Охотники за партизанами. Бригада Дирлевангера
Фактически с первых дней помощь восставшим стала оказывать Португалия. В конце июля лидеры националистов договорились о помощи со стороны Германии и Италии. С конца августа 1936 г. немецкие и итальянские летчики стали активными участниками воздушных боев в испанском небе. С октября 1936 г. в Испанию было направлено добровольческое соединение военно-воздушных сил Германии – Легион «Кондор»[98].
Помимо авиационных подразделений в Легион вошли также формирования вермахта, составившие группу «Имкер» («Imker»), представленную поначалу танковым подразделением «Дроне» («Drohne»). Командиром «Имкера» был назначен подполковник Вильгельм Риттер фон Тома. Позднее, в 1937 г., в Испанию прибыла еще одна группа германских добровольцев (в их числе находился и Оскар Дирлевангер), получившая известность как группа «Иссендорф» («Issendorf») во главе с подполковником Вальтером фон Иссендорфом[99]. Эта группа инструкторов штатно вошла в группу «Имкер». Интересно, что инструкторов пригласили в Испанию не военные, а фалангисты, вооруженные формирования которых испытывали острый недостаток офицеров и младших командиров. Инструкторы (Imker-Ausbilder) начали прибывать с января 1937 г. В марте 50 немецких офицеров приступили к обучению своих испанских подопечных в Военной академии фаланги. Однако уже через месяц это образовательное учреждение было расформировано, а немецкие инструкторы были направлены в учебные центры по подготовке испанских армейских специалистов[100].
Вклад немецких инструкторов в победу националистов был весомым. Ими было подготовлено для пехоты Франко около 18 тыс. лейтенантов и 19 тыс. сержантов. Также велась подготовка танкистов, специалистов по химической защите, военных водителей, связистов и саперов[101].
Дирлевангер прибыл в Испанию в конце апреля – начале мая 1937 г. и занял должность ротного инструктора в одном из учебных центров. Последующие аттестации командира группы «Имкер» указывают на то, что Дирлевангер «вел себя всегда безупречно». Это доказывают полученные им Испанский крест в серебре и еще две награды[102].
Однако в начале ноября 1937 г. Дирлевангера отозвали обратно в Германию, с целью расследования вероятности его «политической неблагонадежности». Надо думать, что эту акцию спланировал старый недоброжелатель Дирлевангера, гауляйтер Мурр.
Сам Дирлевангер описывал обстоятельства этого дела так: «Мои бывшие противники, выступающие против моего участия в боевых действиях в Испании, в составе Легиона “Кондор”, инициировали мой арест в ноябре 1937 г. в Толедо – якобы из-за “политической неблагонадежности”… Меня отправили обратно на родину в сопровождении офицера гестапо. После приезда в Берлин я имел возможность общаться с генералом Вилльбергом. Он сказал мне, что я хорошо себя зарекомендовал, о чем свидетельствуют отзывы моего военного командования в Испании… Я обратился к нему с просьбой… возвратиться в Легион “Кондор”… Командующий немецкими танковыми частями, полковник фон Тома, также выступал за мое возвращение в Испанию, и я обратился в канцелярию фюрера… чтобы меня вновь вернули в Легион»[103].
Чиновником, который положительно разрешил дело Дирлевангера, был сотрудник канцелярии фюрера Виктор Брак[104]. В итоге Дирлевангер вновь убыл в Испанию и вновь вернулся в Германию уже после победы националистов, в мае 1939 г.
После возвращения на родину Дирлевангер добился возобновления процесса по своему старому делу в земельном суде Штутгарта. На этот раз удача улыбнулась ему, и 30 апреля 1940 г. обвинения в растлении несовершеннолетних были с него сняты, а приговор отменен за отстутствием состава преступления. После этого он получил обратно свою ученую степень и возобновил членство в НСДАП[105].
Во время процесса началась Вторая мировая война. Горя желанием поскорее оказаться на фронте, Дирлевангер 4 июля 1939 г. написал рейхсфюреру СС письмо следующего содержания: «Для меня невыносимо сидеть здесь, когда где-то маршируют немецкие солдаты. По этой причине я прошу, чтобы меня направили в СС, даже если будет существовать реальная опасность для моей жизни перед возобновлением моего дела»[106].
Итак, для Дирлевангера все окончилось благополучно. В глазах НСДАП и руководства СС он был – пусть даже формально – реабилитирован, что и подтверждает документ, направленный на имя Готтлоба Бергера 17 мая 1940 г. из партийной канцелярии:
«Доктор Оскар Дирлевангер был взят под стражу и приговорен в 1934 г. к 2 годам тюрьмы за развратные действия. Будучи убежденным в своей невиновности, он обратился в канцелярию фюрера, которая, после изучения его личного дела, пришла к выводу, что Дирлевангер стал жертвой судебной ошибки.
После отбытия тюремного срока Дирлевангер принял активное участие в войне в Испании. Однако поскольку судебное решение, связанное с его наказанием, оставалось в силе, он был вынужден возвратиться на родину из легиона “Кондор”, хотя и имел желание дальше участвовать в боевых действиях. Дирлевангер подал прошение о повторном рассмотрении дела и надеялся, что процесс завершится еще до его возвращения с гражданской войны в Испании. Тем не менее, из-за длительного рассмотрения дела ему не удалось дождаться завершения процесса, и он, по приказу канцелярии руководителя партии, получил разрешение снова вернуться в Испанию, несмотря на судебное решение.
После возвращения из Испании был возобновлен пересмотр дела, который окончился оправданием Дирлевангера.
На основании этого, а также того, что Дирлевангер во время мировой войны, в революционные годы и в Испании показал свою исключительную преданность Германии, я ходатайствую о его немедленном переводе в войска СС и, соответственно, скорейшем использовании на фронте»[107].
Глава вторая
Формирование особой команды СС и ее применение в генерал-губернаторстве
Браконьерская команда «Ораниенбург»
Небольшой город Ораниенбург расположен в самом центре бранденбургской земли, примерно в 30 км к северу от Берлина. С древних времен в этой местности жили славянские племена, а первое немецкое поселение на территории нынешнего Ораниенбурга возникло примерно в XII веке, причем вплоть до середины XVII столетия город сохранял славянское наименование Ботцов (до 1483 г. – Бохцове). В 1652 г. на месте старой крепости, известной с начала XIII века как форпост против славянских племен, бранденбургский курфюрст Фридрих Вильгельм приказал возвести дворцовый комплекс. В честь супруги курфюрста, Луизы Генриеты Оранской, дворец был назван Ораниенбургом. Через несколько лет имя замка перешло и к самому городу.
После прихода Гитлера к власти Ораниенбург стал стремительно обретать среди противников режима зловещую славу. 21 марта 1933 г. на территории старой пивоварни, расположенной на Берлинской улице, руководство штурмовых отрядов (СА) организовало «лагерь превентивного заключения» (Schutzhaftlager, он же – концентрационный лагерь 208-го штандарта СА), куда стали направляться в основном коммунисты и социал-демократы. Это был типичный для того периода «дикий» (то есть официально не санкционированный) лагерь: заключенных помещали сюда без каких-либо судебных решений. Первым комендантом Ораниенбурга был штурмбаннфюрер СА Вернер Шэфер, вторым – штурмбаннфюрер С А Герниг.
После событий «ночи длинных ножей» и разгрома прежней, чрезмерно радикальной, верхушки СА лагерь был передан в подчинение СС. В это же время началась ликвидация «диких лагерей», и 14 июля 1934 г. лагерь Ораниенбург был закрыт. К этому времени через лагерь прошли порядка трех тысяч врагов национал-социализма[108]. На территории бывшего лагеря разместились подразделения Главного административно-хозяйственного управления «Черного ордена», а чуть позднее здесь была расположена база для караульных войск СС (SS-Wachtruppen)[109].
В начале 1935 г. инспектор концентрационных лагерей и командир караульных частей СС группенфюрер Теодор Айке добился от местной администрации передачи в распоряжение подчиненных ему служб дворцового комплекса Ораниенбург. В апреле в дворцовые помещения прибыли первые подразделения СС (194 человека). В марте 1936 г. под Ораниенбургом дислоцировался V батальон полка «Бранденбург» частей СС «Мертвая голова» (500 человек). В июле того же года в 3 км от дворцового комплекса, заключенные из Эстервегена, Лихтенбурга и берлинского концлагеря «Колумбия-хауз» (KZ Columbia-Haus) приступили к строительству Заксенхаузена [110].
К декабрю 1936 г. были готовы 18 бараков, составившие внутреннее полукольцо лагеря. К концу следующего года было построено уже 53 барака, 42 из них занимали заключенные, в остальных размещались прачечная, кухня, лазарет, склады, управление лагерем, баня и производственные цеха. В 1938 г. лагерь, представлявший собой по форме треугольник, был обнесен каменной стеной и окружен сторожевыми вышками. С внутренней стороны, где располагалась запретная зона, возвышался забор с колючей проволокой, через которую пустили электрический ток[111].
Лагерь Заксенхаузен можно с полным основанием назвать детищем Теодора Айке. 2 августа 1938 г. он полностью перевел свой аппарат из Берлина в окрестности Ораниенбурга, где штаб концлагерей оставался до 1945 г. С 1938 г. в Заксенхаузене появились предприятия, работавшие в интересах СС. Под Ораниенбургом развернулось строительство кирпичных заводов Клинкера, вошедших в «Немецкое предприятие земельных и карьерных работ» (Deutsche Erd- und Steinwerke; DESt)\ небольшие мастерские передали под управление фирмы «Германские заводы оборудования» (Deutsche Ausrüstung-swerke; DAW). В 1939 г. концентрационный лагерь превратился во внушительный промышленный комплекс, который к 1945 г. включал 11 лагерей-филиалов, 126 внешних рабочих команд и подразделений. Среди них можно упомянуть «предприятие Хайкеля» (Heikel-Werke), «команду Шпеера» (Kommando Speer), «Машинное строительство Драйлиндена» (Dreilinden Maschinenbau GmbH) и др.[112]
В Заксенхаузене проводилась подготовка офицерских и унтер-офицерских кадров частей СС «Мертвая голова». В июле 1938 г. здесь была сформирована «воспитательная рота» (Erziehungssturm), состоявшая из двух подразделений (взводов). В первое подразделение («воспитательное» – Erziehungsabteilung), как правило, попадали эсэсовцы, совершившие незначительные проступки. Во второе подразделение («по улучшению личного состава» – Besserungsabteilung) направляли тех, кого исключили из СС за серьезные правонарушения. Их переводили в разряд заключенных, но предоставляли возможность для реабилитации и восстановления в охранных отрядах. В сентябре 1939 г. в роте числилось 73 человека. Им разрешалось носить петлицы с перекрещенными костями, поэтому узники Заксенхаузена с презрением называли это подразделение «костлявой ротой» («Knochensturm»)[113].
Зимой 1938–1939 гг. в полку «Бранденбург» (в конце 1939 г. переименован в 5-й полк частей СС «Мертвая голова») служило 2695 рядовых и офицеров. К августу 1940 г. численность полка сократилась на 1134 человека (в строю остались 23 офицера, 294 унтер-офицера и 1244 рядовых), что было связано с переводом личного состава в дивизию СС «Мертвая голова». В это время в лагере Заксенхаузен содержались около 12 000 заключенных[114].
22 июня 1940 г. начальник управления комплектования войск СС подписал приказ о переводе доктора Оскара Дирлевангера в СС[115]. Дирлевангер уполномочивался сформировать из лиц, осужденных за вооруженное браконьерство, специальную команду. Местом сбора «черных охотников» была определена база 5-го полка частей СС «Мертвая голова» – в концлагере Заксенхаузен, рядом с Ораниенбургом[116].
В июне 1940 г. в Заксенхаузен стали привозить осужденных за вооруженное браконьерство. Как известно, первоначально всех «черных охотников» взяли на учет. Руководство тюрем и сотрудники РСХА предварительно изучали их личные дела, чтобы отобрать подходящий контингент. Сам процесс отбора начался после того, как 29 марта 1940 г. рейхсфюрер СС Генрих Гиммлер направил письмо имперскому министру юстиции Францу Гюртнеру, в котором, в частности, подчеркнул: «Фюрер распорядился, чтобы все браконьеры, особенно баварского и восточно-бранденбургского происхождения, которые охотились не с помощью силков, а с ружьями, и преступили закон, были амнистированы для прохождения во время войны службы в особой снайперской роте СС, с целью исправления, и могли быть помилованы за хорошее поведение»[117].
Процедура отбора была тщательной. По воспоминаниям одного из бывших членов команды Дирлевангера, его вызвали к начальнику тюрьмы, где его ждали четыре человека – двое в штатском и двое в форме СС. Начальник тюрьмы сказал: «Вы были приговорены к двум годам заключения за браконьерство, и имеете впереди еще год. Если вы добровольно пойдете на военную службу, у вас будет возможность выйти на свободу уже сейчас. Фюрер издал распоряжение, что лица, осужденные за вооруженное браконьерство, могут быть реабилитированы в составе особой части»[118].
Затем, по словам ветерана СС, к нему обратился человек в штатском (возможно, сотрудник криминальной полиции), который задал всего три вопроса: хорошо ли он умеет стрелять? Занимался ли стрельбой раньше? Имел ли до этого судимость? Заключенный отвечал лаконично – только «да» и «нет». Чиновник был вполне удовлетворен ответами. В итоге браконьеру объявили: «Берем!» Тем не менее выезд в Ораниенбург задержали на несколько недель: личное дело изучалось в криминальной полиции. Лишь в конце июня 1940 г. преступника забрали из тюрьмы[119].
Разумеется, никто из браконьеров не знал, что их будут обучать военному делу в концентрационном лагере Заксенхаузен. Представители криминальной полиции, отвечавшие за доставку заключенных, сопровождали отобранные кадры до контрольно-пропускного пункта, сообщали в управление лагеря о прибытии, оставляли документы охране и убывали. Дальше кандидатов передавали дежурному офицеру СС, который отводил уголовников в блок № 36, где для подчиненных Дирлевангера выделили расположение[120].
В июне 1940 г. в Заксенхаузен привезли 80 человек. Все они прошли тщательный осмотр. По результатам медицинского освидетельствования врачи СС признали годными 55 человек, позже зачисленных в 5-й полк СС «Мертвая голова». Жесткие требования при отборе, существовавшие в первое время, в последующем снизились, поскольку возникла проблема недобора личного состава. Положение исправили быстро: уже в августе 1940 г. в штрафной роте служило около 90 осужденных[121].
Практически сразу специальное формирование стало объектом конфликта. Один из браконьеров написал письмо домой. Каким-то образом это послание попало в руки одному партийному чиновнику из Хеттштедта, который, заняв весьма принципиальную позицию, выступил резко против того, чтобы криминальные элементы служили в СС, «элитном ордене», ибо уголовники недостойны носить оружие и привлекаться на военную службу. Сама идея использования преступников для защиты Рейха, заявлял чиновник, вызывает негодование «как в партийных кругах, так и в СС», но нездоровая тенденция вербовать «отбросы общества» в охранные отряды, видимо, пустила корни[122].
На критику, прозвучавшую из уст бдительного партийца, высшие структуры СС отреагировали незамедлительно. До всех, кто оказался втянут в эту историю, было доведено, что формирование не будет считаться частью войск СС, а лишь спецподразделением под контролем «Черного ордена». Кроме того, в то время как командиры части будут прикомандированы из войск СС, сами браконьеры не будут считаться эсэсовцами, до тех пор, пока не проявят себя в бою[123].
Конфликт удалось погасить, однако правовой статус части оставался неясным. Забегая несколько вперед, отметим, что только с выходом приказа рейхсфюрера СС от 29 января 1942 г. команду Дирлевангера стали рассматривать как добровольческий батальон СС, идентичный прочим добровольческим формированиям, а в качестве органа, которому подчинялась часть, определялось Главное оперативное управление СС. Фактически же зондеркоманда находилась в подчинении Готтлоба Бергера, из-за чего в СС неоднократно происходили внутриведомственные трения[124].
В июле 1940 г. комплектование и оснащение штрафной части, проводившееся при непосредственной помощи Главного управления СС, завершилось. Особое формирование получило наименование команды браконьеров «Ораниенбург». В ее рядах были собраны осужденные из южных земель Рейха, Остмарка (Австрии), Судетской области и Восточной Пруссии. Скоро в часть прибыл и ее командир – Оскар Дирлевангер.
Ветеран СС, чьи слова мы уже приводили, вспоминает: «Было утро. Мы, как обычно, построились, а затем пришел он в сопровождении нескольких эсэсовцев. Думаю, он был в звании гауптштурмфюрера [это звание Дирлевангеру присвоили 1 августа 1940 г.[125] – Примеч. авт.]. У него была невероятно худая и высокая фигура, морщинистое лицо. Вероятно, его рост был почти 1,90 м. На швабском диалекте, звучавшем не так резко, он обратился к нам примерно с такой речью: “У вас есть все, браконьеры. Фюрер решил, что вы можете оправдаться. Если вы пройдете испытание, то, уверен, все вы, парни, будете помилованы! Если нет, то вы отправитесь туда, откуда вас взяли”»[126].
Командирами отделений и взводов в браконьерской роте были поставлены унтер-офицеры из 5-го полка СС «Мертвая голова», которые серьезно взялись за осужденных. Курс обучения в основном опирался на систему подготовки, принятую в караульных частях СС и рассчитанную на формирование из новобранца солдата-профессионала и идеологически мотивированного бойца, готового беспрекословно выполнять приказы своих начальников и беспощадно бороться с врагами национал-социализма. В рамках изучения военных дисциплин большое внимание уделялось огневой подготовке. Чтобы проверить способности новобранцев, на полигоне была проведена боевая стрельба, позволившая преподавателям выявить сильные и слабые стороны учащихся. Каждому штрафнику давались подробные инструкции, как правильно стрелять из карабина 98к системы Маузера. Занятия включали в себя и такие важные вещи, как устранение заклинивания оружия и его ремонт в полевых и боевых условиях[127].
Инструкторы СС также преподавали общевойсковую тактику. Личный состав команды учили действиям в составе отделения, взвода и роты, приемам рукопашного и штыкового боя. Само собой, практиковались полевые выходы, марш-броски с полной выкладкой и без нее. В своей основе весь этот процесс напоминал стандартную военную подготовку. Но были и свои отличия. Значительно меньше времени отводилось на изучение строевых приемов. Браконьеры занимались строевой подготовкой и пели походные песни вечером, перед тем, как отправиться на ужин в барак, отведенный для приема питии караульному батальону СС, заступившему на дежурство по концлагерю[128].
С осужденными в Заксенхаузене проводились и политические занятия, причем при личном участии Дирлевангера, чьих знаний и способностей вполне хватало, чтобы читать перед подчиненными лекции, исполненные национал-социалистического духа. Не приходится сомневаться в огромном влиянии командира на личный состав части. Как офицер с внушительным боевым опытом, Дирлевангер прекрасно понимал, что для успешного выполнения боевых задач ему необходимо сплотить людей, провести боевое слаживание формирования. Он приказал своим солдатам не только не запирать шкафчики для личных вещей, но и вообще держать их открытыми[129]. Впрочем, подобная практика не была совершенно уникальной. В отличие от вермахта, в войсках СС личные вещи никогда не запирались. В одной из эсэсовских брошюр это пояснялось так: «Как в казармах нет закрывающихся шкафчиков (у честных людей по-другому и не может быть), так и не существует искусственно созданных препятствий в продвижении от звания к званию, потому что бойцы идеологического фронта имеют единое, врожденное чувство дисциплины и власти»[130].
Осужденные были в основном довольны, что вышли из тюрьмы, а некоторые даже просились в армию, чтобы разделить радость победы над Францией. В то же время место, где они получали военные знания, вряд ли могло настраивать на позитивный лад. За малейшее нарушение следовала жестокая кара. Браконьерам не раз приходилось видеть узников Заксенхаузена, в том числе тех, кого поймали после побега. Беглецов-неудачников, прозванных в лагере «топтунами», заставляли целыми днями разнашивать военную обувь. Заключенные ходили по специальной дороге с гравием и острыми камнями, держа за плечами наполненные песком мешки весом до 25 кг. Конечно же, видя подобное, штрафники старались четко выполнять приказы и не нарушать дисциплину[131].
В августе 1940 г. для укрепления роты опытными кадрами Дирлевангер попросил включить в команду нескольких младших командиров. Эта просьба была удовлетворена: по приказу начальника штаба командования войск СС (позднее – Главное оперативное управление охранных отрядов) запасной батальон СС «Германия» выделил четырех унтерфюреров СС, которые прибыли в особую часть 4 сентября 1940 г. Между тем команда Дирлевангера наконец получила распоряжение покинуть Заксенхаузен. Младшие командиры-инструкторы, выделенные из 5-го полка СС «Мертвая голова», должны были вернуться в свой полк, а браконьерам предстоял перевод в новый пункт постоянной дислокации[132].
1 сентября 1940 г. штрафная часть была переименована в особый батальон СС «Дирлевангер» (SS-Sonderbataillon Dirlewanger)[133]. Браконьерская рота, где служило более 100 человек, получила приказ следовать в Генерал-губернаторство в подчинение начальника СС и полиции дистрикта «Люблин», бригадефюрера СС Одило Глобочника[134].
В оккупированной Польше
Захваченная территория Польской Республики, куда направили зондербатальон Дирлевангера, в то время представляла собой пространство, к которому руководство СС проявляло повышенный интерес. Гиммлер, ставший 7 октября 1939 г. рейхскомиссаром по укреплению германской народности, видел главную задачу восточной политики в расчленении бывшей Польши на возможно большее число отдельных районов, отборе людей, подходящих в расовом отношении, и устранении неугодных индивидов. Твердое и последовательное проведение указанной программы, полагал шеф СС, позволит немцам через 10 лет вытеснить отсюда местное население [135].
Осенью 1939 г. Гиммлер поручил ординарному профессору и руководителю института агрономии и аграрной политики Берлинского университета Конраду Майеру подготовить документ о переселении и освоении немецким населением Западных областей оккупированной Польши. Аналогичная работа велась Расово-политическим управлением НСДАП. Его руководитель профессор Вальтер Гросс в ноябре 1940 г. направил в СС секретный документ, посвященный тому, как следует обращаться с коренным населением Генерал-губернаторства. Так, Гросс писал: «При обращении с лицами ненемецкой национальности на Востоке мы должны проводить политику, заключающуюся в том, чтобы как можно больше выделять отдельные народности»[136].
За реализацию указанных расовых проектов непосредственно отвечал, в частности, Одило Глобочник, назначенный 9 ноября 1939 г. руководителем СС и полиции в Люблинском округе.
Следует сказать, что Глобочник был не менее патологическим типом, чем сам Дирлевангер. Американский исследователь Роджер Мэнвелл охарактеризовал его как «алкоголика, которого даже Гиммлер в конце концов был вынужден сместить с должности за криминальные делишки»[137]. Родившийся в 1904 г. в словенской семье (его родители носили славянские имена) Глобочник с детства воспитывался в немецком духе (отец Одило был лояльным и высокопоставленным почтовым чиновником Австро-Венгерской империи). Историк П. Блэк отмечает, что «Глобочник мог хотя бы отчасти претендовать на германское происхождение, поскольку у его обеих бабок были немецкие фамилии». В любом случае, на протяжении всей своей нацистской карьеры он был вынужден «доказывать себе и другим свою полную лояльность делу» [138].
В штурмовые отряды нацистской партии Глобочник вступил уже в 1920 г. (в ряды самой НС ДАЛ – в 1922 г., в СС – в 1932 г.). После запрета в Австрии нацистского движения (в июне 1933 г.) и вплоть до аншлюса (март 1938 г.) он вместе со своими соратниками действовал в условиях подполья. В августе 1935 г. Глобочник был приговорен к одному году тюрьмы за убийство еврейского ювелира[139]. Зарекомендовав себя в качестве фанатичного и преданного борца и одного из самых активных лидеров австрийских нацистов, в мае 1938 г. Глобочник был назначен гауляйтером Вены. Впрочем, в течение последующих шести месяцев он восстановил против себя почти всех своих прежних союзников. Чрезмерный радикализм, крайняя заносчивость, финансовая некомпетентность и различные махинации с еврейским имуществом (особенно после событий «хрустальной ночи» ноября 1938 г.) привели к тому, что 30 января 1939 г. он лишился своего поста. Назначение в Люблинский округ обрадовало и воодушевило Глобочника. Он тут же направил Гиммлеру благодарственную телеграмму, в которой заверял рейхсфюрера, что руководство СС и полиции Люблина и их личный состав «сделают все на своих местах, чтобы по возможности помочь Вам»[140].