8 февраля 1995 года, среда, 13-30 по Киеву, поезд Москва—Симферополь, вагон 14.
Услышав щелчок замка, оба пассажира четвертого купе решили, что это проводник. Когда дверь отлетела в сторону, тот, что сидел слева, продолжал смотреть на бумаги, лежащие перед ним, и первые две пули вошли ему в висок. Второй – тот, что справа – успел повернуть голову к двери и даже испытывал перед смертью что-то вроде удивления. Пуля ударила между ключицами. Другая пробила череп под левым глазом. Убитый, он остался сидеть, откинувшись в угол.
Убийца сделал паузу. Потом крикнул: «Я вас, суки, предупреждал!» – и оставшиеся пули выпустил в окно. Три из них улетели в сторону поля возле дороги, а одна засела в стволе акации лесополосы.
Убийца сорвал стоп-кран и выпрыгнул из вагона. Проводница, убиравшая в туалете, пробежала по коридору мимо приоткрытой двери четвертого купе. Остановилась. Потом вернулась и заглянула. А потом закричала.
В какую сторону ушел убийца, не заметил никто.
8 февраля 1995 года, среда, 21-00 по Киеву, аэродром 502 авиатранспортного полка, Запорожье.
О внеплановом рейсе дежурного по аэродрому предупредили только за час до вылета. Экипаж прибыл в 20-00, а через пятнадцать минут появился подполковник Марченко с группой. Подполковник сразу же направился к дежурному, а пятеро членов группы не торопясь пошли к взлетной полосе.
– В 21-15 борт должен быть в воздухе, – сразу после обмена приветствиями перешел к делу подполковник.
– Экипаж на месте, самолет подготовлен, только…
– Что только?
– Мне казалось, что должен прибыть комполка.
– Если кажется, – резко оборвал Марченко, – звонить нужно.
Дежурный связался с командиром полка. Тот спокойно поинтересовался, почему, по мнению дежурного, он, комполка, должен присутствовать при каждом взлете. Этим полетом занимается подполковник Марченко – ему и карты в руки.
– Еще вопросы есть? – поинтересовался подполковник Марченко.
Вопросы у дежурного, естественно, были, но вслух он решил их не произносить. С каких это пор контрразведчики занимаются отправкой самолетов?! И что это за пятерка, ради которой гоняют «Ил-76»?
Марченко подошел к самолету. Пятеро пассажиров стояли возле трапа. Старший поглядывал на часы. Неподалеку топтался техник.
– Багаж загрузили? – тихо спросил подполковник.
Старший группы молча кивнул. Марченко протянул руку:
– Счастливо, всего наилучшего. На месте вас уже ждут.
Группа поднялась в самолет. Люк закрылся. Командир корабля вел переговоры с командным пунктом, когда бортинженер заглянул в кабину:
– Командир, ты в курсе, кого везем? Пятеро солдат с сержантом во главе. Весьма преклонного возраста, и что самое интересное – у всех эмблемы российской армии.
– Ничего особенного, – оглянулся второй пилот, – у нас и маршрут специфический.
– И куда же мы?
– В России давно был?
– Где-где?
– Все по местам и прекратили треп, – оборвал разговор командир.
Бортинженер двинулся на свое место, но его поманил пальцем штурман и молча ткнул пальцем в карту. Краснодарский край.
В пустом отсеке «Ила» пассажиры разместились плотной группой. Старшему, с сержантскими лычками, на вид было за тридцать. Остальные, от младшего сержанта до рядового, тоже не выглядели солдатами срочной службы.
Самолет оторвался от взлетной полосы. Набирая высоту, старший сержант показал большой палец и сказал, чуть повысив голос, чтобы было слышно в гуле моторов: «Начали вовремя. Даст Бог, закончим благополучно!»
Подполковник Марченко проводил взглядом взлетевший «Ил» не прощаясь с дежурным, сел в машину и уехал. Через полчаса он связался по телефону с Киевом и доложил об отправке группы.
Еще через пятнадцать минут один из руководителей военной контрразведки Украины связался по спецсвязи с Москвой.
– Виктор Николаевич? Наша группа около часа назад стартовала. Встречайте.
– Спасибо, их уже ждут. Мне нужно, чтобы на месте они были к полудню девятого февраля.
– Это уже зависит от ваших людей и от обстоятельств.
– Буду держать вас в курсе. До связи.
9 февраля 1995 года, четверг. 11-30 по Киеву, Центр общественных связей УВД.
Пессимист – единственный человек, который радуется, если его предположения не сбываются. В общении с ЦОСом – я пессимист и скептик. Но в данном случае подробности мне сообщили. Это плюс. Однако сообщили в виде протокольного образца. Почти совершенно понятно: что, где, когда, но с души воротит мгновенно. Сколько бы сатирики ни издевались, язык милицейских протоколов состоит из ста пятидесяти слов, и ничего тут не поделаешь. Инцидент со стрельбой в поезде выглядел так:
«8 февраля, около 13-30, в поезде «Москва—Симферополь» в результате возникшей ссоры гражданин России выстрелами из пистолета ТТ убил двух жителей Москвы, 1966 и 1961 года рождения, и попытался скрыться, сорвав стоп-кран. В результате оперативных мероприятий за это преступление был задержан житель Курска, 1963 года рождения, у которого был изъят пистолет ТТ. Ведется следствие».
Песня! Сказка! Просто хочется декламировать, как белые стихи! Однако, и на том спасибо. Совершенно спокойно могли бы ограничиться последней фразой: «Ведется следствие», что в переводе на общедоступный язык означает: «Никому ничего не сообщим, пока не передадим в суд». А в суде, кстати, информацию можно будет официально запросить только после вынесения приговора. Года через полтора после содеянного. За это время меня совершенно свободно выпрут из газеты, не глядя на заслуги. Так что я совершенно искренне сказал «спасибо» капитану Феоктистову, рассыпался в благодарностях перед полковником Кравчуковым и убыл в поисках телефонного аппарата. В принципе, только в принципе, я могу позвонить с одного из ЦОСовских телефонов.
Выглядело бы это приблизительно так. Я сажусь за стол напротив начальника Центра общественных связей, набираю телефон Гены Котляра из линейного отдела милиции и спокойно начинаю вытягивать из него сведения, украшенные грифом «Для служебного пользования». После такой выходки не то что ЦОС, душевный друг Гена перестал бы со мной общаться. Даже если бы остался на своей должности.
Именно по этой причине я и вышел из областного управления милиции и, по щиколотку утопая в мокром снегу, отправился к кафе. Во-первых, там можно попить кофе, а во-вторых, там масса телефонов-автоматов.
В этот день мне здорово везло. Кофе был в наличии, телефоны работали, а капитан Котляр находился на своем рабочем месте.
– Здравствуйте, товарищ капитан, – вежливо сказал я.
– Слушает капитан Котляр, – официально отозвался Гена.
– Тебя беспокоит Заренко Александр Карлович.
– Слушаю вас, – не менее официально сказал Котляр, и я понял, что его сосед по комнате, кадровик ЛОМа, находится на месте.
– Слушай, Гена, а ты не хочешь срочно прибыть в кафе «Айсберг» на встречу, скажем, с группой представителей средств массовой информации?
На том конце провода Гена задумался, а потом сообщил, что сможет быть на назначенном месте через полчаса. А я пошел обратно в кафе, чтобы скрасить свое одиночество еще одной чашечкой кофе. Но в зале оказалось, что свое одиночество я могу скрасить не только кофе, но и обществом Сергея Мосина из братски конкурирующего «Полдня».
– В ЦОСе был? – осведомился Мосин и возбудил во мне нехорошие подозрения.
– В ЦОСе, – сказал я. – А ты?
– А я туда только иду. Нужно проверить кое-что.
– А я иду оттуда, чтобы кое-что выяснить, – съязвил я. Мы помолчали. Время шло, и мне совсем не хотелось допрашивать Котляра в присутствии Мосина. А мощный талант садиться «на хвост» – единственное достоинство Мосина, которое внушает мне уважение. Об интимном вытягивании информации из сотрудника и речи быть не могло в присутствии долговязого конкурента. И вообще, пусть сам ищет информацию, например, в Центре общественных связей.
Но настроение у Мосина было превосходным, он явно что-то знал о поезде и успевал эту информацию сунуть в ближайший номер. «Полдень» верстался на день позже нашего еженедельника.
– Ты уже разнюхал про стрельбу в паровозе? – неожиданно спросил Мосин.
– Ну…
– Я разговаривал с ментом на вокзале. Как в детективном фильме. Прикинь, два ханурика едут в «люксе», открывается дверь и с пушкой заруливает хмырь. Изрешетил обоих и свалил с поезда. Они с ним чего-то там в ресторане не поделили. А когда его взяли, оказалось, что он ехал в Крым кого-то мочить.
– Это тебе все постовой рассказал? – Мосин меня достал, но делать уже было нечего, все карты у него в руках и, кроме того, он успевал все опубликовать вовремя.
– А у него кум на дежурстве был в тот день. Так что стрельба была между Городом и Узловой. А насчет Крыма – так у хмыря во время обыска, кроме патронов и пистолета, нашли еще фотографию с Ялтинским адресом. А ты успел в номер сдать эту информацию? – заботливо спросил Сережа Мосин. – Скотина такая!
– Ну, я пошел за официальной информацией, – сообщил Мосин и убыл, разминувшись в дверях с Котляром.
Но добил меня в тот день все-таки душевный человек Гена Котляр, капитан милиции и выпускник журфака Киевского университета. У него было слишком мало времени для разговоров, и он по доброте душевной презентовал мне второй экземпляр своей заметки в областную молодежку. Об убийстве в скором поезде и задержании опасного преступника.
Таким образом, я и мой любимый еженедельник оказывались минимум третьими, кто будет писать о двойном убийстве. Причем через неделю после события. И я отправился в редакцию как можно медленнее. Мне нужно было придумать, как все подать Главному. Совершенно не хотелось очередного наезда на меня лично, на мой отдел, дышавший на ладан. И в конце концов, кто в этом городе самый крутой журналист?
Начнем по порядку. Имя убийцы, как сообщил Котляр, служебная тайна. Фамилия, адрес, а также род занятий ялтинского жителя – тоже мне неизвестны. Все, что мне по дружбе выложил Генка, и что не упоминалось в сводке, сводилось к следующему. Ехал себе поезд № 133, ехал и приехал на станцию Город-Пассажирский. В 12-15 он отправился на Юг, а два пассажира вагона № 14 и один пассажир вагона № 12 отправились навстречу друг другу и встретились в вагоне-ресторане между вагонами № 12 и 13. Встреча состоялась в теплой дружеской обстановке, поскольку пассажир двенадцатого вагона, подсевший в Курске, был уже изрядно навеселе и в вагоне-ресторане успел до Города побывать дважды. Что конкретно произошло в ресторане, осталось для меня загадкой. То ли пара из «люкса» послала курянина, то ли житель Курска оторвался на «люксовцах», но разошлись они не на шутку, звучали повышенные тона и обещания еще встретиться.
Ровно в 13-30, через полчаса после разборки, курянин собрал сумку и, одевшись, прибыл в четвертое купе вагона номер 14. Без стука открыл дверь и с истошным криком: «Я вас, суки, предупреждал!» – разрядил всю обойму в пассажиров «люкса». После чего сорвал стоп-кран – благо, он расположен между вторым и третьим купе – и выскочил во чисто поле.
Через час он на стоянке нанял машину до Запорожья и отправился дальше в южном направлении. В дороге развлекал себя и водителя стрельбой из пистолета по птицам. Взяли его на блок-посту на Симферопольской трассе спящим. Проснулся он от ласкового приветствия омоновца с автоматом. И вот тут началась истерика. Он требовал, чтобы сожгли фотографию ялтинца, предлагал деньги и угрожал. А в вещах у него обнаружили почти тысячу баксов. Так что картина ясная, загулявший киллер сорвал выполнение заказа мафии. Писать о таких делах – одно удовольствие, особенно если, как Генка, имеешь всю информацию прямо от непосредственных свидетелей. Так что в дураках остался не только я, но и хитроумный Мосин.
Редакция, как и разговор с Главным, приближалась, и мозг мой, как мозг старого кавеэнщика, работал все интенсивнее и интенсивнее. И возле бывшего Дворца пионеров, а ныне Дворца детского и юношеского творчества, меня озарило. Об убийстве напишут все, об убийце напишут многие, но, скорее всего, об убитых, так некстати подвернувшихся под пули, не напишет никто, кроме меня. Небольшое исследование на тему «от судьбы не уйдешь» позволит мне не повторять избитого и выгодно выделиться из общего потока.
Тут же, очень кстати, оказался и телефон-автомат.
– Здравствуй, Гена, – второй раз за день ласково поздоровался я.
– Привет, – сказал Гена, видимо, его сосед по комнате, кадровик, вышел по своим кадровым делам, и Котляр мог объясниться спокойно.
– Гена, я с удовольствием и с завистью прочитал твою статью, признаю фитиль и готов сказать это при всех. Все-таки, профессионал есть профессионал, с вами, кадровыми журналистами, не потягаешься. Слушай, Гена, только ты можешь меня выручить. Ты же не хочешь, чтобы меня выперли c работы? – Гена, естественно, этого не хотел и поэтому довольно быстро раскололся на информацию, практически не засекреченную, – имена и адреса убитых. А потом, чтобы проявить свою добрую волю, даже сообщил мне в качестве живых деталей статьи, что выстрелов было произведено восемь, из которых по два досталось пассажирам, а четыре попали в окно.
В редакцию я влетел птицей, сообщил Главному, что процесс пошел и принялся за счет редакции вызванивать в Москве своего бывшего сослуживца. В конце-то концов, что я, зря ему в восемьдесят втором в Польше жизнь спасал?
И таки спас. Правда, не под пулеметным огнем сторонников «Солидарности», а всего лишь в кочегарке, где Серега Парамонов был оператором большой совковой лопаты. Но, между прочим, угарный газ действует не менее эффективно, чем пуля. И лежащего между печами кочегара я нашел как раз вовремя, чтобы ему успели вернуть дыхание.
Так Парамонов мне жизнью обязан, а пользовался я этим совсем нечасто. Если быть точным, то только два раза – в августе 1991 и в октябре 1993, – когда он мне по телефону сообщал важные подробности по громким делам.
Если бы в тот момент я хотя бы догадывался, что звонок Парамонову так вывернет наизнанку мою жизнь, я был бы намного осторожнее в выборе тем для материалов. Но история не терпит сослагательного наклонения. А я так до сих пор и не выяснил: меня уже вели в тот момент или стали «пасти» только с 17 февраля. То, что с семнадцатого февраля у меня уже не осталось тайн в личной жизни, я знаю наверняка. Даже убедился документально. Парамонов мою просьбу выполнил и перезвонил. Правда, уже после того, как статья с названием «А кто мишень» и моей подписью уже увидела свет.
Глава 3
10 февраля 1995 года, пятница, 12-30, Москва.
– Мы его нашли и держим под наблюдением. Наш любимый майор присоединился к группе боевиков и после небольшой прогулки по горам и долам прибыл на заброшенную ферму, где и находится уже сутки.
– Чем занимаются? – Виктор Николаевич, как обычно, говорил спокойным голосом. В манере говорить проскальзывала некоторая лень, обычно раздражающая начальство и иногда вводящая в заблуждение оппонентов.
– Основное время они тратят на маскировку и сон. Параллельно ведут наблюдение за дорогой.
– Что за дорога?
Миша приподнялся со стула и показал пальцем место на карте, лежавшей перед Виктором Николаевичем.
– Ферма находится вот тут метрах в ста пятидесяти от шоссе. А по шоссе идет переброска войск.
– И никто не поинтересовался, что находится у них под носом? – констатировал Виктор Николаевич.
– У военных и так слишком много проблем. Им по тамошнему бездорожью нужно перебросить как можно больше войск и техники. Предпочтительно в светлое время суток. Так что, если в них не стреляют, то они и не особенно выискивают противника.
Виктор Николаевич задумчиво кивнул.
– Вы уже подготовили вариант наших действий?
– В принципе, да. Но тут есть нюансы. Наблюдение ведет наша группа в составе пяти человек. На ферме до сорока вооруженных боевиков, уровень подготовки которых мы определить, естественно, не можем. Исходя из того, что именно к этой группе присоединился майор Тупчинский, подготовка должна быть несколько выше средней.
– Вы считаете, что наша группа не справится?
– Наша группа справится. Но в этом случае, при самом беглом анализе столкновения, станет понятно, что действовали специалисты именно этого профиля. Нужно ли это нам?
– Нам это, естественно, не нужно. Мы вообще ничего не ищем в этом районе. В этом районе всем занимается Александр Павлович. И он, кстати, достиг очень интересных результатов. Не далее, как два часа назад, он сообщил мне, что его поисковая группа обнаружила останки майора Тупчинского. Его, оказывается, взяли в плен, а потом, изуродовав до неузнаваемости, бросили. Торопились настолько, что даже не нашли при нем того самого пакета. А поисковая группа – обнаружила. Так что самое позднее завтра к утру пакет будет в кабинете у Александра Павловича и мы сможем спланировать свои дальнейшие действия уже с учетом этой важной информации.
– И совершенно точной, – добавил Миша. – Нужно будет готовить святую воду. С призраками дело иметь придется.
Виктор Николаевич выжидающе смотрел на собеседника, не перебивая.
– Предложено следующее: после того, как боевики обстреляют колонну, армейское командование будет вынуждено эту ферму почистить. На завершающем этапе наши подключатся к этому эпизоду и призрака изымут. Если это будет по каким-либо причинам невозможно – попытаются взять пакет.
– И вы считаете, что такие осторожные ребята, как боевики из этой группы, все-таки откроют огонь?
– Пренепременно! По графику военного командования завтра утром и в течение всего дня в этом районе будут двигаться подразделения десантной дивизии. Вот по ним-то и стрельнут.
– А если боевики после стрельбы попытаются уйти? – Ну, для них это будет такой же неожиданностью, как и для военных, если не большей. Некоторое время они потратят на сборы. А потом обнаружат, что отход к лесу им перекрыли снайперы. И они попытаются отсидеться до темноты.
10 февраля 1995 года, пятница, 21-00 по Киеву, Город, Восточная Украина.
Должность редактора отдела помимо некоторого преимущества в виде жалования налагает, к сожалению, и некоторые обязанности. Приходится отвечать за деятельность тройки подчиненных и, кроме того, выступать в роли педагога-наставника. Забавно, но большинство людей на земле убеждены в том, что быть журналистом – проще простого. Нужно только прийти куда надо и записать что услышишь, или увидишь. Я сам был раньше уверен в том, что это именно так. Вообще мне казалось, что журналист должен вести расследования, прорываться сквозь препоны и кордоны, трое суток не спать ради нескольких строчек в газете. Нет, я, естественно, не спорю – в крупных и известных газетах наверное есть журналисты, которые отправляются в дальние и опасные командировки, ползают под пулями или вместе с пожарными лазят по горящим домам. Я с такими журналистами не сталкивался. И не потому, что нет среди нашего брата парней, готовых рискнуть. Но – как совершенно правильно утверждали марксисты – вначале необходим материальный базис и только потом надстройка. А наши нынешние газетные боссы деньги обычно вкладывают не в то, чтобы добыть информацию, а в улучшение благосостояния собственных семей. И то, что наш еженедельник носит гордое звание республиканского еще ничего не значит. Мы должны уметь извлекать информацию даже из воздуха. Основные сенсации достаются столичными изданиями. На долю провинциальных газетчиков выпадают зависть и долгое ожидание звездного часа. А пока звездный час приближается, нам нужно регулярно исписывать необходимый объем, чтобы не загнуться от голода. И вот тут-то нам, работникам отдела расследований, и приходят на помощь милицейские сводки. И еще информация из всякого рода контролирующих служб и органов.
Приблизительно эти мысли я пытался внушить своим орлам – репортерам. В пятницу я иногда собираю этих бездельников, чтобы изложить свое видение наших проблем.
Они приходят, внимательно слушают, соглашаются, или, во всяком случае, не возражают, потом уходят и через некоторое время приносят мне такое, что приходится либо выбрасывать в корзину, либо полностью переписывать. Сейчас оба – и Слава, и Сергей – молча слушали. На их лицах мелькали следы понимания. Это меня окрыляло.
– Возьмем, к примеру, оперативные сводки милиции, – я выудил из стола пачку бумаг и предъявил их парням.
– Возьмем, – согласился Слава. Он обычно пишет о медицине, поэтому для него эта часть лекции носит характер теоретический.
– Напрасно ты так спокоен. В этих сводках также имеет место информация о несчастных случаях и отравлениях. Например, читаем, что в инфекционное отделение больницы поступило двадцать два ребенка из детского дома. Диагноз – пищевое отравление. Ваши действия?
Слава помялся, потом окинул тоскливым взглядом комнату. Ему было совершенно наплевать на все мои ухищрения. Он хотел на волю.
– Нужно узнать адрес, поехать в детский дом, переговорить с директором. Потом съездить в больницу…
– Ничего подобного. Там ничего не узнаешь, кроме того, что у тебя уже есть. Пошевели мозгами. У нас есть эта информация, и теперь нужно обращаться к тому, кто за все это формально отвечает. Например, к главному санитарному врачу города. Он так или иначе что-то скажет. Или подтвердит, или опровергнет. Или подбросит чего-нибудь интересного о трудностях его системы, и ты сможешь соорудить материал о проблемах наших борцов за санитарию. Заодно ты сможешь установить хорошие отношения с этим самым врачом и потом получать у него интересную информацию. Усек?
Слава возвел очи к потолку и обреченно кивнул. Сергей помалкивал, потому что подходила его очередь. Я всегда старался распределять свои усилия равномерно, чтобы никто из них не почувствовал себя обделенным.
– Смотрим наши бесценные сводки дальше. На прошлой неделе мы прочитали о том, что стрелка ВОХР убили и забрали у него «наган» и патроны. В таких случаях надо затаиться и ждать продолжения. И вот три дня назад мы получаем из того же источника сообщение о том, что взяли трех несовершеннолетних, которые ВОХРовца и задушили.
– Мы связываемся с милицией, получаем у них статистику преступлений среди несовершеннолетних, соединяем и получаем проблемный материал, – лихо отрапортовал Сергей.
– Умница! А если раскрытие не произошло бы?
– Тогда можно бы на этом примере сделать материал о неэффективной работе органов милиции, – Сергей совсем расслабился.
– Правильно, мы подготовим такой материал и больше никогда не получим никакой информации из Центра общественных связей. Спрячь эту информацию подальше и надейся. В этих бумажках, написанных еще хуже, чем ваши статьи, больше информации к размышлению, чем фактов. Вопрос на засыпку – в течение последних месяцев в сводках все чаще и чаще мелькают сообщения об использовании преступниками устаревших пистолетов ТТ. Что мы можем для себя из этого извлечь?
– Они военные захоронения раскапывают, – снова поторопился Сергей.
– Ничего подобного, хотя возможен и такой вариант. Мы берем эту информацию и сопоставляем ее с сообщением о том, что наша героическая милиция испытывает недостаток в патронах к пистолетам Макарова. Эти патроны делает Тульский завод, а Россия с поставками что-то не торопится. Милицейское руководство вынуждено передать на вооружение некоторых сотрудников милиции пистолеты ТТ, которые были законсервированы на складах на случай войны. Этих запасов у нас еще надолго хватит. Понятно?
– Нет, – чистосердечно признался Сергей. Ему уже надоело выглядеть школяром и он решил сокращать паузы до минимума.
– Кто нам в этом случае сможет помешать сделать заявление, подкрепленное фактами о том, что и преступники, и милиция получают оружие из одних и тех же источников? И мы получаем занимательное чтиво для читателей и не портим отношения с милицией. Но если сводки совершенно бесцветные и не дают ничего, кроме банальных краж, бытовых драк и случаев хулиганства, то тут включается чисто литературный дар. Мы внимательно перечитываем сводки и пытаемся во всех тамошних мелочах отыскать какую-нибудь общую черту или направленность, или игру названий улиц, или смешные должности и странный набор украденного. И все это вы излагаете игривым языком, как одно повествование. И обязательно с юмором.
– У людей, между прочим, неприятности, а мы их будем высмеивать? – не выдержал Славка. – По-моему, не стоит по этому поводу зубоскалить.
– Да? А ты посмейся не над жертвами. Ты ткни пальцем в преступника. Пусть все поймут, какой он козел, что украл пять бутылок водки и женские трусы пятьдесят шестого размера. Или поинтересуйся, какого черта мама отпустила своего двенадцатилетнего сына в школу с золотой цепочкой на шее и десятиграммовым перстнем на пальце. Не над людьми нужно смеяться, а над их глупостью. Все, свободны. Мне еще нужно работать.
Ребята ушли, а я героически приступил к статье об убийстве в поезде. В виду отсутствия подобной информации придется ее создавать. Или выдумывать. Тогда мне это показалось забавным.