Янтарь чужих воспоминаний
– Вы невыносимы! – рассмеялась она.
– Так и не надо меня выносить, оставьте на месте. Желательно рядом с собой, – отозвался он. – И вы пропустили вот тут цифру.
–Где? – забеспокоилась она и склонилась к тетради так близко, что ее плечо коснулось мужского. – Не вижу…
Он втянул воздух возле ее виска, и от дыхания легкий завиток волос над ухом чуть колыхнулся.
– Хантер! Здесь нет ошибки! Вы меня обманули?
– Но я ведь честно предупредил, что намерен вас соблазнять. – Он рассмеялся, глядя на ее рассерженное лицо. Леди забрала тетрадь, а мужчина поднял руки в извиняющемся жесте. – Кристина, ну простите! Просто не смог удержаться! Не злитесь, прошу!
– Так и хочется стукнуть вас этой тетрадью по голове, – пробурчала она.
– Какое расточительное отношение к лучшим умам нашего города, – посокрушался он. – Вы знаете, что телесные повреждения дознавателя караются очень строго? Ай–яй–яй, Кристина, какой ужас! Вы готовы нанести мне тяжкие телесные повреждения за невинную шутку! Жестокая вы девушка.
– Хантер, прекратите паясничать. – Она отвернулась, но не смогла скрыть улыбку, и Хантер ее заметил. Чудесно. Женщины любят тех, кто их смешит. Они не видят в шутниках опасности, не боятся и легче сближаются с ними. А он собирался сблизиться с этой изящной гордячкой, волосы которой пахнут дикой вишней. В его детстве было такое дерево, кривое, с совершенно горькими ягодами, которые невозможно было есть, но как же они пахли… Горько–сладко и невыносимо притягательно.
– А что там произошло, с той женщиной? – Она осторожно взяла в руки шар. – Летней?
– Ей сломали шею.
Шар выкатился из дрогнувшей ладони и со стуком подпрыгнул на мягком полу. Кристина вскрикнула испуганно, упала на колени, кидаясь за покатившейся сферой. Дознаватель ловко остановил ногой движение шара и подобрал. Подал руку девушке, помогая подняться.
– Не разбилась? – Ее голос чуть дрогнул, а зеленые глаза все еще были испуганными. – Какая я неловкая…
– Кристина, не волнуйтесь. Смотрите. – Он поднял руку и уронил сферу. Та ударилась об пол и подпрыгнула, словно мячик для хейса. – Тут специальное покрытие на полу, толстый каучук, – пояснил мужчина, поднимая шар. Стукнул ногтем по стеклу. – И это стекло почти невозможно разбить. Так что роняйте на здоровье. И не переживайте так!
– Спасибо, Хантер, – уже спокойно произнесла она, принимая из его ладони шар. – Я действительно испугалась, что уничтожила воспоминание. Знаете, я пока не до конца освоилась здесь…
– Вас просто испугали мои слова, – спокойно обозначил мужчина и вздохнул. – Про убийство. Простите, Кристина. Мы уже так долго в этом месте и так часто сталкиваемся с… инцидентами, что стали совершенно бесчувственными чудовищами. Для нас это обыденная жизнь. Как дела, Хантер? Ничего, дружище, сегодня убили двоих, а у тебя? Понимаете меня? Мы уже забыли, как относятся к этому обычные люди. Нормальные. Мы все забыли, что такое страх.
– Вы говорите странные вещи, Хантер.
– Ну вот видите, и соблазнить не вышло, и рассмешить тоже. – Он криво усмехнулся. – Только испугать и расстроить. Наверное, я этого не переживу и с горя напьюсь. Не хотите составить мне компанию?
Ее губы чуть дрогнули.
– Я не умею пить, поэтому воздержусь.
– Неужели вы начинаете буянить и петь непристойные песни? – Он сделал страшные глаза, и леди улыбнулась уже открыто.
– Увы, Хантер. Я начинаю плакать и ненавидеть весь мир. Так что не советую меня спаивать.
– Сегодня явно не мой день. – Мужчина издал тоскливый вздох, поглядывая на нее искоса. И усмехнулся, когда она сдалась. Конечно, сдалась.
– Ну хорошо, только никакого вина. – Она погрозила тонким пальчиком. – Кофе. Договорились?
– Я счастливейший из людей! – улыбнулся дознаватель и отвесил шутливый поклон. – И всю ночь буду сочинять оду в вашу честь, о моя прекрасная леди!
– У меня стойкая аллергия на эпистолярный жанр, – улыбнулась Кристина, возвращаясь к пометкам в тетради. – Так что давайте просто выпьем кофе.
– Вы не даете мне блеснуть талантами! И вот как вас после этого соблазнять?
– Просто оставайтесь собой, Хантер, – велела она.
Распрощались они вполне дружески, и мужчина ушел в темноту. Потом бесшумно вернулся и еще какое–то время постоял за стеллажами, глядя на девушку. Кристина, кажется, успокоилась и теперь спокойно работала. Доставала шар, осматривала, ставила на место, сверяя номер. И снова. Когда она тянулась к верхней полке, ткань серого платья натягивалась, обрисовывая грудь. Он прижал к лицу запястье, на котором остался ее запах. Дикая вишня.
Еще постоял, наблюдая за ней, и скользнул во тьму окончательно.
«Просто оставайтесь собой, Хантер».
Нет, вишневая девочка, пахнущая так притягательно–горько. Если он будет собой, то она вряд ли обрадуется…
***
Кристина
Дура, дура, дура!
Как она могла так отреагировать? Просто не ожидала? А чего она ожидала?
Или все дело в этом лорде Дартере? Он ее пугал… Внешне в нем ничего не вызывало страха, напротив, мужчина красив. Породистое лицо наследного лорда: высокий лоб, нос с небольшой горбинкой и нервными ноздрями, жесткие, но красиво очерченные губы, высокие скулы и мужественный подбородок. Так что в нем пугает? Может быть, глаза? Равнодушные, серые, глубокие, словно бесконечная пелена тумана, что порой зависает над городом.
Крис потерла ладонью лоб. Всего неделя в этом проклятом месте, а в голове уже муть.
В лорде нет ничего ужасающего, он до тоски любезен, а его манеры до зевоты безупречны. Но почему–то у нее он вызывает желание попятиться. И еще отчаянно хочется ему нагрубить. Или оскорбить. Или сделать еще что–то, что заставит его снять эту раздражающую маску безупречности и показать себя настоящего. Она хочет сорвать маски с них всех…
Или Хантер. Первое впечатление: дружелюбный и общительный. Кажется простым, но лишь кажется… Простые не работают в Хранилище. Еще одна маска, за которой так сложно рассмотреть истинное лицо. Он производит приятное впечатление с первого взгляда, своей открытой улыбкой и спокойной уверенностью. Если бы Кристина встретила такого парня на улице, он вполне мог бы ей понравиться. В отличие от лорда Дартера, Хантер одет свободно: в простые штаны и тонкий свитер из мягкой шерсти. Темно–зеленый цвет идет загорелому лицу и каштановым с рыжинкой волосам. Гладко выбрит, уголки губ всегда чуть изогнуты, так что хочется улыбнуться в ответ. Глаза необычного цвета —темные, но с коричневыми крапинками и тоже кажутся рыжими. Такому человеку хочется довериться, хочется все рассказать и всем поделиться. Даже тем, чем делиться точно не следует. Говорить с ним легко: не замечаешь, как ощущаешь его близким другом и уже не чувствуешь в нем угрозы…
Хорошо, что он отнес ее испуг на слова об убийстве. Новость не вызвала в душе Кристины страха, и тем более не заставила бы уронить шар. Сводку она смотрела перед уходом в архив, это часть ее работы. Так что о происшествии у летних знала. Нет, не это заставило ее руки дрогнуть. Кольцо. На руке Хантера было кольцо. Крис и раньше видела серебро ободка на его пальце, но лишь сейчас заметила, что он носит перстень камнем внутрь. Почему? Не потому ли, что камень тот самый? Синий, плоский, не поднятый на лапках, а словно утопленный в металле почти до верхушки. Так почти не делают, ведь сапфир, погруженный в платину, не играет: его не касается свет, и драгоценный камень не может показать весь свой блеск и красоту. Какому ювелиру пришло в голову спрятать чистый камень в глухом гнезде черненого металла? И на первый взгляд на руке Хантера недорогое и простое серебряное кольцо, лишь опытный глаз заметит камень и отличит платину от серебра.
И вот этот маленький штришок напрочь разбивает иллюзию простого парня в зеленом свитере, которую так тщательно создает Хантер.
Или это лишь выдумки ее больного воображения?
Кристина сделала пометку и поставила шар на место. Внутри матового стекла клубился кусочек чужой жизни, дымка воспоминания, и, скорее всего, страшного… В Хранилище нет хороших воспоминаний, здесь лишь чудовищные…
***
Пить кофе Хантер ее потащил в кофейню за углом. Кристина пыталась возразить, что и в Хранилище они могут прекрасно посидеть, но мужчина лишь отмахнулся.
– Вам понравится, – уверил он. – Вы наверняка здесь не были, Кристина. Вы ведь недавно в городе?
– А вы ознакомились с моим личным делом? – хмыкнула девушка.
– Просто предположил, – широко улыбнулся он.
– И что заставило вас сделать такое предположение? – Она качнула головой, отвергая предложенный локоть, и смягчила отказ улыбкой. Они шли по мостовой, мимо серых и красных домов Старого города, украшенных лепкой и каменными химерами, что провожали их взглядами. Людей было немного, хотя погода радовала: туман наконец убрался за реку, так что Кристина наслаждалась прогулкой. Почти наслаждалась. Ее спутник в светло–коричневой куртке и замшевых ботинках выглядел вполне довольным жизнью и ее обществом, улыбался и пытался развеселить задумчивую девушку.
Кофейня встретила ароматом ванили, шоколада и, конечно, кофе. Сама ресторация была совсем маленькой, в нишах – всего четыре столика, укрытых коричневыми скатертями. Над каждым – небольшой светящийся шар, несколько таких же над стойкой, остальное помещение погружено в романтичный полумрак. Кристина понимающе хмыкнула, увидев эту обстановку, мягкие диванчики в альковах, так располагающие к близкому общению. Хантер рассмеялся, заметив ее скептическую улыбку.
– Здесь очень вкусный кофе. Поверьте мне. Самый вкусный во всем городе.
Кристина фыркнула и, скинув пальто на руки прислужнику, села на диванчик. Хантер благоразумно устроился напротив, не решившись сесть рядом.
– Вы ведь приехали с севера? – поинтересовался он, сделав заказ.
– Снова знаменитая прозорливость дознавателя?
– На этот раз лишь сплетня, – любезно улыбнулся Хантер, не думая смущаться.
– А вы слушаете сплетни?
– Конечно нет. Но я не могу заткнуть уши. Особенно, когда речь идет о вас, Кристина.
– И что же обо мне говорят? – Кофе подали с корицей, кусочками горького шоколада и миндаля. В маленькой рюмке размером с наперсток принесли коньяк— тягучий и густой, словно сироп, и ледяную воду в высоком бокале. Хантер добавил спиртное в кофе, а вот Кристина воздержалась.
– Разное. – Мужчина сделал глоток и прикрыл свои темные глаза от удовольствия. – Вы ведь понимаете, что чем меньше информации, тем больше слухов.
– Я думала, дознаватели выше пустопорожних обсуждений, – усмехнулась девушка и тоже отведала кофе. Напиток был восхитительный.
– Дознаватели всего лишь люди, – рассмеялся Хантер. – Такие же, как и все, к сожалению. Не стоит нас идеализировать.
– Даже и не думала, – отозвалась Кристина с легкой улыбкой. – Но вы угадали, я действительно северянка. А вы родились в этом городе?
– Нет. – Хантер пил кофе маленькими глоточками. – Но я давно живу здесь. Вам уже назначили куратора?
– Нет, прежде мне нужно ознакомиться с вашими порядками.
– Скорее всего, вас прикрепят к господину Стоуну. Он недавно лишился ориты. Эх, знал бы, что в нашем унылом болоте появится столь прекрасное создание, как вы, самолично придушил бы свою Анну… Кристина! Простите! Неудачная шутка…
Он перегнулся через стол, протягивая салфетку девушке, которая поперхнулась от его слов.
– Ничего…– Кристина промокнула губы белоснежной тканью. – Просто я пока не привыкла к вашему… юмору.
– Профессиональная деформация, простите. – Хантер пожал плечами. – Не переживайте, через год работы у нас вы тоже сможете рассматривать воспоминания с места убийства и одновременно обедать.
– Это невозможно технически, – отбила Кристина.
– Вы хорошо осведомлены о специфике нашей работы.
– Если это был комплимент, то неудачный. Все знают, что янтарь памяти несовместим с едой.
– Зато превосходно сочетается с девятилетним виски, – подмигнул ей мужчина. – Чуть хуже – с коньяком, ну и совсем плохо, лишь в крайних случаях – с красным сухим вином.
– Вы снова шутите, Хантер. – Кристина все же рассмеялась, не удержавшись. Кофе заканчивался, и она с легким сожалением посмотрела в чашечку. Но на вторую времени уже не было, пора возвращаться в Хранилище.
– Но вы так и не сказали, отчего решили перебраться к нам с севера, – напомнил Хантер.
– А вы так и не сказали, откуда вы, – отбила Кристина. Они обменялись взглядами, и мужчина чуть криво улыбнулся.
– Вы слишком наблюдательны для женщины. – Он слегка склонил голову.
– О, Хантер, неужели вы из тех, кто ставит женщин ниже мужчин? Ну же, не разочаровывайте меня!
– Что вы, леди Кристина, мне кажется, что женщины на порядок лучше нашего примитивного мужского племени. Мы всего лишь дикие звери рядом с вами, голые инстинкты – вот и вся наша сущность.
– И это говорит дознаватель? – девушка покачала головой. – Представитель разумности и законности нашего мира. Кому мы доверяем свою жизнь?
– А вы доверяете? – темные глаза смотрели в упор, и смеха в них сейчас не было. Кристина замерла, неловкая пауза зависла в воздухе, хотя ничего страшного сказано не было. Хантер отвел взгляд, и снова на его лице заиграла улыбка.
– Шелд! Решил угоститься чашечкой горячего шоколада?
– Не откажусь.
К их столику подошел молодой мужчина и остановился с вежливой улыбкой. Кристина кивнула, бегло посмотрев на зеленоглазого блондина в черной рубашке, темной куртке и рваных джинсах. Он совсем не походил на дознавателя, скорее – на свободного художника из тех, что продают свои бесталанные полотна под мостами города. Блондин присел рядом с Хантером, жестом подзывая подавальщика.
– Не помню, чтобы приглашал тебя присоединиться, – возмутился Хантер.
– Разве? – блондин вскинул светлые брови и подмигнул Кристине. – Ты снова все перепутал, дружище. Только что сам сказал мне: Шелд, я так рад тебя видеть, присаживайся, прошу, и кофе за мой счет! Леди, вы ведь тоже слышали, как настойчиво он уговаривал меня к вам присесть?
Хантер возмущенно фыркнул, а орита улыбнулась.
Глава 2
Лето
Кай
Утром дождь по–прежнему заливал Старый Город, земля набухла от влаги и, кажется, уже не впитывала потоки бесконечной воды. Река бурлила и готовилась выйти из своих каменных оков, затопив тротуары. Крылатые львы скалились с постаментов, а химеры и горгульи раскрывали крылья и словно отряхивались порой, когда были уверены, что люди на них не смотрят. Впрочем, люди в такую погоду никуда не смотрят. Счастливчики едут в своих экипажах, сонно моргая и сдерживая зевоту, неудачники бредут в потоках воды, грязной снизу, холодной сверху. Черные купола зонтов не в силах укрыть от дождя, порывы ветра швыряют брызги в лицо, а спицы бесполезных конструкций лишь выгибаются в бессильном желании превозмочь стихию. Или вырваться из цепких рук и улететь, взмахивая тряпичными крыльями в безнадежной мечте стать птицей. Неудачники злятся, но продолжают упрямо держать эти черные бесполезные штуки над головой, опасаясь выглядеть глупо в толпе таких же глупцов.
Я засунул руки в карманы, рассматривая людей. Потом поднял голову, подставляя лицо дождю и улыбаясь. Если бы кто–то смотрел на меня, то увидел бы сумасшедшего. Но люди не смотрят. Они воюют с зонтами и глядят себе под ноги, в жидкую городскую грязь. Это им интереснее окружающего мира и его красоты, интереснее отряхивающихся химер и призрачных отражений зданий на мокром граните. А мне казалось, что в этих отражениях плывет другая реальность, искаженная и изломанная, и однажды я смогу шагнуть в этот мир, нарисованный дождем.
Хронометр городской башни отсчитывал время – бесстрастный страж, сурово бдящий уходящие мгновения нашей жизни. Колокол зазвенел глухо, а дождь застучал сильнее по водостокам, заглушая своего бронзового соперника и не понимая, как слажен и гармоничен их дуэт. Симфония капель и металла. Красиво…
– Эй, вы, ну помогите же мне! – Хриплый голос весьма бесцеремонно оторвал меня от удовольствия созерцания. Обернулся, скептически рассматривая тонкую фигуру, скрючившуюся на постаменте. Подходить ближе не спешил, и мальчишка повернул недовольно голову. Лицо его казалось бледным мазком в провале серого капюшона бесформенной куртки, из–под которой виднелись мешковатые коричневые штаны и тяжелые мужские ботинки.
– Что вы там застыли? – снова окрикнул он. – Помогите мне! Он же сейчас упадет!
– Кто?
– Мрак! Да вы очнетесь сегодня или нет? Идите сюда!
Подошел я исключительно от недовольства. Этот голос и сама несуразная фигура у реки как–то нарушали гармонию этого места, мне хотелось поскорее стереть эту несуразность и снова погрузиться в бурление потока, отражение и одиночество, в котором я пребывал. Мальчишка все портил. Он застыл на самом краю гранитного парапета, так что я всерьез подумал, а не дать ли ему пинка. Один толчок, и парень свалится в воду, а река унесет его вниз по течению, на земли летнего протектората. Там, возможно, и выберется, хотя его дальнейшая судьба меня совсем не интересовала. Достаточно уже того, что его не будет здесь, в этом месте, давно облюбованном мною для уединения.
– Нет, вы что, глухой? Или не шибко умный? – Мальчишка, не подозревая о моих мыслях, кажется, сердился всерьез. Даже голос стал тоньше и звонче. – Возьмите вон ту палку и засуньте в дырку!
– Зачем? – Я покосился на мокрую и склизкую ветку, точно не собираясь брать ее в руки.
– Там мрак! Ну что непонятного? Ткните с той стороны, а я здесь поймаю! Да не спите вы! Ау, утро на дворе, солнце светит в левый глаз! Парам–пам– пам!
Я хмыкнул. В воду. Определенно. Мозги заодно прочистит: кажется, там опилок предостаточно. Шагнул ближе, намереваясь скинуть парнишку с парапета, но в дырке жалобно и тихо… мяукнуло.
– Там что, кошка?
– Кот! Я ведь говорю – Мрак! Битый час талдычу! Там закрыто, но я боюсь, что если пошерудить, он в воду свалится!
– О себе бы беспокоился.
– Что?
– Ничего. Лови своего Мрака.
Наклонился, отбросил тряпку, которой было заткнуто отверстие, попытался заглянуть. Труба была узкой – непонятно, как там вообще поместилось животное. Такие вставляют для отвода воды, если уровень реки поднимется до этой высоты. И сейчас там шевелилось что–то живое, безмозглое и мяукающее. Ветку я брать не стал, просто присел и крикнул в узкую трубу.
– Выскочил! – радостно заорал охрипший голос и закашлял надрывно. Я выпрямился, поднял голову к небу, все еще затянутому тучами. Дождь стихал, в разрыве серых клочьев даже показался кусочек синевы.
Если выглянет солнце, то этот день можно считать окончательно испорченным.
Повернулся и пошел в сторону башни.
– Эй, стойте! Вы куда?
Мальчишка догнал и пошел рядом, приноравливаясь к моему шагу. Мяукающее и безмозглое теперь сидело в глубине его необъятной куртки.
– Куда это вы?
– А что, у тебя там еще один кот застрял? – безразлично бросил я.
– Да нет, – растерялся он. – Один он у меня. Мрак. Да он и не кот еще, котенок… Хотите посмотреть?
– Нет.
– Что, вам совсем не интересно, кого вы спасли?
– Я никого не спасал. Я просто крикнул в трубу.
Мальчишка посопел рядом со мной, удобнее устраивая животное и придерживая шевелящийся комок на груди. Комок норовил сползти на живот, и парень пыхтел недовольно, но не останавливался.
– Ну, посмотреть на кого вы крикнули. В трубу. Что, ни капельки не интересно?
– Нет.
– Совсем–совсем?
– Нет.
– Так не бывает, – убежденно протянул настырный мальчишка. – Точно вам говорю. Все люди любопытные, а вы что – нет? Вы разве особенный?
– Нет.
– Вот заладил, нет и нет! – рассердился он и запыхтел еще громче. Кот затих, пригревшись за пазухой куртки. – Как будто других слов нет! Тьфу!
Я резко остановился.
– Показывай.
– Что?
– Кота.
Мальчишка помялся, переступая с ноги на ногу. В его тяжелых ботинках хлюпнула вода. Наклонил голову ниже, чтобы спрятать своего драгоценного кота от дождя, и расстегнул куртку.
– Вот. Это Мрак. Правда, красивый? А вас как зовут?
Из темного нутра и драной подкладки на меня смотрело мокрое и облезлое создание, желтоглазое и усатое, типичный представитель дворовых и беспородных семейства кошачьих. Но помимо совсем не примечательного Мрака за серой бесформенной курткой таилось и другое – острая девичья грудь, не стесненная бельем и натянувшая тонкий свитер. Я поднял взгляд и внимательнее посмотрел в лицо «мальчишки». Симпатичное лицо, курносое, с россыпью веснушек. Губы пухлые, но искусанные, с засохшей темной коркой.
– Так как вас зовут? – повторила девушка. И глаза у нее, словно мед горчичный. Темные, а в глубине янтарные.
– Никак. – Я отвернулся и быстро пошел к башне. Не оглядываясь.
***
Осень
Кристина
…– Крис, милая, где ты?
Тяжелые шаги за дверью огромного платяного шкафа, в котором она спряталась. Шкаф большой, а Криси маленькая, совсем крошка, и ей удобно сидеть на плетеном сундуке, что прячется в углу ее тайника. К тому же она не одна, с ней друг – большой лохматый пес с одним ухом: второе оторвалось, и мама все обещает пришить, да всегда находятся дела важнее.
Но Крис не жалуется, пес нравится ей и одноухим.
– Криси, детка, ну где же ты? Выходи немедленно! Хватит прятаться, вредная девчонка!
Голос все зовет и зовет, и маленькой Крис смешно, что тот, кто ищет ее, так глуп. Ведь вот она, Кристина, под самым носом, но голос то удаляется, то приближается, человек заглядывает под кровать и громко хлопает ящиками комода, как будто девочка может спрятаться в их узком пространстве, набитом всякой всячиной. А в шкаф, большой и удобный, не заглядывает. Крис зажимает рот ладошкой, чтобы не хихикать, и прижимает к себе пса.
– Криси–и–и, девочка, мне придется тебя наказать!
Она все еще хихикает, но что–то меняется, и смех застревает в горле. Огромный платяной шкаф, такой надежный и уютный, вдруг уменьшается, он становится все ýже и ýже, а сама Кристина все больше. Еще немного, и она застрянет между створок, ее сдавят деревянные стенки, расплющат, словно гусеницу.
– Криси–и–и…
Голос все ближе. И тот, кто ищет, уже не хлопает дверцами и створками, он ходит кругами вокруг ее ненадежного укрытия и притворяется, что не знает, где сидит, умирая от ужаса, его жертва. Он знает. Он все знает, и лишь делает вид, что ищет, а сам смотрит с усмешкой на шкаф, играет, потому что он любит играть. И любит ее страх, ее подкатывающую к горлу тошноту, ее панику, от которой руки становятся ледяными и мокрыми, а сердце стучит так, что больно в груди и ничего не слышно…
– Кри–и–исс, выходи, милая… Ты ведь все равно от меня не спрячешься…
И она тихо всхлипывает. Потому что он прав: не спрячется… Пес в ее руках смотрит с укором, и второе ухо ему так и не пришили…
…Со вздохом Кристина проснулась и рывком села на постели. Осмотрелась. Ночник высветил мирную и безопасную обстановку ее спальни: шоколадные занавески, молочную кушетку у кровати и светлый ковер. В углу напольная ваза, узкая и изогнутая, словно змея, в ней одинокая белая орхидея. Никаких шкафов и никаких голосов. Просто кошмар.
Девушка потрясла головой и опустила ноги, ощутив ступнями мягкий ворс ковра. В окнах темно, значит, еще не рассвело. Но она по опыту знала, что уснуть уже не удастся. Накинула на обнаженное тело скользкий шелк пеньюара и прошла на кухню. В доме пусто и тихо, домработница проживает отдельно, и приходит, лишь чтобы навести порядок и приготовить еду. Кристина не любила в своем доме посторонних. И не хотела лишних глаз и ушей. Дом, погруженный во тьму, словно разглядывал ее, прислушивался к шагам босых ног. Но девушка упрямо не включала свет, не пригибала голову и не таилась. Она шла по темному коридору, высоко подняв подбородок и ступая уверенно. Она – хозяйка. И никому не позволит себя напугать.
На кухне тоже горел ночник, но здесь Крис уже зажгла свет. Здесь уже можно. Ровное белое свечение залило удобное помещение, чистое стараниями кухарки. Девушка щелкнула кнопкой чайника. Достала из шкафа полотняный мешочек с кофе, осторожно развязала. Острый запах юга и солнца наполнил холодную отстраненность кухни, и Крис улыбнулась. Она любила варить кофе: этот процесс успокаивал и в то же время дарил вдумчивую сосредоточенность. Единение бронзовой турки, черных измельченных зерен и воды, неспешное, идущее со дна бурление, маленькие пузырьки по краям… Щепотка соли и перца, корица на кончике ножа, когда напиток готов. Первый глоток острый, бодрящий, настолько живой, что согревает изнутри своим огнем и щедро делится с девушкой этим ощущением жизни.
Хронометр показывал начало пятого, и Крис, допив кофе, неторопливо приняла душ, а потом прошла в гардеробную. Здесь тоже царил идеальный порядок: ровные ряды вешалок и чехлов, призванных защитить от пыли и моли, которая умерла бы от ужаса, лишь заглянув в это стерильное царство. На полках – туфли, полусапожки, сапоги… Все безупречного вида, как и положено истинной леди. Истинная леди…