Всё-таки еда успокаивает, давно убеждаюсь в этом простом, но действенном способе. Поел вкусно и уже не охото орать на домочадцев. Вот и папаша мой, пожевав мясца, больше не стал лечить за книжки против магии. Правда тут у него другой финт выскочил.
С остервенением вытерев губы, он бросил на стол почти изнасилованную салфетку и как бы между прочим, переглянувшись с маман, заметил, – Кстати, Дрейк, скоро к нам должны приехать твои кузины, родные сёстры-близняшки.
Ну должны и должны, меня этот момент особо не парил, у нас этой родни… просто завались, всё время кто-то приезжает. У родителей родных братьев и сестёр на двоих точно пару десятков наберётся. Род же, чем больше народу тем сильнее мы и сложнее нас подвинуть.
– И сколько им лет? – поинтересовался я, выковыривая зубочисткой самые вкусные кусочки и с наслаждением их проглатывая.
– Шестнадцать стукнуло, – скромно потупившись, произнесла мать.
Вот тут зубочистка у меня и замерла. Медленно положив её на стол, я сцепил руки в замок и с укоризной произнёс, – Что, опять?
– Девочки очень хорошие, что ты так сразу, – начала увещевать меня она, – ты их даже не видел. У обеих большой дар и предрасположенность к огню.
– Значит в прошлый раз одну кузину под меня положить задумали, не вышло, сейчас на близняшек поймать пытаетесь? – Я нахмурился, – Между прочим, близкородственные связи ведут к вырождению.
– Кто сказал? – буркнул отец, вновь начиная злиться.
– Учебник биологии, – ответил я, – второй класс, как раз раздел где-то между пестиками и тычинками.
– Вот лучше бы ты не учебники читал, а пестиком своим в тычинки потыкал, – заметил Рассказов-старший, заставив мать покраснеть.
– Там вообще наоборот, но… В, общем, успею ещё потыкать, – ответил я, вогнав этим женщину в краску окончательно.
– Будешь только за книжками сидеть, завянет цветочек-то. – Подколол меня батя. Справа донеслось сдавленное фырканье и я неодобрительно посмотрел на захрюкавшего как сучара младшего.
Из чистого упрямства возразил, – Не завянет.
– А я говорю – завянет!
– Ричард, – наконец выпалила мать, – ну хватит уже об этом.
– Согласен, – быстро произнёс я, – хватит вообще о кузинах, тем более у нас и так в семье с этим не всё благополучно, папа. У нас и так мама твоя сестра, ещё одного такого удара генетика не выдержит.
– Во-первых двоюродная, – пробасил тот, нависнув над столом словно грозовая туча, – а во-вторых чушь вся эта твоя генетика. Мой отец женился на своей кузине, мой дед женился на кузине, дед моего деда…
– Понял я, понял, – поднял я руки вверх, сдаваясь, – что в нашей семье уже много поколений думают совершенно не той головой.
– Щенок, ты на дедов-то не гони, они всяко поумнее тебя были, хоть никаких генетик знать не знали.
– Ричард, ну успокойся, – мать начала гладить отца по плечу, – просто у мальчика таковой возраст, бунтарский дух, неприятие авторитетов. Не надо слишком давить, девочки приедут, он с ними пообщается, привыкнет, а там уже, как говориться, сладится и слюбится.
– А ничего, что я тут сижу и всё слышу? – спросил я.
– И слушай, мотай на ус, ты, в конце-концов, будущий глава рода, – тут отец перевел взгляд на с интересом слушающего разговор Иоанна, – ну а ты, тоже от кузин-близняшек отказался бы?
– Гы-гы-гы, нет конечно!
– Гы-гы-гы, – передразнил я его, – иди дальше дрочи.
– Дрейк! – взвилась мать, – выбирай слова, ты же аристократ, а не какое-то быдло.
Пока я думал чтобы такое сказать, что бы не обидеть, братец с легкой развязностью в голосе ответил, – А у меня уже давно всё по взрослому, в этом не нуждаюсь.
– Вот это мой сын, – одобрительно закивал Рассказов-старший.
Посмотрев на напыжившегося от гордости пятнадцатилетку, довольно улыбающегося отца и смущённую, но тоже слегка гордую за младшего сына, мать, произнёс со скепсисом в голосе, – Это всё, конечно, хорошо, но про презервативы, мирамистин и хлоргексидин ему кто-нибудь рассказывал?
Посмотрев на непонимающие взгляды, вздохнул, сказал ещё, – Ну ладно беременность, одним Рассказовым больше, одним меньше, для рода особой разницы нет, но если он на конец заразу какую подхватит? Кто его потом лечить будет? Между прочим, – поднял я вверх палец, – в Медицинском альманахе за прошлый квартал даже статья была…
– Уволь нас от выслушивания этого… этого… – Рассказов-старший так и не смог подобрать нужного определения, поджав губы посмотрел на жену и спросил, – Где он вообще этот альманах какой-то нашел?
Та только развела руками, а батя вздохнул, затем решительно поднялся, заканчивая ужин, положил широкую ладонь мне на плечо и сурово произнёс, – Пойдём, сын.
– Куда это? – воззрился я на него.
– Увидишь, – был дан мне лаконичный ответ, и поняв, что большего я не дождусь, встал вслед за ним и прихватив «Физику» Перельмутера, пошёл следом, гадая, чего он мне приготовил опять.
Пройдя весь холл, гостиную и каминный зал, мы оказались в зале для тренировок и увидев замершего на татами в позе лотоса японца средних лет в чёрном кимоно, я тут же всё понял и тяжело вздохнул, покрепче прижав книгу к себе. Батя припёр очередного мастера боевых искусств, чтобы через обучение пробудить мой магический дар.
– Не вздыхай, – пробасил отец, – уважаемый Сирахерама, сильнейший мастер тайного смертельного боевого искусства которое долгое время изучал в сокрытом высоко в горах уединённом додзё. Он с помощью особых техник сможет пробудить в тебе большой дар, раз уж школа не способна это сделать.
Бла-бла-бла. Тайное додзё, смертельное искусство. Скукота. В прошлой жизни я в одиночку сражался с сильнейшими воинами и побеждал их. Даже без применения магии мне не было равных в поединке, а называли меня – Смертоносный Бог Убийца Царь Смерти. Смертоносный и смерти звучало конечно так себе, но народу нравилось.
В общем, стоило только этому японцу подняться и встать в стойку, как я неспеша лёг на татами, всё также с книжкой в руках и скучным голосом произнёс, – Я устал.
– Дорогой, и правда, – показалась из-за плеча отца мать, – мальчик только со школы, а ты его на тренировку, тем более после еды.
– Тьфу, – в сердцах сплюнул Рассказов-старший и махнув рукой, круто развернулся, стремительно покидая помещение.
Напоследок, окинув меня нежным взором, Эльвира Рассказова поспешила за ним, а братец мои и вовсе тут не появлялся, поэтому остались мы вдвоём, я, да замерший в стойке японец, похоже совсем не вкуривающий, что тут происходит.
– Расслабься, узкоглазый, – лениво посоветовал я ему. Посмотрел на лупающего на меня глазами в непонятках мастера боевых искусств, похлопал по татами возле себя, – присаживайся, говорю, в ногах правды нет. Или ты по-русски не понимаешь?
Посетовал, – Понаберут японцев всяких, а мне потом мучайся.
– Вообще-то я бурят, – произнёс вдруг тайный мастер на чистом русском, садясь рядом.
А вот это было уже что-то новенькое и я, поиграв бровями, поинтересовался, – А высокогорное додзе как же?
– Придумал, – со вздохом ответил тот.
– И зачем? – я повернул голову, с любопытством разглядывая самого что ни на есть самозванца, не побоявшегося обмануть даже главу влиятельного дворянского рода.
– Заработать хотел. – Тот посмотрел на меня, а затем сбивчиво принялся говорить, – ты не подумай, у меня и мысли не было обманывать аристократов, особенно твоего отца, я придумал всю историю, чтобы открыть школу боевых искусств. Просто бизнес, ничего такого. Вообще я по образованию учитель физкультуры, а всякие там стойки и крики в кино подсмотрел. С работой труба вот и решил, – он развел руками. – Всякие грамоты и дипломы подделал, друг помог, шарит в этом, и искал зал в аренду, для занятий, а кто-то, видать, твоему доложил и он меня сюда. Отказывать аристократу сам понимаешь, а признаться страшно, ещё шарахнет магией в гневе. Вот я тут и оказался.
– Забавно, – хмыкнул я, для удобства поворачиваясь на бок и подпирая рукой голову, – а мне признаться, значит, не страшно?
– Ты другой, – доверительно сообщил мне поддельный мастер. – Я сразу понял, что тебе это боевое искусство нафиг не нужно. Слушай, – встрепенулся он, – а может заключим взаимовыгодное сотрудничество?
– Это какое?
– Я же вижу, что с тебя отец просто так не слезет, а мне край деньги нужны, давай я буду рассказывать, что усиленно тебя тренирую, успехи там расписывать всякие буду, а ты сможешь не напрягаться, и заниматься своими делами. А? – он с надеждой посмотрел мне в глаза.
– А ты хитрец, – рассмеялся я, – и мне помочь и себя не забыть. Ладно, принимается предложение. Кстати, зовут-то тебя по настоящему как?
– Степан, – с новым вздохом ответил японский бурят и я вновь хохотнул:
– Придумал же имечко – Сирахерама.
Глава 3
Я стоял у окна в коридоре и, задумчиво глядя на простиравшийся за окном хвойный лес, ложкой по чуть чуть зачерпывал пломбир из стеклянной вазочки, растягивая удовольствие.
Большая перемена ещё не закончилась, мимо постоянно кто-то проносился, стояли шум и гам, но я умел отстраняться от всего постороннего, всецело погрузившись в угрюмую красоту природы там, за стеклом.
Вывело меня из этого состояния лёгкое покашливание за спиной и раздавшийся следом звонкий мальчишеский голос, – Сударь, позвольте попросить вас чуть-чуть пододвинуться.
Обернувшись, я увидел школьника лет пятнадцати, застывшего с доброжелательной улыбкой за моей спиной, на воротнике которого тоже блестел значок аристократа. Пожал плечами, собственно, а почему бы и нет, парень был вежлив, а мне было не принципиально.
– Конечно, сударь, никаких проблем.
Я сместился на шаг в сторону, развернувшись и опёршись задницей о край подоконника, а третьеклассник, кивнул, – Благодарю, – затем шустро распахнул две крайние оконные створки и крикнул в класс, дверь которого была напротив, – Выносите!
Тут же в дверях показалось четверо крепких подростков, державшие за ноги и руки пятого, отчаянно брыкавшегося и пытавшегося высвободится.
– Давай, давай, тащи, – подбадривал их аристократ возле окна и я решил поинтересоваться, что они хотят предпринять.
– Сударь, – произнёс я, зачерпывая новую ложечку мороженого, – не будете ли вы столь любезны просветить относительно ваших планов с этим субъектом? – я ткнул ложечкой в сторону отчаянно дрыгавшегося пацана.
– Конечно, сударь, – вновь улыбнулся тот, – этот субъект, как вы изволили выразиться, нанёс грубое оскорбление мне и моим глубокоуважаемым товарищам, чем вызвал благородный гнев и неодолимое желание его покарать. Благородным собранием было решено вышвырнуть наглеца из нашего общества, чем мы и планируем немедленно заняться.
Я посмотрел из окна вниз, на зеленевшую далеко внизу травку, вздохнул и как бы невзначай заметил, – Третий этаж…
– О да, – кивнул третьекласник, – у него будет время подумать о своём поведении, пока будет лететь.
– И всё-таки, – произнёс я вновь, – всецело поддерживая ваше желание справедливо наказать наглеца за дерзость, не могу не заметить, что при массе в шестьдесят килограмм, сброшенное с высоты семи метров тело, долетев до земли, будет иметь скорость около двенадцати метров в секунду и при соударении выделит не менее четырех килоджоулей кинетической энергии. А это, уважаемый сударь, весьма вероятно труп, особенно если в грунт он воткнётся головой. А вам-ли не знать, как крайне негативно администрация школы относится к жмурам.
– Экая досада, – задумался парень, жестом руки останавливая готовых уже начать раскачивать тело подельников. Испытующе взглянув на меня, спросил, – И что вы посоветуете?
– Выкидывайте с первого, – произнёс я, со вздохом выскребая последние сладкие потёки мороженого, – там пол килоджоуля, и вам приятно и ему не смертельно.
– Благодарю, сударь, – третьекласник расплылся в довольной улыбке, махнул своим, – Тащите его на первый.
Проводив их взглядом, я подумал, – «Физика рулит», после чего, оставив вазочку на подоконнике, пошел на очередной урок.
В классе ожидаемо наткнулся на сиявшего новым фингалом Иванова, что-то угрюмо втиравшего ещё двум нашим одноклассникам. Звонок уже прозвенел, но учитель задерживался, и наш герой-простолюдин проводил очередную агитационную беседу. Полюбовавшись на сочный бланш, хмыкнул, и обошел по дуге, проходя к своему месту.
– Чего лыбишься!? – немедленно взвился тот, – это всё твои дружки аристократики, наслали своих цепных псов, сами-то боятся ручки запачкать.
– Конечно боятся, – ответил я, – не прогуливал бы биологию, то знал бы, что даже в обычной пыли содержится до ста пятидесяти видов пылевых клещей, стрептококки, стафилококки, которые являются возбудителями таких болезней как пневмония, бронхит, менингит, фарингит, абсцесс и даже сепсис.
– Тьфу, – сплюнул опять на пол Иванов, собираясь ещё что-то сказать, но холодный, нет, даже ледяной голос за спиной, нарочито медленно произнёс, – Такаюки Иванов, соблаговолите объяснить, почему вы плюёте в классе?
Встав вместе с остальными, я с вниманием посмотрел на одетого в строгий чёрный костюм нашего двухметрового учителя пения – Василия Прокопьевича Смородянко, сжимавшего в руках шестиструнную гитару. На мой взгляд, ему больше была под его шкафообразную стать двуручная секира, смотрелась бы куда органичней, но и с гитарой он тоже производил впечатление.
Молниеносный взмах и корпус гитары разлетается об голову пытавшегося что-то вякнуть в своё оправдание Иванова. Вспыхнув гневом, Василий Прокопьевич откинул в сторону гриф с остатками висящей на струнах деки в угол, посмотрел поджав губы на класс, произнёс, – Позволить себе плевать на пол на уроке музыки может только самый отъявленный негодяй этой музыки недостойный.
С легким презрением толкнув ногой потерявшего сознание парня, он кликнул двух парней с ближайших парт, сказал, – До конца занятия, с урока я его удаляю. – Затем чуть смягчился, добавил, – в лазарет уносите, только быстро, – нашел меня взглядом, – Рассказов, проследи. Ну а мы, – повернулся он к остальным, – тогда сегодня поиграем на баяне.
Понятливо кивнув, я возглавил процессию по вынесению тела в коридор, а затем на первый этаж в лазарет, где властвовала бессменная школьная медсестра Элеонора Павловна, требовавшая, чтобы все ученики звали её Элен.
Зачем меня припрягли? Ну всё просто, чтобы два горе носильщика не огребли по дороге, не донесут ведь, заодно и сами где-нибудь прилягут. Вот поэтому я и шёл впереди них, заведя руки за спину, гордо выпятив грудь и насвистывая весёлый мотивчик. Получалась вполне стандартная картина, аристократ ведёт своих подручных несущих неугодное тело.
На встречу нам попалась ещё одна точно такая же компания и мы с незнакомым аристо постарше обменялись понимающими взглядами. Правда его клиент пытался шуметь и активно вырывался, в то время как мои несли бесчувственное тело спокойно, что не укрылось от взгляда благородного малдара и он, скривившись, буркнул своим, – Я же говорил, вырубать надо было.
В остальном в коридорах было почти спокойно, дошли мы без происшествий и, остановившись метров за десять до медпункта, я облокотился о стену и кивком головы показал на дверь парням, – Заносите.
Те разом замялись, а потом один из них, которого я обозначил как «первый», потому что не утруждал себя запоминанием имён одноклассников, неуверенно произнёс, – А может просто у двери его положим, постучим и убежим?
Второй тут же мелко-мелко закивал, его тоже не прельщала встреча с нашей незабвенной Элен.
Они дружно посмотрели на меня, на что я только пожал плечами, это уже было их дело, каким способом передать клиента родной медицине, махнул рукой, мол – валяйте.
Вот только, стоило им подойти к простой белой двери, как та, они даже не успели положить тело Иванова на пол, распахнулась и на пороге застыла монументальная, центнер с гаком, едва вписываясь в дверной проём, фигура медсестры.
«Чует она, что ли», – подумал в тот момент я, в который раз поразившись её способностям загодя улавливать приближение потенциальных жертв, а сам, невольно вновь пробежался глазами, по коротенькому белому халатику буквально трещащему по швам, в потугах удержать обильные телеса шоколадного цвета в рамках приличия.
Каким макаром в центр Сибири занесло самую натуральную негритянку, да ещё прозывавшуюся Элеонорой Павловной, я не знал, но точно понимал, что лучше куда угодно но только не сюда, поэтому благоразумно держал дистанцию.
Огромные сиськи уравновешивала здоровенная же корма, грозя при повороте снести всё на своём пути, а руки толщиной с мои ноги были готовы заграбастать любого мужика в радиусе охвата. Очень уж ей не хватало мужского внимания.
Но если бы только это, и на такую «красотку», нашлись бы любители, вот только дама совсем не знала слова «хватит». Выебет и высушит – это было про неё. Временами раздававшиеся из-за её двери дикие крики, плачь и мольбы, перемежались лишь её громким довольным гоготом и длиться это могло часами.
Правда, справедливости ради, лечить она тоже умела и даже магически, как раз через это самое. Но даже в таком разрезе, добровольно пошедших к ней на лечение можно было пересчитать по пальцам одной руки.
Вот и сейчас она железной хваткой уцепилась за парней и мило проворковала, – Мальчики, вы ко мне? Заболели?
Мальчики дружно замотали головами, разом струхнув. У второго и вовсе ослабли руки, отчего ноги Иванова с стуком ударились об пол.
– А, вы принесли больного? – заглянула та за спину первому. – Ну заходите, – улыбка медсестры стала акульей, – заодно и вам профилактику болезней проведу.
Мои одноклассники дружно побледнели и покрылись потом, пришлось вмешаться мне, – Госпожа Элен, – вежливо начал я, зорко следя, чтобы дистанция между нами не сокращалась, – У нас сейчас урок пения, под руководством Василия Прокопьевича и он будет очень недоволен, если мы не вернёмся хотя бы к середине занятия.
Круглое личико афророссиянки разом погрустнело, она вздохнула, обведя парней взглядом запойного алкоголика купившего чекушку и тут же её разбившего, затем с некоторой надеждой снова посмотрела на меня, – Ну хоть немножечко.
– Ладно, – посмотрел я со вздохом на часы, – десять минут, не больше.
– А сам? – чуть воспрянув произнесла медсестра, – полечиться?
– Спасибо, я полностью здоров, – отверг я «заманчивое» предложение, не горя желанием испытать себя на прочность под дико скачущим центнером с гаком.
Проводив взглядом исчезнувших в кабинете одноклассников, засек десять минут и постарался отключиться от звуков, доносящихся из-за двери. Судя по всему, Элеонора Павловна принуждала тех к тройничку, намереваясь по максимуму использовать выделенное время. Я так и представил бутерброд из котлетки по-киевски с прижатыми с двух сторон к ней маленькими беленькими крекерами.
Через десять минут оба парня по стеночке выбрались в коридор, обессилено рухнули на колени и второго, как более впечатлительного, тут же стошнило. Посмотрев на их бледные лица и полуобморочное состояние, впрочем, не мешавшее им целенаправленно отползать всё дальше и дальше, покачал головой и, подстроив свой шаг под их неуклюжее передвижение на четвереньках, медленно пошел обратно.
Когда мне снова навстречу попался тот же аристократ, то, увидев бледных, но упрямо ползущих по полу школьников, возле неторопливо прогуливающегося меня, то тут же, округлив глаза, поднял большой палец, а затем треснул по затылку одного из прихлебателей рядом, – Видишь, – рявкнул он тыкая пальцем в нашу сторону, – вот это я понимаю, унижения, а у вас ни фантазии, ни воображения, только и можете, что в унитазе топить – учитесь.
Пожав плечами, я пошел дальше, объяснять что-то или кого-то разубеждать я ни в чём не собирался.
Иванова, кстати, до конца дня больше никто не видел. Мысленно перекрестив покойного, а живым после четырёх часов проведенных с медсестрой, по моему личному мнению, выйти было не дано никому, я выкинул его из головы и рьяно взялся за идущую следом алгебру, где как раз начали проходить что такое интеграл.
А после занятий меня опять нашла Казимирова. Подкараулила, блин, в туалете. Ненароком я пожурил себя за предсказуемость, если уж даже такая не слишком умная девчонка способна вычислить где я буду находиться.
Стряхнув с ладоней последние капли, я развернулся к ней, нагло перегородившей проход и уперевшей руки в бока, произнёс, вытирая бумажными полотенчиками руки, – Женский туалет дальше по коридору, Вероника, ты ошиблась дверью.
– Нет, Дрейк, – произнесла та решительно, – я не ошиблась.
– Ну ладно, – философски пожал плечами, – кто я такой, чтобы осуждать. – Попытался обойти девушку, но внезапно был остановлен. Хмыкнув, перевел взгляд вниз, туда, где девичья ладошка легла прямо на дремлющий в штанах писюн.
– Дрейк, – прошептала Вероника, заглянув мне в глаза, – мы можем договориться по другому. – Она начала слегка поглаживать мою промежность. Бесполезное занятие, я с лёгкостью контролировал своё либидо, не давая орлу покинуть гнезда. Какой бы я был великий маг, если бы не умел управлять любой энергией своего тела.
– Я же говорил, мне не интересно, – произнёс я.
– Но может, я смогу пробудить твой интерес чем-нибудь другим? – чуть приподняла девушка левую бровь.
– Это ещё чем?
– Я могу подарить тебе такой секс, что ты просто забудешь обо всём на свете.
«И эта туда же, – с неудовольствием подумал я, – ещё одна озабоченная».
Я имел десятки жён. Я имел сотни наложниц. За те долгие столетия, что прожил, я переспал с тысячами женщин, перепробовал все виды наслаждения, от самых невинных, до самых извращённых. Не было такой позы какую бы я не использовал сотню раз, не было такого отверстия в которое я бы не засунул… гм… гм… сотню раз. Я трахал всё что шевелится, а что не шевелится, расшевеливал и снова трахал. Я брал всё больше, от жадности и похоти.
Но в какой-то момент это превратилось в порочный круг, чем больше женщин я имел, тем меньше удовольствия получал. Когда тебе нужно трахать по три женщины в день, каждый день, весь год, без передыху, только потому, что иначе какой-то бедняжке не достанется хотя бы раз в год внимания господина, то это уже не удовольствие, это работа, нудная, рутинная и не интересная. Я просто затрахался трахаться.
И вот, наконец, я избавился от них всех, и могу просто жить в своё удовольствие в этом мире и в этом теле, без необходимости удовлетворять чьи-то сексуальные желания и на тебе. Так и норовят запрыгнуть на член, только успевай отбиваться.
– Ну так что, Дрейк, – её голос опустился до интимной хрипотцы, – я бы могла прямо здесь выдать тебе маленький аванс. Тебе когда-нибудь делали минет?
Последнее слово она шептала так, как будто предлагала не обычный оральный секс, а как-минимум полёт в космос. Вот кстати, надо как-нибудь слетать. Ни разу в невесомости не был.
– Фу, – скривился я, – пихать член в чей-то рот, но там же зубы!
– Я не кусаюсь, – открыто улыбнулась она.
– Это ты сейчас так говоришь, а потом как откусишь, вон какие зубы отрастила. И вообще, – я поджал губы, – я не совершеннолетний ещё, мне такое предлагать.
– Тебе восемнадцать через год! – со злостью в голосе воскликнула Вероника.
– Вот через год и приходи, – гордо вскинув подбородок, ответил я, и протиснувшись мимо нее, вышел из туалета, оставив яростно шипеть и сыпать проклятиями мне в спину.
И снова за воротами меня ждал чёрный Стингер Аэро и предупредительно открывший передо мной дверь Вениамин. Кивнув ему, я остановился, задержавшись у двери, посмотрел на серое здание школы, проводил взглядом набивавшихся в школьные автобусы простолюдинов. Школа, школа, как же много идиотов учатся в твоих стенах, не понимающих, что сила не в мускулах, сила не магии, сила в знаниях и только в них.
Отвернувшись, сел в автомобиль и привычно раскрыл «Занимательную физику».
* * *Директором школы «Последний Путь» был широко известный в узких кругах – Зонов Григорий Борисович. Сам – потомственный учитель высшей категории, прошедший суровую школу жизни, он как никто знал о унижении и том эффекте, что оно оказывает на учебный процесс.
Посматривая из окна на суетящихся возле автобусов школьников, он передвинул тлеющую сигарету из одного уголка губ в другой, покосился на сидевшего в кресле зама по учебной работе, тоже педагога с двадцатилетним стажем – Уколова Степана Абрамовича, сказал, неприятным голосом, – Плохо, Степан Абрамыч, плохо. Мне уже жалуются на недостаточный уровень унижения какой даёт школа, и это тогда, когда мы боремся за звание самого унизительного учреждения среднего магического образования.
– Школьники какие-то малахольные пошли, – цыкнул Уколов в ответ, – мы такими не были. В наше время работал чёткий принцип: унизили старшие, пойди и унизь младших. Осуществлялась нормальная преемственность, опыт, можно сказать, передавался из рук в руки. А теперь многие аристократы даже не считают нужным сколачивать вокруг себя банды. Исчезла здоровая конкуренция. Кое как ещё регулируем в плановом режиме, на уровне учителей, но без самоорганизации долго не продержимся.