Мир Ванты Ху

Были и небылицы

После кафе они не смогли расстаться, засиделись в фойе гостиницы в креслах, спрятались за старомодным разлапистым пыльным фикусом. В деревянной кадке, старомодной тростью, торчало целое дерево с прочными зелеными ладонями. Сценарист напомнил Егору о рассказе, начатом им в одноместном номере в предыдущий день. О газовом, «небесном» разряде на месте исчезновения отца…

– Да-да, – живо откликнулся Егор. – В ясный, погожий день это не могло быть обычной молнией. С виду это было сияние, сошедшее с небес. Оно никак не напоминало молнию, скорее – газовый факел, прорвавшийся сквозь облака. Витя Крамаренко не слышал ни звука разряда, ни грохота. Возникло объёмное шипение, будто из-под земли, из расщелины скалы вырвался газ. Геолог находился метрах в пятидесяти от отца и отчетливо видел, как тот исчез в ослепительно-синем столбе пламени. Разумеется, словам Крамаренко никто не поверил. Начальство, под расписку, строго-настрого запретило геологу распространяться на эту тему. Официальная версия была такова: «археолог Артем Плещеев пропал без вести в тайге при невыясненных обстоятельствах».

Мне было в то время, кажется, лет девять – десять. Не помню. Дядя Витя вернулс из экспедиции, наведался в школьный интернат в Хантах, навещал меня несколько дней к ряду, подолгу беседовал со мной, обещал усыновить, как только женится. Он подробно описал свои впечатления от исчезновения своего друга и моего отца. Газовый факел, струя или газовый разряд с облаков, как хотите, так и назовите, должен был сжечь моего отца. Но он исчез. Без следа. Это было странно, удивительно, необычно и… страшно даже для закалённого бродяги – геолога. Дядя Витя провозился со мной неделю, водил в кафешки, угощал мороженым. Перед отъездом в очередную экспедицию, дядя Витя скис, ходил обрюзгший, небритый, похоже, выпивал без меры и не спал по ночам. Передал мне в пакете рукописный дневник отца, в мятой общей тетрадке, долго рассуждал на скучные темы холостяцкой жизни в городе. Перед расставанием заверил: отец обязательно даст о себе знать. Как это могло бы случиться, не пояснил. Надо было надеяться только на чудо.

Через полгода я узнал: геолог Крамаренко погиб. Вернее, исчез самым мистическим образом километрах в пятидесяти от Патомского кратера32. В местных легендах эту уникальную гору, среди бескрайней тайги, напоминающую застывший вулкан с каменным яйцом в кратере, местные народы называют «Гнездом Огненного орла».

– Да. Знаю об этом «природном» феномене, – поддержал разговор Сценарист.

Егор оживился. Он уже не отрабатывал «принудиловку», не развлекал гостя Югры, включился в беседу, которая тоже обогащала его, заряжала энергией и оптимизмом. В лице Сценариста буровик приобрел не только заинтересованного слушателя, но и сподвижника по философским рассуждениям на тему бытия на Земле и вне…

– Откуда узнал о кратере? – поинтересовался Егор.

– Пролётом из Иркутска в Бодайбо на съемки документального кино, – пояснил Сценарист, – среди холмов и тайги, мы увидели с вертолёта эту необычную гору с «яйцом» в кратере. Посоветовались, решили приземлиться неподалёку, оставить четырех человек с видеокамерой. Нельзя было упускать шанс собрать уникальный материал о необычном природном феномене. Авантюристы. Молодые и задорные были. Не задумались об опасностях и ответственности за человеческие жизни. На обратном пути подобрали коллег. Все остались живы и здоровы. Но ни одного кадра отснять им не удалось. Аппаратура вышла из строя.

– Аномальная зона! Без вопросов! – обрадовался Егор некоему подтверждению своих догадок и размышлений. – Расскажешь подробней?

– Конечно. Но сначала ты, – попросил Сценарист. – Не прерывай рассказ, а то у меня логическая связь со всеми эпизодами разрушится.

– Хорошо. Договорились. Так вот, – продолжил Егор. – Тетрадки с заметками геолога Крамаренко пропали. Мне досталась бандероль с заметками отца в ученических тетрадках в клеточку, присланная дядей Витей по почте на адрес интерната.

Рассказчик примолк, украдкой взглянул на наручные часы, задумчиво уставился, сфокусировался на крестовине рамы окна холла гостиницы. Синеватый отсвет уличных фонарей превратил его лицо в пластиковую, бесстрастную маску, с утонченными чертами живописца, поэта, но никак ни буровика, обветренного, «забуревшего» в дождях и морозах.

– Мистика с исчезновением близких людей, друзей и знакомых продолжалась всю мою жизнь. Но это долгий разговор, на всю ночь, – усталый Егор умолк, снова напряженно глянул на наручные часы, засобирался уходить, но решил уточнить с неким последним надрывом недоверия к незнакомцу. Вдруг тот воспользуется его историей и выдаст за свою.

– Вам-то для чего нужны все эти безумные бредни и россказни сумасшедших?! – воскликнул он.

– Сам такой. И почему безумные бредни? Вполне реалистичные. И не такое слышали и видели.

– Сценарий напишете?

– Вместе напишем.

– Не, у меня не получится, – признался Егор. – Даже заметки и дневниковые записи выходят корявыми, нескладными. Не умею записывать, логично и упорядоченно излагать на бумаге свои мысли и рассуждения.

– Значит, буду вашим литредактором, – вполне серьезно сказал Сценарист. – У меня примета такая: если из очередной киноэкспедиции привожу интересные материалы, значит, будет увлекательное продолжение.

– За продолжение! – Егор приподнял бутылочку с газированной минеральной водой. Пузырики весело метнулись к горлышку пластикового сосуда и громко зашипели. Сценарист удивился обострению слуха. Он услышал шипение пузырьков газа в маленькой бутылке среди шума, гама постояльцев гостиницы. Небритые мужики, с рюкзаками и баулами, толкались у стойки регистрации. Кто-то, наглый и выпивший, пытался перекричать более культурного, сдержанного товарища и спрашивал у молоденькой дежурной, работает ли ближайший ресторан и можно ли пригласить в номер «девушку легкого поведения», шлюху, короче говоря.

– Чужаки, – уловив взгляд Сценариста на толпу вновь прибывших, пояснил Егор. – Разнорабочие на буровые, трактористы, дизелисты, водители. Временщики. За длинным рублем едут.

В ту ночь долго не удавалось уснуть. Под впечатлением услышанного, прочувствованного, Сценарист бездумно пялился на синюшный, оштукатуренный потолок номера, в синих разводах известки, напоминающих снежную позёмку на льду, наблюдал в рассеянном свете уличного освещения за причудливым мельтешением теней листвы деревьев на чернильном экране пыльных стёкол окна, ежился от влажной прохлады, лежал в коконе колючего казенного одеяла, пропахшего кислятиной «санобработки», как выразилась пухлая дама с фигой волос на макушке, дежурная по этажу. Он пытался восстановить ход событий в тот памятный вечер, когда помбур Егор Плещеев впервые показал ему бурый, в светлых прожилках камешек.

Сценарист отчетливо вспомнил, как под вечер они перешли в его номер, как он прикоснулся к камню, почувствовал на кончиках пальцев и в ладони колкие разряды статического электричества. Затем… произошел провал в памяти, и очнулся он на следующий день в кафе. Это было действительно странно, словно он потерял сознание вечером и пришел в себя только в полдень. Чем больше Сценарист сомневался в реальности произошедшего, тем больше волновался и нервничал. Так, вероятно, человек сходит с ума, когда не может сопоставить реальную жизнь и «глюки», предлагаемые больным или буйным воображением.

Успокоение пришло постепенно, под утро. Пыльное стекло окна зарозовело к восходу. Поспать не удалось. Короткими эпизодами – вспышками сознания Сценарист начал более подробно вспоминать, как проводил Егора в тот вечер до порога, не сразу смог запереться изнутри на ключ. Дверь номера, из гипсокартона на деревянной раме, перекосилась, просела, пришлось приподнять ее за ручку. С проворотом ключа, язык со щелчком замка вошел в углубление. Утром следующего дня, перед встречей с Егором в кафе с деревянными столами и стульями, шипел в душевой кабине кран, громко «кашлял» ржавой водой. Явно привиделось замызганное настенное зеркало над раковиной умывальника, «оплёванное» брызгами зубной пасты предыдущими постояльцами. Хотя на другой день сам отмыл зеркало до блеска. Несущественные, казалось бы, мелочные, неприятные воспоминания вернули Сценариста в размеренное русло реальной жизни. Он успокоился, смирился с «глюками», уснул.

Вероятней всего, странный, необычный камень неким энергетическим воздействием может «стирать» из оперативной, «короткой» памяти человека незначительные, ежедневные эпизоды. В «глубокой» памяти они всё же сохраняются «запасными файлами». Случайно, вовремя или некстати, их порой удается вспомнить, «вытащить» из запасников памяти. Хорошо, когда это происходит вовремя, тогда можно призадуматься, остановить себя от опрометчивого поступка.

Мирриады нейронов человеческого мозга способны творить чудеса или доводить до сумасшествия. Никто пока так и не разгадал тайны устройства человеческого мозга, как и влияние на него самых невероятных земных и вселенских факторов.

Встретиться вновь им удалось только через неделю. Беседа в номере гостиницы, без застолья и дежурной чашки чая, получилась дружеская и обстоятельная. Словно перед долгим расставанием, несколько обреченно, как показалось Сценаристу, Егор заявил, будто пришел сдаваться на милость победителю, что готов рассказать о себе и об отце всё, и во всех подробностях. Признался, накопленный материал лежит без дела, а он сам никогда не доберется до «высокой литературы».

Сценарист скромно отшутился. Ни до «высокой», ни до «литературы» ему, похоже, самому не дотянуться. Но попытки постичь писательский труд продолжались. Подбодрил рассказчика: материалы для необычного сценария могут получиться очень даже интересными, увлекательными, спорными.

– Сценарий – разве не литература? – уточнил Егор.

– Сценарий – план действия для режиссера и структура будущего романа для самого сценариста, который мечтает стать писателем.

Егор благосклонно, добродушно усмехнулся, выложил на журнальный столик толстый пакет из плотной коричневой упаковочной бумаги и сообщил:

– Могу оставить на время. Прочти. Много мусора, лишних фактов, наблюдений, рассуждений, но и много странного, неоднозначного, любопытного. На первый взгляд, откровенно бредового, фантастического. Мои наблюдения, сумбурные записи со слов очевидцев, вырезки из газет и журналов.

– Немало, – поддержал общий интерес Сценарист.

– Сохранилась моя детская перерисовка иллюстрации из польского журнала о встрече истребителя «Мустанга» с «летающей тарелкой», – Егор расслабился, вновь почувствовал искрений интерес приезжего, готового к любому варианту сотрудничества, и рассказывал без пауз часа два.

Ощущение времени было утеряно. Желтое марево скудного освещения комнатки погрузило их в сферу отстранения от реальности. Синий запыленный прямоуголник окна – это было выход в космос. Желтая, обитая оргалитом дверь комнаты – возвращение на грешную Землю.

– С получением бандероли от Крамаренко, с его записками и предостережениями «никому и никогда не показывать этих бредней», с просьбой «затаиться, пока не вырасту», – продолжил Егор, – я и затаился в ожидании предсказанных дядей Витей «знаков судьбы», «явлений сверху»… и прочего неоднозначного. Любому взрослому всё наговоренное геологом могло показаться чепухой, фантазией сумасшедшего бродяги. На меня, ребенка, записки геолога произвели сильное впечатление. Мне покзалось, эти письма написал мне с неба… сам отец. Только не держите меня за шизофреника или сумасшедшего!

– Сам такой, – успокоил Сценарист. – Не держите меня за здесь, а держите меня за тут, как сказали бы в моей любимой Одессе. Продолжай. Не изводи себя сомнениями.

– Хорошо. Вот, я и стал ждать знамений, – обрадовался Егор моральной поддержке малознакомого человека. – Неких предзнаменований. Необычных небесных явлений. Пропадал в библиотеке интерната. Много перечитал книжек, журналов, подшивок газет. Занялся изучением материалов на тему аномалий и паранормальных явлений в нашем крае! Ждал в школьном интернате, ждал в ПТУ, ждал два первых курса в ВУЗе, в «нефтяшке», – увлечённый рассказчик сделал интригующую паузу и продолжил:

– Не поверите, – дождался! В конце восьмидетятых стал свидетелем прибытия на Землю Небесного Шамана.

В печальной и снисходительной усмешке у гостя Югры чуть дрогнули губы. Он с сомнением качнул головой. Увлеченный воспоминаниями, Егор этого не заметил. Ярлыки «клоуна», «балагура», «словоблуда» и «фантазера» местные друзья, знакомые, коллеги и начальство на помбура навесили давно, относились снисходительно, как к мечтателю не от мира сего. Задумчивое молчание приезжего Сценариста воспринималось рассказчиком правильно, как искренняя заинтересованность.

– Учился в те времена в тюменской «нефтяшке»33, – продолжил Егор. – Темень у юноши в мозгах случилась полная: по жизни, в учебе, – во всём. Никакого интереса к нефтегазу. Хотелось авантюр, куража, хотелось бродяжничества по тайге и горам с геологами, копания в земле с археологами. Напросился подсобным рабочим в геофизическую экспедицию. Был 1989 или 90-ый год, точно не помню.

Поздним вечером, после полевых работ, валялись мы на полатях в бытовках, трепали языками, готовились ко сну. Услышали мощный шум, эдакое сумасшедшее потрескивание по всей таежной округе, будто бешеное стадо оленей, тысячи на полторы голов, ломилось по сухостою и бурелому прямо на лагерь. Выбрались из бытовок глянуть. Остолбенели. Иссине светло было, как днем. Казалось, над черной тайгой запалили неоновые фонари в полнеба. В чёрную полночь! При ущербном полумесяце и низкой облачности. Обычно, без фонарика по лагерю двух шагов не пройти. Но тут – сияло эпохально!

Стоит, глазеем. Остолбенели! Если не сказать круче!.. Над краем тайги «тарелка» зависла. Летающая. Ааагроменная, с футбольный стадион. Стального цвета. Нет… скорее, – темно-синего. Ослепительная, сияющая, мерцающая миллионами огоньков. По всей этой грандиозной люстре сияют гирлянды весёленькой, праздничной иллюминации.

Ладно бы я один такой в тайге торчал, пень офигевший, а то ведь целая орава рядом топчется, воет от восторга. Сейсмопартия номер «четырнадцать», человек на двадцать пять – тридцать. Все рты разинули и обалдели от потрясающей небесной катаклизмы!

Неделю без продыха пахали, дорабатывали «план» ударными темпами. Нельзя было сорвать рабочий график. Премии летели бы, надбавки. Ни капли спиртного до выходных в рот не брали (!), – по приказу начальника партии, грозного и могучего нашего верзилы с фамилией Клокота. За бухло – расстрел на месте! Вещмешок, вертушка34 и – домой, без зарплат и премий!

Короче, стоим, одуреваем, любуемся жутко красивым явлением природы. Висит эта великолепная зараза минуту, другую, третью! Даже тарелкой-то не назовешь! Завис стальной стадион как раз над нашим лагерем, краем сверкающего блина тайгу зацепил. Генка Симага метнулся в бытовку за ФЭДом35. Фотограф он был у нас отменный. Фоток не допросишься. Негативы то перепроявит, то недофиксирует, то – засветит.

Как назло, блин небесный в тот самый момент распустил веер сверкающих лучиков, помельтешил ими, будто сосканировал местность, а заодно и нас, мелкотню людскую. И тут меня в правое предплечье, будто что ужалило, прижгло. Думал, тварь какая, ползучая укусила, гнус или комарьё. Не сразу обратил внимание от общего шока. Тарелка лучики – щупальца втянула внутрь, плавно стронулась с места и грандиозным утюгом так низенько-низенько прошлась над верхушками сосен до ближайшей горушки. Затем кааак стартанет вертикально вверх! Только облака завихрились, кучкой грязной ваты и мусором разлетелись по ночному небу.

Всех нас, зевак дурных, варежки от удивления открывших, горячей волной воздуха опахнуло. Очнулся, вспомнил о боли в плече. Думаю, что за дурнина ужалила?! Как позже выяснилось, не меня одного. Зашел в бытовку, глянул на прожженную дырку в ветровке, как от сигареты. Снимаю брезентуху, закатываю дырявый рукав рубахи до плеча. В том самом месте, где дырка прогорела, – ожог размером с грецкий орех. Ребята – в шоке! Еще троих наших почти так же обожгло. Бульдозериста Сашку, геофизика Никиту и копателя Жору Кудрявого. Жора – лысый был, как обглоданная кость. Отсюда и кличка. Ожоги у мужиков поменьше, правда. Но глубокие. Заживали долго, у кого с неделю, у кого – с месяц. Наши удивляются, какие твари могли нас так покусать?! Через пару дней ранка у меня слегка поджила, гляжу, на коже буква нарисовалась…

С готовностью, видать, показывал не раз, Егор расстегнул праздничную, цветастую рубашку до пупа, стянул с плеча. Предъявил на правом предплечье отчетливый белёсый шрам в виде буквы «А». Шрам выглядел, как схематичный символ ракеты, выписанный детской выжигалкой36.

– Хорош брехать-то!.. Обычно отмахивались друзья, – сам же иронизировал Егор. – Не верили в мои россказни и байки. Говорили: сам прижёг. Татуировка. Сначала обижался, отмалчивался. Потом стало безразлично: верят – не верят. Пофиг. Но, я так полагаю, НЛО мне привет от отца передал.

Сценарист не выдержал, насмешливо нахмурился, скривил губы, недоверчиво качнул головой. Егор сделал вид, что не заметил иронии и недоверия, продолжил:

– Ребят с геопартии тоже пометили. Для чего? Не знаю. Тайны, покрытые мраком бытия. Сашка – бульдозерист пропал в тайге, по пьянке пошел с берданкой на лося. Ни Сашки, ни берданки. Наш учёный фрукт, выпивоха и бабник, геофизик Никита в Петербург укатил. Ни слуху, ни духу. Жорик утонул той же осенью в Оби. На спор, за литр бормотухи, на остров решил сплавать. Может, ноги свело, может, под буксир или баржу попал.

– Такие дела… Да, о небесной тарелке… Хотите – верьте, хотите – проверьте. Адреса нескольких свидетелей явления, ребят с геопартии, кто в Сургуте остался, могу отписать с пребольшим удовольствием.

Отвальная

Как не поверить хорошему рассказчику? Не сразу, но Сценарист поверил. Не просто поверил, сам объединился с новым товарищем, доверился, поделился своими домыслами, соображениями, фантазиями.

Основная съемочная группа телесериала «Золото Югры» в начале сентября вернулась в Москву. Нефтяники, от широты душевной, позвали на «отвальное» застолье Сценариста. Во всей этой канители со съемками фильма, тот взвалил на себя еще обязанности исполнительного продюсера, отвечал за производство, задержался в Сургуте на неделю: готовил отчёты, подписывал кипы нужных и ненужных отчетных бумажек.

Помбур Егор Плещеев, щуплый, вихрастый, словно подросток, в скромном «ширпотребовском» костюмчике первоклашки, скромно присел у входа в банкетный зал, у краешка длинного, составленного стола. Сценарист поймал, как дед Мазай в лодке, его умоляющий взгляд зайца, застрявшего в болоте, мол, спасай, только тебя и жду.

Рыбными деликатесами и мясными закусками был заставлен длиннющий стол, персон на сорок. Рыбка горячего, холодного копчения, осётр, нельма, муксун, стерлядь, для разнообразия – пелядь37. Мясные закуски не перечислить, для экзотики, приезжим предложили – медвежатину с олениной. На первое стерльяжка ушица. На второе, под заказ, – рыбные и мясные блюда. Выпивка – в изобилии: дорогущий коньяк категории ХО38, водка кедровая, местного разлива, французское вино семи марок.

Егора позвали развлекать публику, но, после первых выпитых рюмок, о нем забыли, даже не дали высказаться в тосте. Помбур загрустил, примолк, раза два, не больше, приложился к рюмочке коньяка под закуску. Переместился ближе к Сценаристу и только для него, как бы впервые, завел беседу, под шумные выкрики товарищей по застолью.

– Хотите, значит, экзотики, господа этнографы – киношники и прочие, к ним примкнувшие? – куражился помбур Егор Плещеев, но с доброй усмешкой поглядывал только на Сценариста, для кого, собственно, и был весь сказ.

– Пажалте, откушайте сибирских блюд, – шутливо претворил Плещеев свою историю о встрече в детстве с легендарной Царь-девицей. – Да-да. Имеется такой важный мифический персонаж в хантыйском эпосе. Вернее, встретился я в детстве с ее наследницей, – уточнил помбур. – На всю жизнь запомнил дикарку. Чуть не пристрелила, дурная! История эта случилась лет двадцать назад близ Русскинской.

Из-за стола послышались пьяные выкрики коллег Егора по буровой, «друганов» Серёги из местной «братвы».

– Брехня!

– Хватит туфту гнать!

– Завязывай базар! Выпьем!

– Так ты трахнул ту девку? Или нет?

– Давай про Тунгусску!

– Что там взорвалось над тайгой?

– Кто с ним «тарелку» в небе видал?

– В геопартии?

– Эт в восьмидесятых?

– Ага.

– Я видал, – словно недовольно хрипло и внушительно откликнулся сутулый, хмурый, патлатый, седой мужик в мятом, клетчатом пиджаке пошива фабрики «Большевичка».

– Врёшь! – весело вскрикнул худой, пучеглазый, юркий болтун в рубашке расцветки «дикое поле» с местного «вещрынка», типаж, без которого, кажется, не обходится ни одно застолье. Этакая затычка во всех дырках.

– Да пошел ты! – огрызнулся Хмурый. – Видал и – точка. И не я один, – и замолк.

Убеждать подвыпивших товарищей по застолью, что было в реальности, а что нет, – бессмысленно. В таких случаях или веришь рассказчику, или нет. Проверить-то невозможно.

– Огненные шары в районе Отортена и до гибели группы Дятлова видели многие. Местные манси, туристы, военные и даже зэки из ближайшей зоны, – попытался поддержать протухающий интерес собравшихся заезжий Сценарист, но оживления в перекошенных лицах выпивох не заметил.

Егор примолк, извинительно глянул на Сценариста. Тот мотнул ему головой в сторону выхода, мол, уходим, нечего тут делать.

Увлекательную историю Егор досказывал специально для дотошного, любопытного Сценариста на следующий день, когда помбур зазвал гостя Югры на прощальный «опохмел» в рабочее общежитие.

Тёмные лестничные переходы они преодолевали будто в жутком квесте. С этажей доносилась ругань жильцов, грохот шагов по дощатому полу. Казалось, солдаты всей казармой бегали, топотали в кирзовых сапогах. И вонь!.. невыносимма вонь накрывала с головой и заволакивала уши до звона. Запах в общежитии представлял собой гремучую смесь мужского пота, нестиранных портянок, отходов, пищевых и естественных, человеческих.

– Не самое лучшее место для бесед, – посетовал Сценарист, пока они забирались по лестницам на пятый этаж.