Разреженный воздух
Я ухмыльнулся.
Слушайте, вы не станете отправлять аудиторскую команду через 200 миллионов километров межпланетного пространства только потому, что вам кажется, будто кому-то надо преподать парочку наглядных советов по управлению колонией. Земной надзор – это принадлежащая лично КОЛИН длинная рука закона, надежные симбиотические мосты связывали его с правительством на Земле и давали полномочия, выходящие за рамки строго коммерческих. Вы не вызывали их, если только на Высоком Рубеже не случалось что-то совсем уж из ряда вон выходящее. Назревал большой скандал, и Малхолланд, судя по его лицу, это прекрасно понимал. Он выглядел как человек, которого заставляют давиться испорченными устрицами в нулевой гравитации.
Если Никки Чакане приходилось работать сверхурочно, вылизывая суровые улицы Брэдбери даже для новой партии ультрапутешественников и рекрутов квалпро, это было ничто по сравнению с той работой, что свалилась на ее плечи сейчас. Земной надзор стучит в двери, словно головорезы из Отдела по соблюдению договорных обязательств, прибывшие на рассвете в какой-нибудь бордель в рабочем лагере. Малхолланда вытаскивают из постели, он в панике, и каждый корпоративный ублюдок от Эоса до плато Тарсис пытается прикрыть свою грязную жопу. Кому-то придется разгрести дерьмецо, и быстро. Кому-то придется прибраться в доме. И что-то мне подсказывало, если наш уважаемый губернатор обратится за помощью к высшим эшелонам департамента полиции Брэдбери, он получит от них вежливый, но решительный отказ. Ты не станешь комиссаром в этом городе, если не будешь закрывать глаза на некоторые нарушения, но по сути своей Питер Сакарян был очень правильным человеком. Это была его беда, причина, по которой его в первую очередь и кинули на эту должность. Он был надежен, и Малхолланду не приходилось оглядываться через плечо круглые сутки.
Подобная тактика сейчас эффектно аукнулась прямо в лицо губернатору. После повышения новоявленный комиссар не скрывал своего презрения к методам Малхолланда, и, если мои источники внутри департамента не заливали, эти двое не раз сшибались лбами за закрытыми дверями. Столкнувшись с херней таких масштабов, Сакарян сделает большой шаг назад, сложит руки на груди и станет наблюдать за тем, как Земной надзор сожрет Малхолланда с потрохами.
А значит, оставалась Никки.
Ей придется суетиться, словно ферритовому жуку в горе ржавчины, частица за частицей пережевывая изъеденную коррозией насмешку губернатора над колониальными правоохранительными органами, превращая ее в чистую руду правильных процедур и безупречного свежего воздуха. Затыкать утечки, прятать неудобные улики и свидетелей, прояснять показания. Другими словами, терраформировать местные условия в некий блестящий симулякр того, что, по всей видимости, добрые люди с Земли рассчитывали увидеть на Марсе.
«Ну, удачи, лейтенант».
Если бы голень все еще не пульсировала от упрямой боли, я бы, может, даже пожалел эту сучку.
* * *Ночь выдалась долгая, но в конце, с той же неотвратимостью, с которой лоббисту приходится делать минет, наступило утро и потолочные плитки замерцали оживая. Люк камеры нехотя приподнялся на сорок сантиметров, и в образовавшийся проем вкатился аккуратный маленький дрон на колесиках, везущий нечто, похожее на завтрак. Полагаю, он нашел меня, сидящего, скрестив ноги, на койке, по температуре тела и остановился напротив, словно нетерпеливый щенок. В воздухе повеяло дешевым напечатанным беконом и перченым рисом.
Я заставил себя поесть – наклонился, взял двумя пальцами ломтик бекона и прожевал. Затем еще один. «Давай, оверрайдер, тебе нужно набирать калории». Потянулся за прилагавшейся к еде восковой пластиковой канистрой, открыл крышку и отхлебнул водянистого кофеинового напитка. Едва ли это мог быть кофе.
На экране появился Сакарян – камеры поймали его в коридоре Полис-плаза, загнали в ловушку между встречами, и теперь комиссар явно сдерживал желание вмазать своим дознавателям по лицу. Сакарян был крупным парнем, крупным по марсианским стандартам, с грубыми чертами лица, на котором не было никаких следов гарнитуры или линз – он сохранил встроенное снаряжение еще с тех времен, когда работал маршалом в Нагорье, – и если ты знал, куда смотреть, то понимал, что он все еще предельно опасен. Но теперь из-за должности ходил на поводке.
– Ну, хорошо. Я слушаю. Кто первый?
– Комиссар Сакарян, вы в курсе размаха этой проверки КОЛИН? Вы слышали, что они применили восемнадцатую статью?
Сакарян пронзил говорившего взглядом, презрительно поджав губы. Он ждал вопроса, который заслуживал бы ответа.
Второй журналист услужливо прыгнул в образовавшуюся брешь.
– Эм, комиссар, будет ли полицейский департамент Брэдбери в полной мере сотрудничать с аудиторами? И если да, как вы планируете это обеспечить?
– В обычной манере. Любой, кто не будет сотрудничать в полной мере, оставит свой значок на моем столе.
– Что по этому поводу думает губернатор Малхолланд?
– Почему бы вам его не спросить?
– Но вы же встречались с…
– Вы смотрели утром заявление губернатора?
– Эм, да, но…
– В таком случае вы знаете о душевном состоянии губернатора столько же, сколько и я. Я не политик, моя задача – обеспечивать соблюдение закона. И закон будет соблюден.
– А что насчет Нагорья, комиссар?
Всего на мгновение тот замешкался.
Я это увидел. Зачарованно подался вперед. Задавший вопрос журналист тоже заметил и решил добить собеседника.
– Как вы будете решать вопрос с юрисдикцией? Собирается ли метрополия повысить полномочия региональных шерифов? Поручите ли вы маршалам выступать посредниками?
Сакарян взял себя в руки.
– Почему бы вам не почитать Хартию?
– В Хартии сказано…
– К сожалению, время комиссара истекло, – чопорного вида помощник плавно вклинился между боссом и журналистами. – Сэр, вас ждут на пятнадцатом этаже.
Позже, потянув за эту крошечную ниточку, та же самая новостная команда очутилась в Нагорье – они нашли себе какого-то упрямого помощника шерифа в округе Зубрин, крутого силовика, то ли слишком тупого, то ли слишком равнодушного, чтобы не бояться высказать свое мнение. Настоящий клад для прессы.
– Насколько я вижу, у этих ребят из КОЛИН вообще нет никаких причин соваться сюда.
– Под «сюда» вы подразумеваете Нагорье? – в голосе интервьюера прорезался восторг, он тоже понял, во что ввязался. – Или вы имеете в виду юрисдикцию любого департамента шерифа?
Нагорный законник переместил комок какой-то бодрящей травки, что он жевал, с одной стороны рта на другую. Втянул воздух сквозь зубы и наклонился к экрану.
– Я имею в виду Марс, – тщательно выговорил он. – Я говорю обо всей этой ебаной планете. Я достаточно ясно выражаюсь?
Интервьюер выдержал паузу для эффекта. Я закатил глаза.
– Так вы говорите… – давайте сделаем здесь еще одну театральную паузу, – что КОЛИН нет места на Марсе?
– Нет. Этого я не говорил. КОЛИН может явиться сюда и инвестировать, как и все остальные. Марс открыт для бизнеса. Они могут создавать холдинговые компании, управлять заводами, проводить исследовательские проекты, запускать отсюда корабли к внешним планетам системы, если захотят. Но сейчас уже не эра Поселения. Мы все сейчас живем в Долине. Нам не нужно, чтобы земляне являлись к нам сюда и указывали, что делать.
– Но в Марсианской Хартии прямым текстом сказано…
– Хартия была написана столетия назад. Написана на Земле, для блага Земли. Почему что-то подобное должно по-прежнему иметь значение сейчас?
– Хартия гарантирует нашу безопасность, – в голосе интервьюера появилась напускная важность: он повеселился, а теперь возвращался на более безопасную территорию. – Нашу безопасность на межпланетном уровне, а также в случае любых враждебных действий со стороны Эллады.
Помощник улыбнулся.
– Думаю, мы способны справиться со всем, что бросят на нас Кратерные твари. Для того чтобы справиться с такого рода помехами, флот с Земли не нужен. Марс с ними разберется, Долина уже больше века не нуждается в Земле.
На этом трансляция резко оборвалась, переключившись на другой сегмент. Скорее всего, из диспетчерской пришел резкий оклик: «Вы что там, совсем заигрались? Тебе что, работа разонравилась? Это что еще за хрень со свободой слова для всяких мудаков?»
Угадать, услышит ли подобные слова в свой адрес сам помощник шерифа, было гораздо сложнее. Зависит от непосредственного начальника, послужного списка, репутации и отношений, которые он завел по пути.
А также того, насколько сильно власти сейчас нуждались в рабочей силе.
Правила Нагорья. Там, за пределами Брэдбери, царил совершенно другой мир.
Глава шестая
– Мы прибыли сюда не в качестве карателей, – директор по аудиту Эдвард Текеле лгал на камеру с отработанной самоуверенностью КОЛИН. – Согласно нашему уставу, в компетенцию Земного надзора как в этом случае, так и в общем, входит обеспечение качества систем и стандартов, установленных на благо всех граждан как на Марсе, так и во всех остальных местах, входящих в сферу Колониальной Инициативы. Это наша единственная миссия.
Он даже выглядел соответствующе – добрые патрицианские черты лица, выветрившийся антрацитовый цвет кожи, коротко подстриженные кудрявые волосы достаточно сдобрены сединой, чтобы придать ему статус солидного пожилого государственного деятеля. Они продержались до самого полудня, прежде чем задействовать этого парня, и, судя по реакции прессы, он стоил ожидания. В ответ на его слова вопросы хлынули сплошным потоком, словно пена из растрясенной бутылки шампанского.
– Сколько аудиторов вы с собой привезли?
– Земной надзор выдал ордер на арест любого высокопоставленного чиновника КОЛИН?
– …планируете сотрудничать с местными властями?
– Губернатор под подозрением?
– …достаточно долго, чтобы получить результаты?
– Что именно вы собираетесь расследовать…
Вопрос прервался внезапным звуковым сигналом, когда тот, кто запускал трансляцию, решил, что свободная пресса становится слишком настырной для своего собственного блага. Эдвард Текеле добродушно нахмурился и подождал.
Сигнал оборвался. Директор откашлялся.
– Если не сложно, давайте задавать вопросы по одному зараз. А поскольку моя гарнитура еще не синхронизировалась с местным потоком данных, боюсь, мне придется спрашивать, как вас зовут. Возможно, мы могли бы начать, да, – он указал на один из передних рядов, – с вас, мадам.
– Сколько… простите, Алекс Ривера, «Вайбы Долинной кошечки»… сколько человек насчитывает ваша аудиторская команда?
– Нас 117 человек, включая меня.
Среди журналистов, физически присутствующих на пресс-конференции, прокатилась тихая волна испуганных вздохов. По парящим сзади бранегелям пробежала рябь, когда те, кто висел на прямой линии, наклонились вперед, пытаясь уловить ответ собравшихся.
Сидящая впереди и по центру Ривера собралась с силами, почти оправившись от свалившегося на нее шока.
– Это… эм… это очень много людей, директор Текеле. Вы действительно хотите сказать, что не планируете никаких карательных мер, но привезли на Марс сотню с лишним готовых к действию аудиторов?
– Совершенно не планирую, юная леди. Как вы уже слышали, я обещал, что…
– Господин директор! – Резкий, чересчур драматичный тон человека, перебившего Текеле, был безошибочно узнаваем по повестке, если не по голосу. Мужчина, подросток по марсианскому счету, и вы могли практически дословно пересказать то, что он собирался спросить дальше. – Будете ли вы предпринимать попытки отменить Хартию Долины? Будут ли ваши люди применять оружие на марсианском реголите?
Долгая пауза. Текеле уставился на своего собеседника так, будто свет в пресс-центре внезапно померк.
– А вы, сэр?
– Я – ДеАрес Контадо, и имя нам – легион. Я выступаю свидетелем «Первого Марсианского перехвата» и спрашиваю от лица Временного совета граждан, будет ли это вторжение в дела Долины разворачиваться с применением военной силы? Сколько ваших сотрудников имеют военную подготовку? Сколько из них вооружены? Жители Марса имеют право знать.
Воцарилась неловкая тишина. Кто-то закашлялся. Чувствовалось, как другие журналисты закатывают глаза.
Возможно, Текеле это уловил. Он еле заметно улыбнулся.
– Вы перепутали меня с адмиралом, мистер… Контадо. – По комнате прокатился короткий взрыв смеха. Текеле подождал, пока тот утихнет. – И мне кажется, даже адмирал едва ли может рассчитывать взять долину Маринера под контроль с сотней человек, вооруженных или нет. Так что, отвечая на ваш вопрос: нет, разумеется, нет. Мы здесь не для того, чтобы вводить военное положение. Мы аудиторы, а не морпехи, политика не наша забота. Мы действуем совместно с правоохранительными органами колонии и будем работать в тесном сотрудничестве с ними. – Выверенная пауза. – Так, кого еще я могу заверить в полном отсутствии у нас планов вторжения?
Еще один взрыв смеха, но, как и первый, он был нервным и недолговечным – вымученный смех аудитории, которой не нравится выступающий перед ней артист и которая не уверена, какой может оказаться следующая шутка и на кого она будет направлена.
– Может, еще вопросы?
В зале взмыла рука.
– Майк Таманг, «Патруль Брэдбери-Сити». Есть ли у вас в настоящее время ордера на арест кого-то из жителей Долины?
– Нет.
– Когда, на ваш взгляд, это изменится?
Текеле, походу, слегка расстроился.
– На мой взгляд, это изменится тогда, мистер Таманг, когда мы найдем доказательства отдельных должностных преступлений, достаточных для выдачи ордера. По крайней мере на первом этапе мы прибыли сюда для установления фактов. А вот уже собранные нами факты определят дальнейшие действия.
Я фыркнул. «Ага, и, если вы на это купитесь, у меня есть ископаемая монтажная плита доисторической марсианской цивилизации, которую я хочу продать вам задешево».
На экране Текеле отвечал на вопросы бранегелей.
– Елена Монтальбан, «Новости Нагорья», – представилось изображение женщины с бритой головой и андскими чертами лица. – Нам обещали провести обширную проверку еще три года назад, но она так и не состоялась. И вот теперь вы здесь без какого-либо предупреждения. Это что, та самая обещанная проверка, на три года отставшая от графика?
И снова эта выверенная улыбка КОЛИН.
– Боюсь, на этот вопрос я не могу ответить. Меня назначили на пост директора по аудиту шесть месяцев назад, и все это время я упорядочивал детали, которые могут нам понадобиться в этот раз. Проверка 95-го года и ее отмена выходят за рамки моей компетенции. Но могу вас заверить, что все наши заботы вполне актуальны.
– Не сомневаюсь. Но даже в этом случае должны были остаться какие-то долгоиграющие проблемы, которые вы унаследовали от несостоявшегося аудита. Что насчет них?
– Я не припоминаю ничего подобного. Разумеется, весь аудит основывается на непрерывном потоке данных, но есть ли у нас какие-то конкретные вопросы, касающиеся Марса трехлетней давности, – тут вам стоило бы обратиться к моему начальству на Земле.
Неудобные журналистские вопросы, заданные через пару сотен миллионов километров космического пространства руководству самой могущественной корпорации Солнечной системы? Удачи вам, Елена Монтальбан.
Но та или не понимала намеков, или ей было все равно.
– Директор Текеле, вы же не хотите всерьез убедить нас, что не знакомы с историей предыдущих…
– Думаю, самое время ответить на следующий вопрос. Да, вы, впереди.
Камера поспешно поворачивалась в сторону, чтобы найти новый ракурс.
Но недостаточно быстро, чтобы опередить внезапную яркую вспышку света, поджарившую бранегель Монтальбан до хрустящей корочки.
* * *Как правило, я стараюсь не удивляться тому, что творит КОЛИН, чем упрямо горжусь. Обычно для этого не требуется особых усилий. Пусть они катятся к черту со всеми своими бреднями об акушерах для космических родов человечества. Время, проведенное за кулисами вместе с «Блонд Вайсьютис», довольно быстро смыло позолоту с этой песни, а после того как меня бросили на Марсе, я окончательно потерял все остатки уважения к КОЛИН. Долина – наглядный пример того, что происходит с корпоративными благими намерениями, когда чистая прибыль оказывается под угрозой.
Но как бы то ни было, аудиторская группа численностью в 117 человек вызвала пиетет даже у меня. Они послали всего шестьдесят с чем-то рыл улаживать кризис с Олигархами Титана, и по тем временам это считалось довольно важным событием. А теперь здесь, в бьющемся сердце Разлома, мы получили в два раза больше народа. Текеле мог говорить все, что ему вздумается, но это была армия вторжения, и никто с опытом закулисной игры не поверил бы в иное.
Разумеется, никто в Брэдбери и не поверил. Остаток дня я провел наблюдая за тем, как вереница высокопоставленных городских чиновников разыгрывает одну из двух импровизированных сценок – либо повторяют пантомиму Малхолланда «я-подавился-гнилыми-устрицами-на-рассвете», либо копируют резкий выход Сакаряна «работаем-как-обычно».
И это еще были ягодки.
Вместо цветочков раздавался медийный бесконечный гул, на все лады демонстрирующий красивую инфографику того, как может развернуться аудит. Различные говорящие головы давали бессмысленные комментарии о том, что все это могло означать. Их монологи перемежались еще более бессмысленными – когда не подвергались общей цензуре – уличными интервью с теми представителями общественности, которых сочли достаточно глупыми и безобидными для показа на экране. Время от времени в кадр попадали странные сцены настоящих уличных протестов, но они исчезали настолько быстро, чтобы ничего, кроме парочки бранегелевых лозунгов, заметить было нельзя. Попадались и кадры восторженных толп, собравшихся приветствовать очередных знаменитостей-ультрапутешественников, которых на этот раз привез челнок. Некоторые из ведущих новостных каналов даже включили пару-другую кадров со вчерашнего дождевого парада – просто для того, чтобы окончательно все запутать. Такой у новостного коктейля Долины фирменный рецепт: ленивая журналистика, сведенная до стерильных звуковых фрагментов и очищенного мусора, ее достаточно, чтобы слегка завлечь публику. Получается необработанное зрелище, засунутое в блендер, лишенное полезного контекста или глубины и затем размазанное по коллективному лицу аудитории, словно бесконечная струя спермы.
«Дайте нам минутку, и мы дадим вам… ну, в принципе то, что вы и заслуживаете, долбоебы».
И вся эта картина не могла скрыть колоссальную нехватку фактов у любого представителя медиамашины. Больше всего на свете она напомнила мне высокий, тонкий свист воздуха, вырывающегося в вакуум через пробоину в корпусе.
В конце концов я выключил звук. Прогнал в голове несколько диссоциативных трюков, позаимствованных из методичек «Блонд Вайсьютис». Большая часть далась мне со скрипом – прошло уже немало времени с тех пор, как я пользовался этими техниками в последний раз. На Марсе я отдавал предпочтение измененным опиатам и «Марке». Но стоило приложить небольшое усилие, и старые, укоренившиеся привычки вернулись. Я погрузился в сладкое медитативное состояние – и чуть не пропустил ржавый хрип инсуленового диспенсера, готовившегося выхаркать одеяла на наступающую ночь.
Похоже, мне удалось сжечь целый день.
Я протянул руку и забрал накидку, когда та сладкой ватой посыпалась из отверстия. Психоастенический транс развеялся, стоило закутаться в инсулен и переключить внимание обратно на экран. Какой-то одинокий репортер преследовал на улице женщину, которая решительной походкой маршировала прочь. Журналист заваливал дамочку вопросами, но та не показывала ни малейшего желания остановиться и ответить на них. Было что-то знакомое в ее позе, в осанке, а может, я узнал эту шапку коротко стриженных седых волос. Поскольку я заглушил звук, то пришлось встать с койки и поднять его на пару делений, лишь бы услышать, о чем они говорят.
– … то есть можно предположить, что вы приветствуете эту проверку?
– Неужели? – В голосе женщины сквозило бесцеремонное нетерпение, но еще оставалось место для толстого слоя едкой иронии сверху. – Так вы предполагаете?
– Ну, э-э, на самом деле вы неоднократно говорили, что, э-э, «Долина страдает под все более жестоким гнетом корпоративной эксплуатации».
И тут, разумеется, я все вспомнил. Кусочки мозаики сошлись, и я почувствовал приступ грусти. Как и все, она постарела с тех пор, как я видел ее в последний раз.
– Наверняка, – продолжал настаивать репортер, – вы должны быть рады, что наконец пришел кто-то, способный обуздать эту эксплуатацию?
– А кто сказал, что они явились сюда что-то обуздать?
– Директор Текеле только что заявил, что эта проверка…
– Текеле – проплаченный рупор, защищающий интересы тех же людей, которые управляют Долиной. Он не будет менять ничего из того, что имеет значение.
Мартина Сакран – единственная, не терпящая подражаний дочь Самого, многолетняя наследница Борьбы, а теперь Коронованная королева в Изгнании здесь, на Марсе, пусть даже королева сжавшегося и распыленного королевства, чьи одичавшие и побитые подданные стали бы жестоким разочарованием для ее отца. За эти годы я не раз и не два стоял в ее коридорах и, если отбросить собственную горечь, был не слишком-то впечатлен. В Солнечной системе еще остались места, где мютюэлистическая политическая теория и технический социализм по-прежнему способны собрать толпу, но не в Разломе. Пожалуй, именно по этой причине Земля и сбросила дщерь Сакрана сюда после смерти ее отца. Она делала что могла, организовывала и активизировала всех последователей и спонсоров, каких только удавалось собрать, но в основном собирала лишь политическую пыль. На самом деле со стороны репортера было довольно умным решением выследить ее. У нее была точка зрения, которую вряд ли принял во внимание кто-то еще. А значит, этот репортаж точно пустят в эфир, и таким образом наш бесстрашный внештатник получит свой гонорар хотя бы за то, что развлек зрителей этой безобидной женщиной. Насколько я знал, в наши дни за Сакран даже слежки не вели.
– То есть вы не верите, что земной офис КОЛИН волнуют нарушения Хартии Долины? – надавил журналист.
Мартина Сакран молча шла дальше. Слегка ускорила шаг, повернула за угол и оказалась, как я понял, на Маск-Плаза. Впереди виднелось небольшое скопление фигур. До меня дошло, что она, похоже, направляется на собственную демонстрацию.
Ни разу не смутившись, мистер Бесстрашный Внештатник поспешил следом за ней.
– То есть вы хотите сказать, – немного запыхавшись, выпалил он, – что все эти миллионы, потраченные на то, чтобы привезти сюда аудиторов… вся эта подготовка… все эти расходы… это все обман? Показуха?
Что-то изменилось в осанке Сакран. Не знаю, можно ли назвать это решимостью, уж слишком она горбилась. Но Мартина остановилась и уставилась на своего мучителя. Красивые, узкие черты лица под шапкой коротко стриженных серых волос, ее отец продолжал жить в этих скулах, глазах и изгибах челюсти. Но жизнь, потраченная на политический активизм, оставила свой след, забрала с костей излишнюю плоть и оставила взамен резкие черты лица, морщины под глазами и суровый, пристальный взгляд.
– Слушай, придурок… у меня нет времени учить тебя принципам экономики, а они понадобятся тебе, чтобы понять, что на самом деле здесь происходит. Но давай начнем с основ. Ты имеешь хотя бы малейшее представление о том, сколько прямых инвестиций корпоративные партнеры КОЛИН влили в Долину хотя бы за два последних года?
– Я, э-э… – разумеется, он не имел.
– Официально раскрытая информация – 128 триллионов маринов. Судя по прошлому опыту, реальная цифра примерно на 40 процентов больше. Усек?
По записи этого понять было нельзя, но, похоже, репортер кивнул. Сакран кивнула в ответ и изобразила кислую улыбку. Она знала, что выступала в шоу уродцев, знала, что была лишь приманкой для пресыщенного зрительского аппетита, просто маленькой кислой закуской в медиабуфете. Она знала, что, вероятнее всего, кричит в пустоту. Но все равно полезла в бутылку. Десять лет в изгнании, а она явно не собиралась завязывать.
Может, просто не умела.
– Отлично. А теперь возьмем эту знаменитую горстку миллионов, о которой ты тут вякнул, предполагаемую стоимость оснащения и развертывания аудита. Как думаешь, она что-то значит в сравнении с парой сотен триллионов? Правильный ответ: нет, ни капли. Эта горсть реголита, брошенная в лицо пылевой буре над плато Тарсис. Не важно, как сильно бросишь, как высоко прицелишься – это ни хера не изменит.
Над моей головой, словно желая подчеркнуть ее слова, начали тускнеть потолочные плитки. В сгустившемся полумраке прямоугольник экрана стал светиться еще ярче, и глядящее с него мрачное и красивое лицо внезапно показалось мне еще более одиноким и пронзительным. Словно призраки прошлого Сакран окружали ее, сгущая темноту вокруг.