Будущее уже было

– Именно в Крыму Николай Александрович Романов стал императором, – продолжает хозяйка. – В октябре 1894-го в царском имении в Ливадии умер его отец Александр III. В Крыму же в Крестовоздвиженской церкви приняла православие и императрица Александра Фёдоровна. Я вообще мечтаю поставить в Ливадии скульптурный памятник всей императорской семье.

– Сказать честно, удивлён.

– Я могла бы вам ещё очень много и подробно рассказывать об истории Крыма, если бы на это было время… и интерес. Здесь на Украине эта тема мало кого интересует.

– Ну, для меня, как для историка и гостя из Питера, интереса хоть отбавляй. Но, удивлён я тем, что в столь юном возрасте уже такие познания и планы.

Хозяйка сначала слегка смущённо улыбается, а потом почти откровенно смеётся:

– Вас, как и многих других, сбивает с толку мой внешний вид. Порой саму иногда даже злит, что меня не воспринимают всерьёз. Хотя, на самом деле, внешность очень обманчива. А это, кстати, – показывая на вторую фотографию, – моя дочь. Она сейчас с моими родителями в Евпатории.

Сергей от нескрываемого удивления не может даже сказать ни слова. При этом Настя как-то несколько ревностно посматривает на мужа. Миловидная и стройная девушка вновь слегка улыбается и, наконец, решается уже перейти к знакомству с гостями:

– Меня зовут Наталья. Для вас – просто, Наталья. Никаких, пожалуйста, официальных обращений. У меня и на работе этого хватает. У себя дома хочется нормального человеческого общения.

Гости по очереди представляются. Сергей берёт с комода ещё одну, заинтересовавшую его вещь – карманные часы на цепочке, по всей видимости, серебряные и, достаточно старинные. Историк прекрасно понимает, что в его руках настоящий раритет, по отчеканенному императорскому гербу на крышке. К его удивлению, часы находятся на ходу.

– Это мой Тамагочи, – с улыбкой на лице, иронизирует Наталья, обращая внимание на интерес гостя.

Сергей вновь лишь вопросительно смотрит на хозяйку, не очень понимая её иронию.

– Это часы с механическим механизмом. Безусловно, вещь старинная, и, возможно, даже, ценная, но, они требуют регулярного подзавода, иначе элементарно остановятся. Вот и приходится ежедневно следить за «жизнью» этих старинных часов, стараясь не забывать. И, сказать честно, у меня это далеко не всегда получается.

– Это императорские часы? – с осторожностью спрашивает Сергей.

– Вряд ли, – получает он неожиданный ответ. – Двуглавый орёл на корпусе совсем не означает их принадлежность к Государю вообще никакой. В Крыму ведь после революции было целое сборище гонимых этой новой большевистской властью. После всеобщего предательства царя, каждый старался чувствовать себя хоть как-то причастным к императору. Каждый офицер, каждый дворянин или представитель буржуа мог заказать себе такие часы. Полагаю, что после гибели всей императорской семьи, это уже даже стало, как дань моде.

– Откуда же они у вас? – удивляется Филатов.

– Подарили на одном из мероприятий, устроенном потомками представителей высших сословий. По ним, увы, даже трудно установить истинного хозяина. Но, надо отметить, выполнены отменно, механизм до сих пор на ходу, если регулярно производить подзаводку. Вот теперь так и продолжаю поддерживать их жизнедеятельность.

– Тем не менее, это раритетные и, достаточно, ценные часы, – утверждает историк.

– Безусловно, но, всё же, к Императору они не имеют никакого отношения.

– А тебя интересует разве только то, что связано лично с самим Императором? – под пристальным взглядом своей супруги, продолжает испытывать интерес к хозяйке Филатов.

– Меня больше интересует история царской семьи, царской династии, и всего того, что связано с ними при их жизни. А всё, что происходило уже после их гибели – это, как бы это грубо не звучало, но, уже танцы на костях.

– Странная позиция, – тихо про себя отмечает Сергей.

Хозяйка вновь выходит на кухню и уже возвращается с чайником и вазой со сладостями в руках, приглашает всех к столу и разливает чай по кружкам. И в её недолгое отсутствие Сергей испытывает очередное нескрываемое удивление после того, как здесь же на комоде обращает внимание на Грамоту от Генеральной прокуратуры Украины за «особый вклад в противостоянии организованной преступности» на имя старшего прокурора Натальи Дубровской. Филатов в очередной раз с нескрываемым удивлением пристально смотрит на молодую хозяйку и пытается сопоставить в своей голове эту хрупкую, казалось бы, совсем ещё юную девчонку и жёсткую силовую прокурорскую ответственность. Её образ совершенно не сочетается в его представлении с ведомственной правовой структурой.

Олег же всё это время не отходит от окна и с негодованием наблюдает за происходящими беспорядками. Улица полностью просматривается, а потому не возникает никаких вопросов, откуда хозяйка поняла, что им требуется помощь.

– Я каждый день наблюдаю это страшное и жуткое зрелище, – с нескрываемой злостью и ненавистью в голосе, присоединяется Наталья, – люди стали просто сумасшедшими. Гремят в барабаны, бьют щитами о землю, костры злосчастные свои палят, словно черти из пепелища встали и свои дикие танцы танцуют. С такой неистовой жестокостью и яростью в глазах откровенно убивают и заживо жгут живых людей. Неслыханное варварство.

– Самое ужасно в том, что и тех и других, как на охоте, кто-то целенаправленно отстреливает, пытаясь создать суматоху, панику и неразбериху, чтобы обе стороны ещё ожесточённее рвали друг друга, вызывая между сторонами ненависть и агрессию, – соглашается Олег.

– И эти «кто-то», эти невидимые снайперы, засели сейчас в консерватории и гостинице. С этих точек всё поле боя просматривается, как на ладони. Отстрел ведётся прицельно, но без разбора на «своих» и «чужих». Я обратил внимание на точные попадания в голову, шею, сердце. И, это не «Беркут», несмотря на то, что, кто-то пытается всё представить именно так. Я снял их на видео, – Сергей достаёт смартфон. – Смотрите. Это ряженые стрелки. Все они в милицейских касках, а снизу в обычных ботинках, и даже кроссовках. Полагаю, что это провокация. Кому-то очень нужны жертвы, причём с обеих сторон, чтобы сильнее обозлить и разозлить людей, чтобы подтолкнуть к штурму.

– В гостинице масса иностранцев и журналистов, любопытно, – Наталья внимательно рассматривает видео. – Это можно будет завтра представить, как доказательство. Хотя, каким вообще может быть это «завтра»?… Завтра у нас может уже поменяться всё руководство, и неизвестно станет ли вообще новый генеральный расследовать все эти бесчинства и откровенные убийства?..

Девушки молча согреваются горячим чаем, пытаясь напоить и раненую подругу. Марина немного приходит в себя, она уже меньше стонет, но её сильно колотит и трясёт. Раненая просит таблетки из рюкзака. В боковом карманчике находят пакетик с очень крупными ярко розовыми таблетками. Марина бросает одну такую в горячий чай. Таблетка моментально растворяется.

– Что это за лекарство? – интересуются подруги.

Она отвечает только, что сейчас станет лучше.

– Марина, это то, о чём я думаю? – пытается расспросить её Маша. – Именно это вам раздают на Майдане?

Марина ничего не отвечает, лишь жадными глотками пьёт получившуюся смесь.

В этот момент звучит сигнал домофона, и через минуту на пороге квартиры появляется Тарас в мощных берцах и кожаной куртке с чёрно-красными нашивками на рукавах. Хозяйка в недоумении и даже с нескрываемым презрением в глазах, встречает нового гостя. Тарас также молча очень пристально смотрит в глаза Натальи, не отводя взгляда.

– Не удивляйся, пожалуйста, – прерывает образовавшуюся паузу Сергей, – это наш друг. Он приехал нам помочь… А эту милую девушку, хозяйку квартиры, что приютила нас, зовут Наталья. И, между прочим, она прокурор.

– Звучит угрожающе, только мне бояться нечего. Я никого не убиваю, в беспорядках не участвую… Хотя, хотел бы я знать, какое деяние я должен совершить, чтобы предстать перед таким прокурором? – не отрывая глаз от хозяйки, попытался шутить новый гость.

– Хватит паясничать. Этого удальца зовут Тарас, – представляет товарища Сергей. – И, как я уже сказал, он прибыл к нам на помощь.

– Главное, вовремя успеть, – Тарас заходит в комнату. – Где она?

Марину опять покидают силы. Маша постоянно вытирает пот с лица подруги и делает перевязку. Рядом на полу уже ворох окровавленных бинтов и повязок.

– Хорошо ещё, что пуля прошла насквозь. Но, большая кровопотеря. Дело плохо. Нужно срочно к врачу.

– Я знаю, куда мы её отвезём. Здесь в Михайловском Соборе развёрнут полевой госпиталь. Там есть операционная. Быстро собираемся, – командует Тарас, пытаясь на руках поднять раненую.

Все бросаются одеваться, но, тут Олег, поняв, что все в машину не войдут, вопросительно смотрит на Сергея.

– Я думаю, что вам всем пока нельзя выходить из укрытия, – подумав, Филатов пытается спланировать дальнейшие действия. – Мы с Тарасом оставим Марину в госпитале, заберём вещи из гостиницы и вернёмся за вами. Твоя задача, Олег, охранять пока девчонок. На тебе важная ответственность. Если, конечно, строгая хозяйка позволит нашим дамам ещё злоупотребить вашим гостеприимством? И, позвоните отцу, узнайте, что там у них происходит?

– Строгая хозяйка с удовольствием позволит… Зачем вам где-то искать укрытие, оставайтесь здесь, – соглашается с планами Наталья. – У меня вы в безопасности. И мне не скучно. Я сегодня уже никуда не собираюсь.

Поблагодарив за понимание, на том и порешили. Тарас, с Мариной на руках, спускается и идёт к уже знакомому белому автомобилю, припаркованному в соседнем дворе. Сергей следом с её рюкзаком. Мужчины укладывают раненую на заднее сиденье. Тарас протягивает Сергею ярко-зелёную жилетку и новенькую металлическую каску с надписью «Пресса»:

– На всякий случай, чтобы ни у кого не возникало лишних вопросов.

– У кого, – возмущается Сергей.

– Мало ли. Я же сказал, на всякий случай. А случаи всякие бывают, ты знаешь.

– У меня же ни видеокамеры, ни фотоаппарата нет.

– Снимай на телефон, скажешь, что ты блогер.

Машина рванула с места. Уже через несколько минут они въезжают в ворота монастыря. На входе стоит священник, который посмотрев, кого мы везём, указывает, с каких дверей лучше подъехать. И до того узкая дорожка на территории, сплошь усеяна ранеными. Кто-то уже после получения необходимой помощи с перевязанными руками, ногами, головами от усталости сидит или лежит, кто-то ещё весь в крови ждёт помощи. Санитарки в жилетках с красными крестами хаотично перебегают по территории от одного к другому. Медленно передвигаясь сквозь эту массу народа, автомобиль останавливается возле нужного входа, Сергей вытаскивает уже совсем ослабшую Марину и на руках вносит в здание храма. Тарас впереди «прокладывает путь», отстраняя других руками в стороны.

Добежав до импровизированной операционной, обустроенной в трапезной, они укладывают раненую на стоявшую свободной кушетку. Подоспевшие санитарки быстро осматривают и пытаются снять куртку. От боли Марина начинает сильно стонать и даже кричать. Рука её совсем висит без движения, и каждое прикосновение причинят дикую боль. Несколько операционных зон отделены от посторонних глаз полупрозрачной тканью, и что там происходит не видно. По теням понятно, что в каждой какое-то движение. Понятно и, что все столы заняты, непонятно лишь, насколько долго продлятся операции. Все доктора задействованы. Правда, уже через пару минут занавес одной из таких операционных открывается, и оттуда на каталке вывозят прооперированного. Доктор, не снимая маску и перчаток, сразу подходит к Марине, и, только посмотрев, сразу даёт указание: «Готовьте к операции». Потом обратившись к ребятам, спрашивает: «Вы родственники?» Мужчины, переглянувшись между собой почти в голос отвечают: «Нет. Просто знакомые. Нашли её на площади». Тарас протягивает санитаркам рюкзак: «Документы её здесь». В ответ получают благодарность за содействие и с просьбой не мешать, указывают на дверь. Ребята быстро покидают здание собора и выезжают с территории монастыря.

– Давать второй шанс жизни, лечить и исправлять человеческие тела в окружения икон, как же это символично и монументально. Никакая душа не пожелает расставаться с телом, когда на тебя сверху смотрит столько святых, – закрыв глаза, пытается представить Тарас.

– Не богохульствуй, а на дорогу смотри, – усмехается товарищ.

Проехав окольными путями через переулки, машина останавливается у гостиницы. У входа стоит компания с нашивками и какими-то знаками на рукавах. У нескольких в руках ружья, у остальных биты и другие какие-то предметы.

– Здание охраняется повстанцами, – поясняет Тарас. – Выходим из машины вместе, держись немного за мной в стороне. Когда дам знать, заходи.

Подойдя к охранникам из отряда самообороны, он минут пять что-то объясняет и весело рассказывает, после чего машет рукой, и Сергей сквозь пристальные взгляды заходит следом за своим товарищем. Ещё через пять минут друзья уже, погрузив вещи, отъезжают от гостиницы.

– Ну что, обратно, к этой милой красотке? – весело спрашивает Тарас.

– Я смотрю, а она тебе понравилась? Ты прямо глаз с неё не спускал.

– Вот только она ненавидит таких, как я.

– Ну, ты же знаешь, что от любви до ненависти…

– Вот именно. А не от ненависти до любви, – уточняет украинский друг.

– А вот отчаяние – это последнее дело. Это значит – сдаться, – возражает его русский друг. – Олег звонил, просил по дороге заскочить ещё в лагерь Антимайдана.

– Ты мне вот в этом предлагаешь там появиться? – Тарас указывает на свою куртку.

– Там же не такие отморозки, как ваши. С битами на тебя не набросятся. Интеллигентные люди.

– С битами, может и не набросятся, а вот разъярённые мамаши и в лицо могут плюнуть.

– Боишься, что ли идейных пенсионерок? – усмехается Сергей. – Да ты не боись. Михалыч ведь тебя знает. Он в обиду не даст, не позволит учинить прилюдную расправу.

– Смешно… – буркнул Тарас.

Вновь переулками мимо активно бегающим по улицам то тут, то там активистами, белоснежный внедорожник паркуется рядом со стоящей вдоль дороги колонной больших стареньких автобусов. Друзья быстро бегут к палаткам, где масса народа уже активно собирают по сумкам и рюкзакам остатки вещей и еды. Защитники власти вынуждены спешно сворачивать палатки и транспаранты, сгружая по автобусам. Наконец, среди этой суеты Сергей замечает Александра Михайловича. Но, тот, вдруг, ни сказав ни слова, тут же с ходу хватает за грудки Тараса и, с силой прижимая его спиной к бетонному забору. Он буквально кричит в лицо:

– Отдайте мне моего сына, сволочи!!! Где мой сын?!!

Тарас без сопротивлений, молча спокойно, почти не моргая смотрит в заслезившиеся глаза полковника.

– Мой сын в плену у ваших мразей и отморозков!!! – продолжает истерично кричать в отчаянии убитый горем отец.

Сергей начинает понимать, что произошло, и, пытаясь успокоить полковника и разрядить обстановку, руками слегка протискивается между мужчинами:

– Александр Михайлович, прошу, давайте спокойно без нервов обсудим ситуацию.

– Верни мне сына! Верни мне сына! – продолжает настаивать тот на своём, и потом слегка успокоившись, добавляет. – Помоги найти мне его. Его ваши утащили на площадь.

– Александр Михайлович, мы обязательно поможем, – продолжает попытку успокоить Сергей, смотрит на Тараса, потом опять на полковника. – Я помогу! Я обещаю.

Отец, уже не скрывая слёз, несмотря на то, что на полголовы ниже ростом, продолжает крепко удерживать за грудки мужчину в форме радикальной группировки, пытаясь выместить всю свою накопившуюся внутри злость, именно на этом парне. Тарас, молчавший всё это время и, направив взгляд мимо плеча полковника, наблюдая за происходящим внизу среди митингующих, спокойно произносит:

– Вам нужно поскорее собираться, полковник… чтобы избежать ещё большего количества потерь.

– Ты что, сволочь, мне ещё и угрожать вздумал?! – вновь пытается прижать его к стене возмущённый отец.

Но, Тарас лишь спокойно глазами указывает посмотреть вниз. Обернувшись, все смотрят, как внизу многочисленная группировка молодчиков с красно-чёрными повязками на рукавах с битами и палками руками указывают в их сторону. По их жестам понятно, что главарь объясняет тактику захвата, указывая, кому с какой стороны заходить.

– Александр Михайлович, – Филатов вновь пытается уладить обстановку. – Не время для разборок, Тарас тут не причём. Я Вам обещаю, мы останемся здесь и сделаем всё, чтобы найти и привезти с собой Мишу. А вам нужно очень спешно грузиться и уезжать отсюда. Иначе будет разгром, будут новые жертвы. Всюду стреляют. Убитых на улицах уже десятки. Сохраните хотя бы своих. Быстро увозите их отсюда.

Полковник вроде приходит в себя, оценивая сложившуюся обстановку, отпускает руки, отходит в сторону.

– И ещё, – продолжает Сергей, – убедительная просьба, заберите с собой по дороге Олега с девчонками. Пусть они уезжают домой с вами на автобусе. А я постараюсь найти Михаила и вернуться с ним. Я обещаю, что сделаю всё возможное. Я надеюсь, что с ним всё в порядке.

– Если он ещё жив, конечно… Они ведь ставят там ребят на колени и заставляют присягать новым лидерам, этим фашистам… А, он не станет. Я его знаю… – потом, немного помолчав, добавляет. – Спасибо тебе. Сделай, пожалуйста, что сможешь. Я всё понимаю, что возможности не безграничны, да и не твоя это война, вообще, но… Я буду на связи.

– Александр Михайлович! Это наша общая война. Война за правду. За правое дело. И если нужно, значит сделаем невозможное.

Мужчины замечают, что агрессивная группировка внизу уже распределилась на части, и каждая из них бросается с разных сторон, чтобы взобраться на возвышенность, где располагается лагерь крымского Антимайдана. Полковник громко командует всем своим: «Быстро все в автобусы. Бросаем здесь всё, что не успели собрать. Отъезжаем!!!»

Кто ещё оставался в лагере, бросаются в автобусы, прихватывая что-то по дороге, остальные уже ждут внутри. Тарас с Сергеем также быстро запрыгивают в автомобиль и отъезжают. Следом один за другим отъезжает колонна автобусов. В опустевший лагерь вбегает с криками и свистом разъярённая толпа отморозков и палками начинает крушить оставшиеся палатки и столы. Пытаются догнать последний автобус, бросая по окнам палками и булыжниками. Полетели в автобус и бутылки. Одна попадает в борт, разбивается, но, не загорается. Другая попадает в колесо, отскакивает и разбивается об асфальт, разгораясь ярким пламенем, так и не задев автобуса. Другие бутылки со смесью цели не достигают и также разбиваются об асфальт, оставляя за собой огненные дорожки.