, Меркуля, Бондаровца и некоторым другим пришлось временно перебраться на Любанщину, Глущину и в район Старых Дорог. Базы этих отрядов, подготовленные к зиме, были оставлены под наблюдением партизанских связных»[206]…
В феврале 1942 г. батальон Дирлевангера, переброшенный железнодорожным транспортом через Ковель и Коростень, прибыл в старинный восточнобелорусский город и административный областной центр Могилев. Часть формально передали в оперативное подчинение высшего фюрера СС и полиции Центральной России, но фактически браконьерская команда подчинялась Главному управлению СС и непосредственно Бергеру[207].
Формирование Дирлевангера разместили в пригороде Могилева, выделив помещения дома престарелых. В советской литературе также встречается версия, что батальон располагался на окраине города, в Печерске, на территории бывшей психиатрической больницы. Сначала, как и в оккупированной Польше, личный состав выполнял охранные функции. Рядом с расположением батальона находилось еврейское гетто, поэтому на штрафников возложили караульные задачи и доверили проведение облав[208].
Ветеран-дирлевангеровец рассказывает о том, как военнослужащие зондеркоманды действовали против еврейских узников: «В домах гетто не было электричества. Там всегда было темно и уныло. Окна часто были занавешены, забиты, стекол не было. Внутри обычно жгли восковые и сальные свечи. Жилое пространство было ограниченным и тесным. Где могли разместиться восемь человек, жили 10 или 20. Как-то мы зашли с карманными фонариками в комнату, отдернули шторы и вышибли прикладами винтовок доски, прибитые к окну, и увидели испуганные лица. В связи с отсутствием гигиены внутри помещений ужасно воняло… В ходе обысков мы иногда стреляли, и кого-то убивали. Помню, как член нашей команды неоднократно стрелял в людей… Вы не поверите, если я скажу, что некоторые евреи прятались во время облав для того, чтобы скрыть ценности. Думаю, для них ювелирные украшения или какие-нибудь предметы искусства были важнее, чем что-нибудь поесть!»[209]
Иногда Дирлевангер приказывал приводить из гетто еврейских девушек; они убирали его комнату и служебные помещения, получая за работу продовольственный паек. Вероятно, с ними вступали в интимные связи. Пюклер-Бюргхауз был проинформирован об инциденте, произошедшем в Генерал-губернаторстве, и приказал СД наблюдать за командой.
Однажды сотрудники эсэсовских спецслужб явились в расположение штрафников и потребовали, чтобы Дирлевангер вернул девушек обратно в гетто. Командир батальона ответил, что еврейки работают при зондеркоманде. Но, не желая обострять ситуацию, он все же уступил, а чтобы дело снова не приняло нежелательный оборот, связался в Бергером, который, как обычно, все уладил[210].
Начиная с весны 1942 г. личный состав батальона стали использовать в антипартизанских операциях. При команде было сформировано несколько разведгрупп. Последние выезжали на санях в партизанские районы, устанавливали силы «народных мстителей» и уничтожали их. Так, со 2 по 10 марта команда СС проводила операцию северо-восточнее Осиповичей. Дирлевангер лично руководил действиями подчиненных, провел штурм партизанского лагеря под Лапичами (Осиповичский район Могилевской области), разгромил один из отрядов и захватил большие трофеи[211]. С 16 по 22 марта зондеркоманда действовала юго-западнее Могилева. С 24 по 28 марта часть вела бои в районе шоссе Могилев – Бобруйск. И вновь штрафникам сопутствовала удача: было ликвидировано несколько партизанских групп[212].
Дирлевангер действовал весьма умело. Он наставлял своих солдат: «Лагерь врага не найти, если ходить по удобным, проторенным тропам. Нужно облазить все болота»[213]. Команда выполняла приказы командира, отправляясь в морозную стужу в непроходимые леса, где искала встречи с хитрым и мобильным противником. В те дни температура нередко опускалась до 40 градусов ниже нуля. Чтобы хоть как-то защититься от холода, солдаты набивали свое обмундирование газетной бумагой. Но и это не помогало: если операция длилась несколько суток и вдали от деревень, штрафникам приходилось туго[214].
За несколько недель браконьеры снискали у вышестоящего командования самые похвальные оценки. 23 марта 1942 г. Пюклер-Бюргхауз докладывал Гиммлеру: «Батальон под командованием Дирлевангера отлично себя проявил. Ни одна из дивизий не смогла бы так успешно сражаться на этой труднодоступной и непроходимой территории»[215].
Чаще всего подразделения Дирлевангера направлялись в Кличевский район, где весной 1942 г. наблюдалась наибольшая активность партизан. Против оккупационных войск здесь вели борьбу семь партизанских отрядов. Первый из них был создан в июле 1941 г. на нелегальном собрании большевиков Кличевского района. Ядро отряда составила подпольная группа, куда входили член местного райкома КП(б)Б Я.И. Заяц, заведующий отделом соцобеспечения П.М. Викторчик, А.В. Бай, П.Б. Букатый, И.З. Изох, И.К. Витоль, Т.А. Пименов и др. К ним присоединилась небольшая группа военнослужащих РККА, попавшая в окружение[216].